«красок меньше, гаснут фонари,
а внутри лишь ямы, ямы, ямы…»
— Всё это — ебаный пиздец… — Даня не слышит собственных слов, только звон в ушах и шепот стен, что утонули в бесчисленном количестве теней. Всё вокруг движется, живёт, кричит, молится и танцует, только Кашин, словно полумёртный жук, ползёт по полу и сам не понимает где находиться. Он должен быть в собственной квартире, так почему же комната вдруг стала такой огромной или, быть может, он уменьшился? — Где?.. — рука отчаянно шарит по карманам, но одну пачку таблеток он выкинул с балкона ещё полчаса назад, а другая… Значит, сегодня всё-таки он наконец покончит со всем этим блядским миром. — А к чёрту!.. — Даня чувствует, что его голос надрывается и как сильно болит горло, но он упрямо не слышит себя — уши словно заложило ватой, а тело ощущается как какая-то игрушка антистресс, которую забыли на остановке и она полностью промокла, утеряв свои силы против стресса. Даже наоборот, от такой слабости Кашин хочет причинить себя как можно более сильный урон, ведь себя не жалко. Он повсюду, он уже заполнил пространство, он смотрит из всех щелей. Кто такой он? Нет, это они!.. Глаза, глаза, глаза… Они повсюду, они следят за каждым движением Кашина. Они отбирают его воздух. Они душат его. Эти вечно наблюдающие шипящие соседи переодически лопаются и из них вырываются полчища маленьких жучков, что заполняют стены и потолок. Но их количество не уменьшается, наоборот — они заполняют всё больше и больше пространства. В окнах, в углах, на потолке, на теле Кашина. Вокруг всё больше и больше красных глаз, что будто смеются над его попытками убежать из этого ужаса. Стука сердца почему-то не уловить, хотя Даня отчаянно пытается схватиться за место, что когда-то билось и ревело от любви, разодрав себе кожу на груди. Слишком сильная боль. Слишком жарко. Слишком, слишком… От боли хочется вырвать собственные волосы и убежать, наконец, от этих ужасных глаз, что вот-вот сожрут и утащут его во тьму, из которой не выбраться. Но сил нет, боль поглащает его с каждым днём всё больше и больше… Уже нет просто Дани, есть только сгусток жестокости и безумства. Кашину хочется крикнуть, но звуки тонут в воздухе и внутри нарастает паника. Всепоглощающая темнота разрастается черными цветами в венах, кажется, словно ещё минута и этот кошмар вырвется наружу. Ноющая боль захватывает разум, как будто кто-то долбиться тупым ржавым ножом в виски. Ещё чуть-чуть и сердце точно разорвётся на части, и в старой квартире на отшибе города вместо темноты и глаз будет лежать мёртвое тело с ярко-алыми от крови цветами. Кашин даже улыбается, по его мнению, ему подходит эта смерть, ведь на большее и расчитывать не стоит. Он не достоин похорон или чего-либо подобного! Его финал — это гниение в советской хрущевке за плинтусом. Вдруг яркий свет, глаза из углов с шипением и причмокиванием ползут обратно в недры старой советской хрущевки. — Они вернутся, обязательно вернуться… — шепчет Даня, хватаясь за собственное горло, его выворачивает наизнанку и он готов каяться за эти мысли. Если бы он только мог, он наверное бы начал молиться, но даже молитва не спасёт от грязи внутри его души. Нет-нет, только не очередное спасение, Руслан не должен снова спасать его. Шум в ушах ещё стоит, но он знает что скоро всё пойдёт по уже отлаженному сценарию. Всё снова пойдёт по кругу, снова, снова и снова… Даня сильно сжимает руки, кажется, что его ногти сейчас прорежут плоть рук и наружу вырвутся долгожданные черные тюльпаны, у которых почему-то появились шипы. Они раздерут кожу в мясо и прорастут из самого тёмного сердца в честь последней любви. Ещё чуть чуть и все вновь уйдёт во мрак, как той зимой. Становиться невыносимо душно, воздух вот-вот заканчиться и что будет потом? — Гори, гори всё блядским огнём… — протирая глаза, в надежде избавиться от тумана, Даня пытается нашюпать зажигалку в кармане. Руки нещадно трясутся. — ещё чуть-чуть… Чуть-чуть… — слёз нет, но голос дрожит до ужаса сильно. Перед глазами мелькнул огонёк, он на мгновение осветил красивый профиль человека с тускло-серыми крыльями. — Блять... — Кашин дернулся и чиркнул ещё раз зажигалкой, всё вокруг слишком невозможно... Пора заканчивать с этой дичью... Чья-то сильная рука бьёт по лицу и Даню на мгновение возвращает в реальность, даже получается вздохнуть полной грудью. Лишь на мгновение, но это достаточно, чтобы начать накручивать себя словно сахарная вата. Руслан, словно белый лучик света в этой беспросветной мгле, в этой неуправляемой буре треша и кошмара, что пожирают его изнутри уже несколько лет, он вновь спасает его из очередной ямы. Удар был не сильным, скорее легкая пощёчина для пробуждения, но для полуживого Кашина этого вполне хватило, чтобы обмякнуть и подчиниться воли Тушинцова. Ещё чуть-чуть и гниль попалзет из всех щелей, но лишь бы он этого не видел. Руслан не должен чувствовавать ужаса, не должен заразиться этой чумой, не должен страдать. — Прости, ангел. — кряхтит Даня, его язык путается и его речь сложно понять даже ему самому, не то что уж Руслану. Поэтому он просто отдал своё тело во власть полностью, даже брыкаться не планировал. Его снова спасли, он снова не успел. Только ради него он держится и не летит с катушек окончательно, только стыдно до глубины души. Стыдно, что Руслан переживает за него, страдает из-за этого глупого, по мнению Дани, рыжего придурка. Ведь мало того, что он его спасает, так он ещё и верит в его светлое будущее. — Уходи, пожалуйста… — силиться сказать Даня, стыд пробирает его до косточек. Последнее, чего бы он хотел перед смертью — это блевать над унитазом в окружении Руслана. Хотя все эти мучения ненадолго, он знает, что ненадолго. Полгода максимум, а в лучшем случае остаётся месяцев восемь до тотального спокойствия. Тогда Руслан отдохнёт, отдохнёт от этого сумашествия. Ведь рано или поздно Даня всё же подгадает момент, когда Тушенцов точно опаздает и не успеет спасти больную рыжую голову. А пока что он снова тащит пустое тело в душ и искренне рад, что не опоздал. Ему не страшно, ему не больно, он даже не устал быть спасателем. — Блять, с тобой пить начшёшь или ещё чего хуже… — размеренно бормочет Руслан, ему всё это не в первый раз и он точно знает, что не в последний. Он уже сотню раз слышал историю про полчища страшных глаз и цветы в венах, про ужасающую темноту в углах, но продолжает прижимать Кашина к себе и, слегка содрагаясь от утренней прохлады, слушать и внимать всему этому бреду. Он никогда не будет смеяться или шутить о ненормальности своей любви, Руслан готов хоть каждый день спасать Даню, лишь бы только видеть эти родные глаза и ощущать холод его пальцев. Прохладные капельки с рыжих волос падают на футболку и заставляют сжиматься, но главное что бы Дане было чуть теплее и спокойнее. Скоро успокоительные подействуют и всё закончиться: бредни, вздрагивания и припадки, попытки вырваться из сильных рук. — Тише, тише… Всё будет будет хорошо, я уже рядом и никакие глаза тебя не победят. Нас же уже как минимум двое, мы им такое зададим, правда? Мы им и правый коронный и левый похоронный устроим, веришь? — Руслан улыбался и смеялся так искренне, как только мог, лишь бы не оставлять Даню наедине со своими мыслями. — Смотри как светло, уже рассвет, а ты ещё даже не ложился… Как же ты завтра мир покорять будешь? Ну, тише… Тише… Всё образумится… Дане бы и хотелось что-то ответить, но он верен себе и не заразит сознание Руслана той грязью, что твориться в рыжей непутёвой голове. Он слишком чистый, слишком светлый для кошмаров, что раздирают окрававленный сердца лоскут и мучают, топчут и дразнят душу Кашина… Слишком много чувств для прогнившего сердца Дани, оно не выдерживает такой любви, не должно выдерживать. — Всё это плохо кончиться, всё это… — Кашин пытается собраться с мыслями, его тело напрягается и он пытается заставить себя посмотреть прямо в глаза своему «спасителю». — Я сожгу себя в следующий раз, я тебе обещаю… Ты только… — Чего ты? Пить хочешь? — переспрашивает Руслан, голос Дани слишком тих и пуст, чтобы его можно было услышать живому человеку. Да и кто его когда-либо слушал? — А помнишь как мы на море в феврале поехали? Просто так, на пару дней, помнишь? Я думаю, что можно как-нибудь ещё раз туда съездить, только на ноги встанем по-уверенней и хоть на край света махнём, хочешь? — но ответа не последует, слишком больно ломается что-то внутри, так хочется заплакать, но не получается и прихожиться мучатся и страдать в полной внутренней пустоте. И ни одна мысль не проскользнёт в голове, только мрак и ужас с небольшой примесью тошноты. И не ясно, то ли ты умер и не можешь зарыдать навзрыд из-за физической преграды, то ли ты настолько сгнил, что по земле ходит только твоя мёртвая оболочка, которая не знает что такое чувства. Она лишь ловит отголоски тех чувств, живших когда где-то под сердцем. Так что же, вы спросите, происходит? А ответа на этот вопрос не может дать ни Руслан, ни врач, ни сам Кашин. Бывает в жизни у люди моменты, когда всё идёт совершенно не так как нужно и это абсолютно нормально, ведь все знают байку про черные и белые полосы, но что делать, если черная полоса ведет в никуда. Человек всё бежит и бежит по темноте, в надежде увидеть солнце, вот только куда не беги повсюду тьма и больше ничего. Только чёрные длинные руки кошмаров тянуться и пытаются столнуть человека в пропасть. И всё вокруг как остриё ножа — шаг в сторону и очередная глубокая рана где-то под сердцем. Как не сойти с ума при виде всего, что творится вокруг? Как заставлять себя жить, когда получается только выживать? Вы думаете, вы выберетесь из кошмара и снова настанет белая полоса? Вполне возможно для вас и совершенно невозможно для сгнившего потерянного человека, который последние пару лет только и видит, что темноту и ужасы. А что насчет другого человека? Можно суть хоть целые сутки, но Даня знает. Вирус уже поражает мозг и от этого нельзя откупиться, человек лишь медленно теряет связь с реальностью. — Этот февраль я не переживу. Он крепче прижимается к Руслану и жмётся к нему со всей любовью, которую он только может выразить. Нет, он даже и не думает сравнить свои попытки «любить» с богатым фейрверком эмоций и чувств Тушенцова. Он даже слово «люблю» не может проговорить. Стыд. Стыд. Стыд. — Прости, я не достоин, — вновь шепчет Даня, чувствуя мерное посапывание Руслана. Этих слов никто не слышит, поэтому он может это говорить. А в глаза бы он никогда такого не произнесёт. — Никогда.