«феназепам под язык, нам с тобой напополам
я смотрю в твои глаза и боюсь»
— Блять… — Даня в предвкушении закидывает голову назад, по телу мечутся мурашки, словно танцуют чечётку, а пальцы непроизвольно бегают по простыне, вырисовывая незамысловатые картины. Немая сцена и никто не смеет нарушить этот тянущийся сладким чувством миг, Кашин хочет замереть и запечатлеть в памяти это мгновение — в голове пустота, а в душе плывут воспоминания о вишнёво-красных губах, что зализывают раны где-то под рёбрами в области сердца. Теплые руки Руслана приятно поглаживают бедра, периодически пощипывая длинными ногтями расслабленную кожу. Торопиться в такие нежные и чуткие моменты они не хотели, нужно было распробовать всю терпкость и цену этого спокойствия. Важно было раствориться друг в друге и затуманить свой разум самым сильным наркотиком — чувствами. Страшная штука, если так посудить — подсядешь и не заметишь, а выкарабкаться из этого омута крайне тяжело, скорее даже невозможно. И никакие таблетки или врачи тебе не помогут — это навсегда. И кому как везет — либо птица, либо рана в сердце. Руслан медленно, стараясь вместить все свои переживания в эти приятные минуты, слегка лизнул область вокруг соска и тут же укусил это же место, создавая яркий контраст чувств. И ведь успеха добился — Даня слегка зашипел и расплылся в улыбке, ему не всегда нравились эти дразнилки, но ради Руслана он готов был и потерпеть. Ему скорее нравилось спасаться от мрака в голове, чувствуя этого "ангела" рядом, а как именно они будут существовать вместе — уже не имело значения. Его дыхание словно просачивалось под кожу, охлаждало и одаривало теплом одновременно, заставляя мышцы подчиняться каждому «баловству» Руслана. Тело вздрагивало как от ударов тока и каждый раз пробивало всё сильнее и сильнее, будто удары хотели проломить бетонную стену на пути к сердцу, хоть оно и так уже было настежь открыто. Но Руслану хотелось большего, хотелось полностью владеть этим разумом, поросшим черными сорняками, чтобы вновь и вновь спасать его от этих ужасных теней в углах. Хотелось жить и существовать прямо сейчас, чтобы чувствовать каждый вздох партнёра, каждое его придыхание и забыть обо всех проблемах, в которых они оба тонули с головой. Медленно, спускаясь всё ниже и ниже и оставляя легкий шлейф из нежных поцелуев, Руслан всё поглядывал на довольное лицо Дани, что выражало какие-то смутные эмоции. Признаться честно, Тушенцову хотелось бы видеть несколько иные эмоции, но он всё списывал на усталость и отсутствие свежего воздуха в квартире. Нет, он конечно видел, что в последнее время Даня словно погружался в какой-то транс и существовал в выдуманном для себя мире, но это был лишь сигнал новой миссии: «Спасать». Это всё напоминало какую-то видеоигру... Руслану так нравилось после всего мрака, что иногда творил Даня в его отсутствие, падать вместе с виновником на старый скрипучий диван и жить, жить и жить. Ловить каждый его удар сердца, осознавая что он помогает ему успокоиться; слушать его безумные истории и поддерживать; делать вид, что он спит и не чувствует, как Кашин прижимается, ища спасения; притворяться, что не чувствует чужих слез перед рассветом. Так нравилось чувствовать себя героем и вытаскивать каждый раз это «рыжее чудо» из того ужаса, в который он закопал себя. Руслан осторожно, замедляя каждое свое действие насколько это было возможно, коснулся языком головки и всё поглядывал на реакцию Дани, за эти секунды он готов был отдать все звезды мира — это резкое напряжение мышц всего тела и одновременно полное расслабление всего разума. Тущенцов вновь коснулся пениса у самого основания и, неожиданно остановившись, отстранился. Он всё ещё хотел веселиться и уже представлял это смущенное лицо, что так потерянно будет на него смотреть. — А я передумал, — лукаво, не смотря на Даню, словно скороговорку проговорил Руслан, он не сдержался и расплылся в широкой улыбке, но стоило ему только встретиться взглядом, как вдруг стало как-то не по себе. Какое-то смутное чувство страха и беспомощности внезапно промелькнуло в мыслях при встрече с какими-то пустыми и будто бы потемневшими глазами близкого человека. Что-то шло совершенно не так… На секунду показалось, что в полумраке квартиры сидел не кто-то родной, а нечто неизвестное, пышущее злобой и агрессией. — Дань… — хрипло произнёс Руслан, ему хотелось отодвинуться, но какой-то ступор сковал мышцы и лишь глаза беспорядочно носились по какому-то неизвестному существу, лишь оболочкой неясно напоминающее «рыжее чудо». Но Кашин его будто бы и не слышал, он спокойно, но не без решительности, взял Руслана за шею и, управляя им словно безвольной куклой, приблизил к себе. Это не было сильным действием или чересчур грубым, скорее каким-то холодным и отстранённым. Необычный страх пробирал внутри Тушенцова и разрастался, заполняя сознание, он не мог объяснить себе это ощущение, но ему в первый раз было не по себе рядом с Даней, хотелось вырваться и прекратить это всё. Однако тело захватила тревога и у него не было сил даже просто открыть рот, хотелось просто понять что происходит и что за тени бегают по углам и смеются. Отчего вдруг лампа стала светить менее ярко? Отчего вдруг стало дуть какой-то подвальной мертвечиной? Отчего есть чувство, что за тобой наблюдают из каждой щели? Даня заметил, что его «игрушка» не желает открывать рот и слегка тряхнул Руслана, податливое тело то ли из-за слабости, то ли из-за страха слушалось и подчинялось, словно по волшебной палочке. — Блять, Дань… — Руслану уже совершенно не нравилась сложившаяся ситуация и хотелось вырваться из лап чудовищного кошмара, который притворился близким человеком, но его не услышали. Он не чувствовал ни вкуса, ни боли, просто какое-то разлившееся по венам чувство стыда и позора. Разве он, взрослый человек не может сказать «нет» близкому человеку? И неужели это не сон? Слишком много вопросов роилось в голове. Тушенцов ощущал на губах нечто чёрное и тягучее; в ночной тьме ему казалось, что его рот заполнен какой-то смолой и она вот-вот должна застыть, перекрыв дыхание. Однако толчки Данила он полностью ощущал и ему впервые стало до дрожи мерзко от происходящего, небольшие слезинки застыли в уголках глаз, но даже они боялись сделать какое-либо движение. Правая рука всё сильнее сжимала горло, но делала это весьма умело — и боль приносила, и вовремя отпускала. — Почему всё должен делать я? — словно громом прозвучал голос Дани в тишине квартиры, но это была лишь оболочка его голоса: грубый, хриплый, будто бы он вырывался откуда-то из самых мрачных переулков. И сильная пощечина прилетела в левую щеку Руслана, а потом снова и снова, удары стали похоже на механические, а правая рука лишь сильнее сжимала шею, чтобы Руслан не упал или не вздумал отстраниться от своей «работы». В последних ударах была сконцентрирована чистейшая злоба и обида на весь мир, парочка из них пришлась на нос, но кровь, тонкой струйкой потёкшая на холодные губы, нисколько не останавливала. Кашину так даже больше нравилось: кончились «игры» Руслана, время других «развлечений». — Почему всегда я? Ты что не любишь меня? Ты что хочешь уйти от меня? Ты хочешь сказать, что я не достоин твоей любви? — Руслан чувствовал приступ тошноты в горле, смешанный с металлическим вкусом крови на деснах, смола в горле уже застывала и дышать было практически невозможно. А Даня лишь увеличивал темп и градус силы в пощечинах и практически кончил, ему хотелось вдолбить в последние рывки всю свою «истинную» любовь. Однако в какой-то момент даже страх отступил и Руслан чувствовал, что он сейчас либо отключиться, либо сблюет. Так глубоко и с такой напором он ещё никогда не практиковал минет и неподготовленный организм мог запросто сдаться. Очередная пощечина, сравнимая с ударом фуры, выносит в нокаут уставшее и безвольное тело, чем ещё сильнее злит Даню. Чувство бешенства от слишком раннего конца «игр» побуждает чувство продолжить удары по уже отключенному телу, но что-то вдруг тормозит его. Для Кашина слишком мало ответов, ему хочется, наконец, получить чего-то большего, он устал ждать. Он кончает в собственную руку, смотря на обессиленное тело Руслана, на его лицо какого-то неестественного цвета, на кровь, что уже начала пачкать ковер. В голове не возникает ни единой мысли о сожалении или жалости — они все заблокировались чувством обиды и стыда. Стыд, к слову, давно проник в стены этой квартиры и впитался настолько сильно, что дурманил голову даже случайно заходившим гостям — такая уж атмосферка царила в однушке на краю города. Когда они выбирали эту квартиру, то им хотелось найти какой-то уголок «где их никто не найдет» — и действительно — не найдут. Старая советская панелька, словно слизанная с сохранёнок, где ты не нужен ни соседям, ни коммунальным службам, ни кому-либо ещё. Ты просто существуешь в квартире, и если твой сосед внезапно пропадёт, то ты даже не заметишь этого. И эти мысли убивают, травят изнутри, а в глубине души поселяется он — мрак — всепоглощающий и непобедимый. А он ведь словно кислота, что разрушает медленно и мучительно; сначала действует едва заметно, а потом бьёт по самому главному — по человеческим чувствам, оставляя лишь говорящую, жрущую и курящую плоть. Даня опускается на колени перед Русланом и продолжает задавать свои вопросы, он укладывает его голову себе на колени и ласково поглаживает его щеку, всю испещрённую мелкими и крупными царапинами. Словно стараясь замолить собственные грехи Кашин оправдывается перед бесчувственным телом, ведь всё что он сделал — для их «любви». Вот только очень тяжело молиться, когда не знаешь ни одной молитвы, а на пальцах кровь близкого человека. И в этой волнующей тишине можно было услышать как нервы спрыгивают с души Дани и мечутся, отчаянно танцуя что-то вроде танго. А чего ещё ждать? Чуда? — Ведь я же говорил, что всё происходящее между нами только навредит всем… А ты всё говорил о любви, мой ангел. Ну, что же ты такой наивный… — Даня старался говорить со всей нежностью в голосе, пытаясь скрыть дрожь от теней, танцующих на стенах. — Ты слишком хороший для этого мира, ты должен сиять, понимаешь? Почему же ты молчишь? Отвечай. Ну, ответь же что-нибудь! — Даня опустил взгляд на пол и только сейчас заметил, что гладил лишь голову Руслана, почему-то отделённую от тела. В груди Тушенцова, лежащую совсем недалеко, копошились белые опарыши, а по стенам ползали чёрные гигантские сколопендры, которые только и ждали, пока Даня обратит на них внимание. — Какого?.. Руслан?.. Кашина отбросил голову и захотел резко подняться, но ноги не выдержали и он рухнул, его рука попала как раз по кучке белых личинок. Он оглядел собственное тело: на его руках была свернувшаяся кровь, а по его спине ползали какие-то существа. Страх полностью парализовал мозг и Даня застыл, не в силах бороться с этой хтонью. Только сейчас он мог вздохнуть как будто бы полной грудью: в нос ударил сильный запах крови и разлагающейся плоти. Сколопендры хватали маленькие кусочки тела и тащили в разные стороны: кто на стены, кто на потолок, а кто и полз прямо к Кашину, оставляя ему нечто вроде «подарка». Он вновь попытался подняться, но подскользнулся и снова упал, ощущая под собой какую-то липкую тёмную жидкость. Последнее что он помнил — это сильный удар в затылок и тысячи маленьких лапок, что забегали по его обессиленному телу. Разум отключился и что-то завибрировало под самым ухом… Противный звук гудения и Даня вздрогнул — будильник на телефоне. Рассвет вновь спас его. «Прости, забыл выключить» — прошептал Руслан. Даня сидел с широко открытыми глазами и смотрел в белый потолок, покрытый старыми советскими дешевыми плитками и ощущал — конец близок. И никакие речи «ангела» не спасут его истерзанную душу, а лишь погубят его. Таблетки уже не помогают, а февраль уже на исходе. — Вставай, чудо, я чайник поставил, — прошептал Руслан и потрепал рыжие волосы.