Третий лишний

Сказать, что Марат любил Универсам — ничего не сказать. Романтика улиц накрыла его с головой с самого первого дня и не отпускала по сей день. Но привязался же он не к пустому слову, витавшему без дела в воздухе, а к конкретным людям, которые делали его вполне объемным и материальным. Главным олицетворением банды стал как горячо любимый и уважаемый старший брат, который строжайше запретил пришиваться перед отъездом в Афган, так и его друг Вахит, который не побоялся гнева сурового автора и приволок к пацанам на ближайшие сборы присоединяться к их дружному сплоченному коллективу. Все бы ничего, да идеальную картину портила одна противная, совершенно лишняя клякса — Валера, мать его, Туркин! Он не понравился ему с первого взгляда. Какой-то напыщенный индюк! Шума от него больше всех, не меньше и напускного пафоса! Об одном жалел юноша — что пришивал его именно он. На контрасте со своим неразлучным другом тот казался еще хуже: Вахит спокоен, сдержан и рассудителен. Это тот человек, на которого хочется равняться. Без лукавства можно сказать, что парень — сама мужественность на ножках! Валера.. просто ужасен, взрывоопасен и импульсивен! С таким серьезные дела вести невозможно! Как дите малое, ей-богу! Марат искренне восхищался холодным рассудком первого. И искренне ненавидел эмоциональную ветреность второго. И в упор не замечал того, что по сути Зималетдинов с Туркиным точная копия Суворова старшего и младшего. В таком же порядке. Время шло, парень узнавал ребят все больше и больше и сильнее вспыхивал полярными эмоциями к обоим. В какой-то момент он неожиданно для себя понял, что кареглазый пацан стал для него такой же опорой, как Вова, но чувства к нему плавно зашли за грань братских. По началу это пугало. Признавать в себе педика.. было выше достоинства подростка. Но рано или поздно человек привыкает к изменившимся обстоятельствам и воспринимает то, что уже никак нельзя изменить, как должное. А точнее к вечно стоящему члену на одного из своих старших. Не сказать, что он полностью принял себя такого грешного и грязного, но поедал себя за это уже не с таким большим энтузиазмом. Ну стоит и стоит, что тут поделаешь? Остается впитывать образ потного от занятий на тренажерах парня и тем же вечером тихо выстанывать в подушку его имя. Фантазии на месте не стояли, развивающиеся чувства, к сожалению, тоже. Каждый раз он вспыхивал ревностью, когда видел их вместе. А вместе они были всегда. На сборы приходили чуть ли не под ручку, в качалке менее чем на полметра друг от друга не отходили, даже в кинотеатре за один подлокотник дрались. Только что в туалет, как девчонки, не бегали. Зато Марат хвостиком за Вахитом плелся, пытаясь выцепить для себя пару мгновений внимания и, если повезет, сигаретку с желанных рук. Тот уже косо начал смотреть на него, удивляясь такой синхронизации биоритмов. Марату хотелось большего — место чужое занять. На ровне курить за гаражами, круги по хоккейной коробке наматывать и дурачиться в легкой драке, взаимными улыбками обмениваться при подсчете нечестно заработанного и много чего еще. Но кто он такой в глазах этих выпученных? Сопливая скорлупа, ребенок. Не по статусу с таким дружбу водить. А для поручений мелких — самое то! Свинство кащеевское там убрать, куртку последнюю для другого с себя снять, велосипед от грязи почистить. Но Суворов и на это готов — лишь бы руку теплую на плече почувствовать, пусть и через куртку, похвалу долгожданную услышать, не по-поцански краской заливаясь. Все стерпится под непривычно теплым взглядом сдержанного парня — и насмешки тупые кудрявые, и доебы на пустом месте, и намеки двусмысленные. Даже сейчас, падле, и минуты без них не прожить! — Да, Маратка, подсос из тебя, конечно, знатный.. — открыто глумился Валера над младшим, встречая его у порога чужой квартиры, — Даже интересно, насколько ты в этом хорош.. Заехать бы сейчас по этой наглой роже чеширской, да нельзя — Вахит за спиной уже стоит, с интересом выглядывая сбоку, никотиновые палочки несчастные выискивает. — Пр-ринес? — спокойно спрашивает он. — Ага.. — уже протягивает пачку над плечом Туркина, но ее умело выхватывают из рук совсем не те клешни. Еще гаденько так по пальцам проводят, неприлично долго задерживаясь. Мерзость. — Спасибо, Маратик, услужил так услужил! А то вообще не представляю, как бы до следующего дня дожил, — покрутил оценивающе свое сокровище, — Все, свободен, бывай! — и захлопнул дверь прямо перед носом. Суворов застыл в полном ахуе: «Это че.. Это я для этого что ли все деньги свои последние потратил?.. Это я из-за него теперь Иванычу ковер выбивать должен?..» Казалось, горло теперь не из мышц и хрящей состояло, а из жгучей обиды и гнева. «Вахит и правда меня на подсосе только держит? Вообще в упор не замечает?» Кулаки сжались настолько сильно, что, наверное, следы от ногтей останутся. Слезы порывались выйти наружу — один Бог знает, что их еще держало — тело потряхивало от бури эмоций. Он начал спускаться вниз по лестнице, когда дверь под номером «13» вновь открылась. — Мар-рат, стой! — окликнул его сводящий с ума голос. Он остановился, но повернуться не смел. — Что-то еще? — прозвучало более злостно, чем хотелось. — Не, пошли чай пить. — У меня дела еще, — тон сменить не получилось. Он продолжил спускаться, но его быстро нагнали, поворачивая к себе. — Ты мне отказываешь? — смотрит прямо в глаза, пытает своей настойчивостью. И Марат ничего сделать не может. Не может отказать, не может упустить шанс попасть в пропитанное его родным человеком место. Нет сил сказать «нет» этой мягкой улыбке, теплой руке на запястье. И он волочит ноги обратно вверх по ступеням, втаптывая в них свою гордость. Хотя это давно стало его привычкой. Для него — можно. Квартира оказалась маленькой и по планировке очень схожей с кащеевской. От авторской ее отличало лишь наличие чистоты и ремонта. Сняв с себя верхнюю одежду он направился на кухню. Там уже во всю пыхтел чайник и Валера. Хитрые глаза окинули с ног до головы младшего, он давил лыбу чему-то своему. Может, еще одну шутку тупую придумал. Марат в душе не ебал, но был благодарен, что старший не родил ее на свет. Услышал бы он еще один звук от Туркина, то словесное говно, слезы и кулаки было бы уже не остановить. Кудрявый лишь выдвинул табурет из-под стола и похлопал по нему, намекая приземлить свою попу рядышком. Сам он сидел сбоку у подоконника. Курил и мечтательно кидал взгляд в окно. Все это стало до жути неловко. И Вахит не стремился исправить ситуацию, молча разливая кипяток по кружкам. Куда глаза свои деть — непонятно. «О, стол! Ахуеть!» — нашел им свое место. Он чувствовал себя дураком по сравнению с расслабленными суперами. — Ну че, Маратка, колись, кто нравится? — опять натянул на себя издевательскую улыбку до ушей Валера и прожигал дыру во лбу подростка. Вопрос оказался настолько неожиданным и не к месту, что проехался кувалдой по ушам. Как на такое вообще отвечать? — Я все же пойду.. — так и не взглянув в чужие щелочки он выпрямился в натянутой струне и резко дернулся к выходу. Но до него так и не дошел. Столкнулся с Вахитом, который только-только чай на стол поставил, и так и застрял. То ли от того, что навсегда хотелось сохранить полное отсутствие дистанции, то ли от того, что цепкая хватка не пускала к свободе. Разобраться было сложно. Руки на автомате легли на плечи для лучшей опоры. Глаза в глаза. Сердце лихорадочно заходило. Марат был готов ко всему: что его сейчас оттолкнут, в рожу плюнуть, изобьют, помазком прославят. Все что угодно. Но не к тому, что мозолистые ладони по спине тягуче-медленно скользнут, в боках остановятся и смакуя сжимать начнут. Табун мурашек волной прошелся по всему телу, срывая с губ неосторожный стон. Марат проебался по всем фронтам. «Вот сейчас точно отпиздят!» — сигналила логика. Но ей здесь были не рады. Глаза становились все больше от сокращающейся дистанции. До заветных пухлых губ оставался жалкий сантиметр. И вот!.. Кожа к коже. Долгожданное касание! Ну, не этого ожидал Суворов, конечно.. Губы мазнули по нижней челюсти и припечатались к шее. Хотя.. довольно прибедняться, он о таком только и мечтать мог. Когда язык широко прошелся до самого уха, тело судорожно задрожало, ноги подогнулись от неожиданности. От позорного падения спасли чужие руки на груди. Точнее.. клешни. «Это еще что такое?» Если Магомед не идет к горе, то гора идет к Магомеду. Валера сократил расстояние между ними настолько, насколько это было возможно. Этого дрянного мальчишку не получалось расположить к себе хуеву тучу времени и сегодня он попробует это исправить. Довольно специфическим способом. «Он че, мацает меня?» — с отвращением осознает младший. Ладони сжимали тонкие мышцы на грудине, да с таким смаком, что аж блевать резко захотелось. Просто отвратительно. А выгнулся он так, на автомате. И соски затвердели совсем не от этого. Это могла быть заслуга только Вахита, который криулял узоры на его бедной шее. И от того, что его руки сцепились в крепком объятии, прижимая к сильному телу еще крепче, стало тепло на душе, о раздражающем факторе совсем позабылось. Но у Валеры были свои планы: «Сегодня он будет выстанывать только мое имя!» Потому что заебал смотреть на друга с восхищением, а на него с открытым отвращением. Заебал пренебрегать к нему уважением, слова ни во что не ставить, поручения кое-как выполнять. Это что за скорлупа такая? Он поставит его на место. Холодные пальцы нырнули под черную олимпийку, прикосновениями поднимая бабочки в животе, и легонько коснулись набухших горошин. Мелкого зашироебило от неожиданности, вырывая более громкий стон. Глаза, полные злости, сверкнули снизу вверх на третьего лишнего. — Чт-мпфмбф, — его симфонию обрубили тонкие губы, накрывшие собственные. Он хотел отвернуться, чтобы прекратить это тошнотворство, но ему не дали. Валера вытащил правую руку, с горечью прощаясь с податливым сосочком, и накрыл ей затылок. Поцелуй мгновенно углубился. Язык старшего с трудом прорвался в Марата, облизывая верхнее небо и в который раз пробивая его на дрожь. По началу мальчишка упорно сопротивлялся, на поцелуй старательно не отвечал. Но стоило старшему немного пощекотать за ушком, как он тут же весь расплавился и робко ответил. Трудно было не поддаться ласке. Трудно было отрицать, что он в этом нуждался. Но Марат отрицал. Сосал чужой язык и отрицал. А Вахит все не мог насытиться смуглой кожей. Оставлял засосы на видном месте, кусал, вылизывал. И так по кругу. Он чувствовал, как возбудился мелкий. Своим же стояком и чувствовал. Терся о него мучительно медленно, сводя с ума обоих. «Прав был Валера — на вкус он еще слаще», — соглашался мысленно с другом. Руки опустились на мягкие ягодицы, жадно массируя сквозь ткань спортивок. И опять не те руки! Опять клешни дурацкие! Тело напряглось в сопротивлении. Так чесалось прогнать упыря несчастного, ногами за порог вытолкать. Но за годы наблюдений Марат понял одно: эти двое, как яйца на палке — по отдельности, конечно, функционировать способны, но предпочитают держаться вместе. Осознание, что даже сейчас, в его первый, мать вашу, раз, придется отдаться и Туркину тоже — просто, сука, невероятно бесил! «Хули он на улице забыл вообще? Пошел бы в массажисты и не мешал моему личному счастью! ……….. Да-а-а, вот так…» — под конец мысли потек Суворов. — Грязный шалунишка, где твои трусики? — на улыбке тихо пробасил темноволосый, задевая губами ушную раковину и несильно прикусывая мочку. Преграда в виде спортивок была успешно преодолена и, на удивление, трусов на Адидасе младшем и правда не было. Руки огладили нежно половинки и резко вцепились, разводя их в разные стороны. От неожиданного удовольствия у Марата, кажется, встрепенулась даже душа. На инстинктах он качнул бедрами именно в тот момент, когда один обалдуй опять раздвинул его и примостился вплотную к укромному местечку, а другой не стесняясь долбился о его стояк. Языки на ушах были последней каплей. Колени схлопнулись пополам, роняя несчастного девственника на пол. Он бурно изливался на чужие штаны, держась за ноги Зималетдинова, как за последнюю ниточку реальности. Яйца на палке в усмешке переглянулись. *** Он дрожал в послеоргазменной эйфории, когда его несли в комнату, перекинув через плечо. Сил сопротивляться назойливым клешням все никак не находилось. Так хотелось лечь на диван и отдышаться. Но вместо поцелуя с мягкой обивкой его чмокнул холодный пол. Неприятно. — Ну что, подсос, время продемонстрировать навыки, — скалился старший, сидя перед ним с широко раздвинутыми коленями. Вахит распластался рядом. Марат был одной сплошной агрессией. Однако давнее желание попробовать кареглазого на вкус не оставило даже шанса улизнуть. Стыдливо-виноватыми движениями он пополз к Зималетдинову, на полпути встречаясь с ногой. Нет. С копытом! — Эть, нет-нет-нет, Дружочек, десерт на потом — сначала основное блюдо,— подталкивает ближе к себе Туркин. Осознание, что этот индюк хочет отобрать у него помимо первого поцелуя еще и первый минет, раздражало каждую клеточку мозга. Он готов был взорваться на манер атомной бомбы. Но так просто сдаваться был не намерен и вновь пополз к своему «десерту». Однако весь решительный пыл размазал, как соплю по стеночке, спокойный голос: — Мар-ратка, ты его слышал. Блять. Он впервые ненавидел Вахита за его хладнокровие. Ему мало унижений? Ему, блять, мало? Темные брови хмуро свелись к переносице — выбора отказаться на руках не наблюдалось. В очередной, сука, раз! Показывая всем своим видом, что все, что сейчас будет происходить, ему до омерзения противно, юноша пополз вперед. Касаться кудрявого не хотелось от слова совсем. Но по другому штаны не снять, поэтому мелко пройдясь вверх по бедрам пальцы подцепили край резинки черных спортивок. Глаза заметались от увиденного. Светлые боксеры обтягивали стояк средних размеров, но для младшего и этого было слишком много: «Это как в рот-то пихать, сука?» Взгляд опустился ниже и жадно стал изучать подкаченные бедра. Кадык предательски дернулся. Вот почему Турбо чуть ли не ночевал в качалке. Редкие волоски покрывали кожу, мышцы ходили туда-сюда, заигрывая со зрителем. Тошнотворное восхищение блеснуло в темных омутах. «Нет-нет-нет, Валера не сексуальный! Он не такой! Может быть.. только его тело?» — медленно, но верно сдавался брюнет. А Валера впитывал. Впервые что-то поменялось в выражении лица напротив, и внутренние чертики от этого плясали танго. Как бы мелкий не старался скрыть свои настоящие желания, получалось у него сейчас из рук вон плохо. Поганец его хотел. Забывшись юноша одной рукой огладил внутреннюю часть бедра, другую же мягко положил на бугорок. Он быстро оглянул старшего, опасаясь получить по носу. Будто бы сладкий сон должен был обернуться жутким кошмаром, что все это была лишь проверка на пидорство и он ее не прошел. Или прошел. Но столкнулся лишь с самодовольной рожей и нахальной ухмылкой. Зеленый свет в виде подмигивания дал дорогу. Ладонь начала медленно двигаться по стволу, пальцы несильно сцепились на ткани. Марат забыл как дышать, но упорно продолжал держать планку, что ему меньше всех это надо. После того, как он сделал еще пару поступательных движений, решил долго не мучиться и не без помощи спустил мешающую ткань до самого пола. «Красивый.. Нет! У Вахита наверняка лучше!» — внутренний конфликт все никак не отпускал парня. За плечами Марата был богатый опыт — отборного мата, татарских проклятий и удушающих приемов. И, к сожалению, в походном кульке все никак не находилось навыков отменного отсоса. Очень жаль. Для Валеры, потому что пацан явно откладывал момент, тупо надрачивая в скучном ритме. Пришлось подтолкнуть мальчика. Правая рука легла на затылок и быстрым рывком сократила расстояние припухших губ к члену. — Ну что ты как неродной, — потирает большим пальцем под ухом, вызывая табун мурашек страха и предвкушения. От опасной близости выдохи стали более горячими. В ушах бил сигнал тревоги. Он понятия не имел, что делать дальше. В очередной раз пересекаясь с выжидающим болотом парень поцеловал красную головку и следом лизнул, пробуя на вкус. Солоноватый. Марат судорожно выдохнул последний раз и полностью припал к ней губами, немного вбирая в рот. Язык елозил по уретре, то ли слизывая, то ли размазывая предэякулят по плоти. Немного осмелев он двинул головой чуть ниже, но внезапно оказавшаяся на макушке клешня до чертиков перепугала, и зубы сжались, царапая выпирающие венки. В очередной раз Суворов прощался с жизнью. — Ш-ш-ш-ш, Маратка! — зашипел старший, но тут же подавил в себе ярость, — Кха.. Осторожней надо.. Ты ротик пошире открой, да, вот так, — надавил на челюсть, — и язычком не забывай работать.. О-о-о, хороший мальчик.. — удовлетворенно выдохнул, когда Марат качнул головой, спускаясь еще ниже. Хотелось реально откусить к черту этот хуй! Слышать похвалу за такие постыдные вещи от Турбо было в сто раз хуже, чем его подъебы. Но хер к его чувствам когда-либо кто-то прислушивался. Он оперся двумя руками о бедра Валеры и немного привстал на коленях, чтобы сосать было удобно. С каждым разом в движениях появлялась уверенность, чужие вздохи, признаться честно, льстили и ласкали уши. Значит, он идет в правильном направлении. Язык хаотично вылизывал стенки члена, немного слюны стекало по подбородку, придавая юноше блядский вид. — Возьми за щеку, — властно пробасил супер. Их глаза опять встретились. Зеленые омуты были застланы поволокой, отражая внутренних демонов. Марат не мог не подчиниться. — На меня смотри! — громче сказал он, когда малец смущенно отвел глаза. Смотреть было невыносимо. Стыдно, грязно и унизительно. Но все естество его порочной натуры схватило за яйца и не позволяло перечить низкому тембру. Собственный член изнывал от возбуждения и дергался, пытаясь привлечь внимание черствых парней. Заглотить полностью он не мог, поэтому помогал рукой, срываясь на быстрый ритм. Валера начал стонать в голос от этого сумасшедшего: «Пиздюк пиздюком, а сосет как прошманда высококлассная!» Надолго его не хватило, поэтому попытавшись толкнуться в парня ещё глубже он кончил прямо ему в глотку, от чего тот заходился сдавленным кашлем. — Глотай, Мар-ратка, — слышится где-то за гранью реальности голос Вахита. Юноша настолько увлекся процессом, что об объекте своего вожделения умудрился забыть. Но приказу все же подчинился. Для него — можно. Сконфузить отвращенную гримасу ему не дали, дергая сильно за руку наверх. Он полетел на Туркина всем телом, неуклюже садясь на мощные бедра. Губы в момент начали терзать в кусачем поцелуе, не воспринимая в серьез возмущенные стоны. Чтобы хоть как-то угомонить Марата, Валера схватился за небольшой пенис и тягуче-медленно мучил темно-розовую головку. Младшего будто током шандарахнуло, потерявшись в пространстве. Пытка становилась настолько сладостной, что сопротивляться уже не имело никакого смысла. Он влажно ответил на поцелуй, протискиваясь языком в чужой рот. Хотелось спустить прямо сейчас, но Туркин будто подгадал и неожиданно поставил его в коленно-локтевую перед пахом скучающего друга, а сам отлетел вбок, чтобы лицезреть полностью открытого младшего. Суворов ахуевал от развивающихся событий, а Зималетдинову было глубоко похуй на этот счет. Он насадил персонального щенка на свой стояк. От безысходности тянуло на поплакать. Они даже отдохнуть ему не дали: рвотные позывы то и дело донимали парня, горло болело от прошлого гостя, губы жутко саднило, челюсть устала. А им все мало! Но он терпит. Для него — можно. Пока Вахит с Маратом занимались своими делами, Валера упивался картиной более откровенного характера. Небольшой таз, упругие половинки, сжимающееся колечко мышц. Он выглядел настолько хрупким, что не сожрать его было невозможно. Мальчик почувствовал, как противные клешни начали оглаживать приятно ягодицы, раздвигая их и несильно похлопывая. Стыд накрыл с новой силой. Турбо видит его всего. Его еще никогда так не унижали. В груди засело сжирающее чувство. «Марат, ты такой конченный..» — твердило оно ему. — Марат, ты такой красивый.. — полушепотом восхищался супер. Кудрявый не выдержал и провел языком по тугому колечку. Младший встрепенулся весь и застонал утробно в голос, заставляя вибрацией отправить Вахита на тот свет. Юркий язычок продолжал терзать задницу Суворова, от чего колени задрожали, как осиновый лист на ветру. Цепкая рука вернулась к пыткам над чувствительной головкой. Марат испугался, что сейчас оставит дорогого ему человека без дорогого ему члена, поэтому выпустил его изо рта, сменяя на быструю дрочку. Когда он убедился, что тот кончил, сам позволил себе дойти до оргазма. Тело кубарем упало на пол и извивалось на возбужденных волнах. Сперма пачкала живот. Воздуха катастрофически не хватало. Пара затуманенных глаз с голодом наблюдали фееричное представление. *** Марат медленно открыл глаза. Он забыл кто он, что он и как зовут его маму. Ощущения на теле с запозданием вернулись к нему обратно. Только сейчас он точно осознавал, что лежит на спине уже на кровати, ноги широко раздвинуты к верху и какие-то непонятные ощущения происходят в его заднице. — Проснулся, Дружочек? Мы решили не терять времени и хорошенечко тебя подготовить, — доносится "где-то непонятно где" голос Валеры. Взгляд становится более четким. Перед глазами маячит лицо и член Вахита. Он держит его ноги на размашку. Чуть приподняв голову он видит Валеру, который что-то делает внизу. Взгляд опускается еще ниже. Четыре. сука. пальца. в его. заднице. Твою мать… Сколько он был в отключке? — Вы че, совсем аху-ккккххааааа, — не успевает закончить вполне логичное умозаключение парнишка, как ебучие клешни что-то задевают внутри, заставляя покинуть планету Земля. — Наше-ел, — довольно мурлычет старший и направляет все свое внимание на нежный комочек нервов. Марат вдруг как-то совсем растерял умение дышать. Пальцы снова и снова проходились по тому месту, которое срывало крышу к чертовой матери, ноги совершенно не слушались и вздрагивали на каждое поступающее, стоны не поддавались никакому контролю и всю контору палил вновь твердеющий член. Единственное, что он понял за все пребывание в этой поганой квартире — что живым он отсюда не уйдет. Не важно, растерзают они его тело снаружи кулаками или своими палками-копалками изнутри. — Так, ладненько, все, готовсь принимать бригаду! — воодушевленно потирает вазелином сначала руки, потом своей хер Валера и гаденько так ухмыляется. В какой-то мере он ему даже благодарен. Распирающие стенки отзываются неприятной болью, терпеть которую удается с большим трудом. Что бы было, если бы Марат был в сознании с самого начала процессии, известно только Трем Мушкетерам: Туркину, Зималетдинову и Богу. Потому что, сука, как можно объяснить все с ним происходящее? Видимо самому прародителю стало скучно и он решил отыграться за грязные фантазии таким образом: «Раз твой ум настолько грешен — получай, чего желал! Вкуси запретный плод и страдай от низких помыслов своих!» Только он не учел одного. Валера закинул тонкие ноги на плечи и наклонился ближе к парню, насколько позволяла растяжка последнего. Бедра подвисали в воздухе и угол, под которым старший начал долбиться активнее, оказался точнее не куда. Теперь разгоряченная головка стимулировала простату при каждом толчке. Суворов широко распахнул глаза, от невыносимого удовольствия, пытаясь ухватиться за воздух губами и больше не издавать не единого звука, однако получалось у него это с переменным успехом. — Постони для меня, сладкий.. — горячо шепчет на ухо старший, — Скажи, чего ты хочешь? Он не хочет угождать извращенным просьбам, но держать буйство эмоций становится невыносимым. По комнате разлетаются пошлые стоны, которых он от себя никогда не ожидал услышать. Стыд просыпается только на мгновение — ему слишком хорошо, чтобы сейчас себя ненавидеть по-крупному. — По.. по-помедленнее.. Пожалуйста, нет, не надо!!— желание Валера исказил по своему. Для них двоих стало слишком жарко в помещении. Старший опустил ноги с плеч и стал трахать с удвоенной силой. Член то и дело проходил по нужной точке, смазка из уретры тонкой струйкой стекала на смуглый живот. Марату очень хотелось кончить, но все попытки удовлетворить себя снаружи пресекались Вахитом. Он занимал чужие руки своей проблемой, заставляя надрачивать в такт их толчкам. Неожиданно старший потянулся к лицу Суворова и затянул его в тягучий поцелуй. Сердце пропустило удар от сбывшейся мечты. Наконец-то он смог почувствовать на вкус эти пухлые губы! Даже тут супера показали себя по разному. Валера целует горячо, страстно и больно. Вахит же нежно, трепетно и плавно. Первому было постоянно недостаточно. Второму хватало малого. — Маратик, давай-ка теперь ты поработаешь своей дырочкой, — загнанно дышал зеленоглазый, разрывая телячьи нежности и меняя позу на «наездника». Младший воспользовался моментом, чтобы хоть немного привести свое дыхание в норму. Уши режет от дебильных слов, вгоняя в краску. Когда от тебя ничего не зависит, то ответственность за камасутру легко перекладывается на других, но когда в твои руки ложится руль творящегося пиздеца — от одной мысли об этом хочется сдохнуть. Руки по инерции легли на подкаченный торс, чтобы удержать равновесие. Марат на пробу поднялся и медленно опустился, вызывая у всех табун мурашек. Постепенно движения стали смелее и быстрее, однако прежнего ритма повторить не получалось. Скакун это не оценил, поэтому подхватил мальчишку за бедра, плотно упираясь ногами в кровать и делая все, как ему надо. Суворов не выдержал и упал на подкаченную грудь. — Турбо.. Не надо, пожалуйста.. Я не выдержу.. Я сейчас кончу, Валера! Прекрати! Валера!! — умолял он, на последних криках пачкая их животы горячей спермой. Его пробила крупная дрожь, ногти впились в мощные плечи, оставляя следы, стоны стали более надрывными. Его прошибало волнами оргазма, от чего глаза скосились к переносице. Он будто достиг Нирваны и не хотел из нее выходить. Холодная рука опустилась на тонкую талию, заставляя еще несколько раз вздрогнуть от контраста, и хаотично двигалась по спине в попытке успокоить юное тело. Его аккуратно повернули на бок, чтобы тот лег на кровать, но страх окутал с новой силой. — Пожалуйста, я больше не выдержу, не надо, я умоляю! — крупные слезы катились градом из жалостливых глаз по щеке и пропадали в простынях, — Валера, я прошу тебя! — громкий плач гулко отлетал от стен. Марат до жути боялся продолжения, потому что знал, что просто помрет от еще одной стимуляции чего бы то ни было. Нервы не выдержали и обнажили слабую сторону парня. — Чш-ш-ш, не плачь, малыш, тебя больше никто не тронет, я рядом, — успокаивающе вытирал большим пальцем влажные дорожки и нежно выцеловывал каждый сантиметр кожи на лице. Такого от Туркина можно было ожидать в последнюю очередь. Он подтянул его к себе ближе и уложил на грудь, вяло поглаживая и чмокая колючий ежик. Сзади примостился всеми позабытый, как ему казалось, Вахит и накинул всех троих одеялом, укладывая поверх свою руку. Суворов крепче обнял кудрявого старшего и уткнулся в сгиб шеи, жадно вбирая чужой аромат тела. Дыхание все еще было сбивчивым. Может… никогда и не было среди них третьего лишнего?