Бал

Каждый новый бал был новой причиной траура. Он не мог сказать об этом напрямую, но, верно, никто кроме него не знает… что каждый бал окончится тем, что кто-то из гостей больше никогда не ступит на полы этого роскошного зала. Никто не знает, что каждый счастливый или игривый смех, что слышится здесь — предсмертная песнь миру. Никто не знает, что каждый проведённый здесь танец — предсмертная благодарность. Никто не знает, что принц, который улыбается нежно и так тепло — сам Жнец из кошмарных снов. Никто не знает… Что на бал к Жнецу Смерти пришла Сама Смерть. Принц одет во всё белое; он элегантен, как и обычно. Одежды его чисты, взгляд зорок и ясен, щеки полны румянца здорового и доброго. Но на перчатках его, со стороны ладони, на левой руке, осталась капелька крови; в глазах его не отражается ни желания, ни сил жить, ни доброты к людям; на лице застывшая гримаса улыбки, которую люди принимают за чистую монету. Он на каждого смотрит своими красными, завораживающими глазами, что напоминают рубины. Он на каждого смотрит с душевным отвращением, которые они вызывают, ведь всем всё равно плевать на принца, что словно в клетке. Плевать, что он просто меч в руках монарха. Плевать, что старый монарх никогда не снизойдет с трона… Ведь на чувства наследного принца Акечи Горо, что отказался от имени Сидо во благо процветания герцогства Акечи, из которого происходила его покойная ныне мать, плевать. Плевать настолько же, насколько и на то, что на этом балу кто-то умрёт. Умрёт от рук наследного принца, который с самым холодным выражением лица приставит к горлу нож, а затем… А затем станет лишь пустотой в истории королевства. Станет пустотой в чужой памяти и станет ступенькой к одобрению отца; к его любви. Любви, которой нет и Горо осознаёт это. Осознаёт так хорошо… он осознаёт, что он просто игрушка. Нет, даже не игрушка. Марионетка. Некрасивая, страшная, забытая и оттого так желающая стать полезной, но марионетка. Без чувств положительных, без мыслей добрых и без духа свободного. Он просто сломанная кукла, которая есть… и Смерть это забавляет. Ведь мальчишка, столько молодой, забрал на себя роль его чуть ли не адепта. Мальчишка, столь неопытный и не познавший любви до сих пор, что поднимает клинок на каждого, кого ему прикажут. На каждого, кто будет мешаться. На каждого, кто будет достоин смерти, как считает король. Ну, саму Смерть это мало волновало. Ведь он и сам не таковой. Он — просто странник, что смеясь ходит по путешествиям. Что помогает людям обрести долгожданный покой и что лишает зла возможности действовать. Оттого он и Смерть. Ведь там, где нет зла, умирает нечто особенное; неописуемое. Такое, без чего люди… меняются сильнее всего. Ведь после смерти зла, люди делают оставаться добрыми. Ведь после смерти зла… Смерть не был человеком жестокости. Он предпочитал не убивать. Он всегда находил способы словами. Там же, где не находился способ слов, находился способ кулаков. Но способ смерти? Ни за что. Белая маска никогда бы не опустился до такого. Но он опустился до того, что не первый бал изучает Акечи. Не первый бал и даже не третий. Десятый. Десять балов он не спускает с того глаз, каждый раз одеваясь иначе. Смотря за каждый раз таким одинаково прекрасным Акечи. Каждый раз наблюдая за таким одинаково несчастным Акечи. Первая смерть вызвала у него огонь ненависти. Девятая смерть вызывала горе за наследного принца, что был только фигуркой пешки в планах ферзя. Теперь же, будет десятая. Обычно, умирали те, с кем танцевал Акечи большую половину бала. И вот, скоро начнутся танцы. Даже видно, как молодой принц в красной маске выискивает кого-то. Молодую девушку? Женщину в возрасте? Держательницу рода? Черноволосый не знал; он и не собирался. Он просто вытянул руку перед собой, протягивая её Горо. Ошеломленному, потерявшему дар речи и возможность отрицания, Горо. Такому, которого Смерть никогда не рассчитывал увидеть, но увидел. Он протягивал её Жнецу Смерти, который планировал своим касанием убить кого-то другого… …А не такого же молодого, как и он, парня. С менее ясным взглядом, с румянцем заметно слабее и с не такой улыбкой. Вернее, улыбки у парня, что протягивал руку, и не было. Было только серьёзное выражение лица, рука перед самим Горо и рука на собственной груди. Напрягали ли такое приглашение на танец без слов? …Конечно же. Потому, Горо отмахнулся от танца. Смерть только кивнул. Кивнул и слился с толпой. Но что-то в нём заставило запомнить его… запомнить и опасаться. Такое, что Акечи не мог описать. Он не смог бы описать судьбу. * Он не смог бы описать судьбу. Он не смог бы сказать себе, что после бала, на балконе, будет стоять красивый парень, держащий красную розу в руках. Что он будет смотреть в пустое ночное небо, на котором и звёзды погасли от хмурых облаков. Он бы не сказал себе, что его сердце загадочно нарушается от такой картины и он коснется рукоятки меча лишь для того, чтобы затем парень обернулся к нему с самой… Неописуемой улыбкой в его жизни. — Вы убили её? Он задаёт вопрос, прикрывая розой губы. Теперь улыбка не была видна, но были видны черные глаза, которые не скрывались за маской. Была видна богатая одежда и внимательность, желание ответа Акечи во взгляде. Но в нем не было страха или ужаса… скорее, было ожидание. Ожидание, когда Акечи вытащит меч из ножен и приставит его в горлу. Смерть смеётся, глухо и одним лишь воздухом, чувствуя железо у шеи. Смотрит на холодный клинок, который должен прекратить его жизнь с минуты на минуту, с секунды на секунду… но он не прекращает. Скорее, застыл в воздухе, в попытках сделать выбор — лучше убить или оставить в живых? — Так вы убили её? Клинок касается кожи больше, но черноволосый касается клинка одними губами. Ему не страшен клинок Жнеца. Наоборот, он ему так интересен, так желанен, так… неописуем. Ведь он не знает, что произошло за эти десять балов. Почему с отвращения он пришел к мысли… …Акечи бы очень шла к лицу роза, что он держит в руках — Жаль, что я не услышу ответа. Но тогда, другой вопрос. Вы станцуете со мной? Рен Амамия всегда был известен как Смерть. Смерть по многим причинам — будь то конец злодеяний, будь то факт того, что куда он ни ступал, начинался упадок и будь то закономерность того, что он все портил… Но даже большей причиной было то, что он не боялся смерти. В конце концов, зачем бояться чего-то, возможность чего делает его жизнь более живой?