***
Йеннифер из Венгерберга хотела спасения. Представьте, вы находитесь в чёрной комнате, в которой нет ни выхода, ни света, ничего. Даже пытаясь смотреть на себя, вы видите только абсолютную тьму. И бесцельное блуждание по ничему просто погружает в непроглядную тоску, гнев и желание сгинуть из этого мира. Так чувствовала себя полукровка, каждый раз оставаясь наедине с собой. Когда же она была в обществе, то улыбалась, дерзила, выдавала колкие или саркастичные замечания. То была маска, чтобы никто не мог заглянуть внутрь. И никто не заглядывал и не видел. Кроме Тиссаи, конечно. Боль, раздирающая Йен, была не особо понятна ректорке, но зато женщина видела чёрную дыру, в которой сама угасала. Когда они стояли в комнате и подбирали выпускное платье для полукровки, Тиссая неосознанно касалась своей ученицы и невольно вздрагивала, когда чувствовала, ощущала всеми фибрами души такую тошнотворную боль, что едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Соприкосновение хоть и было сладким, притягательным, одновременно исходило отталкивающим током по пальцам и рукам. Но плакать нельзя Тиссае де Врие, она же великая и могущественная чародейка, на которую все равняются. Заплакать — значит, дать слабину, сдаться. Но, может быть, если бы она всё же дала волю слезам и стала хоть на секунду слабой, Йеннифер не отдалилась бы настолько далеко, насколько отдалилась на самом деле. Да, Тиссая теряла Йен. Прямо сейчас, в эту минуту дорогое сердцу существо становилось всё дальше, всё холоднее, всё недоступнее. Ещё пару дней и они разойдутся если не по разные континенты, так по разные миры. Ещё пару дней и их связь разорвётся, как будто всё раньше держалось только на одной сраной нитке. Ректорка с каштановыми распущенными волосами ещё долго стояла напротив зеркала, когда готовилась к балу. Глаза, эти серые пронзительные глаза, в которых едва предательски мельтешили слёзы, разглядывали собственное тело. Пересилить себя и стать слабее женщина так и не смогла. Пока она скрупулёзно приводила себя в порядок, красилась и делала причёску, то внутренне рвалась на части и корила себя за то, что не может выйти ни из своего образа, ни из характера, ни из звания, которому нужно было соответствовать на все двести процентов. Шаг влево, шаг вправо, расстрел на месте, потеря достоинства и положения в обществе. Бал был блистательным и великолепным. Здесь собралось столько знатных лиц, в частности, очень много из Имперского Альянса: короли и королевы континента хотели найти своих чародеек и чародеев для личного служения при дворе. Йеннифер долго не появлялась, и Тиссая даже уже начала нервничать, ведь девушку надо было познакомить с Фергусом вар Эмрейсом, королём Нильфгаарда. Когда двери в зал распахнулись, все стали тепло и с восторгом её приветствовать. Блестящее ажурное чёрное платье шло ей как никогда кстати. Оно подчёркивало прелестную фигуру: грудь, талию. Мужчины и женщины с открытым ртом и с нескрываемым восхищением осматривали её с головы до ног, как заворожённые. Тиссая не стала исключением, дыхание перехватило, сердце забилось сильнее. Она на полную включила свой слух и прислушивалась к каждому шагу полукровки, которая вальяжно и нагло шагала по кафелю. Йеннифер позволяла себе многое, а сегодня позволила себе практически всё. Она одурманила каждую и каждого, кто к ней подходил. Фергус вар Эмрейс, к которому готовили для служения девушку, тоже потерял дар речи, но та только одарила его ледяным взором, а потом игнорировала весь вечер. У неё была другая стратегия — она выбрала короля Демавенда III, роскошного молодого человека, и опленила своим присутствием, что, в конце концов, он сделал ей предложение отправиться с ним в Аэдирн. Фрингилья, которая должна была получить это предложение вместо Йеннифер, стояла в стороне и грозно выпивала уже пятый бокал вина. Изначальные планы Братства Чародеев пришлось на ходу поменять только из-за дерзости темноволосой полукровки. Тиссая видела во всём этом бунте и непредсказуемости одну сплошную боль. Но как помочь той, которая к себе не подпускает? Тиссая всё видела насквозь и одновременно теряла Йен. «….У Великой Силы есть два лика: одно старое, другое молодое. Одно включает в себя Создание, другое Разрушение. И никто не будет знать до самого последнего решающего момента, кто на самом деле хранитель Великой Силы.» В Пророчестве Марены говорилось о том, что некогда Тёмная Материя вместе со Светлой воспрянет от глубокого сна и станет частью Великой Силы. Теоретики и другие толкователи считали, что однажды действительно появится на свет вампир, в котором будет невероятная мощь, и в тот момент, когда эта сила будет осознана, настанет судный час: разрушится существующий вампирский мир и будет создан другой, более новый. Только вот не восполнить будет уже ни пролитую человеческую кровь, ни вампирскую. Бал, выпуск, служение Демавенду в Аэдирне. Йеннифер быстро возвысилась, но также быстро упала. В ходе козней и придворных интриг она покинула дворец, короля и ушла жить своей жизнью. — Чего ты хочешь, Йен? — спросила однажды Сабрина, когда они пересеклись на острове Танедд, в одном из центральных городов, и лежали в банях. — Боюсь, ты меня не поймёшь, дорогая, — вздохнула полукровка, встала на ноги и, сбросив с себя полотенце, обнажённая вошла в бассейн, стала медленно плавать. Глевиссиг в то время продолжала лежать и наслаждаться жарким влажным воздухом, поглаживая свои светлые русые волосы. Они не виделись, наверное, лет 6 с того момента, как расстались на балу в Аретузе. Воды утекло не так много. В вампирском понимании время текло иначе, быстрее, а шесть лет воспринимались как несколько месяцев. — Не томи. — Я хочу всё. Это не было правдой. Или было. Йеннифер из Венгерберга не знала сама. Она до сих пор не нашла своё призвание в мире, пока другие чародейки служили королям или преподавали в Аретузе. Когда-то давно, когда она была молодой человеческой особой, Йен мечтала стать вампиром и плести политические интриги в высшем свете. А сейчас, когда она прочувствовала бытие, когда прошла столько пути, опыты и даже испытание воли в виде жажды к крови, она не видела ни в чём смысла, кроме одного — вернуть то человеческое, в котором ей было максимально комфортно. Говоря «я хочу всё», полукровка имела в виду «я хочу вновь стать человеком». Поэтому всё остальное время, которое у неё имелось, она тратила на выживание и поиски способов убрать с себя вампирское проклятие и вернуться в человеческое тело. Что она только не перепробовала: зелья, наркотики, переливание крови и даже попытки суицида. Но убить себя вампир не может просто так, если только: ему не вырвут сердце или — не отрубят голову. Что она только не попробовала, чтобы избавиться от вампиризма. Она даже натолкнулась на легенды о джине, который исполняет желания, и вышла на его след в Редании. Йеннифер не могла понять, где он конкретно, но увидела парочку видений в ходе заклинаний: некие два вампира сами принесут ей сосуд с джином, а там уже дело будет за малым. В те дни Йен впервые познакомилась с Ведьмаком — тем самым из Инквизиции, который занимался выслеживанием девиантов, нарушителей вампирского кодекса и истреблял их. Вместе с Лютиком, другом Ведьмака, они прибыли в дом к полукровке, которая за пару месяцев прославилась здесь как чародейка-травница и даже успела подзаработать немного денег на жизнь. Темноволосая красавица с фиолетовыми глазами вылечила Лютика от обезголосья (нет, только не спрашивайте, что за херня с ним произошла), а сама, пока двое вампиров спали, украла сосуд и устроилась на чердаке дома, чтобы устроить там ритуал привязывания джина к ней. Она с наслаждением и с нетерпением касалась вазы кончиками пальцев, вспоминая, как её трогала также нежно Тиссая де Врие, пока они разговаривали на вершине Tor Lara и смотрели в синь морских глубин. Пожалуй, это было единственное человеческое чувство, которое она испытывала — тоску. Но множество других, таких как ненависть, ярость, ненасытность и тщеславие перекрывали эту чувствительную сокровищницу в душе и не давали тосковать. Кровавый круг, символы, несколько заклинаний, и джин был в её власти. Одно предложение без толики сомнений и раздумываний — «я хочу стать человеком», и закованная душа джина, моментально выполнив своё предназначение, освободилась и покинула помещение прочь. … Девушка испытала невероятную силу, которая прошлась по всем частям её тела, по косточкам, по венам, по нейронным связям, но не почувствовала боли. Она испытала такие отчаянные эмоции, которые когда-то ей были знакомы, но не почувствовала воодушевления и удовлетворения. Девушка испытала огромной мощи ритуал, который что-то с ней сделал, но — не почувствовала какие-либо изменения. И, если вы думаете, что вот, да, джин выполняет абсолютно всё, что угодно, вы будете правы. Но Йеннифер как была вампиром-полукровкой, так и осталась. Человек… Понятие абстрактное. Что вообще означает быть человеком? Дышать и чувствовать? Вампиры это умеют. Жить и наслаждаться? Вампирам это знакомо. Жить короткую жизнь? И такое они умеют. — Нет, нет, нет… — впервые за долгое время Йеннифер заревела. Смачно, в голос, крича. Нагая, в нарисованных символах она сидела посередине круга, в котором несколько минут назад был закован джин. И ревела. Била руками деревянный пол, задыхалась, вопила и издавала дикие звуки. От чувств и агрессии даже вены вспухли по всему её телу, а лицо преобразилось в зверино-трупное, фиалковые глаза стали мертвенно-кровавые, из них текла кровь. Геральт из Ривии, тот самый Ведьмак, прискакал на чердак так, как будто рушился весь дом. Он понял, что натворила чародейка, приблизился к ней вплотную и, несмотря на то, что она стала его бить, обнял так крепко, как только мог. А Лютик только неловко стоял в дверях и ничего не мог поделать. А что можно сделать, видя перед собой страдания? В ту ночь Йеннифер и Геральт стали друг другу настолько близкими, насколько смогли.***
— Что, если я скажу, что убивала человека? Ведьмак даже не вздрогнул от вопроса и тростинкой поправил горящий костёр. Пепел разлетелся в разные стороны, и Йеннифер кашлянула, когда дым залетел ей в рот. Уже несколько месяцев подряд после того случая с джином они путешествовали по Редании, по лесам, городам и сёлам. Изредка Геральт выполнял профессиональный долг и истреблял нарушителей-вампиров, а потом они вновь продолжали путь и исследовали новые места. Лютик отделился от них в другое место. Некая женщина успела очаровать его сердце, поэтому он не мог продолжить идти вместе со своими спутниками. — Так что? — переспросила Йен и прокашлялась ещё раз. — Ну и? Ведьмак был суров, чаще молчалив, редко шутил, но с полукровкой он всё же любил разговаривать и даже немного препираться. — Тебе не положено убить меня на месте? — По кодексу положено. — буркнул Геральт и посмотрел многозначительно на темноволосую чародейку. Она отвела взгляд, но даже не напряглась, что дальнейшая фраза может быть роковой. — Я убиваю безнадёжных. Прогнивших, хаотичных, потерянных. У них нет совести и нет понимания, что люди — точно такие же существа, как и вампиры. — Так какая же я? Кажется, ты уже давно должен был убедиться, что это описание для меня. — Нет. Может, ты сумасбродная и гнилая стерва, но всё ещё не потеряла надежду. У меня профессиональная чуйка. Я это вижу. — Как мило. Йен искренне улыбнулась. Геральт из Ривии мог воодушевить, поднять настроение. По её грустным глазам было видно, что она даже слегка удивилась сказанному, но попыталась скрыть это чувство. И хоть Ведьмак чаще всего видел её насквозь, она старалась прятаться глубоко внутри себя и не подавать признаков слабости. Геральт издал звук, похожий на «хм-м», призадумался. Йеннифер никогда не привлекала его как женщина, и для него это было крайне странно: очень красивая, с волосами цвета вороного крыла, пронзительными фиалковыми глазами, ароматом сирени и крыжовника — всё это могло бы вскружить голову и свести с ума. Но мужчина не испытывал ни толики возбуждения, ни грамма влечения, а его сердце, как обычно у влюблённого, не билось бешено от восторга. Но зато за всем этим скрывалась куда более прочная связь — родственная, братско-сестринская, заботливая и опекающая. — Сильно она на тебя повлияла. После внезапной фразы Ведьмака Йен вздрогнула и задышала чаще. Её лицо преобразилось, а румянец на лице выдал чувства. Она сделала вид, что не поняла: — Кто? — Магичка, которая разбила тебе сердце. Сабрина обычно была той единственной, которой Йеннифер рассказывала о своих чувствах к Тиссае, поэтому сейчас полукровка явно опешила от того, что Геральт из Ривии, мужчина, который стал ей за короткий срок братом, смог проникнуть вглубь её души. Йен шумно выдохнула, выпустила из себя горечь и сиплым голосом ответила: — Нет, это я разбила ей сердце. Тиссая всегда прикрывала мой зад и делала всё, чтобы обеспечить мне счастье. А я… ну, ты понимаешь, всё испортила. И хватит копошиться в моих мыслях, это нечестно! Геральт невозмутимо повернулся к девушке и достал бутылку алкоголя из своей сумки: — Будешь вино? — Ладно. Давай только не будем нахерачиваться сильно. — согласилась полукровка. — Не вопрос. — Кстати, я бы тебя со своей подругой познакомила, её Сабрина зовут. В тот вечер они всё-таки нахерачились, а Геральт уснул у Йеннифер на коленках.***
Девушка прошептала заклинание, и Хаос пробежался по её венам, как будто скрывался во всех частях тела, затем вышел наружу сквозь ладони и моментально передвинул огромный камень, который преграждал путь. Открыв глаза, Йеннифер почувствовала в руках вибрацию и ещё несколько секунд наблюдала за тем, как Геральт продвинулся вперёд и вошёл в подземелье. Ей нравилось ощущать магию, чувствовать пульсацию по телу, ловить эйфорию от того, как совершается чудо, как шёпот, мысли и желание сливаются в единое целое и становятся частью Хаоса. Йен тоже прошла через проход, а затем её глаза моментально адаптировались к темноте и различили посреди склепа небольшую статую в виде женского обнажённого тела. Здесь покоилась Марена и, судя по записям из книг, здесь также можно было найти ту Тёмную Материю, о которой провидица неустанно говорила перед смертью. Геральт протёр рукой надпись с именем покойной, а затем присел на корточки и долго вглядывался в остальные слова, которые явно не мог понять. Йеннифер достала кинжал, выпрямила спину и вальяжно прошлась по помещению, осматривая каждый уголок. — Это эльфийский. — оповестила она, когда заметила, как Ведьмак напыжился от стараний прочесть надписи. — Но эльфы — миф. По крайней мере, они не существовали в нашем мире никогда. — Ложь, — Йен поправила свою причёску, а потом подошла поближе к мужчине и тоже вгляделась в то, что там написано. — Этот мир был создан руками эльфов-чародеев, практически они и стали создателями вампиров. Эльфы хотели сделать здесь свою Дол Блатанна, но поняли, что законы этого мира слишком жестоки и нашли пристанище в другом месте. Полукровка присела на корточки и прочитала надпись: — Проливая кровь, ты кормишь Тёмную Материю. Вскормив её, ты пробуждаешь Великую Силу. — Кажется, мы именно там, где нужно. Девушка резким движением порезала себе ладонь с помощью кинжала и, не почувствовав какую-либо боль, прижала руку к надгробию. Геральт встал на ноги и тут же от возникшей из ниоткуда силы пошатнулся на месте. Маленькая буря пронеслась по всему помещению и встрепенула каменные стены. Йеннифер в то время произносила уверенно заклинание, повторяла его снова и снова, пока ветер не усилился до предела и, в конце концов, не прекратился, а статуя не стала двигаться в сторону, прокладывая лестницу вниз. Геральт засомневался, что туда стоит спускаться, но по уверенному взгляду чародейки понял, что она уже ни на шаг не отступит. — Если я не вернусь через пару часов, уходи. — сурово бросила напоследок Йен и, убрав кинжал обратно в кожаный мешок, висевший на брюках, скрылась в потёмках склепа. Чем дальше она уходила, тем сильнее сковывал холод, начинали мёрзнуть конечности, гулять мурашки по телу, а сердце сжиматься в предчувствии ужасающей тьмы. Если Йеннифер ходила раньше бесцельно по пустоте, то сейчас эти ощущения увеличивались в сто крат, становились объёмнее и весомее. Тоска и бессмысленность накрывала с головой, что, спустя минут 30 хождения по лестнице, девушка уже практически ни черта не видела перед собой и двигалась по инерции. «Пришла, пришла…» Некая сила начала с ней разговаривать, шептать повсюду разные ликующие звуки. Нечто явно было радо приходу Йен, как будто поджидало целую вечность, пока девушка: родится, станет вампиром, потеряет смысл жизни, а потом придёт сюда. «Такая потерянная, пустая…» «Ты долго шла ко мне…» «Давай поговорим, ведь у тебя есть цель…» Поняв, что уже бессмысленно куда-либо двигаться, Йен съёжилась всем телом и лишь потом, позже, осознала, что у неё нет тела. Оно исчезло, как и всё тут остальное. Как будто она провалилась в собственную чёрную дыру. Как будто она вышла за пределы мира. Как будто она нашла то, чего ни в коем случае нельзя было находить. «Не говори, не говори. Я знаю, чего ты хочешь…» Если сначала голос был дряблый и жуткий, то со временем он обрёл более или менее приятную форму, а затем, наконец, стал похож на вампирский. Если сначала девушка не видела ничего перед собой, кроме тьмы, то сейчас, наконец, перед ней возникла молодая девочка, лет, может, 16-ти, освещённая приятным светом откуда-то сверху. «Я приняла этот облик для тебя, дорогая. Чтобы тебе было приятнее со мной взаимодействовать.» Каждый раз, когда Тёмная Материя начинала с ней говорить, почему-то полукровка не могла ничего сказать в ответ. Но предугадывая мысли, нечто всё равно отвечало ей. «Вы, вампиры и люди, такие никчёмные, предсказуемые. Вам нужны вещи, чтобы трогать, имена, чтобы называть, чувства, чтобы страдать, глаза, чтобы видеть и рот, чтобы говорить. Вы не видите миры на всех слоях, вы видите только один мир и то только в одной плоскости, а видеть хотя бы два пространства одновременно вам не под силу…» «Я знаю, знаю… Ты пришла заключить сделку, чтобы вновь стать человеком». «Позволь… Позволь мне узнать, чем ты можешь быть для меня полезной». Тёмная Материя ощущалась сковывающим хладом, морозным прикосновением, необъятной пустотой. Она проникала во всё, из чего ты состоял, разбирала тебя на части и собирала вновь. Но противиться такой силе было невозможно, поэтому Йеннифер просто чувствовала себя бесформенной массой и внимала голосу. Внезапно стали подкрадываться ощущения прежнего холода. Вернулись конечности, кожа, стук сердца, а потом и все ощущения по телу. Тёмная Материя молчала, пока стояла в виде 16-летней девушки и пристально вглядывалась в Йен. «Кто-то вмешивается…» Полукровка ощутила удар под дых и закашлялась. «Кто-то вмешивается… А ты не тот сосуд, что мне нужен» Тёмная Материя вытолкнула темноволосую девушку с фиалковыми глазами куда-то наружу, в другое измерение, а на самом деле обратно в реальность, но Йеннифер оказалась не в том же склепе вместе с Геральтом, а на вершине скалы, в объятиях Тиссаи де Врие, которая пыталась привести в чувства полукровку. — Йеннифер... Ты здесь? Ты со мной? Йеннифер, очнись… Девушка почувствовала дыхание возле своей щеки и сильные руки, которые обнимали её за плечи. Ректорка дрожала, потому что ещё минут 30 назад она пыталась телепортироваться к Йен, но натолкнулась на крайне слабые координаты, находящиеся вне этого мира, поэтому несколько минут её тело было подвержено перемещениям по непонятным плоскостям и измерениям. А когда она, наконец, ощутила слабое присутствие своей бывшей ученицы, то схватила её, притянула к себе, телепортировав в единственное место, которое всплыло мыслью в голове. — Йеннифер… — Я была почти близка. — удручённо произнесла девушка и оттолкнула себя от объятий, встала на ноги и подошла к краю скалы. Это место она видела тогда во сне, как видение, когда впервые воспользовалась силой Хаоса. Тиссая, ошеломлённая столь холодным поведением Йен, встала на ноги и подошла к собеседнице. Ректорка попыталась положить свою ладонь на плечо полукровке, но та одёрнулась и не позволила. — Йеннифер, от вампиризма не излечиться. Что бы ты ни искала, что бы ты ни пыталась сделать, на этом свете нет лекарства, которое вернуло бы тебе человечность. — Я была почти близка! — крикнула девушка и развернулась в слезах. — Как мне себя спасти? Слёзы, которые столько лет держала внутри себя, выпорхнули из глаз Тиссаи и пробежались по щёкам. Она, такая сострадающая, заботливая, даже немного страстная, стояла напротив своей любимой и пыталась сказать ту вещь, которую не могла сказать много лет назад, но вместо этого произносила: — Я не знаю. Йеннифер взревела и крикнула, всплёскивая руками: — Я не верю тебе! — Йен… То был крик души, отчаяние, вырвавшееся наружу. То была ненависть и отвращение к собственной сущности и боль от того, что её нельзя изменить. То была мольба о помощи и обесточенная любовь, а со стороны Тиссаи — безграничное сожаление и связывание по рукам и ногам, осознание, что девушке невозможно помочь. То был долгий душевных разговор на краю обрыва под звуки моря и чувственного осознания, что всё, что между этими двумя происходит, уже давно не обычная привязанность.