Обоюдное спасение душ

      Каждый раз, когда Вульфвуд смотрит на солнечного лохматого Вэша, который порой творит лютые глупости, будучи пацифистом, — Вульфвуд не понимает, как смог влюбиться.              Их жизненные морали идут вразрез друг с другом, но Вульфвуд закуривает сигарету и следует за Вэшем везде, куда бы он ни пошёл, боясь отпустить. Он называет его Лохматым, повсюду таская каратель, и много думает о том, что Вэш — единственный, к кому он привязался за очень много лет. И это — настолько ново, что Вульфвуд не спит по ночам, когда они с Вэшем делят одну кровать на двоих в дешёвых мотелях, курит много сигарет, дым которых оседает в лёгких, выгоняя мысли, и думает о чувствах к этому жëлтоволосому балбесу, похрапывающему на другой половинке матраса.              Вульфвуд не уверен: можно ли назвать всё то, что клокочет у него в груди, любовью, потому что Вэша очень часто хочется стукнуть по плечу, когда он творит глупости… Но ещё чаще Вэша хочется уложить головой к себе на колени и попытаться проявить разрывающую изнутри нежность, гладя по голове и аккуратно прикасаясь к его коже губами. Потому что Вэш так этого заслуживает, чëрт возьми.              Он достоин всего мира, и Вульфвуду до него далеко, но ради Вэша он бы мог попытаться им стать.              Поэтому Вульфвуд старается отдать Вэшу самый вкусный кусок мяса и самую мягкую сторону кровати, даже если Вэш сопротивляется. Он смотрит на Вэша, вновь курит и улыбается, когда его волосы разлохмачиваются и он становится похож на маленького писклявого цыплëнка, взгляд которого хранит в себе вековую грусть где-то в глубине зрачков. И из-за этого Вульфвуду становится ещё больнее, потому что люди считают убийцей человека, который не способен обидеть даже мелкого летающего насекомого, стараясь нести в мир добро, понимание и любовь, которых с каждым годом становится всё меньше и меньше.              И Вульфвуду кажется, что без Вэша ему было легче, когда он не задумывался о всех этих вещах, просто нажимая на курок карателя, если кто-то представлял для него опасность, так как жить хотелось сильнее. Он защищал себя и бродил одиноким волком, не чувствуя ничего, лишь шляясь по миру в поисках работëнки и денег. И жизнь как будто казалась проще, но он бы ни за что не вернулся к ней опять. Только не без Вэша. С его появлением захотелось не только курить, но и целоваться, не только убивать, но и любить, и это сводит Николаса с ума, потому что ему страшно очередной раз причинить боль тому, кто её не заслуживает.              Никогда не заслуживал.              И поэтому, пусть Вэш — глупец, абсолютный дурак, безумец, решивший, что сможет спасти весь мир, но Вульфвуд всегда рядом с ним, готовый защитить и пожертвовать собой, если понадобится.              Даже если для этого приходится самому подставляться под яростные, разрывающие кожу пули.       Когда на них нападает очередной монстр, целью которого является Вэш, пытающийся прийти к взаимопониманию мирным путём, что, конечно, весьма бесполезно. Поэтому Вульфвуд даже не закуривает, чтобы быть максимально сосредоточенным и не дать железу вновь оказаться в теле, и без того пронизанному шрамами.              Потому что, когда Николас закрывает глаза, перед его глазами возникает образ голого тела Вэша, который снимает чёрную, скрывающую всё водолазку перед сном, обнажая не только кожу, но и душу. И смотреть на него — больно и на ментальном, и на физическом уровне. И Вульфвуда сжимает каждый раз, когда он изучает взглядом боевые ранения, железные протезы, вживлëнные в кожу, глубокие царапины и шрамы, шрамы, шрамы. Вульфвуд смотрит на искромсанное тело и по-настоящему переживает за человека, к которому должен был чувствовать лишь отвращение, как и все остальные.              Но сейчас он понимает, что готов отдать жизнь, если понадобится, и поэтому, когда огромное чучело с остатками подобия человечности, которое больше их раза в три, стреляет из навороченных пушек, Николас не думает и отталкивает Вэша, закрывая его своей грудью. Чтобы ни одна из пуль не попала в того, кого он любит.              — Вульфвуд! — пуль, пробивающих тело и разрывающих кожу в мясо, слишком много, и Николас, чувствуя спирающую лёгкие боль, падает на землю, отчего становится невозможно дышать. Он слышит голос Вэша, который будто с каждой секундой становится всё отдалённее, и осознаёт, что в этот раз не может самостоятельно достать пробирки с регенерирующим лекарством, потому что пробитые кости рук в месте, где кровь уже запачкала одежду, не дают Вульфвуду пошевелиться. Ему больно и страшно.              Но не за себя, а за Вэша.              Потому что Вульфвуд хрипит и с каждой быстро сменяющейся секундой начинает терять связь с реальностью. Он пытается не закрывать глаза и смотреть на чистое небо, слыша звуки борьбы и свист пуль. Наверно, умереть за Вэша Урагана — достойно и почëтно, по крайней мере для Вульфвуда, который ворчит, ругается и бубнит каждый раз лишь из-за переживаний, вдруг что случится не с ним, а с Вэшем. Его Вэшем. И пусть сердце стучит быстро-быстро, а здравых мыслей становится всё меньше, Николас надеется на то, что Вэш не будет горевать слишком сильно из-за его смерти.              И на то, что Вэш обязательно выживет, и смерть Вульфвуда на что-то повлияет.              Ещё давно, стоя на балконе и глядя вдаль, перед тем, как они вновь лицом к лицу столкнулись с Ливио, Вэш спросил: готов ли Вульфвуд отдать за что-то жизнь? Тогда было сложно, Вульфвуд жевал сигарету, чтобы чувствовать табак на языке и не ощущать тянущей боли в груди, потому что в мыслях был чёткий ответ «нет». Сейчас по виску стекает кровь, он не может затянуться в последний раз в жизни, чтобы дым обволок все внутренности, и он улыбается, ведь спас жизнь другого человека, неожиданно ставшего самым главным и драгоценным, ценой своей.              И всё, о чём он жалеет, так это лишь об упущенной возможности признаться самому Вэшу Урагану, что Николас Д. Вульфвуд в него влюбился, как бы глупо и неправильно ни звучали эти слова.              Глаза Вульфвуда становятся всё тяжелее и закрываются ровно в тот момент, как ему кажется, когда Вэш его касается. Кладёт к себе на колени и, вроде бы, кричит что-то очень громкое и рвущее душу, но Вульфвуд уже не слышит, потому что сознание отключается, и он видит всепоглощающую темноту. Пусть его похоронят с карателем. Интересно, он попадает в ад или рай? Как долго Вэш будет плакать? Поменяет ли это хоть что-то в его отношении к миру? Или нет? Николас уже не думает. Смерть оказывается сильнее него. Возможно, он её даже заслуживает.              Умирать на коленях Вэша ещё не самый скотский способ, наоборот, самый лучший — Вульфвуд стал хранителем ангела.              Он начинает падает всё быстрее, когда его сердце замедляется, и уже простившись с жизнью, Вульфвуд просто ожидает конца. Противная, высасывающая все соки сила начинает окутывать тело и тянется с кончиков пальцев, которых он уже не чувствует. Она перебирается выше, втягивая Вульфвуда в пучину ада. Кажется, будто кто-то злобно смеётся, пуская по коже электрический заряд. И быстрыми шагами, опоясывая всё тело, тëмное страшное ощущение практически добирается до сердца, но резкий яркий, почти что выжигающий свет бьёт в глаза, пугая эту неизвестную силу с косой, которая тут же испаряется.              И Вульфвуд, чувствуя чужие губы на своих, наконец-таки делает первый вдох.              По горлу стекает до боли знакомая жижа, в которой хранится секрет регенерации, и он, продолжая сминать чьи-то губы, понимает, что сердце колотится быстро-быстро, в мозг возвращаются здравые мысли, а в его тело жизнь.              — Вульфвуд, — голос принадлежащий Вэшу, вылетает из губ, находящихся близко-близко к нему, и Николас осознаёт, кто же не дал ему умереть. Его глаза распахиваются, и он видит улыбающегося ему в поцелуй Вэша — такого же живого, как и всегда, и, кажется, намного счастливее, чем обычно. — Ты жив, Вульфвуд, жив. — Нужды в поцелуе больше нет никакой, но Вэш отстраняется лишь для того, чтобы прошептать, как же он счастлив, и целует вновь.              Николас понимает, что это — их первый поцелуй.              Он надеется, что первый, но не единственный.              Кожа, пронизанная пулями, начинает затягиваться, и в тело возвращаются силы, поэтому он поднимает руку, чтобы положить её на затылок Вэша и прижать к себе ближе, потому что все его глупые слова подождут, и сейчас он хочет насладиться медовыми губами, на которых зависал во время разговоров много раз. Вэш от неожиданности хрипит, но не отстраняется, лишь тратит секунду, чтобы вытереть с подбородка регенерирующее средство, которое он передал Вульфвуду через поцелуй… И Николас не понимает, почему он просто его не влил, открыв рот, но он и не против, наоборот, даже рад.              — Вэш-ш, — он вкладывает в его имя все чувства и пропихивает язык в рот Вэша, празднуя свой новый день рождения. И пусть кровь запачкала не только его одежду, но и одежду Вэша, с мокрыми от слëз щеками Вульфвуд рычит ему в поцелуй и не хочет отпускать.              А может, он всë-таки умер и попал в рай?              — Я так за тебя переживал… Так, — Вэш сжимает подбородок Вульфвуда мягкими кончиками пальцев и прислоняется лбом к лбу, прикрывая глаза. — Я уже думал, что тебя потерял. И, и… — У Вэша спирает дыхание, так как после того, как Вульфвуд защитил его от пуль и, застонав, упал на землю, Вэш разрывался между истошным ужасом и попыткой увести от них недочеловека, чтобы он не затоптал Вульфвуда окончательно. Вэш взялся за оружие и нажал на курок не чтобы убить, но хотя бы попытаться обезвредить.              Ведь неожиданно жизнь Вульфвуда стала важнее его собственных принципов.              Монстра удалось вырубить несколькими сильными ударами, и у них есть ещё немного времени, прежде чем он очнëтся, поэтому Вэш позволяет себе быть слабым и ощущать кожей, губами, сердцем живого Николаса. Они дышат одним воздухом на двоих, мягко касаясь и целуясь, и Вэшу не кажется это чем-то неправильным.              — Ну что ты, Лохматый, никуда я от тебя не денусь, — Вульфвуд проводит большим пальцем по скуле Вэша, в последний раз прикусывая его нижнюю губу, — мир не дождётся смерти Николаса Д. Вульфвуда, — Вэш доверительно улыбается, лоснясь под прикосновение широкой руки, и его выражение лица тут же разглаживается, — я от тебя никуда не денусь, поэтому улыбайся, тебе улыбка идёт больше слëз.              — Хорошо, — Вэш кивает, и его губы тут же вытягиваются. Он отстраняется от лица Вульфвуда и ощущает в груди приятно тянущее чувство, а на своих губах чужой отпечаток. И это очень приятно, пусть и ново. — А теперь давай побыстрее куда-нибудь спрячемся… Тебе помочь?              — Нужно будет как можно быстрее закурить, — Вульфвуд, окончательно приходя в себя, чувствует резко накатившее смущение, его щëки покрываются лёгким румянцем, а Вэшу становится стыдно смотреть в глаза. Ведь они целовались. И если в начале всё это можно было списать на спасение его физического тела, то затем с каждой новой секундой это начало походить не на вынужденную меру, а на обоюдное светлое желание. И в сердце от этого до сих пор тепло. — И принять душ.              Они добираются до номера практически без проблем, когда Вульфвуд поднимается на ноги, шипя от крови, стягивающей кожу, и вставляет в рот сигарету. А потом ещё и ещё, практически подряд, но медовый вкус губ Вэша не исчезает даже из-за тяжëлого табака, который не выгоняет мысли из головы. Ему кажется, что если сейчас он проведёт по губам подушечками пальцев, то точно ощутит на них ментальное прикосновение, которое он желает запомнить на всю свою жизнь. Как самое драгоценное и важное — поцелуй с ангелом, который в ответ на своё спасение подарил жизнь ему.              Они не заводят тему о поцелуе, общаясь на абсолютно отдалённые темы, когда, отдалившись от монстра, бредут до номера, но напряжение витает в воздухе, а слова застревают в глотке. И Вульфвуду хочется что-то сказать, может, поблагодарить, но Вэш непривычно отводит взгляд и сжимается. И это сбивает весь настрой Николаса произнести хотя бы «спасибо», от чего он злится и глотает всё в себе. Внутри начинает бурлить рой мыслей и желаний хотя бы ещё раз поцеловать Вэша, прижав шрамированное тело к себе и прочувствовав свет исходящий из его души — первое, что ощутил Вульфвуд после воскрешения.              — Я чур первый, — Николас оставляет каратель у двери и уходит в ванну, не глядя на Вэша. Ему будто самому стыдно за то, что он, лёжа на чужих бёдрах, не разорвал поцелуй тут же после оживления, а продолжил изучать чужой рот языком. Но что было, то было и этого уже не изменить. И Вульфвуд, на самом деле, очень этому благодарен. Если каждый раз после недосмерти его будут спасать губы Вэша, то он готов умирать бесконечно. Даже при условии, что одна из смертей станет судьбоносной.              Тяжëлые капли душа, капающие сверху, смывают с него кровь и ошмëтки грязи, когда он упирается головой в старую грязную плитку, слегка сгибаясь из-за низко повешенной лейки, но странное ощущение в груди остаётся. И мыслей становится только больше. Жалеет ли Вэш о своём поступке? Воспринимает ли поцелуй как просто спасение или для него это тоже что-то значило? Как для Вульфвуда? Что он вообще к нему чувствует? Николас негромко рычит, зная, что звук падающей воды заглушит шум, и не понимает, когда стал таким. Волнующимся и думающим. Раньше было хорошо, ведь всё было чётко понятно, и было лишь одно желание — спасти свою задницу.              Сейчас дурья башка Вэша стала намного важнее, поэтому Вульфвуд сходит с ума, не понимая, как ему быть дальше.              Он крутит на языке начало разговора даже тогда, когда выходит из душа, но Вэш, дожëвывая кусок купленной полухолодной пиццы, тоже убегает в душ. Вульфвуд с натянутыми чëрными шортами и свободной майкой садится на диван и устремляет взгляд в стену, стараясь уложить по полочкам то, что сегодня было. Во-первых, он пожертвовал собой ради Вэша. Во-вторых, Вэш его спас, поцеловав. В-третьих, ему хочется сделать дальнейший шаг, но непонятно: хочется ли Вэшу иметь дело с ним. Ведь дружба дружбой, спасение спасением, а Вэшу хочется подарить всю имеющуюся у Вульфвуда ласку и заботу.              Пусть кривую, пусть, возможно, странную и иногда чуть-чуть обидную, с попытками достучаться до здравого смысла поберечь себя, но какая есть. Вульфвуд — не профессиональный романтик и максимум из сигарет может выложить слово «люблю» в надежде, что Вэш это оценит, и на этом всё. Но, по крайней мере, он готов быть рядом с Вэшем всегда, чтобы не допустить того, чтобы холодная и мрачная смерть хоть раз коснулась тела Вэша. Он такого не заслужил. Не в смену Вульфвуда. Не тогда, когда он влюблëн и чертовски боится потерять человека, к которому сумел что-то почувствовать.              Вульфвуд ложится на кровать, поправляя сбитую простынь, и поворачивается на бок, спиной к двери, откуда должен выйти Вэш. Он смотрит в одну точку, кусает губы и практически не моргает, ожидая Вэша, который сегодня застрял в душе дольше обычного. Возможно, он тоже смывает с себя усталость, возможно, Вульфвуд лишь надумывает, и для Вэша всё произошедшее — абсолютно ничего не значит. Но Николас вспоминает влагу на чужих щеках, и как глаза Вэша, кажется, в миг потускнели с его недосмертью, и сглатывает, решая, что им срочно нужно поговорить. Как бы страшно ни было.              Однако Вэш, как и всегда, одетый в смешную розовую пижаму, выходит из ванны и ложится рядом с ним, заворачиваясь в одеяло. Ничего не говоря, они лежат вдвоём, глядя каждый в свою сторону и много думая.              — Нам нужно поговор-              — Можно задать вопр-              Одновременно, перебивая друг друга, начинают говорить они, от чего чувствуют новую волну неловкости, скребущую по коже. Вульфвуд прикрывает глаза, делает глубокий вдох и переворачивается на другой бок, чтобы общаться с Вэшем лицом к лицу. Не как трус, даже если очень страшно. Он встречается с большими голубыми глазами напротив и ловит себя на мысли, что хочет вновь поцеловать Вэша, потому что он лежит настолько близко, что нужно лишь слегка потянуться губами, чтобы почувствовать их вкус.              — Давай, ты первый, Лохматый, — предлагает Вульфвуд, разглядывая, как мокрые волосы Вэша ложатся на подушку. Он выглядит очень мило, будто и вправду наивный израненный цыплëнок, от чего становится сложнее дышать.              — Я?.. Хорошо… — Вэш делает глубокий вдох, прикрывает на секунду глаза и сжимается в калачик, — зачем ты меня спас?              Вульфвуд хмыкает, зная ответ на вопрос, и его губы растягиваются в улыбке.              — Потому, Лохматый, — сейчас бы закурить, но они лежат друг напротив друга, глядя в глаза. Оба поджимают губы, потому что во рту становится слишком сухо, и пытаются понять, как разрешить возникшее между ними недопонимание. — Что ты сам бы себя не спас, и пришлось действовать. — Глупо, безрассудно, нелепо, но времени думать не было, а спасти Вэша было жизненно необходимо.              — Жертвуя собой? — Вэш похож на котëночка, которого надо спрятать в лукошко и никогда оттуда не выпускать, ведь, конечно, Вульфвуд сделал бы всё, чтобы его спасти.              — Ты же всё время это делаешь… — Вульфвуд, кажется, впервые настолько честен не только с Вэшем, но и сам с собой. Это тяжело, и слова кажутся вымученными и очень сложными, но он старается, как может. Похоже, это момент икс. — Жертвуешь собой ради других, вот и я решил попробовать пожертвовать собой ради тебя.              — Я… Я так и не поблагодарил тебя за это, Вульфвуд, — Вэш на пару сантиметров придвигается к Вульфвуду и морщит нос. Николас ощущает тепло чужого тела, которое манит его к себе ещё сильнее. Они лежали настолько близко много раз, но сейчас — напряжение намного ярче, чем во время первой совместной ночи, проведённой вместе в номере. Придя к решению, что ночевать вдвоём безопаснее, они разделяли общую постель. Иногда касались ногами, иногда Вэш спал беспокойно и метался по постели, иногда Вульфвуд ворочался всю ночь, любуясь и думая, но никогда не было настолько интимно.              — Не хотел поступать по-другому, Лохматый, вот и спас, — Вульфвуд тяжело втягивает воздух, подкладывая руку под голову, но взгляд от Вэша не отводит, не сейчас. — Не смог допустить, чтобы на твоём теле стало ещё больше шрамов. Вот так.              Он переворачивается на спину, будто только что обнажил душу и ему надо срочно избавиться от пытливых глаз Вэша, которые смотрят на него с неописуемой нежностью. И не покуришь ведь сейчас. Ничем не займёшь ни руки, ни рот, ни мысли. В его голове будто нажали большую красную кнопку, которая непереставаемо пищит: «ВэшВэшВэш», и это сводит с ума, потому что выключить её можно только путём разговора, а у Вульфвуда язык подкован только тогда, когда нужно пошутить и разрядить обстановку. Не тогда, когда дело касается его собственных чувств, которые топтали ногами все вокруг.              — Ты ведь вправду мог умереть из-за меня, — Вэш замолкает, представляя жизнь, где рядом с ним не было бы Вульфвуда — и она ужасна. С момента потери Рэм прошло уже больше столетия, и неизвестно, сколько бы Вэш горевал по Вульфвуду. По его Николасу, рядом с которым Вэш чувствует себя нужным и важным. Под настоящей защитой и заботой.              — Но ты же меня спас в ответ, Лохматый, — Вульфвуд улыбается, проживая момент, когда его сердце вновь начало перекачивать кровь, а во рту очутился язык Вэша. Может, что-то и получится? Вульфвуд же — не трусливая девчонка, в конце концов, чтобы давать на попятную. И лучше прояснить всё сейчас, чем тянуть ещё дальше. — Теперь мой вопрос, — он прочищает горло и собирает всю любовь к Вэшу в один горячий сгусток, благодаря которому он становится решительнее.              — З-задавай, — Вэш, кажется, догадывается, потому что его голос испуганно дрожит.              — Почему ты поцеловал меня? — Вульфвуд произносит это быстро, на выдохе, поворачивая голову к Вэшу, чтобы увидеть его выражение лица и то, как дëргается кадык от нервного сглатывания слюны. Вэш думает, облизывает губы и сжимается, будто Вульфвуд сейчас услышит его и уйдёт восвояси, больше никогда не вернувшись. И Вэш не будет осуждать Вульфвуда за такой выбор.              Ведь неизвестно, что Николас думает насчёт того, что Вэш, похоже, в него влюблён.              — Ты уже почти не дышал, — Вэш уверен, что прямо сейчас причащается перед самим Господом Богом, обнажая перед Вульфвудом душу. Потому что, закрывая глаза, он вновь видит почти что мëртвое тело с кровавыми пятнами на одежде и понимает, что действовал на страхе и адреналине. В надежде, что Вульфвуд выживет. — И… И мне стало так страшно, что я забоялся, что ты захлебнëшься, если я просто волью её в тебя, — голос Вэша становится намного тише и интимнее, но… Но это не тот ответ, который бы удовлетворил Вульфвуда, точно, нет. — Я очень сильно паниковал.              — Понятно, — хмыкает он и поднимает взгляд к потолку. Вэш за него волновался вот и всё, и это была обычная дружеская забота и ничего больше. И с одной стороны, Вульфвуд рад, что выжил. С другой, жить в мире, где Вэш лохматая голова Ураган целует его просто потому, что он умирал, вроде уже и не хочется. Почему-то в глотке застревает детская обида, которая отравляет тело и разум, и Николасу даже кажется, что на целую секунду он злится на Вэша, который, видимо, не чувствует то, что ощущает Вульфвуд сердцем.              — А ещё, — Вэш подаёт голос, и Николас закрывает глаза, отсчитывая в голове секунды бьющего по мозгам молчания, — а ещё я поцеловал тебя, потому что хотел сделать это. Давно хотел. — Вэш видит, что грудная клетка Вульфвуда перестаёт ходить туда-сюда, так как после произнесённых слов он затаивает дыхание и приоткрывает рот, будто пытаясь что-то сказать, но ничего не получается, и это делает больно. Очень и очень больно.              Потому что Вэш Ураган любит весь мир, но так, как Вульфвуда, он не любил никого. Поэтому он всегда оставляет ему самый большой кусок пиццы и самую лучшую часть кровати, от чего они вечно препираются, как будто взаимно пытаясь сделать так, чтобы второму было лучше. И, когда Вэш понял, что не успевает отскочить от быстрых пуль, Вульфвуд сообразил намного быстрее и спас его, приняв на себя с десяток пуль.              И Вэш бы мог пережить хоть сто, хоть тысячу пуль в теле, но одну в сердце, появившуюся из-за смерти Вульфвуда — навряд ли.              — И ты… — Вэш старается не моргать, в отличие от Вульфвуда, которому легче говорить, не видя обжигающий солнечный свет. Из-за него он стал намного реже носить очки с затемняющими стëклами, по крайней мере, когда они вдвоём наедине. — Ты хочешь ещё?              — Что? — до Вэша не доходит смысл сказанных слов, и он по-глупому моргает, немного хмурясь. Вульфвуд предлагает сделать что?              — Хочешь поцеловать меня ещё? — вот он, решающий прямой вопрос, с ответом на который станет понятна их судьба. Вульфвуд больше не может с силой сжимать глаза, и он взрывается уверенностью, принимая сидячее положение. В случае чего, так можно будет легче уйти, или… Или поцеловать Вэша. Вульфвуд не то чтобы верит в Бога, но сейчас почему-то очень хочется слиться со священным Вэшем воедино и подарить ему то, что он прятал в себе. От чего порой нервничал, больше курил, не спал и думал, залипая на безумно красивой улыбке и таком же бесподобном теле, которое заслуживает не пуль, а любви.              — Я… — Вэш делает громкий вдох, реагируя на резкое движение Вульфвуда. — Да. Уже давно, Николас, да. Пожалуйста. Я буду очень благодарен, если ты… — Вэш не успевает договорить, потому что матрас прогибается, когда Вульфвуд нависает над ним и целует, не церемонясь. Губы вновь испытывают приятное ощущение, и их легонько прикусывают и сильно сминают, проталкивая во внутрь язык, отчего Вэш издаëт негромкий писклявый вздох, а Вульфвуд усмехается.              Насколько долго он об этом мечтал.              Обе руки Вэша обвивают его шею, притягивая ближе к себе, и Вульфвуд может чувствовать жар чужой кожи, хватая Вэша за подбородок, чтобы целовать, не останавливаясь. Раз Вэш попросил его об этом самолично, то он просто не может отказывать. Целует и целует, забирая себе всю инициативу и превращая Вэша в нуждающегося цыплëнка. Он проводит пальцами по коже, потираясь о крошечный нос, и скользит языком по зубам. И это так хорошо, что Вульфвуд перестаёт сходить с ума из-за наседающих опустошающих мыслей и теряет голову уже от поцелуев с Вэшем.              Абсолютно обычных и невинных, из-за которых Вульфвуд становится самым счастливым в мире, когда прикасается к Вэшу своим телом пусть и через одежду. Плевать. Ещё несколько минут назад он и представить не мог, что ситуация обернётся лучшим образом, таким, где он может ощущать медовый вкус поцелуев с Вэшем. Вульфвуд кладёт широкую ладонь на щëку Вэша, наслаждаясь мягкостью кожи, и прикасается к его лбу своим. Они так уже сегодня делали, но эмоции сейчас совершенно не те.              — Как давно? Как давно ты хотел всего этого, Вэш, — горячий шëпот Вульфвуда щекочет кожу, и они дышат одним воздухом на двоих, сливаясь в одновременное сердцебиение, похожие мысли и одинаковые чувства.              — Очень давно… Думаю, так же давно, как и ты, — Вэш сам тянется к губам Николаса, ластясь к его ладони. Это и вправду происходит? И они и вправду целуются? Уже не на грани жизни и смерти, а здесь, в их небольшом, но уютном номере мотеля?       Вау.              — Какие мы дураки, — Вульфвуд цепляется за губу Вэша, чтобы легонько прикусить, и посмеивается, заставляя Вэша улыбаться тоже, — какие дураки, чëрт возьми! Надо было поцеловать тебя сразу, как только захотелось, — Вульфвуд слегка машет головой, будто не веря собственной глупости, из-за которой ходил вокруг Вэша месяцами, боясь хоть как-то переборщить с заботой и чувствами. А Вэш, получается, тоже смотрел на него необычным взглядом и заглядывался на его губы, пока Вульфвуд этого не видел, так? Какие же бестолковые глупцы, бараньи головы они вдвоём, аргх!              Вульфвуд целует Вэша с остервенелым желанием, будто ему окончательно дают зелёный свет, и он понимает, что Вэш согласился на поцелуй не под влиянием ситуации. Не из-за того, что Вульфвуд надавил на Вэша, задав личный неприятный вопрос. А сам, желая этого в абсолютно той же мере, что и Николас. Глубоко, много, не останавливаясь. Чтобы чувствовать, как языки сплетаются между собой, а дыхание сбивается.              Вэш прижимается к Вульфвуду, отрывая бëдра от постели, и зажмуривает глаза, когда Вульфвуд наваливается сверху и вжимает в кровать. Николас большой и сильный, от этого ведёт, туманит, и Вэш раскрывает рот, потому что напор увеличивается и Вульфвуд прикусывает и зализывает. И всего этого так много, и оно настолько ново для восприятия, что в штанах начинает гореть и жать между ног, отчего Вэш постанывает в поцелуй, не желая сдерживаться.              Ему стыдно, чертовски стыдно, но Вульфвуд довольно отстраняется от губ, хитро улыбаясь. И выражение лица Вульфвуда почему-то делает хорошо и спокойно. Ведь это — его Вульфвуд, уже ставший по-настоящему близким и родным, так как они взаправду проводят время вместе как настоящая парочка. Вместе завтракают, вместе спят, вместе сменяют места жительства, отбиваясь от недоброжелателей. Образ Вэша Урагана уже не воспринимается без смуглого священника с крестом за спиной и сигаретой между зубов. Они — Вэш и Вульфвуд, Вульфвуд и Вэш, которые наконец додумались начать действовать.              — Во время нашего первого поцелуя ты не был таким чувствительным, — Вульфвуд проводит по мокрым от слюны губам Вэша большим пальцем и любуется розоватыми щëчками и слегка смущенным взглядом, который он отводит в сторону. И, возможно, Вульфвуд — грëбаный извращенец, но эта податливость Вэша на его действия заводит только сильнее. То, как он сам тянется за поцелуем, трëтся и прижимает к себе.              Как же приятно осознавать, что тот поцелуй был первым, сейчас происходит, можно сказать, второй, третий, четвёртый, а впереди будет миллион, или два, или три. Очень и очень много, потому что теперь Вульфвуд ни за что не отпустит Вэша, если тот сам не захочет разорвать их связь. Тогда Вульфвуд примет его выбор, но сейчас он не хочет думать о чём-то плохом до того, как оно произошло. В этой жизни меньше всего стоит именно загадывать и предвидеть, а уже потом всё остальное.              — Тогда я чувствовал страх за тебя, — Вэш готов молиться всем существующим Богам, стоя на коленях перед имитирующем крест карателем, чтобы отблагодарить небеса за спасение Вульфвуда. Ведь иначе его смерть — снилась бы Вэшу в самых страшных кошмарах. И прямо сейчас он не может представить, как возвращался бы в пустую комнату мотеля, спал бы на всей кровати, а не ютился на одной её части, и часто слушал тишину, пытаясь хотя бы ещё раз различить голос Вульфвуда. Его глупые прозвища, его очаровательный тембр голоса и шутки. Вэш был бы даже готов, не останавливаясь, слушать длинные тирады про то, что когда-нибудь Вэш доиграется в пацифизм и пострадает. Лишь бы Вульфвуд говорил. — А сейчас ситуация другая, и мне с тобой комфортно. И ты можешь делать со мной… Всякое…              Вульфуд может, и эта дозволенность сводит обоих с ума.              — И что ты хочешь, чтобы я с тобой, — Вульфвуд прикусывает язык, оставаясь слегка недовольным формулировкой, — чтобы мы с тобой сделали? — он исправляется и ведёт носом по щеке Вэша, вдыхая его чистый аромат, отдающий их цветочным, одним на двоих, шампунем, который почему-то на коже Вульфвуда ощущается не так вкусно.              — Я… Я не знаю, — Вэш явно сжимается, и Вульфвуд отстраняется, чтобы аккуратно обхватить подбородок Вэша и взглянуть ему в глаза, по которым, оказывается, можно прочитать абсолютно всё. И почему он только раньше не видел, что в них кишит доверие и миллиард самых нежных чувств, когда Вэш на него смотрит?              — Не знаешь или боишься сказать? — слегка прищурившись, Вульфвуд пытается отследить в глазах Вэша абсолютно каждую эмоцию, чтобы считать их и трактовать даже без слов. — Лохматый, мы не будем делать то, что тебе не понравится, — Вульфуд нежно чьмокает Вэша, на секунду не выдерживая мягкого порыва, и пересекает их взгляды вновь, чтобы Вэш понимал, насколько Николас серьёзен. Как никогда раньше. — Но я не узнаю, что тебе нравится, а что нет, если ты мне ничего не расскажешь.              — А ты… Ты можешь у меня спрашивать и мне предлагать, а я буду отвечать?              — Если тебе так будет комфортнее, — Вульфвуд оставляет поцелуй на уголке губ Вэша, ощущая к нему сейчас неописуемую нежность. Будто он здесь сейчас и вправду сильнее, старше и опытнее, а Вэш отдаётся ему в руки, ничего не боясь, пусть и немного смущаясь. — Я буду предельно осторожен, и твой отказ не будет восприниматься в штыки. А ещё в любой момент ты можешь меня остановить, даже если до этого прозвучало чëткое «да». Хорошо, Вэш?              — Хорошо, да, Николас, я тебе верю, — Вэш кивает головой и закрепляет их небольшой договор поцелуем. Вэшу хочется всего и сразу, но для мозга настолько новы все ощущения, которыми его одаривает Вульфвуд, даже просто целуя, что Вэш теряется, но хочет продолжить тонуть. В чужих губах, что всё время сжимают сигарету слишком притягательно, в огромных руках Вульфвуда, которые с лëгкостью управляются с оружием, в нём самом.              — Хорошо, — Вульфвуд делает вдох, — могу я целовать не только твои губы? Могу спуститься ниже, к шее? — Вульфуд приводит тыльной стороной пальца по коже Вэша, будто отмечая места, куда он собирается приложиться губами, чтобы покусать Вэша, доставив и себе, и ему удовольствие. Вэш на его вопрос снова реагирует тихим просящим звуком, который умиляет Вульфвуда. Что же будет с Вэшем, если они дойдут до чего-то более чувствительного? Николас надеется когда-нибудь это узнать и подарить Вэшу всё, что он желает испробовать.              — Можешь ниже, — Вэш выделяет последнее слово голосом и принимает сидячее положение, облизывая губы, — можешь не только шею, если хочешь, — он неловко поднимает руки, побуждая Вульфвуда стянуть с него длинную пижаму, которая глупо и так противно сейчас скрывает тело. Он привык носить обтягивающую чëрную водолазку, чтобы не пугать людей ужасным количеством старых и новых шрамов, которые опоясывают всё тело. Поэтому он и носит пижаму даже ночью, пусть Вульфвуд и видел, как выглядит его тело, всё равно так почему-то было спокойнее.              А теперь хочется почувствовать губы Вульфвуда абсолютно везде, поэтому Вэш позволяет снять с себя пока хотя бы верх.              — Вэш-ш, — Вульфвуд готов зарычать, так как ткань пижамы поднимается и оголяет нижнюю часть живота Вэша, который самостоятельно перепрыгивает шаг поцелуев в шею и сразу предлагает большее. Он жмётся в нетерпении, послушно дожидаясь, когда Вульфвуд потянет пижаму вверх. И несмотря на то, что ощущения новы, Вэшу не страшно, ведь это — Вульфвуд, а не кто-то там чужой. И раз Вэш может доверить Николасу жизнь, то и себя он тоже может. Всего. Каждой клеточкой тела, каждой частичкой души.              Вульфвуд откидывает рубашку на стоящую возле кровати тумбочку и впивается губами в Вэша, осторожно касаясь его своим телом, надеясь, что не сделает слишком больно старым шрамам. Вульфвуд знал, что Вэш чудесен и до этого, он много раз обрабатывал его раны, ворчал, призывал быть аккуратнее, закуривал сигарету за сигаретой, потому что смотреть на тело Вэша было больно. А сейчас — у него есть возможность прикасаться к нему, не потому, что это — необходимая мера, а потому, что Вэш в этом нуждается на каком-то неземном уровне.              И он может подхватить Вэша за бёдра и вернуть его в лежачее положение, чтобы нависнуть сверху и облюбовать Вэша вдоль и поперёк. Изучить каждый след от ранения, все железные вставки, прикоснуться к поврежденной груди шершавыми пальцами и почувствовать, как внутри Вэша прячется огромный рай. Нечто, что спасает душу Вульфвуда: очень ангельское, светлое и красивое. Весь Вэш — чудесный, с влюблённым взглядом смотрящий на Вульфвуда, который визуально изучает его тело. Так, будто не видел до этого. И от этого пробегают горячие возбуждающие мурашки от шеи и до низу.              Вульфвуд медлит, внимательно разглядывая всё то, что причиняло Вэшу боль, и хочет лично убить каждого, кто хоть когда-то пробовал выстрелить в Вэша. В самого светлого и доброго человека, что когда-либо существовал и будет существовать. Вэш, находясь под смущающим, горячим взглядом, жмётся, не зная, куда деть руки, поэтому пускает их под майку Вульфвуда, прикасаясь к его бокам. Горячая смуглая кожа обжигает Вэша, и он слегка выгибается, нуждаясь в Николасе, которому уже можно действовать. И делать абсолютно всё, что ему хочется, потому что иначе Вэш сойдет с ума.              — Сними тоже, пожалуйста, — Вэш тянет майку Вульфвуда вверх, пробегаясь по его коже пальцами, желая прикасаться к Вульфвуду абсолютно везде. И пусть у неё большой вырез и нет рукавов, скрывающих сильные накаченные мышцы, Вэшу нужно любоваться всем. Чтобы кожа к коже, ведь так намного интимнее и более чувственно. А с Вульфвудом хочется многого, под его прикосновениями Вэш хочет получить неизведанное удовольствие.              — Низ надо снимать? — уточняет Вульфвуд, устремляя взгляд туда, где виднеется очертания его напряжённого члена, который быстро среагировал на поцелуи с Вэшем, напомнив о себе. Вэш смотрит тоже, видит, сглатывает и отрицательно машет головой, поджимая губы и смущаясь. — Хорошо, мы не будем, если тебе не хочется. Это нормально, что ты не готов, Вэш.              — Я хочу, Вульфвуд, но… Но позже? — Вэш не думает, что Вульфвуд уйдёт от него прямо сейчас, бросив на кровати одного, но вдруг в его взгляде промелькнёт разочарование, и это уже пугает.              — Позже сегодня или позже вообще? — Вульфвуд даёт время Вэшу подумать, но видит, как тот теряется с ответом, поэтому целует, вкладывая в поцелуй любовь и поддержку. Он ведь здесь и никуда от Вэша не денется, и надо его в этом убедить. Показать, что сегодня они не обязаны спешить и могут просто наслаждаться невинными прикосновениями. А завтра — завтра можно сделать исключение и оставить на ресепшене ещё десятку баксов и проваляться друг у друга в объятиях с переплетёнными конечностями. И если раньше всё это — было лишь мечтой, то сейчас вполне правдивой реальностью. — Вэш, ты слишком много думаешь, — Вульфвуд дотрагивается до его виска пальцами и ведёт вниз по щеке, чтобы обхватить подбородок и взглянуть в глаза, — на этот раз ты можешь выключить свою лохматую голову и просто наслаждаться тем, как я тебя целую.              — А ты? Тебе приятно целовать меня? Ты получаешь от этого удовольствие? Ты доволен? Моё тело не вызывает в тебе отвращения? — обе руки Вэша перемещаются то вверх, то вниз по спине Вульфвуда, демонстрируя излишнюю нервозность. Ох, нет, Вульфвуд должен оставить разум Вэша абсолютно пустым и не сомневающимся.              — Я же говорю, что ты много думаешь, Лохматый, — Вульфвуд приближается к уху Вэша, чтобы обдать его горячим шëпотом и прикусить, — я никогда не был таким счастливым, как сейчас, Вэш, — Вульфвуд налегает на Вэша, прижимаясь своим телом, и чувствует дрожь, которая проходит от макушки до самых пальцев даже на механической руке. — И я надеюсь, что это видно. И что ты так же счастлив, как и я. Потому что ты, твои глаза, твоё ангельское тело, твоё дыхание сводят меня с ума.              — А ты делаешь меня счастливым и возвращаешь на землю, — Вульфвуд позволяет Вэшу говорить, не перебивая его поцелуем, и просто лежит на нём, размеренно дыша. — Ты тот, с кем я не должен улыбаться, когда улыбаться сложно… Но даже так я думаю, что у меня есть ты, что-то говорящий и ударяющий меня по плечу, и чувствую счастье. Будто, пока ты рядом, всё обязательно будет хорошо.              — Значит, Николас Д. Вульфвуд никогда не отдастся смерти и навечно останется с тобой, но уже чтобы не бить, а оставлять на тебе засосы, — Вульфвуд осыпает щëку Вэша множеством крошечных, немного щекочущих поцелуев и перебирается ниже, спускаясь к линии челюсти и шее, туда, с чего и хотел начинать. — Можно? — Он обхватывает губами натянутую кожу, не уточняя просьбы, потому что Вэш понимает всё и так.              — Можно, — и Вульфвуд прикусывает Вэша, словно вампир, и легонько прислоняет чужие руки к кровати, чтобы они не мельтешили и не мешали. Вульфвуд кусает ещё и ещё, оставляет яркие отметины на Вэше, наслаждающимся, как Николас и просил, процессом, и чувствующим, как его шея начинает приятно гореть. Это ощущение не схоже с пронизыванием тел пулями, не похоже и на острые лезвия меча, с которыми его очень часто встречали в деревнях, не считаясь и желая убить. И Вэш знал, всегда понимал, что драться — самое худшее, что может быть, но даже не думал, что поцелуи станут самым лучшим.              Особенно если это — нежные, слегка кусательные поцелуи Вульфвуда, который творит что-то очень приятное. Кусает, лижет, толкается бëдрами, от чего Вэш хватает губами воздух и откидывает голову назад. Вульфвуд делает всё, чтобы в его мыслях не осталось и капли сомнений и переживаний, и Вэш впервые за долгое время начинает расслабляться. Он ведь тоже этого достоин. Он заслуживает любовь близкого человека, который появился не пойми откуда, но остался рядом и не бросил, даже если изначально у него были совсем другие планы.              Вульфвуд оставляет всё больше видимых следов на коже Вэша, очертания укусов зубов очень ярко горят, и Вульфвуд проводит по ним языком. Слизывает, сжимает бëдра Вэша и ощущает чужие пальцы у себя в волосах, которые убирают непослушную чëлку. Вэш — прекрасен. Податливый и растекающийся по кровати, подставляется под Вульфвуда. Его тело — идеально, даже будучи оскверненным пулями, от чего Вульфвуд относится к нему с особой бережностью. Утыкается носом в ключицы, не трогает там, где знает, что может болеть, и выводит языком узоры поверх шрамов.              Не верит и впервые за долгое время не хочет курить, потому что сладость кожи Вэша гораздо приятнее любого, даже самого дорогого табака. Так, кажется, можно избавиться от вредной привычки, если заместо сигарет у Вульфвуда будет возможность целовать Вэша. Его Вэша. Самого чудного и ангельского, который достоин всего самого хорошего и не заслуживает плохого. Настолько сильно, что Вульфвуд и сам не смог причинить ему боли и стал поддержкой и опорой. И не только моральной, но и физической.              Обоюдное спасение душ прошло успешно.              — Ты очень красивый, Вэш, — Вульфвуд целует рëбра Вэша одно за другим и любуется тем, как Вэш дрожит под его прикосновениями, сжимая бёдра Вульфвуда своими. Горячо и очень возбуждающе. — И я бы мог провести вечность, целуя тебя, — Вульфвуд аккуратно прикасается губами к металлической пластине, которая скрывает сердце, и переплетает пальцы рук. Неживого, металлического, искусственного в Вэше больше, чем в любом человеке, но он единственный из всех, кого Вэш встречал — самый настоящий и непритворный. Подставляет солнцу щëки, хмурясь даже сквозь большие розовые очки, и смеётся, когда Вульфвуд шутит. — Ты — настоящий ангел.              И Вульфвуд раньше думал, что не посмеет пачкать Вэша своей чертовски грязной душой, но он следует своему совету и отключает голову. Такие мысли — не сейчас и, возможно, больше никогда, потому что Вэш обеляет Николаса, и это — уже больше не порча сладкого доброго мальчика с небесно-голубыми глазами. Это — взаимное желание и любовь.              — Ты тоже, Вульфвуд, тоже очень красивый и, ох, — Николас случайно скользит выпирающим сквозь шорты твëрдым членом между ног Вэша, выбивая из него стон, который Вэш тут же глушит в его губах, смущаясь, — и горячий, — Вэш прикусывает губы Вульфвуда, прижимая его руками к себе и царапая острые лопатки, когда Вульфвуд, уловив чужую реакцию, толкается вновь. И даже сквозь ткань Вэш чувствует, как у него самого в штанах всё мокро и горячо.              — Нормально, что я так делаю? — Вэш прикрывает глаза, чтобы не видеть, как бëдра Вульфвуда опять качаются и толкаются, заставляя кровать скрипнуть. Это… Это очень приятно, но Вэшу не хватает, и он скулит, прося ещё, от чего толчки увеличивают силу и частоту. Он прикусывает искусанные губы, а Вульфвуд рычит, оставляя на его шее новый засос. Вэш уже знает, что внизу по-стыдливому влажно.              И что он должен сказать Вульфвуду правду. С самого начала должен был, но не смог и побоялся.              — Ник, Ник, Ник, — Вэш выгибается, когда Вульфвуд имитирует толчки, и его подбрасывает кверху, заставляя жалобно шептать чужое имя. Вульфвуд улыбается, беря на заметку, что ему очень нравится такое сокращение в постели. Как будто для всех, он — Каратель, машина с огромной пушкой, которая стремится к выживанию и не обращает внимание на прекрасное. А Вэш видит в нём нечто, что недоступно чужому взгляду. Чувственную, как и его, душу.              — Мне остановиться? — Вульфвуд хватает жалобные стоны Вэша. — Тебе не нравится? — Вульфвуд не шевелит бëдрами, создавая между ними пространство, но смотрит на Вэша, который просяще переводит на него взгляд, и осознаёт. — Или, наоборот, тебе нравится слишком сильно, и я не должен останавливаться, м, Вэш? — Вульфвуд ждёт прямого и чёткого ответа, будучи недовольным простым визгом. Вэш — говорит, Вульфвуд — действует, кажется, это работало именно так. Вэш долго терпел боль, несправедливость и предательства, чтобы в список его обидчиков входил ещё и Вульфвуд.              — Нет, Ник, просто подожди, — Вэш упирается руками в плечи Вульфвуда, и тот облизывает губы и с любующимся взглядом даёт Вэшу время собрать мысли воедино, хотя бы в одно кривое предложение, которое бы давало понять, что он хочет дальше, и к чему им стоит двигаться. — Можешь дать мне свою руку, — открывает глаза Вэш, и Вульфвуд думает, что он хочет снова переплести их пальцы, но нет.              Вэш вздыхает, наконец, решаясь, если хотя бы не сказать словами, то дать почувствовать.              Он обхватывает запястье Николаса, который, упёршись вторым в матрас, нависает над ним, и укладывает руку себе между ног, прекрасно зная, что ткань пижамы уже, возможно, промокла. Горячая широкая ладонь ложится сверху, и Вульфвуд издаёт непонятный полурык-полустон из-за осознания, что Вэш доверяет ему вот настолько и разрешает прикасаться. Хватка Вэша с силой сжимает его запястье, не давая пошевелиться. Вэш осознаёт, понимает, знает, что хочет ощутить горячие длинные пальцы Вульфвуда уже без ткани, внутри себя, но есть одно большое «но», которое заставляет его переживать.              Возможно, отчасти и поэтому он долго не решался начать действовать, боясь отпугнуть Вульфвуда своей физиологией.              — Т-ты, ты чувствуешь, что здесь не член? — Вэш готов откинуться от смущения, поэтому разжимает пальцы вокруг запястья Вульфвуда, чтобы не принуждать его касаться того, чего он может не хотеть.              — Чувствую.              Чувствовал это, когда толкался, понимая что в области паха Вэша нет привычного очертания вставшего члена.              — И что ты по этому поводу думаешь?              Вэш хочет отвернуться, прежде чем услышать ответ, потому что рука Вульфвуда всё ещё там, на самом чувствительном месте, и ему страшно, что она пропадёт, и Вульфвуд исчезнет вместе с удовольствием. А потом или уйдёт, или вернётся на свою сторону кровати, сказав, что всё это было лишь ошибкой.              — Что всё ещё хочу тебя, — Вульфвуд проводит большим пальцем по мокрому пятну и сходит с ума. Влажно, горячо, чувственно. И Вэш издаёт визг, потому что даже так незначительно — слишком много и мало одновременно. У Вульфвуда спирает дыхание, и не столько из-за прикосновения, сколько из-за выстраиваемого между ним и Вэшем доверия. Когда Вэш признается ему в том, что, возможно, не знает никто. — Если ты тоже этого хочешь              Хочет, блин, Вэш хочет Николаса настолько сильно, чувствуя его заботу и бережное отношение, что хочет дëрнуться, чтобы вновь создать трение, но уже пальцами, однако силой припечатывает ноги к кровати, чтобы не шевелиться и обговорить с Вульфвудом ситуацию.              — И тебя не напрягает то… То, какой я? — Вульфвуд мягко улыбается и убирает руку с промежности Вэша только для того, чтобы обхватить его подбородок пальцами и оставить нежный, родной поцелуй на губах. Вэш действительно из-за этого переживает, в то время как Вульфвуд чувствует лишь напряжение, нарастающее внизу, и трепет души, так как сейчас между ними действительно нечто интимное и драгоценное. И он этому очень рад.              — Вэш, — на полном серьёзе произносит Вульфвуд, — ты бы изменил отношение ко мне, если бы оказалось, что у меня тоже по-другому? — он решает пойти от обратного, задавая Вэшу вопрос и глядя ему в глаза.              — Николас… Нет, конечно, ведь ты — это ты, — Вэш отпускает внутреннюю скованность, когда осознаёт, что вылетает из его рта, и Вульфвуд, слегка ухмыляясь, продолжает на него смотреть, чтобы Вэш наконец понял и охнул. — И я бы тоже не изменил к тебе своего отношения. Да. Я бы тоже тебя хотел. И до сих пор хочу.              Если Вэшу нет дела до того, что снизу у Вульфвуда, то и Вульфвуду без разницы, ведь так?              — Вот видишь, — Вульфвуд целует Вэша в уголок губ, — поэтому для меня это тоже не так важно, — он целует ещё и ещё, и Вэш тянется в ответных прикосновениях. У Вульфвуда были перепихоны на ночь со всякими, и там ему действительно было похуй, у кого что, потому что ему было важно лишь сбросить усталость и забыться. Сейчас — другое дело, потому что под его руками плавится именно Вэш, и он отдаёт предпочтение ему не из-за члена или вагины, не затем, чтобы снять напряжение, а потому, что действительно хочет почувствовать Вэша душой и телом. И его строение имеет значение лишь в действиях Вульфвуда, в том, как он будет доставлять Вэшу удовольствие, и не более. — Продолжишь направлять меня? Тебе было приятно, когда я касался?              — Да, было, Ник, — Вэш опять обхватывает руки Вульфвуда, чтобы уложить их на бока, в место, где начинается резинка розовых штанов. Чужие прикосновения жгутся, и Вэш отрывает бëдра от матраса, — и будет гораздо приятнее, если ты притронешься напрямую.              — Я могу стянуть с тебя штаны?              — Пожалуйста, да, и с себя тоже, если тебе будет комфортно.              — Лохматый, с тобой мне неожиданно комфортно абсолютно всё, — Вэш мило хмыкает и отпускает руки Вульфвуда, давая им полную свободу, которому не нужно делать вдоха и выдоха, чтобы набраться сил. Он, не медля, аккуратно стягивает резинку штанов вниз, обнажая Вэша полностью. И у Вэша внизу нет ничего инопланетного, никаких отдельных непривычных лепестков, лишь обычный лобок с красивой вульвой, половыми губами и клитором.              Нет ничего, что выбивалось бы из человеческой физиологии, но Вульфвуд почему-то любуется, застревая на месте, и глядит, глядит, глядит, смущая тем самым Вэша, который, не надев после душа нижнее бельё, чувствует себя невозможно открытым и смущённым. Николас Д. Вульфвуд видит его всего, и от этого внутри клокочет, делает кульбиты и кричит счастливой птицей, словно осознание, что это всё — реальность. И спасать Вульфвуда стоило не только ради того, чтобы он ласково касался и восхищённо смотрел, но Вэш засчитывает оба пункта за огромные плюсы.              Николасу нравится, и Вэш это чувствует, поэтому руками сжимает постель, а не заслоняет вид.              — Боже, Вэш, — Вульфвуд кладёт руку так же, как и до этого, но теперь всё гораздо горячее и интимнее, потому что штаны сняты до уровня колен, и он может притронуться к Вэшу напрямую. Вульфвуд обводит его клитор пальцами, чувствуя липкую влагу, и видит, как по телу Вэша проходит дрожь. — Помнишь, я говорил, что у тебя безумно красивое тело? Так вот, это относится и к тому, что я вижу сейчас. — Вульфвуд разглядывает, как Вэш сжимается, и ухмыляется, с удовольствием вызывая у него такую реакцию. — Ты ангельски красив между ног.              — А ты нарочно сводишь меня с ума? — Вэш не врёт, потому что слова Николаса действительно заставляют его сердце колотиться, ведь никто и никогда не говорил ему таких слов, а Вульфвуд мало того, что не испытывает отвращения, так ещё и самодовольно осыпает Вэша комплиментами. И это, оказывается, очень приятно.              — Возможно, — широко улыбается Вульфвуд и стягивает штаны Вэша до самого конца, тут же откидывая их на пол. Сегодня они могут обойтись и без них. Считайте, что у Вульфвуда действительно сегодня второй день рождения, а Вэш — его главный подарок на протяжении всей жизни. Вэш, разлëгшись на кровати, раздвигает ноги, чтобы Вульфвуду было удобнее улечься между ними, и ждёт, когда Вульфвуд вновь притронется к нему, хотя бы к чему-нибудь, пожалуйста, он стал зависимым слишком быстро.              Вульфвуд решает, не переспрашивая, стянуть низ и с себя, поняв, что Вэшу легче, когда они находятся на одинаковом уровне обнажения. И эта — последняя стадия. Дальше просто некуда, поэтому уже сейчас они могут касаться кожей об кожу, и Вульфвуд налегает сверху. Он касается членом живота Вэша, и тот тоже смотрит вниз, словно слегка изучая, и любуется. Вэш закидывает шрамированные ноги на поясницу Вульфвуда, выгибаясь, и обхватывает его губы зубами, жадно целуя.              Вульфвуд зажимает член между их животами и стонет в поцелуй. Он чувствует, как Вэш пытается потереться, притронуться, надавить пальцами на позвонки, чтобы Вульфвуда стало больше. Вэш жалко дышит и льнëт к Николасу, нуждаясь. И Вульфвуд осознаёт, что все страдания, весь трудный, больной и порой несправедливый жизненный путь, который привёл его к Вэшу, стоил того, чтобы сейчас жадные лучи-руки трогали абсолютно везде. Его личное, персональное солнце вытягивает Вульфвуда из тëмной ямы, полной душевных мук, куда никто не мог пробиться. Никто, кроме Вэша, который опускает настоящую ладонь вниз, чтобы обхватить член Вульфвуда и выбить из него стон.              — Тогда мне тоже нравится тебя смущать, — Вэш по-дурашливому вытягивает язык, когда Вульфвуд закатывает глаза из-за горячих пальцев, трогающих головку, и тихонько смеётся. И Вульфвуд улыбается в губы Вэша и чьмокает, потому что Вэш начинает оттаивать и чувствовать себя увереннее, не пугаясь различий в строении органов. — Уже сильно смутил тебя, Николас? — пальцы Вэша аккуратно двигаются, размазывая предэякулят, и он хихикает, когда Вульфвуд утыкается ему в плечо.              Им об этом можно было только мечтать, а теперь всё по-настоящему.              — Ох, Лохматый, ты хочешь посоревноваться, м? — Вульфвуд прикусывает мочку уха, на котором висит серёжка, и дышит Вэшу на ухо, укладывая руку ему на шею, чтобы провести по налитым засосам, — но у меня есть не только руки, но и язык, и я хочу воспользоваться им. Там. Что насчёт этого? — Вульфвуд оставляет мокрый след на ушной раковине Вэша, от чего тот тут же отдëргивает руку, цепляясь обеими за острые плечи, и тихонько простанывает. Гораздо приятнее стирать с Вэша довольную улыбку, делая ему не больно, а приятно.              — Хорошо, хорошо, ты выиграл, я сдаюсь, — Вэш не видит, но уверен, что его щëки гораздо более красные, чем у Вульфвуда, потому что как только горячий шëпот Николаса задел его слух, Вэша подкинуло на кровати и сжало в одну напряжённую пружину. Если Вульфвуду будет не противно… Если он сам захотел… Если уж тем более предложил… На место смущения приходит более сильное возбуждение, которое уже не даёт Вэшу сомневаться. — Я не уверен, что мне понравится, но, да, Ник, пожалуйста, сделай то, что предложил.              — Смущающийся дурашкинс, — Вульфвуд чьмокает Вэша в лоб и, испытывая желание, перемешанное с нежностью, ведёт своим кончиком носа по его. Вэш — безумно милый, самый красивый и ангельский, поэтому он достоин только самого лучшего. И для него сегодня лучшее — Николас Д. Вульфвуд. Не лучший для всего мира, но для одного человека он может и хочет им быть. — Направляй меня, пока я буду тебя вылизывать, если что-то будет не так, — шепчет Вульфвуд Вэшу в губы, — но я постараюсь сделать всё, чтобы тебе понравилось.              — Боже, Николас, — Вэш прикусывает язык, когда Вульфвуд, оставив несколько поцелуев вниз по его телу, укладывается между ног, обхватывая большими ладонями разорванные во многих местах бëдра. Жар сразу смещается вниз, потому что ноги разводятся ещё шире, и Николас смотрит прямо туда, кажись, даже не моргая.              — О, нет, Вэш, — Вульфвуд прикасается губами к внутренней стороне бёдра справа, оставляя лëгкий поцелуй, — Боже — тут не я, — его губы смещаются влево, где он оставляет зеркальный поцелуй, — а ты, — он ведёт носом по лобку, сжимая ноги тяжело дышащего Вэша, — а я всего лишь священник, который на него молится, — Вульфвуд вытягивает язык, чтобы коснуться клитора, влажного и солëного, и усмехнуться, когда Вэш стонет слишком громко для тонких стен мотеля. И это очень и очень приятно.              — Ник, ох, — Вэша выгибает, и он интуитивно кладёт руку Вульфвуду на голову, чтобы слегка надавить и попросить повторить движение языком. Он не успел понять, насколько приятны прикосновения Вульфвуда, поэтому ему нужно ещё, ещё и ещё, только, чтобы выяснить! Да!              — Твоя рука у меня в волосах, — Вульфвуд мажет языком, раздвигая половые губы пальцами, чтобы Вэш стонал, не останавливаясь. — И мне это очень нра-              — Ой, прости, — перебивая, Вэш отдëргивает руку, испугавшись, что неожиданным сильным нажатием может сделать Вульфвуду неприятно, буквально заставив его приносить себе удовольствие. А у них всё должно быть взаимно.              — Эуч, Лохматый, — Вульфвуд губы от вагины не убирает, но ласкать языком Вэша перестаёт, — ты слышишь меня? Верни руку мне на голову, живо, — Вэш хрипит, и видно, как сжимается не только его тело, но и он внутри из-за шипения Вульфвуда, который даёт чëткий приказ. Ох, нужно будет перепроверить, что чувствует Вэш, когда Николас более зол, когда по-животному рычит и немного ругается. Неужто всё это время во время того, как Вульфвуд читал ему нотации, Вэш порой думал совсем не о том, о чëм должен был?.. Тëплая настоящая рука возвращается на законное место, на макушку Вульфвуда, и тот одобрительно оставляет поцелуй в клитор. Очень чувствительный и требовательный. — Вот так, молодец. И не убирай её. Можешь давить, сжимать меня ногами и кончать.              — Хорошо, Ник, хорошо, — стонет Вэш, когда Вульфвуд всасывает клитор с хлипающим громким звуком, делая чертовски горячо. Вэш сжимает протезной рукой постель, а вторую держит на голове Вульфвуда, не убирая. И Вульфвуд специально смотрит на него исподлобья и присваивает языком, много и много облизывая. Он ласкает Вэша внутри, заставляя слюну стекать по подбородку, и аккуратно прикасается кончиками пальцев, распределяя естественную смазку.              Вульфвуд целует внутренние стороны бëдер Вэша вновь и, дыша на промежность, чувствует, как чужие ногти вонзаются в кожу головы и царапают, делая приятно. Сладкий привкус кожи Вэша смешивается с солëностью, когда он прижимается губами ближе и движениями туда-сюда доставляет стонущему Вэшу удовольствие. Протяжные громкие вздохи заставляют хотеть его ещё больше, потому что именно Вульфвуд видит Вэша настолько открытым, насаживающимся на язык и сдвигающим бëдра из-за полноты ощущений, а не кто-либо другой.              — Ник, Ник, Ник, — словно опять в бреду, на инстинктах шепчет Вэш, дëргаясь на кровати, и надавливает на голову Вульфвуда, чтобы тот не останавливался, а продолжал раздвигать его стенки и ублажать их длинным языком. Ох, пожалуйста, и Вэш сомневался, что ему будет неприятно? Вульфвуд прав, всегда прав, и он действительно дурашкинс, который переживал, что не сможет получать удовольствие от того, что Николас с ним творит.              — Ты такой красивый для меня, — Вульфуд отрывается, чтобы полюбоваться, — такой желающий и просящий, — он проводит пальцами от клитора вниз к влагалищу, наслаждаясь тем, как всё сжимается, — и очень, очень вкусный, Вэш, — Вульфвуд чьмокает Вэша в лобок, прижимается лбом к нижней части живота, сжимает его мягкие покусанные бëдра и наслаждается ощущением того, что может так делать. И все сомнения, что были до этого, растворяются в воздухе, не оставляя и следа. Ему с Вэшем не просто хорошо, ему комфортно, горячо, идеально, и Вэшу с ним, похоже, тоже.              О, нет, если бы в аду сказали, что, не умри он, у них с Вэшем случился бы секс, Вульфвуд бы вернулся обратно в мир живых. Он бы раскидал там всех, чтобы причинить Вэшу не боль своей смертью, а удовольствие своим телом.              — Ник, у меня… — Вэш гладит его по мокрым волосам, чувствуя, как всё внутри горит, и не столько от вылизывания, сколько от нежности Вульфвуда, который по-настоящему наслаждается телом. — У меня есть масло… Для твоих пальцев и члена. — Вэш приподнимает голову и видит, как губы Вульфвуда, мокрые, со слюнями, удивлённо вытягиваются.              — То есть даже у меня его нет, а у тебя есть? — Вульфвуд растягивается в улыбке, — и где ты его хранишь? Когда успел? — Вульфвуд массирует внутренние стороны бëдер пальцами и крепко вжимается в них, заставляя Вэша отвечать на вопросы. Хах, Вульфвуд переживал, что своими решительными действиями отпугнёт Вэша? Что надо быть более скромным и не таким навязчивым, иначе Вэш испугается? Но вы только посмотрите, именно Вэш решился его поцеловать первым, именно он приобрёл масло заранее, и навряд ли он задумывал использовать его с кем-то другим. Ох, да Вэш куда смелее самого Николаса Д. Вульфвуда не только во время битвы.              — Я, я купил его, пока ты не видел… На всякий случай, — поясняет Вэш, ощущая одобрительный поцелуй в самую чувствительную точку, — и спрятал, не зная, воспользуемся ли мы им вообще.              — А ты сам его не использовал?              — Н-нет… Я и не хотел один, без тебя, — и не прогадал, потому что с Вульфвудом всё гораздо лучше. Наслаждаться, дышать, чувствовать. Был бы Вэш жив, если бы Вульфвуд не пожертвовал собой сегодня? Не пожертвовал вчера, позавчера, три недели назад, просто находясь рядом? Ведь люди говорят, что Вэш Ураган несёт за собой лишь разрушения и смерти, а Вульфвуд, который готов спастись любым способом, говорит, что Вэш — самое чудесное создание. И ему хочется верить. Его можно любить.              Вульфвуд может любить Вэша.              — Тогда сейчас мы его опробуем, — Вульфвуд приподнимается с кровати, и Вэш расслабляет ноги, выгибая их в коленах. — Где ты его прячешь? — он не видел ничего, что бы напоминало бутылëк с заветным нужным сейчас маслом, при помощи которого процесс можно сделать не таким болезненным.              — Под моими вещами в сумке, — Вульфвуд, Вэш старается не материться, но Вульфвуд, блять, он настолько красив, что Вэш облизывается, разглядывая его в полный рост. Ведёт взглядом от растрёпанных волос, по пухлым губам и острым ключицам, видя, как блестит длинный крупный член. И Вульфвуд рассматривает Вэша в ответ. Теперь многие шрамы перекрывают его засосы, и Вульфвуду хорошо от осознания, что они принадлежат именно ему: он кусал Вэша, он приносил ему удовольствие, он целовал и выбивал из Вэша стоны.              — Мы с тобой всё же такие безголовые дураки, — усмехается Вульфвуд, когда, открыв рюкзак Вэша, нашаривает рукой небольшой флакончик на самом дне. Спрятанный так, что, если бы Вульфвуд не знал, то точно бы не стал рыскать в чужой сумке, ещё и в поисках того, что у Вэша и быть не может. Но он вновь и вновь удивляет Вульфвуда и уже не своим ангельским светом, но таким вот интимным и очень полезным. Вэш хотел, хотел, хотел Вульфвуда, но не был уверен, что Вульфвуд желает быть с ним. Как и Вульфвуд не был уверен, что будет по вкусу Вэша.              — Есть немного, да, — Вэш обратно подтягивает ноги к себе, когда Вульфвуд возвращается к нему вниз и раскрывает бутылëк, чтобы вылить на пальцы масло и распределить его по всей длине. — Но главное, что сейчас всё хорошо. И ты, Боже, ты…              — Мы начнём с одного пальца, и всё будет хорошо, — Вульфвуд дожидается лëгкого кивка и подкладывает под поясницу Вэша подушку, — вот так, я буду ласкать тебя и руками, и ртом, тогда должно быть приятнее. — Вульфвуд сжимает бёдра Вэша, целует его ещё и ещё, расслабляя и давая привыкнуть к себе, от чего Вэш тихо постанывает, а когда Вульфвуд медленно проталкивает в него один палец — протяжно стонет, зажимая Вульфвуда ногами.              — Ах, Ник, ах, — Вульфвуд накрывает клитор Вэша губами и стонет, когда чувствует, как стенки влагалища сжимают его изнутри. От тихих хрипов по телу Вэша проходит новая волна мурашек, — двигай им, пожалуйста. — Вэш просит, просит его, пытается расслабиться, потому что язык Николаса вытворяет очень приятные вещи, двигаясь то по горизонтали, то по вертикали. И руки, блять, пальцы, на которые он засматривался порой слишком сильно, когда Вульфвуд обхватывал каратель или обрабатывал глубокие раны, теперь движутся в нём. — Не прекращай, пожалуйста.              — Ты так сладко стонешь, Вэш, что я даже не подумаю, — Вульфвуд опять смущает, лижет, улыбается, и растягивает Вэша внутри, чтобы добавить ещё один палец. Вэш хлюпает, царапается и хнычет, от чего Вульфвуд с наслаждением, не останавливаясь, пытается одновременно двигать и рукой, и языком, чтобы было приятно и не больно. Он и так мокрый, и так течëт, но Вульфвуд добавляет безвкусного масла, чтобы не причинить Вэшу дискомфорта. — Молодец, цыплёнок.              — Ник, Ник, Ник-х, — Вульфвуд наслаждается голосом Вэша и пытается сгибать пальцы, от чего его потряхивает, и имя Николаса сбивается в какой-то непонятный тягучий звук, принося наслаждение. Ноги Вэша подгибаются, и он умоляюще хватается за волосы Вульфвуда уже без его просьбы или приказа, а сам, толкаясь вверх. Внизу всё горит неизведанным огнём, а в груди нежностью и любовью к Вульфвуду, который настолько осторожно и ласково относится к нему.              — Какой же ты красивый здесь, везде, — Вульфвуд не может налюбоваться, внутри ëкает, и он продолжает аккуратно массировать клитор Вэша, прикасаясь к нему то подушечкой пальца, то языком. Во влагалище Вэша хлюпающе и влажно, и эти звуки возбуждают ещё сильнее, заставляя Вульфвуда пережать свой член, чтобы облегчить напряжение. — Мягкий и обволакивающий, молодец, Вэш.              — Ник, ты можешь уже, войди в меня, пожалуйста, ты говорил, что я могу просить, ох, я прошу, — мокрый от пота и слюны Вэш, приподнявшись, пытается ухватить пальцы Вульфвуда, чтобы он шевелил им быстрее, но Вульфвуд нарочно сгибает их чуть сильнее, выбивая из Вэша силы. Он хнычет и мечется по кровати, хорошо принимая в себе два пальца, поэтому Вульфвуд добавляет третий.              — Я сам в нетерпении, — Вульфвуд аккуратно обращается с вагиной Вэша, держа движения в синхронном ритме, — но если сейчас мы будем неаккуратны, то потом, позже, будет больнее заняться сексом вновь, — Вульфвуд оказывается не только заботливым другом по отношению к Вэшу, но ещё и нежным любовником. — А мне, если ты не будешь против, потом бы хотелось повторить ещё, — Вульфвуд замедляет темп, практически вытаскивая пальцы, — и ещё, — он вставляет их обратно на все фаланги, — и ещё, — Вэш снова оказывается опустошённым, — и ещё, и ещё, и ещё.              Когда Вэш довольно мычит на каждое слово Вульфвуда, сам Вульфвуд улыбается, упиваясь чужой реакцией.              Незабываемо.              — И я тоже хочу, — если Вульфвуд не был раньше уверен, что испытываемое к Вэшу можно назвать любовью, то сейчас он точно понимает, что внутри него вместе с приходом Вэша загорелись только истинные чувства, которых он был лишён раньше. Он любит, любит, любит Вэша и целует кончики его пальцев, обхватывает губами шрамы, оставляет новые засосы и цепляется за чужие губы, пропихивая туда язык, когда спустя долгой и тщательной растяжки принимает решение, что они могут продолжить дальше. И Вэшу не должно быть от этого больно.              Больше никогда и нигде. Вульфвуд не причинит ему боли. Не позволит на теле появиться новому куску железа.              — Вэш-ш-ш, — целуя покрасневшие щëки, шепчет Вульфвуд и убирает пряди так и не высохших волос с его лица. — Хочу почувствовать, как ты сжимаешь мой член, Лохматый, — Вульфвуд глядит на размазанного Вэша, который податливо приоткрывает рот, чтобы солёный из-за вагины Вэша язык проталкивался ему в рот и трахал уже так. Вульфвуда нужно больше, по всему телу, во всех плоскостях и состояниях. Именно Николас для него сейчас — главный лучик света, глоток жизни и стабильность сознания. — Можно?              — Войди, Ник, пожалуйста, да, — Вэш умоляет, хватает колени руками, чтобы развести их в сторону и продемонстрировать, насколько сильно он готов и физически, и морально. Внутри всё сжимается, а под ним уже мокро и влажно, и пусть новые простыни будет достать очень сложно, сейчас это волнует меньше всего. — Ник, Ник, Ник, — Вэш пытается заставить Вульфвуда толкнуться не через ткань, не просто проехаться членом по животу, а во влагалище, так, как Вульфвуд и нуждается.              — Как же красиво ты шепчешь моё имя, — Вульфвуд придерживает свой член, чтобы смазать маслом, и проводит головкой между половых губ Вэша, заставляя того задержать дыхание. — И ты весь очень и очень красивый, — он повторяет это не первый, не второй раз за вечер, и готов сказать ещё миллион, потому что комплименты рождаются у него в груди, и он не может их сдерживать. Николас толкается медленным движением вовнутрь и смотрит на лицо Вэша, чтобы видеть, как он тихонько хрипит и пытается расслабиться. — Молодец, Лохматый, ты мой молодец.              Ох, узость Вэша, которая впервые по-настоящему стимулирует член Вульфвуда, хоть он входит одной лишь головкой, уже творит с ним что-то необыкновенно приятное. Ему становится труднее формулировать мысли, когда влагалище Вэша сжимается вокруг члена, и он по-настоящему рычит. Не от злости, не от глупости Вэша, который в очередной раз лезет на рожон, не думая о себе, а от его идеальности и совершенства. От того, как его руки дрожат, но ноги не отпускают, от того, что по щекам скатываются первые слëзы, но Вэш не морщится от боли.              — Пожалуйста, Ник, глубже, сильнее, — Вульфвуд решается впервые в жизни подчиниться кому-то без доли страха и не проигрывает, потому что Вэш закидывает ноги ему за спину, скрепляя, а руками обвивает шею и притягивает к себе. И их губы находятся друг напротив друга, а Вульфвуд толкается. — Мне так с тобой, ах, хорошо… Очень.              — И мне, Вэш и мне, — Вэш плавится под горячими прикосновениями кожа о кожу, он чувствует, как его тело соединяется с чужим, и ощущает себя на седьмом небе от счастья. Вульфвуд растягивает его изнутри членом, снаружи целуя везде, куда достанет, и гладя по волосам. — Ты ведь… Представлял мой член в себе? Когда покупал масло? Когда его прятал? — у Вульфвуда в голове до сих пор не укладывается тот факт, что не порой чересчур уверенный, грозный он, а именно милый, безобидный Вэш позаботился о необходимом средстве.              — Ты даже не представляешь, блять, насколько часто я об этом думал, Николас, — Вэш громко стонет, когда поверх его клитора ложится палец Вульфвуда, и он что-то шепчет, несвязное, несуразное, немного ворчащее и перемешанное с именем Вэша, которое включает разные клички. Вульфвуд, будто ласкает его везде, одновременно и затрагивает душу, которая тает от проявления заботы. Самой лучшей заботы, в которой Вэш только нуждается.              — Сводишь меня с ума, — резче толкаясь, Вульфвуд массирует подëргивающийся клитор и кусает Вэша за ключицу, меча засосами вновь. Вэш откидывает голову назад, на его шее горит россыпь цветных пятен, и она уже не кажется настолько изрезанной пулями. Вэш становится похожим на яркий цветок, который пахнет свежестью, сладостью и солëностью одновременно, и Вульфвуда пьянит этот медовый аромат. Он, несмотря на то, что толчки становятся быстрее и глубже, всё равно с не присущей в обычной жизни хрупкостью ласкает тело Вэша всем, чем только может. — Вэш, а ещё я люблю тебя, слышишь? Очень и очень, да.              Вульфвуд не верит, что признаëтся в этом вслух, но лицо Вэша расплывается в нежной, довольной, расслабленной улыбке, и сердце Вульфвуда щемит. Возможно, Вэш — такой красивый и чувствительный, станет его новым лекарством, регенерирующим средством, которое спасёт Вульфвуда от если уж не физической, то душевной смерти. Вэш своим светом не даст Вульфвуду умереть и сгнить в одиночестве. И жизнь с ним — лучшее, что может случиться.              Особенно, если это жизнь, во время которой Вэш сам насаживается на его член и шепчет в ответ:              — Я тоже, тоже, Николас, люблю тебя, — и Вульфвуд не верит, что его слова тут же находят отклик в душе Вэша и возвращаются ему обратно с точно таким же посылом. Он целует Вэша, собирая горячие слëзы губами, и толкается каждый раз с большей силой. Вульфвуд ловит важность момента, осознавая, что после первого поцелуя пришёл не только второй и третий, но и интимный момент, и секс, и взаимное признание в любви. В искренней и неподдельной. В этом даже не стоит сомневаться.              Вульфвуд чувствует, что стенки влагалища сжимаются намного сильнее, когда он аккуратно ласкает клитор и быстро вбивается в Вэша. Он с медленного и плавного темпа переходит на быстрый, практически вытаскивая член наружу, и обратно замедляется. Вульфвуд оставляет в Вэше заместо громких стонов лишь хриплые частые постанывания и заставляет глаза закатываться. Вэш больше не может терпеть, он не справляется, поэтому насаживается на член, его голова отрывается от кровати, и он кончает, чувствуя фрикции вагины.              — Ник! Я всё, Боже, Ник, — простанывает он, и его тело прижимают обратно к кровати, больше не касаясь изнеженного клитора. Вульфвуд улыбается, сумев понять смысл непонятно прошептанных слов, и вытаскивает член из Вэша, чтобы сделать ещё пару движений уже своей рукой и, выгнув спину, кончить Вэшу на мокрый живот. Белëсые капли разбрызгиваются повсюду и украшают шрамы Вэша, который закрывает глаза и вытягивает ноги, дрожащие от перенапряжения.              Приятного перенапряжения, которое он бы с удовольствием повторил.              Много и много раз, как Вульфвуд и хотел.              Он ощущает кожей, как Вульфвуд аккуратно гладит его бëдра, целует тазобедренные косточки, не наваливаясь телом, проводит пальцами по испачканной коже и прислоняется губами к железной пластине, где спрятано сердце. Спрятано ото всех, кроме Вульфвуда, который смог пробиться сквозь металлическую защиту в самую глубь. Он достал оттуда живой орган, на котором тоже было множество самых страшных шрамов, и не сжал, не раскрошил его на мелкие кусочки. Нет. Наоборот. Николас начал поцелуй за поцелуем лечить раны, полученные в течение долгой жизни Вэша, желая сохранить исходящий из него золотой свет.              Вульфвуд притрагивается к щеке Вэша пальцами, ведёт по сбритым волосам и целует в кончик носа. Его тело дрожит так же, как и тело Вэша, но он находит в себе силы, чьмокнув Вэша, не открывающего глаза, и поднимается с кровати, чтобы налить полный стакан воды, отпить самому и оставить Вэшу. В горле давно пересохло и челюсть приятно тянет, но это ощущение — лишь доказательство тому, что между ними только что случился секс. В котором они довели друг друга до оргазма. Пиздец.              Вэш разлепляет глаза и, довольно улыбаясь, рассматривает Вульфвуда, на чьём теле в этот раз осталось слишком мало засосов. Но ничего, Вэш ещё обязательно это исправит. Завтра или чуть позже, это не так важно, ведь сейчас важнее именно то, что Вульфвуд протягивает ему воду, продолжая заботиться даже после процесса, а его сперма на животе подсыхает и стягивает кожу. Только вот идти обратно в ванну нет никакого желания.              — Спасибо, — Вэш прочищает голос и отхлëбывает жадный глоток, всё ещё чувствуя, как его пальцы дрожат, — можешь принести мокрое полотенце? — Вэш моргает ресницами, опуская взгляд вниз, надеясь, что Вульфвуд поймёт для чего оно.              — Конечно, Вэш, — Вульфвуд уходит в ванную, и Вэш откидывается обратно на кровать. Вульфвуд такой красивый, такой добрый и настоящий! Самый лучший и… И любящий, да. Слышится, как сначала включается, а затем выключается вода, громко шумя, и расслабленный Вэш не успевает сообразить, как Вульфвуд аккуратно стирает с его живота свою же сперму, приводя Вэша в порядок. — В душ не хочешь? Или потом? Завтра утром?              — Давай лучше завтра, — просит Вэш, прекрасно понимая, что сейчас навряд ли будет способен подняться с кровати, чтобы совершить пару шагов и заставить себя залезть в душ. Сейчас только кровать, приятная нега и Ник, Ник, Ник и никого больше. Большой и горячий, который, убрав полотенце в сторону, ложится к Вэшу и поджимает его под себя, целуя в губы.              — Как скажешь, Вэш, — Вульфвуд чувствует себя абсолютно правильно, когда его губы выцеловывают плечи Вэша, и он расслабленно позволяет себя ласкать. — Думаю, теперь можем не делить стороны кровати, — усмехается он, не веря, что за один крошечный, но насыщенный вечер смогло поменяться абсолютно всё. И даже его постоянное желание засунуть сигарету в рот сейчас компенсируется возможностью крепко прижимать солнечного Вэша к себе со спины и утыкаться в лохматую макушку. — Я очень рад, что наша глупость закончилась… И что ты меня поцеловал и спас.              — Я тебя поцеловал и спас себя, — Вэш зевает, его тело приятно побаливает в области засосов и не болит вовсе в месте, где расположено сердце. Больше не нужно крутиться на одной стороне кровати, а утром стыдливо извиняться за то, что его руки оказались заброшенными на Вульфвуда. Ему не придётся прятать от Вульфвуда зачарованный взгляд, не нужно будет скрывать истинных чувств, которые вываливались наружу. Нет нужды и глупо представлять, как Вульфвуд зажимает его у стены так, что подкашиваются ноги, если это всё они могут воплотить в реальность.              — Нас, Вэш, — прикрывая глаза, Вульфвуд водит носом по шейным позвонкам Вэша, легонько щекоча. Вэш — его. Открытый и добрый, яркий и нежный. Вульфвуд чувствует, что с этого дня он будет спасать не только Вэша, но и спасать себя ради Вэша, с которым он хочет провести как можно больше приятных моментов вместе. Возможно, всю жизнь, возможно, даже больше. По крайней мере, в лапы к смерти возвращать не хочется. Ведь только сегодня, вместе с воскрешением, Вульфвуд начал жить по-настоящему. Целовать того, кого хочет. Любить его же. — Как ты себя чувствуешь?              — Хор-шо, — сонно бурчит Вэш, который расслабился под сильной ладонью Вульфвуда, лежащей у него на животе, и начал проваливаться в сон. За сегодня было пережито много, больше, чем обычно, поэтому организм тут же реагирует на усталость, и без каких-либо проблем усыпляет Вэша. Он знает, что сейчас он в безопасности, и никто, вообще никто не может разрушить их покой. Они же Вэш и Вульфвуд. Вульфвуд и Вэш.              Вульфвуд, поняв, что Вэша лучше больше не донимать, чтобы не сбить сонное состояние, аккуратно поправляет их общую подушку и утыкается носом ему в плечо. Хочется курить, но желание остаться рядом с Вэшем и никуда не уходить намного сильнее. Он никогда не отказывался от сигареты, если хотелось, но никогда до этого он и не лежал с Вэшем, будучи обнажённым, в одной постели. И это — лучше любого табака. Вульфвуд тоже чувствует, как расслабленная нега давит на его веки, и он прикрывает глаза, ни о чём не думая.              Они с Вэшем вместе. Он лежит рядом, а Вульфвуда больше не мучает бессонница. И завтра ничего не будет по-другому. Вэш не тот, кто даст на попятную, а Вульфвуд более чем уверен в своём выборе. В желании быть с Вэшем. И ему больше не нужны неразумные размышления о том, что они слишком разные или неподходящие друг другу. Всё это — глупость, чушь, ерунда. Прямо сейчас Вульфвуд чувствует родной комфорт, прикосновения лучей солнца и счастье. Кто бы мог подумать, что Вэш сделает его настолько счастливым?              Настолько, что он спит до самого утра без страшных кошмаров из прошлого, без новых ужасов о будущем. И когда его глаза вновь открываются, часы показывают, что он проспал без малого десять часов, а Вэш всё также лежит в его объятия и сопит, и Вульфвуд довольно улыбается. Ведь их с Вэшем секс был не просто игрой воображения, а реальностью. И они и вправду теперь вместе. Вульфвуд счастливо чьмокает Вэша в растрёпанную макушку и аккуратно выбирается из объятий. Лицо Вэша морщится, но Вульфвуд укрывает его одеялом, и тот продолжает спать, словно младенец.              Очень покусанный младенец, на чьём теле повсюду сияют синяки-засосы, и Вульфвуд неодобрительно цыкает, ругая себя за то, что посмел испортить зубами чистое и невинное тело. Ведь синяки — те же шрамы, пусть и сделанные не пулями, а губами. И нужно будет сдерживать себя во время страсти в следующий раз, если Вэш не передумает, чтобы больше не приносить ему боли. Ни за что и никогда. Его от боли нужно защищать, а не самому становится тем, кто кусает, рвёт на части, впивается клыками в кожу. Так дело не пойдёт. И Вульфвуду даже стыдно за своё неуëмное поведение, пусть Вэш вчера ночью и сам ластился под поцелуи.              Пусть они и смотрятся очень красиво. Будто его тело обмакнули в жëлто-фиолетовую краску, и теперь он похож на полотно, которое расписали цветами. Но Вульфвуд за долгое время общения с Вэшем вынес для себя одну очень важную вещь: миру и любви нужно говорить «да», а боли, страху и насилию «нет». Поэтому даже засосы могут входить в вторую категорию, если Вэшу будет неприятно видеть, как они покрывают его тело наравне со шрамами и железом. Вэша хочется присваивать и метить, но не приносить ему боль.              Вульфвуд натягивает шорты и выходит на небольшой балкончик, где он может покурить, не мешая Вэшу досыпать желаемое. Он вставляет в рот сигарету, поджигает её и упирается на перила, глядя вдаль. На улице светит согревающее солнце, и в этот раз Вульфвуду даже не хочется надевать тёмные очки. Он, мирно улыбаясь и выпуская дым из лёгких, подставляет щеки лучам и просто курит, не давая лишним мыслям забиться в его голову. Сегодня он сходит им с Вэшем за едой и водой, будет его много целовать и дарить ту любовь, которой, возможно, Вэшу не хватило вчера. Ведь забота Вульфвуда всё ещё немного кривая, ломаная и порой больнючая.              Но он будет стараться ради Вэша.              Приятный ветер холодит кожу, и только Вульфвуд прикрывает глаза, как чувствует, что его со спины обнимает кто-то мягкий и тёплый, укладывая ладони, одна из который настоящая, а вторая механическая, к нему на живот, и прижимается щекой к спине, щекоча лохматыми ярко-жёлтыми волосами кожу. Становится по-родному хорошо и спокойно.              — Доброе утро, — шепчет Вэш, мягко потираясь о кожу Вульфвуда, словно маленький котёнок. Проснувшись и разлепив глаза, он обнаружил, что Вульфвуда нет рядом, но приоткрытая балконная дверь с лёгкостью дала понять, что Николас не сбежал, а просто курит, зажимая сигарету между губ и смотря вдаль. Его лопатки красивы, весь статный вид заставляет внизу жаться от воспоминаний о прошлой ночи, и поэтому Вэш не выдерживает и льнëт к нему, оставляя на спине лёгкие поцелуи.              — Доброе, — Вульфвуд тушит сигарету, выкидывая бычок в принесённую Вэшем какую-то старую банку, чтобы Вульфвуд не мусорил, и разворачивается к нему лицом. Вэш, накинувший на голое тело лишь одеяло, вешается на шею к Вульфвуду и целует его, невзирая на табачный привкус во рту. Он не так важен, как желание вновь ощутить чужие губы на своих, когда Вульфвуд прижимает его ближе и мягко отвечает на поцелуй. Улыбаясь друг другу, Вульфвуд аккуратно кладёт пальцы на щëку Вэша и ведёт ими вниз до засосов, которые кажутся ещё ярче. Будто Вульфвуд ночью был яростным животным, который кусал, кусал, кусал и не оставлял на Вэше не травмированного участка кожи. — Прости за них.              Вэш машет головой, морщится и вопросительно смотрит на Вульфвуда:              — За что?              — За засосы, конечно, — Вульфвуд аккуратно, не надавливая, ведёт большим пальцем по каждому, ругая себя всё больше. — Я хотел защищать тебя от оставленных шрамов, а сам поставил новых, — Вульфвуд целует Вэша в качестве раскаяния и извинения, мягко проводя по его плечам. Он не должен был, не должен, но Вэш отвечает ему на поцелуй и не отталкивает, а значит, можно выдохнуть хотя бы чуть-чуть. Потерять Вэша, только его заполучив, было бы очень и очень обидно. И Вульфвуд сделает всё, чтобы этого никогда не произошло. Будет за собой следить, будет стараться быть лучше, станет добрее. Ради Вэша он готов на всё.              — Николас, — смотря на Вульфвуда взглядом, полным благоговения, Вэш испытывает новый прилив любви. То есть Вульфвуд переживал за свои засосы? То есть и вправду с самого утра думал о том, что ими обидел Вэша? Что сделал больно? — Возможно, ты ещё больший дурак, чем я… Ведь только благодаря твоим засосам я понял, что шрамы, оказывается, могут быть красивыми и вовсе не больными. — Вэш тычется губами в губы Вульфвуда, ведь только проснувшись и поняв, где Вульфвуд, он прежде посмотрелся в небольшое зеркало на двери шкафа и провёл пальцами по каждому засосу. С особой ценностью и любовью.              — Возможно, ты тоже дурак, Вэш, — Вульфвуд с облегчением выдыхает и трëтся своим носом о нос Вэша, быстро чьмокая его в губы, — ведь ты красив сам по себе, — Вульфвуд целует уже глубже, придерживая одеяло, висящее на теле Вэша, чтобы оно не свалилось. Какой же Вэш сейчас хрупкий. Солнечнее, чем та огромная штука в небе, и его хочется забрать обратно к себе объятия, ведь Вульфвуду не хватило простого лежания вместе. И не только его.              — Но я всё равно хочу, чтобы они всегда-всегда были на моём теле, — Вэш тянет Вульфвуда за руку обратно в номер, чтобы им никто не смог помешать, и скидывает лёгкое одеяло на пол, чтобы предстать перед Вульфвудом вновь обнажённым. Словно ангел, который спустился с небес, довольный тем, что он отдался рычащему, с хитрой оскальной улыбкой Николасу Д. Вульфвуду. В его горячие ладони, на его большой член, внутрь горящего сердца. Отдался и ни разу не пожалел. — Следы твоей любви.              — Я тебе это обещаю, — Вульфвуд облизывается, разглядывая засосы Вэша на аппетитных бëдрах, идеальной груди, кусательных плечах, и сейчас метки не кажутся настолько неправильными, как казалось изначально. Вэш — шедевр, сам, весь. Открытый и готовый снова отдаться Вульфвуду, который переступает через одеяло и валит его на постель, чтобы зацеловать всего. Вдоль и поперёк.              Сегодня у них всё время мира.              Сегодня они есть друг у друга.