butterfly on the lower back

чтобы найти хенджина, потребовалось много времени. чанбин и сам понимал, что напортачил, избив друга феликса и испортив всем настроение в тот вечер, но легче от этого не становилось. даже джисон с ним не разговаривал. и парень понимал почему, слишком поздно разглядев такой же блеск для губ у него на лице. его не сильно пошатнуло, что джисон в тот вечер развлекался вместе с хваном. сильнее била только собственная жадность. хенджин одним взглядом пробудил все его скрытые желания, от которых он отмахивался рукой и брезгливо морщил нос. он ненавидел это. так сильно, что любое упоминание чего-то невписывающегося в его узкие рамки драконило как быка на красное — до бешенства и неконтролируемых криков. хван сказал выйти из шкафа. и чанбин прекрасно знал, что это означает. но легче ведь строить из себя неотесанного мудака, в тайне дрочившего на похабное гей порно. это и вправду легче, чем признать собственное влечение. признать и принять то, что девушки никогда не вызывали в нем тех чувств, какие он испытал тогда. тогда, когда не был запуган грубым обществом, ограничиваясь лишь детской наивностью и искренностью. и это противоречие жгло грудную клетку насквозь. хенджин медленно потягивал какую-то дешевую сигарету, сидя на старом подоконнике. со буравил взглядом уставший профиль парня, чувствуя эти мерзкие мурашки восхищения на позвоночнике. — так и будешь молчать? — лицо расслабленно. на носу какой-то нелепый цветной пластырь, отклеивающийся с двух сторон. красивый нос. с горбинкой. и длинные ресницы, мягким веером прикрывающие пристальный взгляд. — я извиниться пришел. — и? чанбин молчит, заставляя парня развернуться к нему лицом. хван выпускает белый дым через ноздри, откидывая голову на стекло. волосы убраны в небрежный пучок, прядками опадая рядом с напряженной смуглой шеей. со скользит по ней взглядом, пока не отвлекается на движение хенджина пальцами, стряхивающего пепел на грязный пол. черный лак на ногтях будто отрезвляет. снимает это мутную пелену, отчего-то напоминавшую кисельную пленку. такую же склизкую и розовую. противную. скрывающее все то, что он запрятал. но вместо киселя там только боль и злоба, выразительно промелькнувшие на его посеревшем лице. — что-то не похоже, что по своей воле, — хван хмыкает и тушит окурок о пластиковую панель, прожигая черную дырку. — когда перед кем-то извиняются, то обычно не сжимают кулаки и не хмурят рожу, как перед бойней. что? — ухмылка перерастает в оскал. хенджин спрыгивает со своего места и вырастает над чанбином, открыто издеваясь над его неуравновешенностью. — мало меня разукрасил? вперед! со хватает за грудки и с размаху вжимает того в стену, довольно сильно прикладывая хванову голову. парень в ответ шипит и громко хихикает. — ну же! думаю, мне пошли бы фиолетовые тени для глаз, или… — хенджин коварно улыбается, рискованно заглядывая в помутневшие глаза напротив. — или тебе больше понравились мои прошлые? чанбин не церемонится и замахивается рукой. однако стоило увидеть столь же резко отвернувшегося лицом хвана, ярость поутихла, сменяясь на желание поставить парня на место. ну или просто заткнуть. колено нагло врезается в чужой пах. не ударом. нацеленным давлением и желанием вызвать стон. хенджин лишь удивленно охает, тут же возвращая взгляд обратно, за что получает прицеленный укус в нижнюю губу. и отчаянный поцелуй после, холодом языка залечивающий впадины зубов на мягкой коже. горячие ладони, сжавшие ребра до самого сердца. и неожиданный привкус соленого. привкус чужой души, которая распадалась на части, солеными дрожками разбивая румяные щеки.