Очнулся?

      Небольшая комната могла похвастаться только изящным интерьером, исполненном в глубоком-изумрудном цвете, что было в принципе редкостью для Круга Гордыни. В остальном же это оставалась достаточно худое промещение: потолок был низким, освещения не хватало, по полу тянуло холодным воздухом, откуда-то из подвала, где невесть что происходило. Впрочем, никто не жаловался, ведь главным критерием выбора именно этого кабинета была лишь укромность от глаз жителей Ада.       Люцифер вошёл последним, этим хотелось подчеркнуть статус, напомнить, что он может явиться тогда, когда ему заблагорассудится. Волнения в плавных и законченных жестах не наблюдалось, только уверенностью пышел весь его вид. С момента договора с Бельфегор прошло целых десять дней, и падший ангел успел тщательно отдохнуть, отоспаться, наесться до отвала блинчиками Ниффти и вдоволь наслушаться лекций от миссис Мейберри. Конечно, и с разработкой армии он успешно закончил.       Сейчас перед ним за большим столом сидели шесть Смертных Грехов, его давние друзья, с которыми они вместе строили Ад с самого основания.       По правую руку ближе всего к Люциферу закинул ногу на ногу Асмодей, одаривая окружающих улыбкой чуть приоткрытого рта. Грех Похоти явно не скрывал довольства лицезреть Владыку, отчего его неоново-голубое пламя, заменяющее волосы, плясало веселее обычного.       Чуть дальше уложила голову на стол Бельфегор. Несмотря на то, что Грех Лени организовала собратьев и нашла подходящее место, прибыла самая последняя, только парой минут опередив Люцифера.       Рядом с ней восседал Левиафан, косящий на окружающих подобные щёлкам глаза, но никогда не смотрящих прямо и в упор. Его уши в виде плавников и растущий изо лба отросток с фонарём удильщика покачивались так, будто Грех Зависти находился в воде. Холод его чуть сырой кожи растекался по комнате ощутимо.       Благо от сидящего по левую сторону стола Сатаны хорошо разило теплом. Грех Гнева, сложивший мускулистые руки на груди, был по обыкновению спокоен и серьёзен, по напряжённому лицу и апатичному взгляду никто не мог понять, доволен ли тот происходящим или его молчание – только затишье перед бурей. Под столом Сатана расставил козлиные ноги так, что занял места больше всех, но перечить самому сильному из Грехов никто не осмеливался.       Дребезжа колокольчиками клоунской шапки, поодаль явно скучал Маммон. Бесцеремонно Грех Жадности чавкал и перемалывал жёлтыми зубами жевательную резинку. Едко-зелёного цвета глаза незаинтересованно смотрели на самого мелкого Греха, и Люцифер видел в них мысли о бессмысленно потраченном времени. У этого плохого клоуна действительно была способность вывести любого одним существованием.       Дальше всех от Люцифера сидела Вельзевул. Только от одного взгляда на неё хотело бежать, прыгать или танцевать: Грех Чревоугодия хлопала длинными ресницами, стрекотала пчелиными крылышками, дергала ушами и всячески перекладывала две пары своих рук. В дополнении к этому её туловище, как и волосы переливались всеми цветами радуги, что придавало её образу постоянно рябящее движение. Люцифер от одного взгляда на девушку чувствовал привкус мёда на языке, это каждый раз забавляло.       От взмаха руки Владыки по центру стола появился проектор, который высветил картинки с изображениями различных видов ангелов.       – Думаю, вы следите за событиями, что происходят на других Кругах Ада, – начал Люцифер без предисловий, но заметил, что Бельфегор подняла руку. – Да? Вопросы можно задавать без этих условностей.       – Владыка, я бы хотела узнать це-е-ель собрания.       Люцифер заулыбался ещё лучезарнее, всё-таки он, правда, обещал рассказать за выполнение указания.       – Дорогая моя, совсем недавно Ад отразил нападение ангельской армии и убил первого человека, Адама. Именно поэтому я попросил тебя собрать всех для очень важного разговора.       Многозначительно промолчав и пожевав губы, Бельфегор пыталась вспомнить что-то подобное, но, кажется, последнее время она слишком много тестировала новые снотворные препараты, отчего выпала из реальности напрочь. Однако, демоница и до этого несильно увлекалась другими Кругами и политикой.       – Сла-а-авно, теперь все всё знают, и мы можем начать, – Владыка взбодрился. – Итак, вы сильнейшие создания Ада, поэтому я должен объявить, что с этого дня вы начнёте военную подготовку на территории своих Кругов. Армия с таким разнообразным составом выступит против Рая, когда начнётся полномасштабная война.       Отвлекаясь от просмотра очень интересной змеи, что обвивала цилиндр шляпы Люцифера, очнулся Маммон:       – Поинтересоваться можно? В чём наша выгода в акции спасения Гордыни?       Если б Люцифер так не переживал об успехе этих переговоров, то начал бы гримасничать и сыпать сарказмом, лишь бы принизить эту жирную тушу, придавить к полу и растереть по нему. Но падшему ангелу было дозволено только истерически хохотнуть и продолжить объяснения.       – О, милый Мам, проблема в том, что ангельская угроза не только моя проблема.       – Но на наших Кругах нет грешников, а Рай борется только с ними, – искренне недоумевая, вклинилась Вельзевул. – Мои гончие вряд ли сдались великим ангелам. Они даже никогда не бывали в моих краях.       Владыка отвлёкся на её хлопающие веки и подумал, что хоть и не питает к девушке каких-то негативных чувств, но вообще не любит недальновидных особ, что живут одним сладким моментом. И всё-таки такое сопротивление его идеям лучше, чем корыстный поиск выгоды Маммона в каждом вдохе. Да, Люцифер похоже не сможет не сцепиться с этим Грехом сегодня.       – Смотрите, для Рая, что бесы, что суккубы, что гончие, что грешники – адово отродье. Дети самого Зла! Конечно, первой задачей ангелов стоит истребление грешников, но, когда они сотрут мой народ – и в теории меня самого – примутся за вас. Вы очень сильные создания, но навсегда останетесь сынами Ада. Смекаете? – Люцифер поднял густые брови и во все глаза уставился на собравшихся. Хоть кто-то же должен быть с головой!       За окном что-то ухнуло, взорвалось, полились приглушённые крики, а свет маломощной лампы резко потух, оставляя демонов в темноте. Приглушённым щелчком грубый рабочих пальцев Сатана создал ярко горящие жёлтые шары, с которых капала горячая лава. Попадая на пол, её кусочки превращались в застывшие росинки вулканического стекла.       – В последней битве Ад победил только из-за тебя, Владыка, – Грех Гнева почесывал подбородок, пока его слова оседали на разумы присутствующих, точно тяжёлые камни опускаются на дно реки. – Без тебя мы слабее, но и ты без нас против тысячи ангелов не устоишь.       Выдох облегчения Люцифер поспешно проглотил, ему не хотелось неуместно привлекать на себя внимания, пока шёл конструктивный монолог Сатаны.       – Они сильнее, но нас больше. К этому ты ведёшь – нужно пользоваться всеми ресурсами, дабы перевернуть игру в свою пользу.       – Браво, именно об этом я и говорю! – Владыка был готов захлопать в ладоши, но его ликование прервали вновь.       – Да-да, классный вывод, Сатан, ты крут, – тараторил надрывный голос Маммона. – Только вот война не факт, что будет, а бабки на набор армии и её подготовку мы потратим такие, что мне нечем будет оплатит тра-…       – Не продолжай, – поспешно вклинился Люцифер. – О, да, конечно, война не факт, что будет. Мы всего-то убили первого человека на Земле! Пустяк, что мы затеяли искупление грешников. Это же не противоречит системе, по которой все мы тут живём.       – Так это твой выродок поимел фетиш на очищение грешников. Мой тупорылый народ вообще никаким боком, – грех Жадности выплюнул куда-то за спину жвачку, призвал себе пластиковый стаканчик с каким-то пойлом и громко захлюпал. – Хотя даже на его спасение я бы зажал столько бабла.       Фиолетовое веко Владыки мелко задёргалось, а лоб зачесался из-за уже лезущих наружу рогов.       – Тебе же объяснили, жирная ты свинья, что нам стоит держаться вместе, – подал голос Асмодей, дьявольский огонь вокруг его голов на секунду вспыхнул малиновым заревом.       – Не встрев-…       – Маммон, – резко прервал Люцифер, – жителей твоего Круга это тоже касается. Да, искупиться могут только грешники, но ведь существа, родившиеся в Аду, возможно, никогда и не совершали грехов. Они просто живут свои жизни, как люди на Земле. Понимаешь? Если мы изменим саму систему посмертного мира, то, возможно, твои акулы и динозавры смогут пройти в Рай или переродиться на Земле.       Хлюпанье в стакане Греха Жадности прекратилось. Оживилась и Бельфегор, поднимая голову со стола. Каждый был в той или иной степени удивлён заявлением Владыки. Пусть это всего лишь догадки, они звучали очень заманчиво для каждого по-разному.       – Хорошо, мы согласны помочь тебе, – ответил за всех Сатана, вновь перенимая инициативу.       Хлопнув в ладоши с коротким “так-с, пак-с”, ангел переключил слайд. На доске появилась схема подробно расписанного устройства армии, где было указано место каждого адового существа. По качественным особенностям им отводились разные роли. Например, козлоподобные бафометы составляли отряды лекарей, волки с Круга Чревоугодия были назначены в группы быстрого реагирования, а бесами из Гнева укомплектовывалась ниша рядовых и подручных армии.       – … несмотря на то, что необходимо максимальное количество добровольцев, есть ранговые особенности. Например, на одного бафомета требуется около десяти бесов, – Люцифер не замечал, что температура в помещении стала заметно расти.       – Ты не перепутал, с кем говоришь? – громоподобно тяжёлые руки Сатаны ударили столешницу, Грех поднялся на ноги, увеличиваясь в размере. – Ты собрался пустить мой народ на пушечное мясо?!       Массивность фигуры, с виду, не давала маленькому и хрупкому Люциферу и шанса. Гневными клубами пара заполнило переговорную, и дышать стало трудно всем.       – Успокойся, – Владыка равнодушием реагировал на перепады настроения Греха. – Тебе стоит взглянул на дело объективно. Бесов притесняют все, кому не лень, так как они самые слабые существа Ада.       – Это тебе так удобно считать! – глаза Сатаны затянулись пеленой отсутствия мыслей.       Одним крепим замахом Грех грозил растереть и испепелить коротышку, свист летящего кулака чиркнул воздух перед лицом ангела. В тот же миг Люцифер исчез, и никто не заметил, как маленькая мушка зажужжала над головой гиганта. Налетев по инерции на экран, Сатана содрал белое полотно, и картинка скралась на темной стене. Через секунду увалень уже схватился за шею, отдирая с кожи, намертво прилившего к ней питона. Чешуя змеи переливалась зернисто-золотым сетчатым узором, тяжёловесная и длинная туша завивалась всё туже, стоило жертве сделать выдох. Присутствующие в оцепенении не решались вмешаться. Зрачком-нитью питон уловил подозрительное оживление Левиафана.       Наконец, Сатана бессознательно повалился на пол, вернувшись в нормальный размер. Опуская огромное тело на пол, питон немного поиграл кончиком хвоста в воздухе, а после, окутывая себя дымком, Люцифер расправил плечи, стеснённые змеиной формой, и спросил, все ли могут продолжать цивилизованную беседу. Ему крайне не нравилось, что каждый раз приходилось напоминать о силе, что досталась ему от отца, Бога.       – Мы впечатлены тем, что твои навыки по перевоплощению до сих пор так сильны, – язвой звучал Левиафан.       «Во имя семи Кругов, Аластор мог бы поучиться у этого парня, как правильно скрывать зависть», – мельком пробежало под коркой ангела. Плавным движением Люцифер прочесал волосы пальцами и занёс выпавшие из причёски локоны назад.       Тем временем Сатана очнулся, заполз на стул, потёр шею и согласно кивнул, не в состоянии выдавить из напряженного горла хоть звук. Совещание продолжилось на старой ноте.       – У бесов практически нет возможности развиться и добиться высоких чинов, – ангельские слова звучали, как сухие факты, но, даже не имея личных дел ни с одним бесом, он всё равно доставал из груди тонкую иглу сопереживания. – Обычно они не покидают Гнева и занимаются сельским хозяйством. Я изучил вопрос достаточно и считаю, что таким простым и сильным духом существам место в первых рядах, где их смелость и большая численность сделают своё дело.       Сатана вновь кивнул, ему в такт качнулись и три головы Асмодея – от внимания Люцифера эта странная деталь не ушла. Подробно останавливаясь на каждом адском народе, Владыка объяснил, чему стоит учить, кому это нужно делать, и главное – в какие сроки. Недовольных положением своего народа в иерархии больше не нашлось то ли потому, что Люцифер действительно старательно подошёл к распределению и знал теперь о жизни рядовых больше их непосредственных господинов, то ли потому, что перечить ему стало смертельно опасно.       – Да, так зашибись у вас всё продумано, – возник опять Маммон, когда собравшиеся, казалось бы, решили все проблемы и, наконец, обо всём договорились. – Только вот где мы, по-твоему, должны найти столько желающих сдохнуть за общее светлое будущее?       – Вы должны дать им то, в чём они нуждаются. Вы знаете свой народ, сами придумаете, чем их привлечь на службу.       – Я прямо вижу, как наш малыш Асмодей заманивает суккубов и инкубов лозунгами: «Если вы пополните ряды армии, я лично вам отсосу. Идёт?» – булькающий мерзостный смех Маммона разлетелся над головами присутствующих.       Никому эта шутка не показалась смешной, а вот Асмодей и Сатана явно начинали закипать, первый – от грубой издёвки, а второй – от хамства и раздражающего смеха Греха. Лавовые шары закоптили, и неприятный запах гари наполнил ноздри.       – В свою очередь, ты сможешь предложить лишь билеты на дерьмовые выступления? – парировал Грех Похоти. – Или напечатаешь побольше денег и устроишь небольшую инфляцию?       Маммон ощетинился, зелёные молнии пробежали от глаз по всему телу до самых пят. На самом деле тот мог многое предложить своему народу, но сто процентов не стал бы это делать из соображений выгоды. Поначалу зарождения Ада у Греха была задача создать самопополняющуюся систему, чтобы деньги, добровольно отданные Маммоном демонам, преумножались трудом и возвращались к нему. Откатиться на пару веков назад и начать благотворительность ради того, что не принесёт навара, Жадность душила жаба.       – Не бойся, старший братик, я найду способ. Выкручу это пропащее дело в свою пользу так, как тебе выкручивает яйца твой…       Слова недосказанной фразы мощным ударом вбили в рот Греха. Ножка стола подломилась под тяжестью навалившегося на него Асмодея. От неоново-розовых и голубых огненных всполохов тела, затопивших половину комнаты, резало глаза. В этот миг будто выгорел весь воздух, отчего в глазах Люцифера заплясали чёрные пятна.       – А-а-а! Слухи всё-таки правдивы, лицемер? – выплюнул чёрную кровь на пол Маммон с такой наглой гримасой, что смерть ему грозила мгновенная и безболезненная.       Под рокот голоса Асмодея, слова которого мало кто разобрал, Владыка появился перед носами трёх голов Греха и, не говоря ни слова, слабым толчком в грудь отшвырнул того на место. Всполохи потухли, Асмодей быстрым движением стёр с костяшек капли чужой крови и сжёг платок. Через секунду от внезапного гнева остались только распушённые перья петушиного хвоста. В это время Маммон не мог остановить бьющую изо рта струю. Мало, кто знал, но с огромной магической силой и влиянием на экономику физически Грех был слабее остальных.       – Запомни этот момент, Маммон, – Люцифер щёлкнул пальцами, залечивая его рану. – И никогда не опирайся на слухи, пока они не станут фактами.       Каким бы не был оппонент этого жирного эгоиста, ангелу казалось, он всегда встанет на его сторону, лишь бы против Жадности. Впрочем, Владыка даже не предполагал, что среди кого-то из Грехов есть такой явный и сильный конфликт, и хоть Асмодей ему больше симпатизировал, Люциферу нужно было изучить, что за слухи витают вокруг столько важной персоны. Ничего подозрительного он не слышал, пока исследовал Круг Похоти, возможно, потому что не забирался в Интернет.       От случившегося на всех нашло молчание. Когда-то царившая дружба и взаимопонимание сохранились только между некоторыми из Грехов, но они давно перестали быть единым целым. Тысячи лет назад их характеры формировались, и главные пороки каждого являлись просто их наиболее выраженными чертами. Никто не предполагал, что спустя столько лет, это станет определяющим в отношения к ним окружающих. Возможно, Маммон и был бы сносным существом, если бы не предрассудки о его сверхрациональном применении ресурсов? Возможно, но этого уже никто и никогда не узнает.       – Пора расходиться, – Сатана поднялся со стула и пожал руку Люциферу. – Все начинаем действовать. Будем учиться заново делать что-то общее.       Его лавовые шары пропали лишь тогда, когда последний Грех покинул переговорную.              

***

      Гордостью Чарли в новом здании Отеля был как раз этот просторный танцевальный зал, выполненный в лучших традициях эпохи Возрождения. Высокие колоны из пятнистого бежево-кирпичного мрамора подпирали красочное панно на потолке. На нём изображалась какая-то из библейских историй, и знал её только художник, то есть Люцифер. Остальные как-то не собирались вдаваться в тонкости изображённого сюжета. Сейчас же на идеально отполированном паркете стояло больше десятка мольбертов и небольших парт, рядышком на общем столе лежали разные художественные принадлежности: акриловые краски, акварель, карандаши, восковые мелки, уголь.       – Для начала выберите материал, – инструктировала Шарлотта, оглядывая одиннадцать жителей Хазбина, не хватало только Люцифера. – Это тоже важно.       Недоверчиво сощурившись, быстрой перебежкой к столу подобрался Арахнисс. Его паучьи глазки забегали, а после он недоверчиво окунул самый конец пальца в стакан с чистой водой.       – Это важно только тем, замараем ли мы лапы, – грешник вытерся о свою серенькую жилетку.       – Поддерживаю. Бредятина чистой воды, – хмурился Хаск, который вообще должен был составлять список закупок на следующую неделю. – Что из этого полегче? Карандаши?       У него из-за спины выплыл Энджел, которому такая активность, кажется, начинала нравиться. Поджав губы, он рассматривал цветные коробочки и баночки, чувствуя, как детская игривость просыпается внутри.       – Ага, возьми белые. Закачаешься, как они рисуют, – язвил тот, потянувшись к акварели.       – Так-то у меня есть дела, а я застрял тут с вами, – Хаск покосился на изогнувшуюся спину паучка и поспешно отвёл взгляд.       Нижние руки Арахнисса потёрлись друг о друга, а сам он незаметно для себя одобрительно кивнул, но на него никто не обратил внимание.       – А хочешь я тебе попозирую, м-м-м? – Даст наклонился и заглянул в глаза Хаска, со вполне серьёзным намерением.       Тот хотел было отчитать Даста, но ни капли пошлости в гетерохромных глазах паучка не нашёл, отчего только усмехнулся. Он наобум взял гость цветных карандашей и, подхватив одну из рук Энджела, повёл его к двум столикам, что стояли рядом друг с другом.       Проводив эту парочку взглядом, Арахнисс в очередной раз удивился, как опытный и ворчливый мог терпеть игривого и ветренного. Хоть отношения с младшим братом так и не наладились – они не разговаривали друг с другом, чтоб не ссориться – его тягу к котоподобному бармену Арахнисс понимал хорошо. Среди всех постояльцев у Хаска имелось самое сильное, но ненавязчивое обаяние, к тому же они с пауком были очень близки по образу мышления и взглядам на мир. Это давало намёк на то, что Энджел и со старшим братом мог найти общий язык, только вот не ясно было, нужно ли это хоть одному из них. По крайней мере, для самого себя Арахнисс ещё не решил.       За несколько недель наблюдений за братом он понял, что образ кайфующей от продажности проститутки был создан Энтони специально. Этот идиот пытался таким образом защититься от своего работодателя, поэтому в стенах Отеля, где всегда было безопасно, парень становился лучшей версией себя. Это буквально выбило почву под ногами Арахнисса, так как теперь он не знал, как ему относиться к младшему. Поступая крайне осторожно, он решил сдружится с Хаском, самым близким к Энтони существом, а уже потом думать, стоит ли вообще ввязывать в жизнь братца.       Выбрав наконец восковые мелки, Арахнисс незаметно придвинул один из мольбертов к парте Хаска.       – Итак, – когда каждый нашёл себе место, Чарли вышла на центр, – у вас нет конкретного задания. Рисуйте то, что хотите. Это может быть какой-то предмет или абстрактные пятна. Главное – рисунок должен отражать ваше сердце!       Кто-то недоуменно вскинул брови, кто-то сразу начал задавать вопросы – почти все не поняли, что значит "отразить сердце на листе бумаги". Вэгги тоже свела брови к переносице и уставилась на девушку, Чарли было сорвалась в её сторону, но остановилась, сомневаясь, что делать.       – Те, кто совсем ничего не понимают, поднимите руку! Мы с Чарли сейчас подойдём, – подоспела на помощь миссис Мейберри.       Как и обещала, грешница снабдила принцессу учебными пособиями и провела несколько лекций. Когда же Чарли вычитала про современную технику арт-терапии, учительница помогла спланировать курс из семи занятий. За это девушка не знала, как благодарить Мейберри, которая не только обучала её, но и внушала такую уверенность, что это стоило дороже всех занятий.       – Но помните о времени, у вас есть всего час. Прямо как в школе, – объявила женщина и направилась к Ниффти, которая активно подпрыгивала и махала руками.       Над самой отдалённо стоящей партой качнулись оленьи ушки, которые до этого внимали каждому слову присутствующих. Аластор не понимал целей этой затеи и считал её провальной изначально, ведь, как бы ты ни замарал бумагу, психолог ничего толкового не сможет сказать. Воспитанный в старом консервативном обществе демон в принципе не верил в психологию, как в науку, для него это оставалось и будет оставаться работой для тех, кто больше ни на что не способен, кроме постоянного анализа поступков других людей.       Призвав в ладонь перьевую ручку, он чётким и размашистым росчерком обозначил горизонт. Рисование не входило в его сильно развитые таланты, но изобразить пейзаж в двух, максимум трёх, цветах он умел в своём минималистичном и элегантном стиле. Дорожки тёмно-синих чернил блестели в свете электрических свечей, пока не впитывались в бумагу. Аластор продолжал плясать острым наконечником пера и перепрыгивать с синего на чёрный и красный цвета, пока в моменте не почувствовал какой-то переход в странное состояние покоя, будто влился в поток равнинной реки. Это разительно отличалось от постоянного стресса, в котором демон пребывал из-за монотонной и мелочной работы каждый день на протяжении почти месяца. Конца прибывающим грешникам не намечалось, поэтому у главного управляющего явно будет увеличиваться объём дел. При этом Аластор до сих пор получал от Барона Самеди слишком мало подпитки, чтобы окончательно залечить шрам, нанесённый Адамом, и восстановить работоспособность микрофона. Ни о чём, кроме отдыха, демон и думать не мог.       Перо остановилось вместе с хлопком входной двери и поспешными шаги опоздавшего на сеанс Люцифера.       – Пап, рисуй то, что у тебя на душе, – коснулся ушей Радио-демона голос Чарли.       Аластор медленно опустил руку и оценил навскидку уже завершённую работу. Чёрная птица сидела на ветке болотного кустарника над самой поверхностью реки. Сильно вытянув шею, она не могла дотянуться длинным клювом до воды, по поверхности которой прыгали красные блики закатного солнца. Это было действительно эстетично, по нескромному взгляду демона, но хотелось что-то добавить, хоть добавлять было нечего.       «Идеально, но с изъяном», – про себя решил Аластор и испарил ручку, больше не имея сил доделывать.       Прогулочным шагом он направился к остальным, немного поинтересоваться и совсем чуть-чуть потешить эго. Рисунки грешников не отличались большой художественной выразительностью, даже если при жизни кто-то из них был в этом хорош, за столько лет бессмертного бытия они давно разучились. Однако, когда Ниффти подбежала с листом в два раза больше её самой, Радио-демон с интересом принял подношение.       – Давай-ка, расскажи мне, что тут есть, – Аластор уставился на буйство гуашевых пятен.       – Ты не видишь, что это ты? – ловко забравшись по фраку, девчонка уселась на плечо демона.       – Оу, да? Неожиданно! Не могла бы ты показать мне, где находятся мои ноги, руки и голова?       – Вот это рога и копыта, – Ниффти ткнула в продолговатые пятна жёлтого цвета, почему-то расположенные рядом. – А вот шрамы, – она обвела множество похожих на цветы рисуночков, разбросанных по всему холсту. – А это мысли! – её пальчик быстро-быстро забегал по тонким иголкам от красного до чёрного цвета.       Аластор никогда не понимал процессов мышления в голове Ниффти, это его удивляло каждый раз. Сейчас он опять не мог в полной мере постичь, почему на рисунке, где должен быть его облик, от тела остался какой-то набор для приготовления холодца. Неужели для неё Аластор – всего на всего хаос из страшных мыслей и шрамов прошлого? Возможно, но было глупо спорить с тем, что девчушка явно видела мир через призму совершенно иного сумасшествия, нежели все остальные.       – Очень хорошо, моя дорогая, – Радио-демон отдал рисунок.       Он успел положить руку на короткие девичьи волосы лишь на секунду перед тем, как демонесса убежала дорисовывать своё произведение. Ладонь повисла в воздухе, и Аластор поспешно прижал её к животу, будто поправлял фрак. Мимолётное сожаление кольнуло в груди, оно окончательно открыло демону глаза на собственную разбитость.       – Мило, что ты значишь хоть для кого-то столь много, – Аластора толкнули локтем в бок.       Опустив взгляд, тот равнодушно посмотрел на внезапно возникшего рядом Владыку.       – С вами такого не случалось? – Радио-демон наклонился, заглядывая под широкие поля шляпы, как родители заглядывают в домик из подушек к своим чадам.       Фиолетовые глазёнки Люцифера рыскали по чужим работам.       – Бывало, – он довольно оскалился. – Видел наш с Лилит портрет в моей спальне? Это она его рисовала, – Владыка высунул язык и прикусил кончик.       – Вы… – Аластор не закончил, так и застыв с приоткрытым ртом.       Он не понимал, что с ангелом: слишком ребяческое и радостное настроение неслось от него.       – Ну? Рот прикрой, а-то муха залетит, – Люцифер бесцеремонно потрепал демона за щёку.       Оторопев, Аластор быстро восстановил между ними большое расстояние. Эмоции были запутанными, словно под наркотиками, и Радио-демон сглотнул скопившуюся слюну, чувствуя, насколько ему жарко в этом зале.       – О! – Люцифер аж подскочил от пришедшей в голову мысли. – Пойдём, я украду твою идею. У остальных мне ничего не приглянулось.       Запястье демона сцапали и с энтузиазмом потянули к его рабочему столу. Парализованный напористыми действиями Аластор тупо смотрел на качающийся хвост змеи, которая обвивала ангельский цилиндр.       – Ну-ка, что за каляка-маляка тут у нас… – Люцифер повернулся к картине, отпуская Радио-демона.       Ангел почему-то замер, словно учуял опасность. Рваным движением он протянул руку к полотну, пальцы лёгким касанием прошлись по чистому краю листа и тут же отдёрнулись, будто встретились с промерзшим железом. Такая реакция заинтересовала даже Аластора, он вновь подсмотрел за поля цилиндра. Люцифер почти не дышал, пятная каждый уголок картины отметинами удивлённого взгляда. Несколько раз он открывал рот и вынимал из лёгких какой-то неопределённый звук, но так и не мог сказать что-то внятное. Но даже это молчание заставляло Аластора чувствовать, что он затронул нечто внутри падшего ангела.       – Никогда бы не подумал, что выразить душу через рисунок, можно настолько точно, – наконец, пробормотал Люцифер.       – Как знать. Я всё же придерживаюсь мнения, что это… глупость, мягко говоря, – Аластор говорил без обыкновенного яда в словах, всё-таки столь искреннее восхищение в свой адрес от Владыки было чем-то новым и обезоруживающим.       – Хочешь убедить меня, что потехи ради изобразил столько боли и отчаянья?       Аластор замедлился и удивлённо перевёл взгляд на прикованные к нему глазам Люцифера. «Какой боли? Это просто птица, что хочет выпить воды», – протестовало сознание.       – Вы преувеличиваете, – улыбка Радио-демона дрогнула, – здесь лишь простой пейзаж.       – Да? Почему тогда раненная птица в таком бедственном положении? Кровь с перьев капает в воду, и один глоток мог бы облегчить её страдания. Но даже в этом отказано! Ведь если она потянется сильнее, то упадёт и будет обречена утонуть.       – Птица не ранена. Это солнце… просто закатные капли света, – Аластор звучал неуверенно и шатко.       И поэтому Люцифер не верил ему. Настроение Владыки после собрания Грехов, из-за которого он и опоздал на занятие, было действительно приподнятым: хотелось участвовать во всём, что придумала дочурка. Правда, у ангела не было ни одной идеи для собственной картины, поэтому он решил подсмотреть у других. Только вот сотворённое Радио-демоном по-странному сильно обеспокоило Люцифера, который не предполагал, что внутри демона могло быть что-то настолько эмоциональное.       – Аластор, скажи честно, какие чувства тобой владеют сейчас? – это был первый вопрос без издёвок и гнева.       Переведя клюквенно-красный взгляд на чёрную птицу, демон действительно попытался заглянуть в бездну, где оставалось слишком темно все годы его загробной жизни. Возможно, бывшему радиоведущему не хотелось на самом деле осознавать, чем он стал после смерти, поэтому единственным выходом было сделать одно…       – Эмоции – это лишь помехи из радиодрамы, – он сглотнул рвущуюся наружу тьму. – Поэтому я уничтожил их в душе и замаскировал это помехами в голосе.       Настороженность, с которой сердце Люцифера приняло в себя эту фразу, забеспокоила даже его самого. Нет, что-то совершенно точно происходило не так, как должно. Аластору не стоило говорить столь откровенную правду, а Люциферу – прислушиваться к этому столь внимательно. Конечно, он знал подводные камни Радио-демона лучше, чем многие, но никогда не предполагал, что тот может так просто открыть что-то спрятанное внутри, и неважно сделано это для выгоды или по другой причине.       – Вы решили, что будете рисовать? – не дожидаясь ответа, перевёл тему грешник.       – Пожалуй, – Люцифер всё ещё не отводил глаз от профиля демона, впервые замечая, насколько не соответствует его забавный курносый нос статусу маньяка-убийцы, – нарисую тебя.       Плечи Аластора дрогнули, а через миг из него полился действительно простой, мягкий, почти чистый смех.       – Нарисуйте мне самую яркую улыбку, что когда-либо видели, – Аластор коснулся микрофоном белого цилиндра Владыки, вновь выказывая клыки.       Слизнув красным взглядом фиолетовый взгляд Люцифера, демон надолго не задержался, удалившись восвояси. Падший ангел остался в одиночку с хаосом в душе. Ему лишь на короткий миг показалось, что через панцирь Аластора пробилась малиновая краска, на секунду затопившая краешек его щёк под самыми глазами.       Часы пробили окончание положенного времени, и миссис Мейберри вместе с Чарли вышла на охоту. По каждой работе они сначала спрашивали мнение группы, а уже потом выносили вердикт по поводу ментального состояния подопечного. Вся серьёзность происходящего сходила на нет от подкидываемых шуток то от одного, то от другого грешника, что было даже лучше для сплочения коллектива.       Энджел, который максимально оттягивал время, попытался как-то прикрыть каракули – как он назвал собственное творчество – но Хаск по-хозяйски оттянул того за талию подальше от парты. Всем открылся вид на водоворот ядовито-зелёной воды, что закручивался против часовой стрелки, засасывая на дно десятки нежно-розовых цветочков персика. Чётких линий на как бы движущемся изображении не было, всё больше походило на выплеснутые яркими акварельными разводами сомнения.       Из книг Чарли помнила, что выбор красок, а не твёрдых художественных материалов гласит о погружённости во внутренний мир, плавные и извилистые линии – об интуитивном подходе к произведению, а движение против часовой стрелки – о состоянии аффекта. Бледность цветов могла означать депрессию, но при это преобладание зелёного стереотипно относили к надежде и жизнерадостности. Картина одновременно была прекрасной и тревожной, и из разрозненных фактов Чарли не могла толком собрать единое мнение.       Тем временем постояльцы пытались увидеть в этом что-то близкое себе.       – Даст, тебе надо завязывать с работой на Валентино, – Хаск шмыгнул носом, привлекая молчаливое внимание толпы. – Чего вы на меня уставились? Видно же, что он тонет в этой мерзкой славе.       – Слишком светлый оттенок для мерзкого ощущения, – скептически заявила Вэгги, – возможно, он сам не знал, что хотел изобразить. Какой-то шум лесной поляны.       – Ты в лесу хоть раз была? – приподнял длинную бровь бармен. – Земные леса насыщенно-травяные, пахнущие прелыми листьями и древесиной. На моей Родине леса густые и непроходимые, а главное – чистые. Там далеко не ядовитая атмосфера, как тут.       Вэгги пожала плечами, всё-таки она, правда, ничего не смыслила в Земной природе.       – Есть ещё предположения? – миссис Мейберри щёлкнула ручкой и начала записывать в блокнот озвученные теории.       Арахнисс осторожно перевёл взгляд с картины на Энтони – и опять силуэт парня ссутулился, опять пальцы впились в плечи. Всплыли ветхие воспоминания, как маленький кудрявый мальчик прячет глаза и обхватывает себя руками, пока на него льётся ругань. Уже никто не смог бы сказать, чем тогда он разозлил отца, но Арахнисс помнил, что после каждой ссоры в брата насильно вливали «волшебный настой». Эту бурду буро-зелёного цвета глава семейства варил из каких-то сорняков и считал панацеей от всех болезней, к которым, кроме реальных заболеваний, относил непослушание, глупость, излишнюю жизнерадостность, мужеложство… Энтони за всю жизнь выпил этой дряни больше, чем сам отец, который опрокидывал по стопочке настоя каждое утро.       – Возможно, – опасливо подал голос Арахнисс, – он переживает из-за прошлого. При жизни он никогда не любил зелёный и называл его тошнотным.       По телу Энджела пошла крупная дрожь. Гетерохромные глаза уставились на брата в страхе. Сам Арахнисс отшатнулся чуть назад от такой реакции, нижняя пара рук нервно потёрлась друг о друга.       – Ты помнишь… об этом?       – Мне тоже приходилось его пить.       Никто не понимал, что происходит, а два брата стояли напротив друг друга в одинаково скрюченных и напряжённых позах, будто зеркальные отражения под разными фильтрами. Они никогда не пробовали нащупать под чужим хитиновым покровом что-то схожее. Общее прошлое и общие травмы. Они видели только разные способы справиться с этим.       – Ну, что ж, – Мейберри поправила оправу очков. – Вижу, проблема во взаимоотношениях в семье. Цветы – члены вашей семьи. И все обречены на что-то ужасное, – учительница не переставала писать. – Могу предположить, что была какая-то общая трагедия. Родители? Хм…       Она просканировала обоих взглядом.       – Да. Поступки родителей. Это тянуло на дно и детей, и их самих. Я бы вам посоветовала вместе обсудить ваши жизни.       В полной тишине Чарли покосилась на неё: Мейберри была настолько уверена в догадке, что даже не нуждалась в подтверждении от Энджела или Арахнисса. Слишком удивительная для Ада женщина.       – Чего притихли? – Хаск положил лапу на спину Энтони, поддерживая без слов. – Миссис, всё сказала, идём дальше.       – Так уже всех посмотрели, нет? – сказал кто-то из толпы.       Внезапно Ниффти, расталкивая грешников, пулей побежала к одиноко стоящему мольберту. Ловко стащив лист бумаги, девушка кинула его поверх картины Энджела и деловито отряхнула ладони.       – Господина мы ещё не оценили! – пожурила демонесса и юркнула с глаз подальше, пока разгневанный Люцифер бежал за ней.       – Негодница! – он склонился пополам. – Кто ж показывает недоделанную работу?       Мужчина оглянулся по сторонам. Тишина вновь обосновалась в зале, пока присутствующие с изумлением изучали творение Владыки. Он не сразу понял, в чём дело, и тоже взглянул на холст. Хвастаться не приходилось, но Люцифер отлично рисовал, и за короткое время успел создать действительно эстетичный, хоть и простенький портрет Аластора. Пестрящий алым демон стоял под прожектором голубого света, отчего покрылся фиолетовой коркой и мокрыми белыми бликами. Взгляд устремлялся куда-то в сторону и был влажным, наполненным эмоциями и как бы не предназначенным для посторонних. А главное – губы сжимались в прямую линию.       Аластор не улыбался в созданном Люцифером выдуманном мире.       – Вы повторюшка, Господин, – Ниффти появилась в ногах ангела и с укором дёрнула его за край полы сюртука.       – Па, – отмерла Чарли, – задание было немного другим…       – Ну, я изобразил то, что захотел. Как ты и говорила, – Люцифер искренне не понимал, что удивительного в изображении другого существа. Конечно, это сам Аластор, противный противник, но если сейчас ангела беспокоит не вражда, а его внутренний мир, то почему он должен игнорировать факт того, что Радио-демон не просто пафосный индюк?       – Грустный Аластор в вашей душе? – спросила Ниффти, невинно хлопая глазом.       Кто-то скромно хихикнул в кулак.       – Ага, раздавленный и поданный на ужин в кляре, – мрачно ответил Хаск.       – По-вашему, я настолько кровожадный? – аж подпрыгнул от негодования Люцифер. – Всего один раз пошутил, что подам его голову к столу! С кем не бывает?       На это уже рассмеялись все без какого-либо стеснения. Заразительный и задорный звук переплёлся в воздухе, скрепляя жителей Отеля в общее начало.       – Если бы вы не цапались, то мы бы поверили. А так ведёте себя, как тараканы, которые подставляют друг друга перед смертью от иглы Ниффти.       Наполненный помехами смех защекотал уши присутствующих, многие впервые видели подобное явление, сравнимое со снегом посреди июля. «В этот раз котёнок прав», – хотел сказать Аластор, но давился собственным весельем. Редким-редким и ценным-ценным.       Спустя неподсчитанное количество минут Люцифер последним покинул зал, который предварительно был тщательно прибран и вымыт. Подмышкой он держал свёрток с рисунком. Посвист ангела походил на лихую деревенскую песню, а голова была полностью чиста, эмоции стихли и сгладились. В этом момент из его тени материализовался Аластор.       – Таким вы представляете меня? – у самого уха Люцифера.       Цокот каблуков Владыки резко перестал звучать в широком, хорошо освещённом коридоре. Падший ангел почему-то не испугался появлению противника: должно быть, настолько привык ощущать ауру демона подле себя.       – Не обольщайся. Мне просто нравится видеть твою боль, – с удовольствием ехидничал мужчина.       – То есть перемирия между нами нет?       Радио-демон наклонил голову набок и состроил наивное выражение лица. Одно ушко само собой прижалось к голове, в то время как второе наоборот навострилось. Люцифер был уверен, что такой ход очаровал бы многих, мало знакомых с Аластором существ. Обаятелен же до безумия.       – Пока ты не перестанешь хотеть моей смерти, так и будет, – Владыка по-обыкновению ткнул набалдашником трости грудь демона.       – То есть, кроме этого, у вас нет ко мне претензий? – веки грешника невинно захлопали, и он сам подался немного вперёд.       – Ну, почему же? Чтоб быть мне другом, тебе нужно не лгать про свою силу, разорвать контракт с Чарли, перестать пытаться рассорить нас, рассказать, чем ты занимался семь лет…       – Я понял, мы никогда не будем в друзьями, – промурлыкал под нос Аластор.       Закачав головой, он отвернулся в сторону ужасно довольный непонятно чем. Клюквенные глаза блестели от озорства, а улыбка расплывалась мягкостью, что хотелось бы скрыть, но почему-то не получалось.       – А тебе очень нужен друг? Может, Воксу дашь шанс? – Люцифер инстинктивно потянулся телом вбок, попытался приманить внимание чужих зрачков.       – Увольте от этого, – фыркнул Радио-демон, чуть ли не смеясь от настолько глупого предложения.       – Ну, увольнять тебя я не буду, а вот взять выходной на дня три можешь, – резко перевернул диалог Владыка. – В обмен на это сделаешь одно моё поручение.       Изумлённый Аластор вновь повернулся к собеседнику. В предчувствии опасности его диафрагма неприятно завибрировала, но как только уши уловили "выходной", все предостережения от чутья отошли на задний план. Демон всё равно пытался делать вид, что не заинтересован.       – Это что предложение сделки? – максимально расслабленно ухмыльнулся он.       – Да, и очень выгодной. Я возьму твои обязанности, а ты лишь раз мне поможешь. Но сделка устная, вдруг я захочу её нарушить.       То, что не требовалось никаких закрепляющих рукопожатий для заключения договора, сразу заставило Аластора согласиться. Почти бесплатный отдых уже замаячил на горизонте, и демон не заметил, как покрылся мурашками от одной мысли об этом.       – Так уж и быть, – снизошёл до согласия Радио-демон.       Ответив ухмылкой этому полудохлому существу, с которого уже сыпалась пыль от беготни, Люцифер открытым движением зачесал волосы назад, развернулся по старому направлению и поспешил удалиться. Покои манили широкой кроватью, где можно было развалиться, вдоволь выспаться после насыщенного дня и...       – Кстати, вы не могли бы отдать рисунок? – прилетело вдогонку. – Хочу его уничтожить, чтобы никому больше на глаза не попался.       – О… – Люцифер притормозил, но не стал оборачиваться, – уничтожать недоделанную работу как-то непрофессионально, не находишь? – Владыка с таким удовольствием из раза в раз воровал этот оборот, что сам себе удивлялся. – Как дорисую, отдам.