The Things I Do For Love

      Она опять здесь — плавно, словно плывёт, заходит в комнату, останавливается на расстоянии в пару шагов. Смотрит в глаза — знает, что он не сможет отвести взора. Через считанные мгновения Станнис уже окончательно потеряет силы и желание противостоять ей, и он выбирает смирение. Когда Мелисандра подходит к нему, обвивает рукой его шею и замирает рядом с ним, он первым тянется к её губам — так, как ни к кому не тянулся даже в юности.       Станнис привык, что Мелисандра может прийти к нему в любой миг, и всё, что ему останется, — отдаться нахлынувшим чувствам. Он уже давно не держит на столе ничего, что было бы жаль смести на пол: наверное, Мелисандре доставляет отдельное удовольствие видеть, как он буквально откладывает все свои дела ради мимолётной связи с ней, которая, однако, уже стала их ритуалом. Чем-то сакральным, напоминающим жертвоприношение или молитву. Роберт, для которого это было лишь развлечением, посмеялся бы над ним, а его многочисленные бастарды вторили бы ему, но Станнису больше нет дела до мёртвых. Каждый выбирает свой путь, и он до конца останется верным своему. Мелисандра повторяет, что его судьба — особая. Не потому ли он каждый раз так странно себя чувствует, наваливаясь на красивое обнажённое тело?       Верит ли Мелисандра в то, что говорит? Видит ли она в пламени то, о чём так часто толкует? Да или нет — её магия работает, и Владыка Света — единственный, на кого Станнису остаётся уповать. Его родители и братья молились Семерым, но те не пощадили их. Хотя Роберт и Ренли скорее поклонялись самим себе, а не богам. Сам Станнис тоже предпочёл бы надеяться только на самого себя, но, когда в мире есть что-то настолько невероятное, у обычного человека против этого не остаётся никаких шансов. И когда он стал настолько суеверным?..       Может, Луковый Рыцарь всё же прав? Мелисандра и правда появляется здесь слишком часто, заставляет отвлекаться от дел, и это недопустимо. Единственная причина, по которой она нужна ему рядом с собой, — только она поможет получить то, что принадлежит ему по праву.       Станнису хочется убедить себя в своей правоте и не думать об ещё одной причине видеть Мелисандру: искушение, которое можно назвать желанием, но вернее — похотью. Врать самому себе Станнис не способен, и отрицать этого невозможно. Впрочем, если это цена его победы, то он заплатит её без угрызений совести и даже позволит околдовать себя. Станнис уже не старается быть бдительным — сейчас от Красной Женщины вряд ли стоит ждать ножа в спину. Возможно, он ошибается, и когда-нибудь эта ошибка может стоить ему всего, но сейчас ему хочется быть легкомысленным. Теперь, обнимая Мелисандру за талию, прижимаясь к ней, он боится только одного — что на сей раз естество подведёт его.       — Не страшись неудачи, мой король, — еле слышно шепчет Мелисандра ему на ухо, и по рукам Станниса пробегают мурашки — и от её необычайно глубокого тихого голоса, и от тёплого дыхания на мочке, и от того, как точно она угадывает его мысли, — ты уже вдохнул жизнь в наших сыновей, и силы в тебе достаточно.       Сыновья. Не то ли это, что удерживает его рядом с ней так долго? И он, и Селиса всегда мечтали о сыновья, но им досталась лишь дочь, которую после и вовсе сразила болезнь. Впрочем, их с Мелисандрой дети помогут совершиться правосудию, но не унаследуют фамилию Баратеонов и не будут помогать ему в старости, будучи сотканными не из плоти и крови. Все эти игры с тенями никого не доводили до добра — но Мелисандра знает, что делает, и до тех пор, пока она на его стороне, бояться и правда нечего.       — В твоих глазах можно узреть чудные картины, — размеренно произносит Мелисандра через еле слышный вздох, — яркие, как те, что Владыка Света даёт увидеть в пламени.       Удивительно: Станнис чувствует её влагу, чувствует, как её ногти едва заметно впиваются в его плечи в такт движениям, но при этом её голос по-прежнему ровен и спокоен.       — И что ты видишь в моих глазах?       — Ты отчитываешь себя за слабость, — Мелисандра выгибается, и её грудной голос кажется теперь совсем потусторонним, — ты забываешь…       Резкий толчок, рваный стон. Станнис и так позволяет ей слишком многое, но ещё может понять, где та черта, за которую он не пропустит даже Мелисандру. Пусть она не думает, что властна над ним полностью — он быстро убедит её, что это не так.       Как бы ему ни хотелось верить в обратное — он всего лишь человек и действительно слаб настолько, что раз за разом не может противостоять низменному. Станнис быстро отстраняется, слыша, как что-то капнуло со стола на пол — может, его семя, а может, воск от почти догоревшей свечи.