Сначала потанцуем

— Иди сюда, котёнок, — Юнги улыбается ласково, зазывая Чимина на диван, когда тот допивает воду, — пообщаемся. — Юнги… мне кажется… — Чимину даже и не кажется: он точно знает, что течёт практически насквозь, и точно испортит дизайнерский диван, если его прекрасная задница опустится на него. — Мне кажется, у меня течёт… Мин ухмыльнулся, поигрывая бровями, похлопывая по своим коленям, обозначая место приземления драгоценности, протягивая руки: — Посидишь у меня на коленках, розочка моя, — Чимин вспыхнул, услышав новое прозвище, засеменив к мужчине, которому эта реакция явно понравилась, — что, нравится имя? Пак кивнул коротко, боком усаживаясь на его колени скромно, когда Юнги ухмыльнулся: — Нет, розочка, не так. Хочу, чтобы ты раскрылся и не стеснялся своего истинного. — Как? — Чимин хлопает ресничками, не совсем понимая, что именно от него требуется, когда Юнги берёт его за талию и передвигает, немного поворачивает так, чтобы омеге пришлось широко раздвинуть ноги, садясь ему на колени, подтягивая его вплотную к паху и откидываясь с довольным выдохом на спинку дивана, уложив руку на ягодицу Чимина: законное, между прочим, место! — Вот так. А теперь, давай-ка мы с тобой пообщаемся. — Чимин кивает, опустив глаза на внушительных размеров выпуклость, скрывающуюся под домашними брюками альфы, непроизвольно облизывая вдруг пересохшие губы, чувствуя, как течёт безбожно уже: ему совершенно не до разговоров, его мозги немного ниже, чем должны быть благодаря течке. — Ну-ка, Чимини, расскажи мне, почему ты так долго скрывался? — Я боялся… что не примешь… — Чимин всё ещё смотрит вниз, прикусывая губу: трындец его штанишкам, смазка просочилась сквозь них и теперь вот-вот начнёт пачкать Юнги, которому, очевидно, абсолютно на это наплевать. Взрослый альфа, наоборот, улыбается довольно, чувствуя влажность на своих брюках, подтягивая за попу ближе к себе истинного, поглаживая его прямо посередине, чтобы рука стала мокрой от смазки. — Я? Тебя? Да ни в жизнь, котёнок, — Юнги зализывает вчерашний укус, провоцируя Чимина на плавное движение на своём паху, рыкнув удовлетворённо: омега уже готов, но надо бы кое-что ещё прояснить. — И долго тебе помогал мой запах? — Всегда… — Чимин краснеет так, что кажется, даже его ногти научились уже покрываться румянцем, — Юнги-и… — Да, мой сладкий котёнок? — Мин мурлычет ему в шею, перелезая рукой ему под футболку, поглаживая чувствительную спину омеги, который, не сдержавшись, застонал ему прямо в ухо, возбуждая ещё сильней. — Я хочу… мне… мне надо… — Тебе надо, чтобы мы с тобой занялись любовью, котёнок, верно? — Юнги не видит смысла говорить завуалированно со зрелым омегой, называя вещи не своими именами по типу «раскрыть бутончик» и тому подобное: такое не про него. Мин знает, чего хочет, и отлично знает, что Пак Чимин, хоть и стеснительный до одури в его присутствии, предпочитает всё же называть вещи своими именами. Просто смущается, когда слышит подобные слова от него, как и сейчас, опустив глазки вниз. — Но-но, Чимини, — Юнги покачивает его на своих коленях игриво, чуть толкаясь вверх, вырывая короткий писк омеги, — мне нужен ответ, котёнок. — Д-да… — Чимин уже не может терпеть: течка вступила в полную силу, и он уже не сдерживает себя, понимая, что Чон Чонгук прав: время течки - не время распивать чаи с друзьями. — Возьми… возьми меня, Юнги, — Чимин обвивает его шею своими руками, прижимаясь всем телом, чтобы Юнги смог встать и вместе с ношей подняться в спальню, плюхнувшись вместе с ним на кровать: — Я хочу вылизать тебя. — Ч-чт… нет, нет! — омега брыкается, услышав признание Юнги, извивается, совершенно очаровательно краснея, заводя своего истинного всё больше, но врать нет смысла: Пак Чимин хочет этого. Об этом говорит его тело. А потому, когда Юнги стягивает с него джинсы вместе с бельём, он не знает, как вести себя, разводя пошире ноги приглашающе и сразу же прикрывая свой пах рукой стыдливо. — Не прячься, Минни, — Юнги опускается меж раздвинутых ног, облизываясь от аромата, ударившего в нос, целуя плотные, мясистые бёдра, рыча от удовольствия: не омега, а цветочный рай. — Всё равно я буду единственным, кто будет всю жизнь с тобой это вытворять. Кто будет вылизывать тебя, пока ты не увидишь звёздочки перед глазами. — Юнги! — Чимин ударяет его пяткой по плечу, возмущаясь пошлости мужчины, когда тот убирает руку с его паха, посмеиваясь и рыча довольно: аккуратный, маленький омежий член такой же красивый, как и его обладатель, с истекающей розовой головкой, вызывающей повышенное слюноотделение во рту у альфы: — Не вижу смысла отказывать нам обоим в удовольствии, котёнок, когда могу сделать вот так и довести тебя до оргазма, — Юнги без предупреждения лижет вдоль промежности омеги, собирая смазку и облизывая испачканный рот, закатывая глаза и выдыхая возбуждённо, сразу же беря член в рот полностью: слишком маленький, чтобы даже достать до горла, идеально помещающийся в его рту, словно там ему и место. Он кружит языком виртуозно, выбивая крики из омеги, осторожно вводя один палец в плотно сжатое, но совершенно бесстыдно текущее кольцо мышц, разрабатывая его понемногу для себя, немного напрягаясь, покачивая головой, впуская в рот даже поджавшиеся яички омеги, что схватился одной рукой за подушку, а другой цепко ухватился за волосы альфы, громко крича от удовольствия и насаживая его ртом глубже, даже не понимая, что даже не стонет уже: Чимин кричит так, что возможно, завтра ему будет очень стыдно перед соседями. Юнги выпускает изо рта член, сплёвывая всю накопившуюся слюну вслед, уже пропустив в анус омеги три пальца, ритмично ими двигая, втягивая яички в рот и создавая вакуум, пока не толкнулся особенно глубоко пальцами, достав до простаты, отчего Чимин и вовсе потерял связь с реальностью, содрогнувшись и сорвав голос при крике. Омега даже предупредить не успел, как кончил, заливая спермой и живот и лицо истинного, выгибаясь дугой на кровати и тяжело дыша, вспотев до ужаса. До ужаса, который ещё больше возбуждает Юнги. Альфа хмыкнул, решив, что было бы неплохо вконец смутить и возмутить омегу, укусив его легонько во внутреннюю часть сочного бедра: — Посмотри, что ты со мной сделал, любимый. Я хочу, чтобы ты видел, — Чимин опускает взгляд, пытаясь сфокусироваться на альфе, расположившемся меж его бёдер, вылизывающем его живот по кошачьи, каждый широкий мазок завершая поцелуем- сбором очередной капли спермы. Юнги отлично знает, как выглядит сейчас: сейчас он не похож на себя- серьёзного альфу, сейчас он лежит, довольно урча и слизывая сперму с любимого человека, с растрёпанными прядями чёрных волос оттого, что Чимин их сжимал в кулачке, с лицом, заляпанным спермой Чимина: даже на глаз попало. Чимин выдыхает возбуждённо и стыдливо, заскулив, и Юнги быстро стирает пальцами, а после и простынёй с лица семя, облизывая губы от остатков и поднимаясь выше: он не будет использовать презерватив. Юнги чист, а Чимин- девственник. Они — истинные. И они будут пытаться завести детей. Действительно будут. — Ты готов, котёнок? — Юнги целует успокаивающе в носик омегу, что закивал активно, шмыгая: первого раза всё равно боится. Чимин обнял за шею Юнги, притягивая его ближе, вдыхая жадно и голодно аромат амириса, чувствуя, как сходит медленно с ума: амирис- природный афродизиак, неудивительно, что Юнги, к тому же истинный, действует на него таким образом. Обвив талию альфы ногами и прижавшись всем телом к нему, Чимин требовательно пяточками упёрся ему в поясницу, шипя: — Давай, Юнги, я готов. Хочу… Хочу тебя внутри. Мин приставляет головку истекающего члена к входу Чимина, целуя его неустанно в глаза, губы, носик, шею, вылизывая последнюю, оставляя засосы на плечах, пока Чимин сам не толкается навстречу, намекая: он уже точно готов. Он уже точно хочет большего, чем просто ласки руками. Альфа проталкивает широкую головку внутрь, шипя от узости и утыкаясь лбом омеге в шею, вдыхая общий аромат, стараясь причинить меньше боли Чимину, который вцепился короткими ногтями ему в бока, соскальзывая то и дело от вспотевших, уже мокрых тел, скуля под ним. И Юнги будет лжецом, если скажет кому-то, что скулёж Чимина под ним во время секса- не самая лучшая мелодия в его жизни, которую он хочет поставить себе на рингтон. Двигаясь медленно, постепенно наращивая темп, Юнги проезжается по простате омеги, выбивая из него такой крик, что Чимин кусает до боли плечо Мина, чтобы заглушить свой же голос: — Всё хорошо, любимый… кричи… кричи, если хочется… — Юнги говорит со сбивчивым дыханием, начиная двигаться ритмично, чувствуя, как омега понемногу сам толкается навстречу, сливаясь с ним в унисон, — у меня… мм-мхм… у меня шумоизоляция… — Юнги, Юнги! — Чимин цепляется за альфу всеми конечностями, наклоняя его вбок, и истинный сразу понимает, что от него требуется. Повернувшись, поменявшись местами, он выдохнул, осознавая, что Чимин даже сейчас думает о его ногах, понимает, что альфа не выдержит такую нагрузку долго после длительной реабилитации. — Чимини, любимый… ммм-м-м! — Юнги останавливается, когда Чимин выгибается на нём, позволяя течке взять верх, руководить им полностью, забываясь в ощущениях, громко крича. Чимин- самая обратная сторона от тихого любовника, и это заводит Юнги ещё больше, когда альфа со шлепком укладывает руки на его ягодицы, раздвигая их и прося, — приподнимись чуть-чуть, котёнок, я хочу трахнуть тебя, как следует. Чимин на это лишь застонал, голову укладывая на грудь альфе, но всё же поднимая зад, которым активно двигал, лишь для того, чтобы Юнги стал вбиваться в него с бешеной скоростью, доводя Чимина до дрожи, до сдавленных стонов сорванным голосом и тихих, сбивчивых комментариев о том, как он хочет ещё больше. Течка Чимина просто разыгралась не на шутку, когда Юнги с пошлыми шлепками яиц о тело омеги врывался в него, заставляя терять ниточку связи с реальностью, возвращая обратно на землю жаркими, мокрыми поцелуями с языком и громкими шлепками рук о ягодицы, кончая в него без предупреждения: они оба этого хотят. Чимин скулит, чувствуя, как его наполняет непривычная жидкость изнутри, прижимаясь к своему альфе, который явно подустал после марафона, качественно оттрахав истинного, и теперь лежит, переводя дыхание с трудом, очищая ладонями счастливое лицо Чимина от пота, притягивая его для нежного, чувственного поцелуя, в который Чимин постанывает, а потом вскрикивает, чувствуя, что внутри него разрастается узел, рефлекторно пытаясь с него слезть, заёрзав, сделав себе только больней: — Юн… Юнги, больно так… — Тшшш…. Всё хорошо, котёнок, ты такой молодец, моя любовь, — Юнги отвлекает Чимина поцелуями, убаюкивающими поглаживаниями по вспотевшей пояснице, расслабляя его своими феромонами, — ты такой умница, Чимини, я так люблю тебя… — Юнги-и… — Да, котёнок? — Мне…а мне нравится, — Чимин хриплым от криков голосом шепчет куда-то в шею альфе, хихикая: ну и пусть больно! Он знает, что детей после этой сцепки не будет. Но зато будет связь с истинным, которая стоит ничуть не меньше. И Чимину действительно это нравится. Юнги посмеивается, обнимая осторожно омегу, что лягушкой разложился на нём, отказываясь отпускать: — У нас впереди вся жизнь, любимый. Я сделаю так, что она вся будет тебе нравиться. А теперь поспи, родной, ты слишком устал, — Юнги нашёптывает молодому истинному нежные слова о любви до самого утра, пока сцепка не проходит, мягко выходя из уже сладко посапывающего, разморённого омеги, влажным полотенцем чистя мягко весь тот беспорядок, что они натворили. Юнги довольно улыбнулся, нежно поглаживая на рассвете своего любимого, за сном которого следил, не смыкая глаз: мужчина хочет впитать его в себя полностью, влить в него свою кровь, а в себя- его, что угодно сделать, лишь бы их стало больше в жизни друг друга. Он благодарно целует в лоб чихнувшего мило во сне обнажённого омежку, укрывая их обоих пледом: Чимина не испугали его безобразные шрамы на ногах сегодня ночью. Юнги видел, как омега их разглядывал, прикусив губу: явно не от отвращения. Такое принятие было столь желанным, что Юнги просто затаил дыхание, заметив реакцию истинного на себя. Там, где есть принятие изъянов друг друга, обязательно будет царить гармония и крепкий союз, и это- то, в чём Мин Юнги уверен абсолютно точно. Альфа погладил с любовью по нежной щёчке Чимина, оставляя невесомый поцелуй на его лбу перед тем, как сомкнуть глаза, прошептав: — Мы обязательно сделаем это, котёнок. Вот увидишь, ты ещё выносишь наших детей.

***

Хосок сидел в машине тихо, как мышка, смотря на Намджуна, везущего его обратно домой и на то, каким сосредоточенным было его лицо во время езды. Гибрид чувствовал взгляд омеги на себе. Скорее всего, он бы его расцеловал за это, только вот Юнги обязательно учуял бы его запах. Было бы неправильно вот так выдавать свои отношения, потому взрослый Намджун подходит к делу с ответственностью. — Хочу поцеловать тебя, цветочек. Хосок улыбается, забыв о смущении: ему комфортно. Ему до одури рядом с ним хорошо. Ким Намджун со своей истинностью принял его целиком и полностью, попутно добавив ещё несколько килограммов к его…ну, целине и полноте. И Хосоку хорошо: ему не надо сходить с ума на диетах ради кого-то, кто скажет ему, что он не подходит. Намджун- врач, он лучше знает, какой ему подходит. И Хосок верит. — Я тоже. — Цветочек, подай-ка мне в бардачке коробочку, — Намджун протягивает руку, останавливаясь около дома Юнги, в ожидании коробки, которую Хоби протягивает ему с вопросительным взглядом. Ухмыльнувшись довольно, Намджун достаёт из неё медицинские перчатки, натягивая их на руки со смешным шлепком о кожу, — не можем раскрываться- значит будем изощряться, м? Хоби улыбается солнечно, позволяя Намджуну притронуться к своему лицу руками, огладить его, облизываясь: как же сильно он хочет сейчас прикоснуться к этим нежным губам своими! Но всё, что ему остаётся- просто гладить его по лицу, одну руку опуская ниже, ниже, ниже… — Нам… Намджун, м-м… — омега чувствует, как Намджун проводит рукой по его бёдрам, как он оглаживает его худенькие ляжки, рыча и стискивая в пальцах: — Всё моё. Ты весь мой, цветочек. — концентрация гиацинта, понемногу раскрывающаяся, просто волшебным образом пробудившаяся за три дня — результат истинности. Но так как Юнги- не врач, можно будет даже приврать, сказав, что Намджун просто хорошо постарался и откормил омегу. — Да. — Хосок смотрит на него уверенно: а зачем скрывать, если такой Намджун — серьёзный, властный, умный — в его стиле? — Джу… — Да, моя шипучая газировочка? — Намджун улыбается, держа за обе руки Хоби, смотря ему прямо в глаза: — Войдёшь в дом? Я… я бы сказал, что голоден. Мы бы все вместе чай выпили. — Ты уверен, цветочек? Хосок закивал часто-часто, светлея: конечно, он уверен! Юнги надо привыкать к Намджуну в их доме! Намджун кивнул, стаскивая с себя перчатки и убирая их в коробку: выкинуть? Ага, щас прямо! Намджун эти перчатки сохранит, чтобы, когда соскучится по своему цветочку где-нибудь в дороге, вспоминать его весенний аромат. — У-у—у… Что за обитель секса и течки-и-и… — Намджун присвистнул, заходя в дом, когда навстречу ему и Хоби вышел Юнги в домашних спортивках, прижимающий указательный палец ко рту: Чимин всё ещё спит. — Привет, дружище! — Мин обнимает Намджуна, тихо его благодаря, смотря на брата позади, — ты сделал чудо, Джун, с меня что угодно. — Так уж и всё? — Намджун облизывается довольно, готовясь высказать о своих пожеланиях, когда Хосок подбегает к Юнги, бросаясь ему на шею и обнимая: гибриды- существа крайне прямолинейные. Их альфа любит руководить, тогда как их омега любит всё по красоте. В итоге выходит так, что омега изощряется, находя способы помягче, пытаясь зализать то, что творит альфа своей прямолинейностью. — Схожу тогда, чаю поставлю нам, вместе попьём. — Юнги, я так скучал! — Хоби действительно скучал по брату, который обнимает его крепко, радуясь за то, что ему всё же помогли. Омеге хочется выставить Намджуна в самом лучшем свете, чтобы Юнги начал смотреть на него как на потенциального жениха Хосока, а потому он, тихо хихикая, говорит, пока смотрит на Намджуна, достающего тарелки из шкафа по-хозяйски, — знаешь, а доктор Ким меня так кормил, так следил за мной, я аж… ну, располнел! Я даже три бургера слопал, веришь? Намджун в доме Юнги хозяйничает уже по привычке: раньше, когда Хоби работал вместо брата, Намджун после выписки ещё несколько раз приезжал домой к Мину- ставить уколы и просто общаться: Юнги на досуге пишет замечательную музыку и читает рэп просто крышесносно, сводя с ума своей скоростью, с которой не может тягаться даже его Монстр, но почему-то стесняется показывать свои таланты людям. Говорит, ему легче сочинять, чем выступать. На почве творчества эти двое и сдружились. — Ты ещё скажи мне, что влюбился в этого наглеца, — Юнги смотрит с ухмылкой на Джуна, который достаёт печенье из шкафа, раскладывая по тарелкам врассыпную с конфетами, даже не замечая, как Хосок беззвучно сглотнул, услышав невинную шутку брата, застыв на месте. — Джун, нам надо будет поговорить о чём-то. — Конечно, я весь- ваш. — Намджун, естественно, подчёркивает последнее слово, подмигивая куда-то в воздух между Юнги и Хосоком, когда они подходят к столу, рассаживаясь. — Так, а что там за розочки цветут и пахнут? — Это мой. Мой истинный. — Юнги забрасывает конфетку в рот, поигрывая бровями: челюсть Хосока упала без возможности подобраться обратно, а Намджун удивлённо вскинул брови: — О как. И кто счастливчик, обуздавший необъезженного? — Намджун толкает язык за щеку, ухмыляясь довольно: ну хоть кто-то появился, да ещё и истинный! — Джун, прекрати развращать моего брата, имей совесть. Не хочу, чтобы в его присутствии ты так разговаривал. — Юнги смотрит строго, обнимая омегу, у которого колотится сердце: похоже, ребята попали. — Да ты не переживай, Юн. — Намджун уже не хочет терпеть, допивая свой чай, — Я тоже на работе на днях встретил своего, представляешь? — Да ну? Кто этот несчастный, которому придётся слушать твоё врачебное занудство и пошлые шуточки? — Юнги повёл плечами, смотря на лестницу: все его мысли там, наверху, в постели с его нежным омегой, который, скорее всего, сопит сейчас в подушку, как ангел. Юнги даже упустил момент, в который Хосок испепелил взглядом истинного, наигранно улыбаясь: не время, блять! — О, он такой… хм… — Джун откинулся на спинку стула, поигрывая пальцами по столу, — идеальный. Я когда на него смотрю, у меня сердце в пятки уходит, знаешь? Я думаю, даже ждать долго не буду. Помечу его и женюсь. Хочу от него детей. Хосок подавился своим чаем, пища что-то нечленораздельное, ударяя себя в грудь кулачком, когда Юнги похлопал его по спинке успокаивающе, считая, что омега просто стесняется присутствия врача, краснея до ужаса. — Хоби, солнышко, ты прости, он… он занял твою комнату пару дней назад, но я всё убрал. Честно — честно. — Нич…ничего… я это… пойду наверх, прилягу? — Хосок просто хочет смыться, пока концентрация гиацинта в комнате не придавила мужчин к столу, желая просто зарыться в ворохе одеял с рубашкой Намджуна, которую гибрид заботливо положил ему в рюкзак, собирая его домой. — Отдыхай, Хоби. Увидимся завтра, я приду ставить уколы с витаминами. — Намджун наигранно вежливо склоняет голову, смотря серьёзно, провожая взглядом омежку, с подкашивающимися ножками поднимающегося по лестнице, когда Юнги возвращает его на землю: — Джун, мне нужна твоя полная серьёзность. Подключи все уровни своих мозгов. — Слушаю тебя. — Намджун чувствует серьёзность в голосе Юнги, а значит — что- то действительно важное на повестке дня. — Мой истинный- Чимин. — Чт… что-что? — гибрид присвистнул, смотря на Юнги: ну вот это только поглядите, что за парочка нарисовалась невероятная! — Чимин. Ну, тот самый? Мы об одном? — Да. И да, он пахнет розами. — Ты что, отнял у него все подавители? — Намджун прыскает, вспоминая маниакальную помешанность Чимина на блокаторах и подавителях. Пак Чимин бы самостоятельно с огромным трудом отказался от них, а тут ещё и Юнги со своей уверенностью и собственничеством: у омеги не было шансов перед зрелым альфой. — Это отдельная история. Ты знал, что Чимин бесплоден??? — Юнги отбивает чечётку пальцами по столу, поглядывая в сторону лестницы: лишь бы Чимин не вошёл во время разговора, а то ещё смутится, и убежит прятаться, как котёнок при виде гостей в доме. — Бля… нет. Он никогда не говорил. — Нам нужна твоя помощь, Джун. — Юн, я не гинеколог, мы же оба зн… — Но ты идеально разбираешься в феромонах, Намджун. Проблема в эфирном феромоне. — Блять. — Намджун сжал губы в плотную полосу, понимая серьёзность ситуации: эфирный феромон непобедим. Он закупоривает абсолютно все шансы репродуктивной системы работать в нужном направлении, перенасыщая своей концентрацией. Это мутация гена, которая ничем не лечится. — Юнги… — Только не говори мне, что это невозможно, Ким. — Юнги буравит его взглядом то ли с надеждой, то ли со злостью к окружающему миру, сжимая кулаки и пытаясь ровно дышать: у Чимина должен быть шанс. Хоть минимальный. — Юн, я… Прости. Это невозможно. Чимин не сможет. — Блять. Блять!!! — Юнги стучит по столу кулаком разъярённо, даже не видя, что Чимин, очнувшийся в постели один, на запах спустился к истинному, чувствуя, как амирис разошёлся по гостиной, и стоит сейчас, услышав только «блять» без контекста и увидев злость своего альфы, подпрыгнув на месте от страха. Таким он Юнги ещё не видел. Намджун сидит напротив с серьёзным, непробиваемым лицом, и означать это может только одно: — У нас… у нас нет шансов, да? — Чимин стоит, трогательно укутанный в белоснежное одеяло, босиком на полу, с торчащей чёрной макушкой, изнутри сжимающий в кулачке краешек ткани, чтобы не сорваться на слёзы вновь: ему надо быть сильным. — Котёнок, ты чего… ты чего босиком, Чимини, — Юнги подрывается с места, подхватывая его вместе с одеялом под коленками, чувствуя, как запах роз увядает на фоне страха его омеги, целуя его в макушку, усаживаясь вместе с ним на диване напротив стола, укачивая его в своих руках: Чимину нечего стесняться, зарываясь поглубже в одеяло: течному омеге всё простительно. Лишь его сила воли и страх за будущее сейчас удерживают его течку. — Намджун просто… Намджун просто не знает, Чимини, — Юнги целует его в висок, поглаживая растрёпанные прядки, когда Намджун осторожно пересаживается ближе к ним: аромат роз абсолютно не возбуждает его, так как наверху разыгрался запах гиацинта: похоже, Хосок достал из рюкзака рубашку. — Чимин… я буду узнавать, ладно? У меня есть знакомый врач- гинеколог в Аргентине, и он может знать, но тебе надо… — Намджуну сложно говорить это друзьям, но врать — гораздо сложней. — но тебе надо быть готовым к любому раскладу. — Джун, если у меня будет шанс, я… я… — Чимин всхлипывает, чувствуя, как омега внутри скулит жалобно, опустив хвост, укладывая голову на лапы: он сдаётся. Он сдаётся судьбе. Будь что будет. — Чимини, котёнок, мы обязательно найдём выход, ты только верь в это, хорошо? Только верь, любимый, — Юнги поглаживает его по плечам, скрытым под одеялом, кивая Намджуну, который понял свою миссию: срочно звонить врачу из Аргентины и узнавать всё, что только возможно. Намджун встал, кивая понятливо, доходя до двери и оборачиваясь: — Юн, знаешь что… — Да? — Юнги оживился, словно Намджун ему сейчас скажет что-то по типу «я пошутил, идите делайте детей», но увы: — Я завтра заберу у вас обоих кровь на анализы, ребята. Надо проверить на любые отклонения от нормы, превышения, и недоборы. — Хорошо. — Спасибо, Джун, — Чимин- совершенно не тот Чимин, которого знает Намджун в обычной жизни, а течный омега, нуждающийся инстинктивно в продолжении рода, шмыгнул носиком- кнопочкой на прощание, благодаря врача. Джун кивнул, выходя из дома: у кого-то в нём история только начинается, а у кого-то — безнадёжно печально раскрывается пустым листом в жизни, способным оказаться концом не только главы, но и всей книги.