Сначала потанцуем

Утро встретило Юнги запахом цветущих дамасских роз, заполонивших всю комнату, смешавшихся в идеальном сочетании с амирисом. Юнги заурчал от удовольствия со всё ещё закрытыми глазами, представляя себе, будто ему это снится: целый сад в его комнате, цветущий, весенний сад лучшего сорта роз на свете. Он обнял рефлекторно Чимина, что сопел носиком ему в грудь во сне, поморщив нос со всё ещё закрытыми глазами: стоп. Юнги распахнул глаза, смотря на омегу, что спал спокойно, даже не подозревая, что подавители, действующие меньше по времени, чем блокаторы, уже прекратили своё действие, выдавая его секрет на обозрение. Юнги принюхался к шее любимого омеги, закатывая глаза от удовольствия и прижимая его ещё ближе к себе: истинный. Чимин- истинный. И он знал об этом всё это грёбанное время. Юнги рыкнул рассерженно, будя случайно омегу в своих объятиях, пугая его. Чимин открыл глаза всего на секунду, всё ещё носиком утыкаясь в широкую грудь своего альфы, сразу же захлопывая их обратно, как только услышал рык, начиная дрожать и пытаясь притвориться спящим. А лучше- даже мёртвым. Пак Чимин готов поклясться, что если бы у него был хвостик, он бы точно его стыдливо сейчас поджал, а ушки его опустились бы от страха. И Юнги этот страх чувствует, хрипло шепча на ухо омеге, которого ещё крепче сжал в объятиях: — Я знаю, что ты не спишь, Чимин. Твои реснички уже пощекотали мне грудь, когда ты открыл и закрыл глазки. Ничего не хочешь мне рассказать? Омега затаил дыхание, вжимаясь ещё глубже носиком в грудь, уже чувствуя, что так его об неё расплющил, что скоро будет нечем дышать: ну и пусть! Умрёт, и не надо будет отчитываться! — Чимин. — Юнги говорит уже мягче, поглаживая омегу по волосам, целуя часто в макушку, показывая свои добрые намерения, отбрасывая в сторону идеи о ссорах: в его руках- истинный. Какие к чёрту ссоры?! — Котёнок, ты не сможешь притворяться спящим всю жизнь. Нам придётся поговорить. — Смогу… — Чимин шепчет это тихонько, горячим дыханием обдавая грудь альфы, от чего тот закатил в удовольствии глаза. Омега льнёт к нему, ищет более тесного контакта, хотя куда уже тесней? Разве что кожу альфе разрезать и влезть в неё осталось. — Давай так, котёночек, — Юнги находит рукой щёчку омеги, поглаживая её, выманивая его, словно настоящего котёнка из-под машины, — я буду задавать вопросы, а ты просто кивай или мотай головой, м? Чимин закивал воодушевлённо: если он начнёт говорить, он знает себя, слова комом встанут в его горле, не давая ему выговориться, не давая ему возможности хоть что-то сказать, выходя скулежом, щедро приправленным слезами. Поэтому лучшее, что он может сейчас сделать- это согласиться с альфой на его правила игры. — Ты боялся, потому что я старше тебя? — Чимин мотает головой, обнимая спину Юнги пальчиками, — Хорошо… Ты боялся, потому что ты так молод? — Ещё одна такая же реакция. — Ты не готов к отношениям? — Чимин коротко кивает, тихо проговаривая: — Готов… — Тогда, может… ты думал, что я, как старший, буду слишком напористым и строгим, буду запрещать тебе заниматься танцами и выступать? — Юнги действительно может представить себе этот страх: сколько уже знакомых омег было подавлено такими случаями, когда муж- тиран запрещал даже по двору без предупреждения передвигаться. Далеко не из любви и заботы. Чимин отрицательно замотал головой, целуя благодарно его в грудь: он помнит взгляд альфы вчера в клубе: Юнги смотрел не просто с желанием. Он смотрел с гордостью, с восторгом. — Чимини, котёнок, — Юнги усмехнулся, плавно перемещая пальцы на его спину, — дело в том, что я не здоров и не умею танцевать? — Не говори глупостей, — Чимин не выдержал, мягко ударяя его по плечу, высовывая наконец голову и смотря слезящимися глазками: — Тогда почему ты плачешь? — Я… розы… эфирный феромон… — Что с ним? Ты прекрасно пахнешь, котёнок, — Юнги урчит сытым котом, вдыхая аромат своего помеченного омеги: розы так приятно смешались с амирисом, что он готов не вылезать из этой комнаты ещё сто лет. Готов разбить тут лагерь и не вылезать из неё никогда. — Он… Юнги, я… — Чимин заходится вновь в слезах, отчего альфа убаюкивает его, как младенца, тихо шикая и поглаживая по голове, по спине, укладывая на себя. Сердце Пака колотится от страха, и это совершенно не нравится Юнги. — Дети… — Какие дети, котёнок? — Их… их не будет, Юнги! — Омега выпускает слёзы отчаяния, признаваясь своему истинному, понимая: теперь, когда он его пометил, пути назад нет. Рано или поздно в таких вещах надо признаваться любимому человеку, и лучше это сделать раньше, чем позже. Раньше, чтобы дать ему шанс осмыслить серьёзность ситуации, и принять решение для себя: нужен ему Чимин или дети, ведь двух в одном этому альфе не видать никогда. — Ну как же ж не будет, малыш, будут, конечно будут, мы просто вчера не были гото… — Юнги, я бесплоден! БЕСПЛОДЕН, БЕСПЛОДЕН, ПОНИМАЕШЬ? Я НЕ СМОГУ, НИКОГДА НЕ СМОГУ, ТЫ СЛЫШИШЬ? Чимин уже воет от боли, чувствуя, как разрывается его сердце: вот что чувствуют люди с диагнозом «бесплодие». Отчаяние. Боль. Безысходность. Страх и ненависть к себе за «неполноценность», как это принято называть в народе. Невозможность подарить любимому человеку частицу себя. И если раньше он отвергал мысли об отношениях, отнекиваясь, говоря, что ему и с работой хорошо, ему и с учёбой хорошо, что он посвятит себя путешествиям и самообразованию, то с приходом истинного в его жизнь всё кардинально изменилось. Пак Чимин- такой же омега, как и многие, который мечтает о том же, о чём мечтают пары вокруг: быть родителем. Видеть первые шаги своего ребёнка. Слышать его смех, целовать пухлые пальчики на ручках и нежные пяточки. Он хочет всё это. До безумия мечтает об этом. Но так бывает в природе: тем, кто мечтает о чём-то слишком сильно, Бог, как правило, отказывает чаще, напоминая, что решают тут вовсе не они. Юнги сглатывает медленно, прикрывая глаза и стискивая зубы: истинный бесплоден. Его Чимин- бесплоден. Совершенно не зная, что делать с этой информацией, он отпихивает её ногой в тёмный угол, вгрызаясь в любимого поцелуем, стараясь заткнуть его, стараясь заставить его прекратить говорить об ужасной правде, стараясь притвориться, что нет в природе такого диагноза, не существует его. Юнги целует, рыча, рыча от безысходности и волнения за своего омегу, что весь сжался в комочек, наконец делясь тем, что его так сильно сжирало изнутри: — Мы… мы пойдём к врачу, малыш. Мы… мы вылечим это, слышишь? — Это не лечится, Юнги. — Чимин мотает головой, сжимая в плотную полосу губы, стараясь не разрыдаться, пока альфа поддерживает его, как может. — Я уже пять лет хожу по врачам. Это не лечится. Я родился таким. — Намджун… Намджун знает хороших врачей, котёнок, — Юнги не сдаётся, не понимая, насколько сильно ранит омегу: Чимин понимает. Он уже проходил через все эти стадии принятия, отвращения, отказа, смирения. По кругу, постоянно приходя к одному и тому же результату: к полному его отсутствию. Он понимает, а потому сдерживает свои слёзы, утирая те, что успели оросить его лицо, отстраняясь от альфы и садясь на постели, обхватывая себя за коленки и смотря в стену: на истинного ему смотреть сейчас не хватает духу. — Мне никто не смог помочь, Юнги, — Пак говорит тихо, почти беззвучно. — Никто не смог. Я родился таким, с этим ничего не сделаешь. Родился бракованным омегой, который не сможет дать своему любимому того, что тот хочет. И если ты… — Он всхлипывает, выдавливая из себя сосредоточенно слова, крепко ухватываясь за колени, — и если ты откажешься от меня, я пойму и не буду жаловаться. — Чимин, я уже пометил тебя. — Юнги рычит грозно, поднимаясь с постели и обходя её. — Ничего, такое тоже бывает. Я знаю омег, которые жили с метками после разрыва с исти… — Замолчи. Я даже слушать этот бред не стану. — Юнги опускается на колени перед Чимином, беря его руки в свои и целуя, — я не для того метил истинного, чтобы бросать его. — Это чувство долга, Ю… — Я сказал тебе, замолчи. — Юнги рычит предупреждающе, скалясь, обнажая клыки: альфа внутри просто рвёт и мечет, и ему стоит усилий не срываться на вой сейчас ради любимого, строгого, властного омеги, который оказался уютным островком для него. — Я слышать об этом не хочу. Мы будем вместе, и точка. До последнего. — Юнги, ты понимаешь, что говоришь? — Чимин смотрит на него слезящимися глазами, не веря в то, что видит: взрослый, зрелый альфа, которому впору становиться уже отцом, выбирает его: бракованного, бесплодного. — Ты никогда не увидишь детей, если останешься со мной. — Значит, мы усыновим. — Юнги целует в лоб омегу, поглаживая его щеки, чувствуя, что Чимин хочет своих. Своих, родных. — Усыновим только после того, как ты мне родишь. Мы добьёмся этого. Вот увидишь. Если ты готов идти со мной до конца, и если ты действительно хочешь детей, хочешь их от меня, я умру, но найду способ, котёнок. — Юнги-и… — Чимин тянется к нему, зарываясь в его шее, всхлипывая, шмыгая носиком, пытаясь прижаться ближе, ближе, чтобы поверить, что вот она — истинность. Вот она- истинность, которая через любые медные трубы пройдёт, обнимая его крепко и надёжно, никуда от себя не отпуская, не отказываясь от него. — я… я так хочу… — Значит, мы сделаем это, ангел. Верь мне. Обязательно сделаем.

***

— Нет. — Я сказал да, значит да. — Не стану. Ты меня не заставишь, Намджун! — Хосок мотает головой при виде очередной жиденькой каши, уже желая просто перевернуть тарелку над головой Намджуна: это его третье утро тут, и, если честно, теперь, когда у омеги есть истинный, который ещё и хочет, чтобы он набрал в весе, каша- худшее, что можно придумать. Намджун стонет протяжно, головой утыкаясь ему в коленки, что сведены под одеялом, отставляя тарелку и беря худенькую ручку в свои руки: — Ну цветочек, пожалуйста! — Я… не это хочу. — Хосок поджимает свои милые губки, улыбаясь так, что его ямочки озаряют всю комнату, когда Намджун поднимает голову: он-то думал, омега снова идёт в отказ от еды, а Хосоку всего лишь просто хочется чего-то другого? — Что ты хочешь, цветочек? — Намджун расцеловывает руки омеги, садясь в прежнее положение и смотря преданно в глаза истинному: да он в этих глазках озорных утонуть добровольно готов! — Ты только мне шепни на ушко, а я тебе всё-всё принесу! — Всё-всё? — Хосок облизывается голодно, поигрывая бровками. — Абсолютно, абсолютно всё! — Я… я столько лет на диете был, что… короче, я хочу сочный бургер и Спрайт. Вот. — Хосок довольно смотрит на удивлённого Намджуна, который победно улыбается: УРА. Просто УРА. Наконец его цветочек хочет не подсчитывать калории, а просто наслаждаться вкусом! — Всё, уже заказываю! — Гибрид достаёт телефон, залезая в приложение, сразу же открывая нужный ресторан, когда Хосок вытягивает шею, любопытно и смешно опуская уголки губ, стараясь разглядеть меню, тихо и стыдливо шепча: — Хочу три… — Три??? — Намджун смотрит на омегу горящими глазами, часто- часто кивая: он хоть тридцать три ему закажет, лишь бы только тот согласился их все слопать! Тем более ресторан принадлежит его пациенту, и он отлично знает, что даже булочку для бургера там готовят свежую, а не разогревают покупную. — Ага… — Хосок краснеет, понимая, что впервые в жизни показывает кому-то свой настоящий аппетит, кроме Юнги, который его всю жизнь за этот здоровый аппетит на руках носил до его изнуряющих диет на фоне разрывов. — Ты чего краснеешь, м? — Я… я обжора, да? — Ты- самый миленький хомяк, которого я встречал в своей жизни, Хосока! — Намджун заказывает бургеры, Спрайт, картошку, и салат (для успокоения души вышедшего из диеты и для успокоения души себя-врача), откладывая телефон в сторону и зарываясь в его шею носом, шумно дыша, — а ты знаешь, как это сексуально, когда у омежки хороший аппетит? Его сразу хочется прикусить, мм-м-м…. — Намджун! — Хосок смущённо отстраняет наглого истинного от себя, чьё настроение просто взлетело до небес благодаря его аппетиту, — ты… правда думаешь, что я хорош? — Тебе доказать? — Намджун облизывается, широко улыбаясь и хватая его руку, когда омега, привыкший к его выходкам за эти дни, пытается её вырвать из загребущих лап: — Ты чего удумал, эй! — Ничего такого, о чём твои испорченные мыслишки могли бы подумать, цветочек, — Намджун хохочет, раскатывая койку под собой от немереной силы, которая начинает привлекать Хосока, когда целует на контрасте со своими габаритами нежно, мягко ладошку омеги перед тем, как приложить к груди, — смотри, оно бьётся для тебя, Хосока. Только для тебя бьётся. Хоби выпячивает нижнюю губу, расчувствовавшись: он заласкан как младенец этим полуомегой-недоальфой, заласкан вконец, до состояния липкого, тягучего мёда, который хочет прилипнуть к гибриду, как банный лист, обвивая тощими ножками его торс. — Я могу тебя поцеловать? — Нет. — Ну пожалуйста. — Нет. — Вообще-то, — Намджун ухмыляется хитренько, поднимая палец в воздух и щёлкая по носу пунцового омегу, — я твой добытчик бургера и Спрайта. Ну неужели не заслужил даже один маленький чмок благодарности? — Намджун… — Хосок поджимает губы, смотря на игривого гибрида: ладно, он не такой уж и грозный, как на сцене: в реальной жизни Ким Намджун — не Рэп Монстр, а спокойный, сосредоточенный, серьёзный врач, который как младенец выпрашивает сейчас поцелуй: — Ах, умираю! — Намджун прикладывает театрально ладонь к своему лбу, закатывая глаза и падая головой на ляжки Хосока, скрытые под одеялом. Не дождавшись никакой реакции со стороны омеги, что только вопросительно поднял бровь, Намджун приоткрывает один глаз, вновь жалобно постанывая, — Ах! Всё, умер! Кто же принесёт буу-ур… — Дурак, иди сюда, — Хосок смеётся, за ворот медицинского халата притягивая к себе тоненькими ручками гибрида, целуя его нежно, осторожно. Намджун улыбается довольно в поцелуй, понимая, что он для Хосока- особенный, чувствуя, как тот порхает невесомо над его полными губами поцелуями- бабочками и выпуская утробное урчание внутреннего гибрида, где в данный момент преобладает альфа: — Мой цветочек, — Ким облизывается, чувствуя на губах вкус возвращающегося понемножку гиацинта, совершенно неощутимый другими людьми, но настолько важный для истинного. — Слаа-ааденький… — Намджун? — Мм-м? — Я завтра домой возвращаюсь? Намджун погрустнел, поджимая губы и кивая: да. Его цветочек собирается вернуться домой. Держать его в больнице дольше не имеет смысла, да и сам он будет его навещать дома, хоть и не так часто, как ему бы того хотелось. — Ты нравишься мне, — Хосок шепчет это тихонечко, поглаживая альфу за ухом тонкими пальцами, словно тот- его собачонка. Да Намджун сейчас и есть самая настоящая на свете собачонка, готовая лечь у его ног и завилять хвостиком, лишь бы только Хоби был здоров и улыбался. — Я на тебе женюсь, цветочек, обязательно на тебе женюсь, как только мы расскажем Юнги о нас. — Тут такое дело… Юнги, он… — Что такое? — Намджун насторожился, поднимая взгляд на истинного. — Он категорически против гибридов. — Что??? — Ким подобрался весь, смотря на серьёзного Хосока, который закивал грустно: — Да-да. Именно так. — Ты серьёзно??? — Ага. — Хосок кивнул, опуская уголки губ и глазки на одеяло, пока Намджун смотрел на него сфокусированно, мысленно уже продумывая план по завоеванию сердца Юнги. Хоби нашёл кружочек узора на одеяле, начиная расписывать круги на нём худеньким указательным пальчиком, медленно поднимая голову, смотря в глаза истинному, — Он категорически против гибридов, которые не заказывают мне мороженое после бургера… — ХОСОК!!! — Намджун набрасывается на омегу со смехом, чувствуя, как у него свалился огромный камень с души: возможно, он даже слышал его стук о ядро земли, но не суть. — Это тебе за спектакль умирающего лебедя, Джу, — Хосок засмеялся всем телом, откидываясь на подушки, а Намджун просто смотрел. Смотрел и запоминал, как его истинный впервые назвал его так, как ему хотелось, как его истинный заливался звонким смехом, словно колокольчик. Смотрел и забивал в своей памяти это воспоминание, словно самую почётную грамоту на доску почёта: его истинный хочет его рядом. — Хо… а если я умру ещё раз, ты меня ещё поцелуешь? — Некрофилией не страдаю, иди сюда, — Хосок притянул за рубашку, торчащую из-под халата Намджуна, владельца, сладко прижимаясь своими аккуратными губками к его полным, сочным губам, не удержавшись немного лизнув их и добившись сладкого полустона от гибрида. Ну и что, что завтра возвращаться домой? Они всё равно продолжат видеться. А Юнги… Юнги рано или поздно примет союз с Намджуном. У него нет причин его не принять. Просто Хосок слишком стесняется, чтобы признаваться ему в том, что друг брата оказался тем, от кого ему в будущем рожать однажды. Вот уж точно неловкая ситуация.

***

— Вот блин… ну где же ты? Бери трубку!!! Алло… Алло, Чимин? — На фоне волнений о первой течке Чимин совершенно забыл о Чонгуке, который уже весь испереживался, не найдя его ни в студии, ни в клубе. — Чонгукки…прост… — ГДЕ ТЫ?! — Я… у меня течка началась, Гу… — Чимин отпивает чай, заботливо приготовленный альфой, который поцеловал его в макушку перед тем, как уйти наверх прибирать вчерашние беспорядки на постели. — У тебя. У ТЕБЯ ТЕЧКА??? — Чонгук визжит от радости, прыгая чуть ли не до потолка, перепрыгивая через диван и обратно, словно кролик: у Чимина наконец течка!!! — Так, стой. ГДЕ ТЫ? — Я у… — Чимин оглянулся назад, убеждаясь в том, что Юнги рядом нет, возвращаясь к отхлёбыванию чая, — я у Юнги. — Ты сейчас шутишь, правда? — Чонгук хохочет, не веря своим ушам: не, такого быть не может. Хён стебётся, не иначе. Наверняка снова перепил лишнего после батла, на который Чонгук не смог пойти из-за донорской сдачи крови на помощь детишкам, и остался где-нибудь на кушетке в кабинете у Намджуна. — Нет… ты может… ты может приехал бы, а? — Чимин, ххкм… — Чонгук рассматривает ноготки придирчиво, облизываясь: рядышком нет- значит не прибьёт сковородочкой, — ээ-м…вообще-то, во время течки текут и облизывают то, что течёт, а не чаи гоняют, чтобы писять бегать… — ЧОН ЧОНГУК!!! — Чимин поперхнулся чаем, выплёвывая его вместе с печеньем на столешницу от шока: что за наглый маленький кролик?! — Ну а что, истинный под боком, а ты меня на тройничок зовёшь? Не развращай молодое тело, хён, — Чонгук хихикает ехидно в трубочку, попивая банановое молочко и причмокивая, — давай- давай, потом расскажешь, как Юнги тебя обхаживал и каким новым упражнениям ты его обучил в постели… — Чонгук, мелкий засранец такой, я те… — Что такое, котёночек? — Юнги спустился на шум, сразу же подбегая к Чимину, думая, что тот снова расчувствовался от течки, когда тот прикусил язык, слыша дикий смех гиены в трубке: — Всё-всё, котё-ё-ё-ё-ёночек, не мешаю вылизывать шерстку друг другу-у-у… — Чонгук завершил вызов, потирая ладошки довольно: ура. Можно выдыхать, Пак Чимин- официально котёночек, которого из своих цепких когтей Мин Юнги не выпустит, раз уж уже прознал про истинность. Включая индийский фильм на ноутбуке, и беря палочки в руки, молодой омега с улыбкой до ушей принялся за просмотр и обед: иногда для счастья в жизни нужно просто видеть своих друзей счастливыми.