Сначала потанцуем

— Юнги предложил мне переехать. — Предложил, или уже требует? — Гу, — Чимин усмехается, ставя на стол завтрак, усаживаясь рядом, — это нормально. Я — его истинный. — Да вы со своей истинностью задрали уже, ты меня забывать начал! — Эй, ты чего? Гу? — Чимин смотрит на омегу, чья пухленькая нижняя губа вытянулась, полностью пряча за собой тонкую верхнюю, подрагивая. Чонгук стал особенно сентиментальным в последние дни. — Ты что, ревнуешь, зайчик? — Да! Я ревную, ладно?! Ревную и завидую!!! — Чонгук бросает со звоном ложку в тарелку, не доев свой острый рис, смотря заплывшими глазками на старшего: с появлением истинного у Чимина стало всё меньше времени на него, а Чонгук- создание крайне требовательное. Чонгуку нужно внимание, причём постоянно. Он не может без этого жить. Но единственный, от кого он получает, по своему мнению, внимание- старик Сокджин, которого он планомерно отвергает изо дня в день. Вот уже неделя прошла с их первой встречи, а омега всё никак трубку не берёт. Сокджин не приезжает, потому что понимает: дом омеги- святое. Врываться без приглашения- занятие не для зрелого альфы. — Чему же ты завидуешь, зайчик? — Чимин усмехается, поглаживая его по широкой спине, утягивая в объятие: похоже, завтрак снова не удался. Кто-то снова собрался плакать о несправедливости судьбы, притягивая всю историю за уши и излишне драматизируя. Чон Чонгук мечтал о молодом, горячем альфе, который бы был практически его ровесником, с которым можно было бы с утра до вечера беситься, придуриваясь и поедая вредный для здоровья рамен, а не вот это вот всё. Не альфу, чьё имя даже говорит о стабильности и скукотище, от которой на стены лезть хочется. Не альфу, которому уже тридцать четыре, и он явно смотрит на него, как на родителя в первую очередь, а не на пару, как напридумывал себе молодой омега. — Юнги даже моложе, и не такой… не такой… — Только не говори мне тут, что Юнги не такой властный, как Сокджин, — Чимин хмыкает, вспоминая, каким образом его пометил истинный: вряд ли кого-то бы спрашивал. Такой же властный, как Сокджин, если не больше- Джин хоть свои клычки придерживает во рту пока что. — Я не готов быть с тем, кто уже хочет детей, Чимин, я боюсь! — Чонгук хватается за живот, в котором пока что обитает только вчерашний рамен да пара ложек риса от завтрака с йогуртом: никак не детишки. — Кто тебе сказал, что он уже их хочет? — Ему тридцать четыре, Чимин, очнись! Он скоро сдохнет, а тут я подвернулся: молодой, красивый, в самом расц… — Замолчи. — Чимин сглатывает, понимая, что они ступают на болезненную тему: он уже мечтает о детях, а ему не дано. А тут кто-то носом вертит просто потому, что истинный- всего на пару годков старше Юнги. — Прости. Я не подумал. Прости-прости-прости, Чимми, — Чонгук понимает, что ляпнул лишнего, сразу же обнимая старшего погрустневшего омегу: вот же дурак! — Если ты переживаешь о его способностях в постели просто потому, что он старше, поверь, Юнги бесподобен, — Чимин поднимает смущённо глазки в потолок, признаваясь: вчера Юнги вновь довёл его до дрожи в коленках, втрахивая в свой матрас до самого утра, и ничего, живы- здоровы, не развалился альфа на куски от переутомления. — Чимин, там… там в ванной… я видел, когда он сел… — Чонгук всхлипывает, цепляясь за футболку Чимина, когда тот понимает, о чём речь: Чон Чонгук может кичиться сколько угодно своей кроличьей силой удара ножкой в детских носочках и брутальными пирсингами с татуировками, но он- невинный девственник, никого не подпускавший к себе никогда в жизни, фокусируясь лишь на танцах, пении и тренировках. Для него это всё- ново, и видеть такое перед своими глазами- тем более. Не то, чтобы он не смотрел никогда раньше порно, но он всегда краснел до кончиков ушей, выключая ролики, когда альфа начинал разбрасываться пошлыми фразочками, смущая девственника вконец. Шуточки шуточками, а когда доходит до дела, Чонгук- маленький пугливый зайчик. — Ну и хорошо. Значит, если запомнил — понравилось. — Он огромный, Чим, я никогда… в меня такое… — Чонгукки, ты сам мне всегда говорил, что самое важное в жизни- настрой. Ты уж определись, что тебя пугает: сама идея взрослых и стабильных отношений, или возраст ни в чём не повинного Сокджина? — Я не знаю, ладно? — Чонгук шмыгает, вставая из-за стола, поспешно собираясь на тренировку, — я понятия не имею, Чимин. Меня пугает всё, что с ним связано. — Ты сам просил меня, чтобы я не отказывался от истинности с Юнги, а сейчас делаешь именно это, Гу. Сокджину больно. Юнги говорит, он уже почти неделю закидывается какими-то обезболивающими, чтобы его сердце отпустило. Ты делаешь больно истинному, зайчик. — Чимин. Я не готов к отношениям, ладно? Не хочу жить с кем-то настолько старше меня, не хочу знать его, узнавать поближе и вся херня. Мне не нужно это. — Чон Чонгук! — Чимин стучит кулаком по столу, поднимаясь со стула, когда Чонгук подпрыгивает на месте, гулко сглатывая: Чимина до этого довести крайне сложно. Наспех надевая обувь, он даже не видел, как наливаются кровью глаза старшего от злости, — Быстро опусти свою эгоистичную задницу на этот стул! — Чимин рявкает, подключая строгого преподавателя, заставляя Чонгука повиноваться, как младшего. Чон засеменил в своих огромных чёрных ботинках на шнуровке с бантиками к столу, спотыкаясь по дороге, тихонько усаживаясь и опуская глазки покорно в пол. Чимин взял телефон со стола, находя номер Сокджина, с громким хлопком бросая его перед младшим омегой: ещё инфаркта не хватало Сокджину из-за тупости и упрямства омеги, что ничего не понимает в истинности, как оказалось! — Сейчас же звони Сокджину и договаривайся о встрече, иначе я выброшу в окно все твои ёбаные приставки. — Но… — Чонгук раскрывает рот от тихого возмущения, когда Чимин цедит сквозь зубы: — Сейчас. Же. Чонгук дрожащими пальчиками нажимает на значок вызова, боясь смотреть на Чимина, что фурией стоит и шумно дышит перед ним: если бы Юнги было плохо, он бы умер на месте за него. Только Чонгук пока не совсем понял принцип действия истинности, отталкиваясь от неё: похоже, кролик не понимает важности, которую она несёт: если Сокджин умрёт от инфаркта, Чонгук будет медленно умирать вслед за ним, а этого не переживёт и сам Чимин. — Алло? Кролик? Чонгук, это ты? — Голос в трубке обеспокоенный, чуть загнанный: Сокджину вновь было плохо, и ему пришлось взять отгул прямо во время рабочего дня, плюхаясь на диван в общем кабинете с Юнги. — Д-да… — Чонгук краснеет, не зная, что говорить дальше, но старший помогает ему: — Всё хорошо? У тебя что-то случилось, Чонгук? — Сокджин, наплевав на очередной укол в сердце, на самом деле просто сидит, готовый даже дыхание Чонгука в трубку поглотить, словно воздух: его голос сейчас- то, что ему необходимо, чтобы почувствовать себя хоть немного лучше. — Н-нет… я… Чимин сказал, тебе плохо. — Чонгук сжимает губы в тонкую линию, дёргая нервно накачанной ногой без остановки: похоже, он чувствует по голосу Сокджина, что Чимин не лгал, пытаясь его умаслить. — Даже не догадываешься почему, м, кролик? — Сокджин выдыхает тяжело со смешком, радуясь и подмигивая Юнги, что сидит в кресле, улыбаясь довольно, закинув руки за голову: наконец, хоть что-то. — Я… ты старый. Вот и плохо тебе! Я тут не причём! — Чон не выдерживает, выдавая очередную порцию вредности, стыдясь своего упрямого характера: отчего-то ему сейчас дико захотелось почувствовать аромат пьянящего вина, и он пытается откинуть навязчивый фантомный запах феромона истинного. — Допустим. Ты позвонил мне, чтобы напомнить, что я старый? — Юнги хмыкает, сдерживая смешок, подавая стакан воды старшему альфе, который благодарно кивает, залпом осушая его. — Если ты так хочешь, мы можем увидеться где-нибудь. — Хочу. — альфа встрепенулся, горящими глазами уставившись на трубку, которую от удивления аж от телефона отлепил. — Где? — Не знаю. Хочу рамен. Угостишь меня в кафе. — Чонгук покусывает свой пирсинг нервно, посматривая на старшего омегу, что уселся довольно, ангельски улыбаясь, кулачками подпирая голову: вот так бы сразу! — Я буду в кафе около студии через пятнадцать минут. — Даю тебе десять. Я уже готов и тратить время не собираюсь. — Наглая ложь, смешанная с густой правдой, осевшей осадком в Чонгуке: на самом деле голос Сокджина влился в него, словно мёд, и омега сам не заметил, как посветлел от ответа альфы: теперь он хочет увидеть его поскорей, вот и ставит какие-то дебильные условия. — Идёт. Я уже выезжаю. — Надо же, успел. — Чонгук поднимает многозначительно бровь, смотря на альфу, выходящего из машины: он ни за что не признается Сокджину в том, что прикусил щеку не от раздражения, а для того, чтобы челюсть не отвалилась к херам: Сокджин выглядит идеально. Возможно, даже младше своего возраста. — Уже знаешь, что хочешь? — Хочу, чтобы ты держал дистанцию и поесть вкусно. Больше ничего не хочу, — Чонгук скрипнул армейскими ботинками, под которыми скрываются белые носочки с бабочками, походкой танцора от бедра заходя в кафе, усаживаясь около окна, спиной к посетителям: ещё не хватало чтобы его, молодого, разглядывали рядом с Сокджином, что ему в дяди годится. Джин это понял без слов, нежно улыбаясь ему вслед и закатывая глаза, подходя к столику и усаживаясь рядышком. — Острый? — Да. — Морепродукты? — Да. — Поцеловать тебя? — Ты что, думаешь, я не слушаю? — Чонгук усмехается, поглядывая над меню на альфу, что решил проверить связь. — Брось, я всё равно тебя поцелую однажды, несносный мальчишка, — Сокджин ставит галочки в бланке, выбирая те же продукты, что обычно выбирает Чонгук, который с каждой новой отметкой расширяет до смешного глазки, — чего ты? — Ты всегда… всегда такое заказываешь? — Ну да. — Джин пожимает плечами, не понимая, в чём дело, ставя последнюю галочку, отдавая официанту заказ одновременно с Чонгуком, — а что? — Нет. Ничего. — Может, пообщаемся? — альфа улыбается, смотря в глаза Чону, который тут же отводит взгляд, дёргая ногой под столом нервно. — О чём? — О том, когда ты примешь меня, и что мне для этого надо сделать. — Помолодеть сможешь? — Чонгук смеётся, обнажая передние кроличьи зубки, заливисто, когда Сокджин кивает понимающе, ярко улыбаясь в ответ: — Я понимаю, что тебе неприятно, Чонгук. Но это истинность, нам от неё не сбежать. И не такой уж я и старый. Можно сказать, World Wide Handsome. — Чего? — Чонгук поднимает верхнюю губу, хмурясь, забавно смотря на альфу: английский- вообще не про него. — Это диагноз какой-то, да? — Это означает, что я- глобальный красавчик, Чонгукки. — Это кто тебе сказал такое? — Чонгук фыркает, попивая колу, которую принёс официант, оценивающе смотря на Джина, что поиграл бровями: — Ты ещё увидишь, кролик. Ладно, обратно к теме. Мне надоело цапаться, давай уже решать, что делать. — Поёшь? — Пою. — Врёшь. — Что мне теперь, прямо тут петь начать? Вот, видео посмотри, — Джин цокает языком, давая свой незапороленный телефон Чонгуку, что вопросительно смотрит на него: — Что, не боишься, что увижу какую-нибудь коллекцию видео? — Не боюсь. Будет полезно, будешь знать, что мне нравится. — Педофил. — Тебе уже есть двадцать, так что нет. Чонгук прекратил на минуту препираться, заходя в галерею в поисках видео, когда Сокджин шикнул, пытаясь выхватить из его рук телефон: ещё немного, и… — Ты чего? — Чонгук смеётся, победно прижимая мобильник к груди, показывая язык альфе, — таки стыдно стало? — Чонгук, давай я сам открою? — Нет. Чонгук облизывается, поднимая экран обратно, когда Джин откашливается, смотря по сторонам смущённо: что могло смутить альфу? Скриншоты. Скриншоты дизайнерских весёлых носочков со смешными принтами, найденных на просторах онлайн-магазина: альфа планировал закупить целую коробку, чтобы подарить Чонгуку позже, но подарок, можно считать, уже накрылся. Чон покраснел, поднимая взгляд на альфу: — Это…что? — Я… я хотел купить тебе носки. — Сокджин приступает к еде, которую вовремя принесли, запихнув в рот побольше лапши, чтобы не говорить ближайшую минуту, когда Чонгук мило улыбнулся, отложив телефон в сторону, забыв о первоначальной причине при виде аппетитного блюда, отправляя половинку яйца в рот молча. — Я думал, тебе нравится такое, не знаю… — Нравится. — Чонгук говорит быстро, отрывисто, стыдливо: ему слишком приглянулись носочки с солнышком на пятках, чтобы отнекиваться: такие он ещё не видел. И сейчас он их ох как хочет. — Только с бабочками не бери. — Почему? — альфа светлеет, оттаивая, понимая, что истинный немного распустил свой феромон, расслабляясь наконец, — это слишком? — Они на мне сейчас, — Чонгук поднимает взгляд в потолок, покрываясь румянцем ещё больше, прожёвывая лапшу: его щёчки, как Чимин бы сказал «хлебные щёчки», активно двигаются, когда он жуёт, словно самый настоящий кролик, хмурясь на еду: — Ты чего хмуришься, тебе невкусно? — Нет. Я всегда так, если еда хорошая, — Чон фыркает, дёргая носиком, сжимая одну ладошку в кулак под столом: альфа распустил свой феромон, и теперь вино пьянит его, даже не попав в кровь. Приятно, чёрт бы его. — Я могу увидеть? — Что увидеть? — Ну… носочки. — Джин под столом ногой легонько касается ноги Чонгука, который своими мощными ботинками отдавливает его ногу в кроссовке: — Ноги убрал от меня, антиквариат. Пока не споёшь вживую, ничего не увидишь. — Идёт. — Джин уже на всё согласен, лишь бы только рядом с Чонгуком, с этим невыносимым, сладким, вредным, таким желанным парнишкой побыть. Ну и пусть обзывается, сколько хочет! Его цветущая земляника говорит за себя. Быстро поев, Чонгук запивает всё колой смотря на то, как Джин встаёт из-за стола, оплачивая счёт, взглядом показывая омеге, что можно выходить: Чонгук случайно завис, рассматривая его широкие плечи, стараясь скрыть это тем, что начал перешнуровывать свои ботинки. — Ты споёшь. Сейчас. Пойдём. — Чонгук тащит альфу в студию, убеждённый отчего-то в том, что тот ему в принципе ни одну ноту не сможет взять, и тогда можно будет ещё и во лжи обвинить старшего, отказываясь от отношений с ним: слишком соблазнительная возможность, чтобы отказывать себе в ней. — Ты уверен? А то ещё… — Джин встаёт позади Чонгука, открывающего дверь в зал, шепча ему на ухо, — Влюбишься, потом точно не отвертишься. — Ты сначала спой мне, рухлядь Чосонская, — Чонгук садится за синтезатор в углу комнаты, когда Джин аккуратно кладёт руку на его плечо, поглаживая, вызывая бешеное биение сердца у молодого омеги, что сглатывает, не оборачиваясь, — руки. — Я сам сыграю. — Ты ещё и играть умеешь? — Чонгук прикрыл глаза, чувствуя задом, что проиграл: Сокджин наверняка умеет, с его- то длинными музыкальными пальцами. — Ну хорошо, давай посмотрим. Уступив место альфе, Чонгук умостился на столе, болтая ногами в громоздких ботинках на платформе, никак не соответствующих его ангельским, детским глазкам, в ожидании какого- нибудь шедевра, когда Сокджин прыснул, начиная наигрывать какую-то весёлую мелодию для разогрева, подмигивая ему, начиная петь до ужаса фальшивым голосом песню про какого-то супер -тунца, вызывая заразительный смех у омеги: тот залился так, что аж на стол откинулся, болтая ножками: ну, пусть думает, что победил. Всё равно правда не за горами. Джин прошёлся по клавишам, завершая песню с улыбкой, с минуту любуясь омегой, что никак не придёт в себя, сгибаясь пополам от смеха. Наконец Чонгук приходит в себя, победно потирая ладошками, спрыгивая со стола и направляясь к двери, открывая её гостеприимно в обратную сторону: — Ты проиграл, можешь валить. — Я не закончил, крольчонок, я разминался, — Джин подмигивает удивлённому омеге, устраиваясь поудобней и закрывая глаза, чувствуя клавиши руками, одаривая танцевальный зал нежной мелодией, разлетевшейся в каждый уголок, включительно все уголки сознания Чонгука, что так и застыл у двери с поднятой рукой, когда Сокджин кивнул коротко в знак победы, начиная петь:

So weird, I for sure loved you so much Adapted to you with everything, I wanted to live my life for you But as I keep doing that I just can't bear the storm inside my heart The real myself inside the smiling mask, I reveal it entirely I'm the one I should love in this world Shining me, precious soul of mine I finally realized so I love me Not so perfect but so beautiful I'm the one I should love I'm shaking and afraid but I keep going forward I'm meeting the real you, hidden in the storm Why did I want to hide my precious self like this? What was I so afraid of? Why did I hide my true self? I'm the one I should love in this world Shining me, precious soul of mine I finally realized so I love me Not so perfect but so beautiful I'm the one I should love I may be a bit blunt, I may lack some things I may not have that shy glow around me But this is me…… *

Чонгук слушал тихо, затаив дыхание, бесшумно ступая ближе, обратно на стол, усаживаясь, и, склонив голову вбок, рассматривая альфу, чей голос впал ему в душу: такое вообще возможно скрывать в гаражах? Такой талант можно просто вот так брать и зарывать, копаясь в машинах и участвуя в гонках вместо того, чтобы выступать на сцене? Луч солнца проскользнул заботливо в зал сквозь приоткрытую занавеску, проходясь по лицу альфы, освещая его и заставляя сердце Чонгука затрепетать так, как оно раньше никогда не трепетало. Солнце обласкало полные губы, из которых так и лилась нежная песня, в которой альфа передавал себя, а всё, что чувствовал Чонгук- невыносимое желание прикоснуться к ним, дикая зависть и ревность к солнцу за то, что оно имеет такую наглость, такую свободу и возможность безо всяких объяснений, предупреждений и смущения целовать губы этого альфы. Чонгук не забыл о возрасте Сокджина. Нет. совершенно. Ни на секунду не забыл, и возможно, даже не хочет забывать: он всё так же боится отношений со зрелым альфой. Но с альфой, который обладает таким магическим голосом, способным буквально убаюкать его в своих идеально подобранных нотах, с альфой, что действительно горит тем же, чем и он- возможно, тут можно и подумать. Сокджин не завершил свою песню, чувствуя, как его сердце наполняется каким- то новым ощущением, отличным от той боли, что преследовала его последнюю неделю, открывая глаза и позволяя Чонгуку утонуть в них: солнце бережно прошлось по одной части его лица, превращая шоколадный цвет глаз в нежную, искрящуюся карамель, так любимую сладкоежкой- Чонгуком, отчего омега в буквальном смысле выпал куда-то из реальности в параллельную вселенную, распуская до ужаса неприлично свой приторный феромон земляники, перетёртой с сахаром: возможно, самой спелой в его жизни. Сокджин почувствовал, почувствовал абсолютно всё, позволяя омеге смотреть на себя впервые не оценивающе- презрительно, а скорее- мечтательно- желанно, улыбаясь уголками своих плюшевых губ. Омега раскрыл немного рот, так и забыв его в таком положении, любуясь им, переводя взгляд на тонкие, длинные, чуть кривоватые пальцы с аккуратно подстриженными ногтями, впервые в жизни желая почувствовать руки альфы на своих, сжимая кулачки, сдерживаясь от того, чтобы так глупо, так по-детски наброситься на него с интересом к первому поцелую: а что говорить? Что его возбудила музыка? Что его возбудил голос? Чонгук уже давно знает, что он не просто любит музыку. У чувствительного к любому звуку Чона мелолагниафилия- он сексуально возбуждается от музыки. И сейчас, сидя на столе, он чувствует одним очень невовремя проснувшимся чувством, насколько попал: Ким Сокджин- его истинный альфа на четырнадцать лет старше омеги, что фанатеет от подростковых носочков, возбудил его, как никто никогда не мог раньше. Да, конечно, Чон и раньше испытывал возбуждение в своей жизни, это далеко не первый его раз, но… Стул немного скрипнул, когда альфа встал с него, всё ещё улыбаясь, тихо подходя впритык к Чонгуку, становясь меж его раздвинутых ног, не прикасаясь к омеге. Альфа лишь нагнулся, обдавая жаром ухо неопытного паренька, шепча: — Кажется, я умею петь? Чонгук пискнул что-то невнятно, вдыхая урывками пьянящий аромат вина, который Сокджин профессионально сдерживал в рамках приличия: не станет он пользоваться омегой в таком положении, хоть и чувствует его возбуждение, стыдливо прикрытое футболкой, доходящей чуть ли не до колен. — Я могу посмотреть? — Ч-чт.что посмотреть? — Чонгук хлопает ресницами, выпучив глаза, смотря в омуты Сокджина, который указывает взглядом вниз, сразу краснея невинно, — ты что се… — Тише, кролик, я про носочки, — Джин улыбается мягко, согнутым указательным пальцем позволяя себе погладить пухлую щеку омеги, что смотрит в полном ошеломлении и желании, — что, возбуждаешься от музыки? Джин опускается на пол после короткого, стыдливого кивка Чонгука, ехидно улыбаясь: зайчишка попался. — С-сними… я проиграл. — Чонгук восстанавливает голос, откашливаясь, приходя в себя, смотря на то, с каким интересом альфа смотрит на его огромные сапоги. Получив разрешение, Джин, улыбаясь довольно, развязывает шнурки, медленно снимая с омеги ботинки, на смену которым приходит абсолютно умилительная картинка: белые носочки с пальчиками, с принтом бабочек. До чего же контрастно со внешним, громоздким, тёмным видом. — Кролик, я ради такого вида ещё раз спеть готов, — Джин усмехается, рукой проводя по аккуратным ступням без лишних подтекстов, когда Чонгук ёрзает задом на столе: одна очень наглая капелька смазки таки прорвала плотину его девственного зада, мягко впитываясь в нижнее бельё: сегодня оно неоново-голубое с принтом беленького кроличьего хвоста на попке. Нравится Чонгуку чувствовать се6я маленьким кроликом, что уж поделаешь тут? — Извини меня… — За что? — Джин поднимает голову непонимающе: за что ещё? Вроде бы альфа и не обижался сегодня. — Ты классно поёшь. — Вставай, Чонгукки. — Альфа подаёт ему руку, чтобы тот сполз со стола, только тот мотает головой часто-часто, — что такое, кролик? — Я… мне… -Чонгук проклинает свою омежью сущность, что ударила по газам именно сейчас, фонтаном заливая смазкой не только бельё, но и штаны. Омега чувствует, что если встанет сейчас, на столе обязательно останется сползающий вслед за ним мокрый след: позорище. Джин видит по его запуганной реакции что происходит, понимает, чувствуя концентрацию феромона в комнате, улыбаясь нежно и надевая обратно ботинки на парня: возможно, их свидание подошло к концу раньше, чем ему того хотелось. — Не бойся, я не буду смотреть, даже глаза закрою, — Джин закрывает глаза, стягивая с себя пуловер, оставаясь в одной только фиолетовой шёлковой рубашке, протягивая вещь омеге, — вот, если хочешь, оберни вокруг талии. Чонгук посмотрел на альфу так преданно и благодарно, что будь глаза у того открыты, он бы влюбился по новой. А может, даже отпустил бы какую-нибудь шуточку. Спрыгивая со стола и хватая полотенце Чимина со стула, омега быстро протирает тот от влажности, оборачивая вокруг талии пуловер: — Я всё. — Хочешь домой отвезу? — Я тебе машину испачкаю. — Омега стыдливо смотрит в потолок, стараясь избегать взгляда истинного, восхищаясь его выдержкой: самому Чонгуку хочется до ужаса вцепиться в него и не отпускать сейчас, зацеловывая такие нечестно полные губы, прикусывая их. Чонгук округляет глазки, когда до него доходит: это не просто возбуждение. Его течка даёт о себе знать, сбившись с привычного цикла после встречи с истинным. — Всё в порядке, не думай об этом, Чонгук-и, — Джин подходит к двери, кивая омеге подбадривающе, когда тот облизывает голодно свою пухленькую нижнюю губу, мелко кивая в ответ: пешком идти- Сеул топить. Они ехали в полной тишине, пока Джин не остановил машину у названного адреса, грустно улыбаясь: всему хорошему в этой жизни наступает конец когда-то, как и сегодняшнему дню: — Я отправлю носочки на этот адрес, крольчонок, если ты будешь их носить. — Хочу…- Чонгук поджимает губы, смотря вперёд и тарабаня по коленкам пальцами в кольцах, сжимаясь до предела (не хватало ещё машину альфы затопить, благо хоть на заднице красуется пуловер): чего скрывать, если тот уже знает? — хочу две пары тех с солнышком. — Будет тебе всё, что ты пожелаешь, — альфа усмехается, чувствуя нежность земляники, расплескавшуюся по салону, — ты согласишься на второе свидание со мной, или я всё ещё слишком стар? — Ты всегда будешь старым, — Чонгук бурчит это против воли, озвучивая факт: даже если бы он вдруг влюбился до ужаса в Сокджина прямо сейчас (нет-нет, что вы, он пока что ДАЖЕ И НЕ СОБИРАЕТСЯ), альфа бы от этого не помолодел в секунду. — Ну, это единственное, что я не смогу изменить, зайчик. Предлагаю не зацикливаться на том, что мы не можем поменять в этой жизни, а наслаждаться тем, что у нас есть. — Тогда… — Ты подаришь мне поцелуй в щёчку на прощание? — Джин смотрит выжидающе на мотающего головой Чонгука, что втянул губы так, словно тот их прищепкой к себе прилепит. Чонгук поспешно отстёгивает ремень безопасности, пытаясь незаметно уследить за тем, испачкал ли сиденье, когда Джин улыбается, — Эй-эй, всё в порядке, кролик, не переживай. Всё хорошо, мы истинные, у тебя произошла ожидаемая реакция, так что даже не думай об этом. — Я… я постираю, — Чонгук открывает дверь машины, теребя один рукав пуловера, отчаянно НЕ желая его стирать: на нём запах альфы, как же такого удовольствия можно лишиться собственноручно? — Оставь его себе, кролик, — альфа сдерживается от улыбки, отлично понимая, что именно будет делать с этим свитером его истинный, как только войдёт в дом. И сильно вряд ли у Сокджина будут возражения по этому поводу. — Ну так что, сходим на свидание в кино на следующей неделе? — Джин бы и завтра рад, только он не дурак, и не первый раз видит омегу, у которого начинается течка. Ближайшую неделю ему Чонгука не видать. — Да, но вначале пойдём в студию… — Зачем? Чонгук вылез из машины, стараясь не смотреть на сиденье, заливаясь краской, отлично понимая, что точно его испачкал (на радость альфе), хлопая дверцей осторожно и опуская лицо к опущенному окну перед тем, как убежать в подъезд на подкашивающихся ножках в огромных чёрных армейских ботинках с бабочками под ними: — Сначала потанцуем.