***
Северус заставил себя уйти из коридора, чтобы не ворваться не вовремя в кабинет Лорда. Но не сумел отправиться куда подальше и вышел во двор, остановившись под окнами кабинета и сжав кулаки. Начала речи он не застал, впрочем, был уверен, что дед говорит приблизительно то же, что в свое время говорил ему. С одной стороны, Севу было проще: он был старше и презирал боль после того, что пришлось терпеть от Тобиаса. Ему необходимо было только заставить себя перешагнуть через гордыню. Точнее заставить её развернуться на 180 градусов. Северус мысленно оценил получившийся каламбур. Если бы он рос рядом с Тобиасом, еще не известно, во что бы он превратился. С другой стороны, Гарри любил прадеда и полностью доверял Лорду. Может, это облегчит для него предстоящее. Свистнула розга, мальчик ойкнул, и через краткий промежуток времени раздался смущенный голос: "Простите, сэр! Я нечаянно". Судя по интонации, боль не так чтобы сильная... – Понимаю, – в голосе лорда проскользнула улыбка. – Это ты от неожиданности. Вцепись пальцами в край скамьи покрепче, чтобы руки не своевольничали. И не забывай считать. Дед говорил размеренно, спокойно, словно пытался внушить ребенку, что происходит нормальное дело. Ничего чрезвычайного. Северус напрягся. Свист, удар, молчание... "Один", – голосок звонкий, без всхлипа... Свист, удар, молчание... "два"... Свист, удар, молчание... "три"... Дед не спешит. Дает возможность вздохнуть после каждого стежка. Северус представляет, как на смуглой коже сына вспыхивают полоски. На каждый удар отец сам сжимается и затаивает дыхание. Прислушивается. Вроде ничего страшного не происходит. Мальчик считает четко, значит, ни истерики, ни паники... Свист, удар, молчание... "восемь"... – Не ерзай! Розга может попасть не туда. – Извините, сэр! Свист, удар, молчание... "де-девять"... Голос слегка срывается. – Молодец! – поощряет дед. – Так и лежи. Свист, удар, молчание... "де-деся-а-ть"... Голос уже дрожит. Да сколько же он там еще!!! Свист, удар, продолжительное молчание... "оди-и-инадцааать"... – Всё! Ты отлично выдержал! Ни разу не вскрикнул, не просил перерыва... За свой проступок расплатился как мужчина. Я горжусь тобой! Еле слышный голос мальчика: – Ты больше не сердишься? Ты меня простил? – Я не сержусь. Но мне не нужно прощать тебя. Прощение – это милость. Вы же с друзьями играете иногда на желание? Любая милость – словно ты остался должен желание. С друзьями и близкими это не так страшно, но может случиться, что ты останешься должен врагу. Поэтому привыкай со всеми расплачиваться сразу и никогда не принимай ни помилования, ни прощения долга. Всё, что прадед говорил "особым" тоном, запоминалось накрепко. – Разве тебе показалось, что я сержусь? – Десимус решил всё-таки до конца разобраться в эмоциях ребенка. – Сначала. Около водопада. А в кабинете уже нет. Зато тут ты был такой серьезный и важный, – Гарри фыркнул и шуточно изобразил исполненного величия вельможу. На что лорд фыркнул в ответ и в шутку потянулся дать подзатыльник (всерьез Десимус этого никогда не делал, считая вредным), а правнук увернулся, а потом прижался к обнявшему его прадеду. – За проступок, глупость, ошибку должна последовать расплата, – продолжилась прерванная лекция. – Если ты снова туда полезешь, я тебя снова высеку. Сюзерен предъявляет счет, вассал расплачивается. Ты не должен ждать помилования. Ты должен искать возможность заплатить по счету. Это ясно? Между тем под окном Северус внимательно прислушивается к происходящему. Наверно, Гарри кивает. Потому что слышно, как мирно переговариваются два голоса, но очень тихо, слов не разобрать... Северус облегченно вздыхает. Зря он подозревал деда. Мальчик не обиделся. И не пострадал. Лорд знает, что он делает. Это сгоряча Северусу мерещились первые его наказания в статусе Наследника. Во-первых, пятилетний малыш это не девятилетний пацан; само собой, дед учитывает эту разницу. К тому же, Десимус тогда явно принимал во внимание, что Сев был привычен к силовым воздействиям, после Тобиаса-то. Да и, вероятно, необходимо было сразу показать новичку его место в новой реальности. Парню с рабочих окраин трудно давались некоторые стороны аристократического поведения. Северус улыбнулся, вспоминая себя в то время. Для Гарри всё по-другому, он – плоть от плоти здешнего имения, дух Принц-манора ему прививать не надобно, он дышит им с младенчества. Северус благодарен судьбе за деда. И за маму, веселую и счастливую. И за сына! Поэтому у него есть, зачем жить. Несмотря на не проходящую боль – Лили. А он и не пытается избавиться от этой боли: за всё надо платить.***
– Откуда ты знал, что он захочет, чтобы я ушел? – Ты же его отец. Порка для ребенка это глубоко интимное действие из ряда крайне неприятных и очень смущающих. Дети не любят, чтобы родители присутствовали при этом. Ну, допустим, как клизма. Или осмотр у гинеколога. Если это делает врач, то неприятно, но переносимо. Просто мерзкая процедура. Но если мама или папа... Даже если будут только смотреть... и тем более принимать в таком участие… Процедура становится запредельно стыдной. Детям не знакомо понятие педофилии, но на уровне инстинкта они ощущают все подобные действия как инцест, причем инцест с извращениями. – Люциус порет Драко. – И это нехорошо. От этого страдает психика и личность мальчика. Он воспринимает ситуацию как непереносимую, но вынужден в ней участвовать. Правильно было бы, чтобы его порол Абраксас. Абраксас зря делегировал свою обязанность. – А когда Абраксас порол Люциуса?.. Он его отец. – Он его Лорд. Хоть и отец. Это все же воспринимается иначе. И порождает иные последствия. – Но рациональное зерно в идеях либералов есть. Используя свою власть, чтобы поставить другого в унизительное положение и причинить ему при этом боль, трудно ожидать, что в нем воспитается достоинство, – упрямо возразил Северус. – Но ведь воспитывалось. Веками. Ты сам признаешь, когда говоришь про флот и армию. – Я думаю, что это вопреки. Если ты сам, "добровольно" ложишься под розги, ты можешь умирать от унижения, а можешь превратить это в демонстрацию мужества. Если нет физического выбора, то приходится делать выбор духовный. Либо перестаешь уважать себя и начинаешь ненавидеть того, кто тебя принуждает быть ничтожеством, понимая, что гордость твою сломали. Либо доказываешь себе, что гордость в умении презирать страх и боль и в усмешке в лицо стыду. И показываешь, что ты выше всего этого, что подчиняешься, не потому что вынужден, а потому что готов доказывать всему миру свой форс и свою стойкость. Всё это еще Гамлет высказал: "Достойно ль смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье?" Вот и решаешь для себя, в чем искать достоинство. Когда ты бессилен и не можешь противопоставить насилию над собой ничего кроме гордости, то гордость вырастает сверх всякой меры. А британские традиции тебе подсказывают, что именно высокомерие ты и должен пестовать в себе, а не "христианское смирение", – усмехнулся Северус. Начав разговор с позиции отца, он как-то невольно сместился к восприятию темы с точки зрения воспитанника Лорда. Болезненно острому восприятию. – Вообще-то я согласен с либералами. Не ожидал от меня? Для внешнего мира я считаю физические наказания детей атавизмом. Не с педагогической, а с юридической точки зрения. Сто лет назад пороли солдат и заключенных. Право мужа наказывать жену считается нормальным лишь в замшелых культурах. Пройдет еще лет сто и телесные наказания детей станут немыслимы. Ведь по факту у обычных родителей нет основания для правовой власти над детьми, в отличие от аристократов. Хотя магловская аристократия уже почти фикция. Право сильного – это другое. Оно досталось нам от таких древних предков, что уж точно атавизм. Да, и садизм – он всегда будет. От садистов никуда не денешься. Те, кто любят издеваться над беззащитными, всегда найдутся – родители, учителя, старшие дети в семье и на детской площадке, мужья, а иногда жены, начальники, сержанты и старослужащие в армии, надзиратели... Но по большей части уже сегодня они действуют противозаконно. А вот представление, что ребенка можно наказывать, потому что он ТВОЙ… Родители еще воображают, что дети принадлежат им, хотя это не так. История уже лишила их права владения, но пока не отняла права временного пользования, то есть дети у родителей вроде как в аренде. Сегодня никто из них, будучи в своем уме, не может всерьез сказать: "Я тебя породил, я тебя и убью", как в русском романе. Или как Маттео Фальконе, считающий достаточным основанием своего права застрелить ребенка: "Я его отец!" Взрослые по инерции думают, что дети их собственность. Серваж очень медленно выветривается из голов маглов, словно еще не прошли времена, когда дети автоматически становились подвассальны родителям, основной задачей которых было передать выдрессированных отпрысков своим феодалам. Мир просто еще не осознал до конца, что одни люди не могут принадлежать другим. Память поколений, еще не изжившая этот серваж в душах маглов, стирается еле-еле. И дети ее последние заложники. Действительно умудрившись удивить Северуса, Десимус продолжил насмешливо и жестко. – Совсем другое у нас. Я имею полное право наказывать тебя или Гарри. Не по праву старшего родственника, а по праву сюзерена, поскольку вы находитесь от меня в полной вассальной зависимости, подтвержденной Кровной Магией. Сюзерен магического мира в своих решениях ограничен только Магией и отвечает только перед Магией. Я не Людовик XIV и на самом деле могу заявить: "Принц-манор – это я". Мое право казнить и миловать не просто абсолютно, как это было юридически и фактически у маглов в Средневековье, но и магически закреплено. Но, само собой, суть вассальной зависимости не в том, чтобы безропотно подвергаться репрессиям. Это всего лишь мелкий нюанс подобной связи. – И мне все равно трудно принять то, что ты высек Гарри. – Я ведь не выглядел грозно и ужасающе, он должен был воспринять порку не как крушение устоявшегося мира или падение на него кары небесной, а всего лишь как необходимый ритуал. По-моему, всё получилось. И на первый раз я очень слабо его ударял. Больше было страха, чем боли. А ты привыкай. Северус возмущенно вскинулся. – Ты собираешься это часто устраивать? – Обязательно, – ехидно улыбнулся дед. – Во-первых, чтобы учить его терпению, выдержке, смиряться с форс-мажором и держать удар, уроки надо повторять. Я в любом случае нашел бы повод. Во-вторых, у Гарри бедовый характер. В отличие от тебя. Неужели ты думаешь, что это его последнее озорство? И не волнуйся ты так. Для него не будет стресса. Психологические проблемы детей, которых наказывают, в нынешнее время появились оттого, что телесные наказания перестали быть нормой в обществе в целом, перестали быть всеобщей практикой. Когда ребенок более всего нуждается в чувстве защищенности, порка может как раз показать, что он в своей семье лишен возможности удовлетворить эту базовую потребность. И это может вызвать замешательство и потерянность маленького существа в огромном враждебном мире. В итоге – трусливое подобострастие или силовая агрессия – подсознательный выбор его жизненной стратегии. Но это касается именно нынешнего магловского мира, где разрушена система вассалитета. У нас такой проблемы нет. Гарри знает, что я имею право и силу наказать любого подданного, в том числе тебя, и он не уверен, что я этого не делаю наедине. Во всяком случае, он не сомневается, что я это сделаю, если посчитаю полезным. Конечно, Гарри слегка растерялся и был испуган неизвестностью предстоящего действа. Но в нем было больше не этого, а готовности и желания доказать свою преданность сюзерену, идя "на муки и жертвы". Я готовил его к этой порке весь последний год, исподволь внушая желание продемонстрировать смелость и стойкость. Он боялся, но он ждал ее. Я даже думаю, что такая выходка была не случайной. Он меня спровоцировал намеренно, не то чтобы осознанно, но подсознательно поторопил события. Устал опасаться. И он уже ждет следующую. Гарри хочет похвастаться, какой он сильный и что он не испугался первой экзекуции. А я буду крайне аккуратен: при любых испытаниях отваги и мужества умение взять себя в руки именно на пороге второго раза всё и решает.***
Дед не ошибся. Не прошло и месяца, как мальчика пришлось снимать с обломавшейся верхушки старого высохшего дуба, на который лазить категорически запретили. – Тебе мало остальных деревьев, их вокруг сотни и сотни? – спросил лорд исцарапанного пацана. – Ну, идем в кабинет. Если не доходит до головы, будем вразумлять через иное место. Порки случались каждые три-четыре месяца. То Гарри нужно покататься на коньках по еще не вставшему льду на озере. То наследник вообразил себя берейтором и попытался вскочить на необъезженную лошадь. То влез в барсучью нору... Как правило, сначала ранения надо было залечить. Потом дед проводил разъяснительную работу, после чего мальчика ждали розги. Однажды прадед высек Гарри за слово "грязнокровка". Слово, сказанное не в чей-то адрес, а просто в разговоре, слово, повторенное за кем-то из друзей. Услышав, лорд поменялся в лице и огорченно подумал, что ситуация повторяется: что отец, что сын – просто копия. Северус принес это слово из Хогвартса. И это был единственный раз, когда после порки дед оставил мальчика стоять в углу со спущенными штанами. Велев думать и благодарить Мерлина, что слово было сказано о человеке за глаза, а не ему в лицо. – Я не знал, что это неприличное слово, – попытался объясниться Гарри. – А ты когда-нибудь слышал, чтобы хоть кто-то в Принц-маноре, я уже не говорю о себе или Северусе, употреблял его? – Нет. Но я же не знал! Я бы никогда... – Если не знаешь, спроси: "Дед, что это обозначает?" Разве я когда-нибудь отказывал тебе в информации? – Я виноват. Ты много раз предупреждал, что нельзя употреблять слова, если не знаешь их точного смысла. Я говорил, не думая, – огорченно вздохнул мальчик. – Вот теперь ты правильно понимаешь, за что будешь наказан. Но давай сначала закончим с пресловутым словом. Кого так называют? – Я думаю, маглорожденных. Да? – Да. Иногда и полукровок, как твой Баг. В каком случае? – Когда хотят сказать о них плохим словом. Да? Если хотят унизить их за то, что они такие, или оскорбить, – мальчишке вдруг стало стыдно, и он почувствовал себя очень неуютно. Лорд много раз объяснял, что нельзя презирать кого-то не за его поступки, а за отличительные признаки. Гарри представил себе, как мог ненароком обидеть кого-нибудь из жителей манора. – Кровь не может быть грязной, Гарри. Биологически кровь может отличаться только группой. Кровь может быть зараженной – но это не грязь, это признак болезни. Есть понятие "чистокровный": чистокровный волшебник, чистокровный англичанин... это обозначает, что среди его предков, кроме таких, не было иных представителей. Но, во-первых, это маловероятно, во-вторых, кровь имеет отношение к ДНК ровно столько же, сколько и любая другая часть организма, в-третьих, генетически неполезно. Спроси любого фермера. А уж кичиться этим – нелепо. Предками стоит гордиться только за их деяния, а не за то, что дедушка женился на своей кузине. Разве что по большой любви... Наверняка ты слышал, как говорят: голубая кровь. Слышал? Вот. Знаешь откуда это? Нет? Вспомни руки Нарциссы с белой нежной кожей и просвечивающими голубыми венками. Не то что грубые загорелые руки каких-нибудь ремесленников или крестьян. Когда появилось такое выражение, времена воинов-рыцарей уже прошли, а времена увлечения спортом еще не наступили, и у многих вельмож были холеные изнеженные руки. Ну и, конечно, ты знаешь максиму: "Мы с тобой одной крови – ты и я!" Но я уверен, что тут ты понимаешь, что это не о крови, а о духовном родстве. – А Кровная Магия? – А Кровная Магия так называется потому, что в ритуалы обязательным компонентом входит кровь как идентификационный материал, так как кровь постоянно рождается в костном мозге. Магия вылавливает свежие кровяные тельца, чтобы определить или подтвердить твою личность. – Я всё понял. Я заслужил наказание. – Ну и молодец. Ложись – закрепим урок. А вот в своем поведении Гарри куда мягче отца. И в его интонациях, и в движениях сквозит не только признание власти своего Лорда, но и вера в его правоту и справедливость. Северус, будучи подростком, мог произносить те же слова, но при этом вскинулся бы, гордо задрав голову и всем своим видом демонстрируя, что в сочувствии и снисхождении не нуждается. Ну и сечь его приходилось суровее: сквозь свою гордыню он вообще умудрялся не чувствовать начальных ударов.***
Десимус был уверен в необходимости пороть мальчишек: "Детям влетает всегда и везде. Во всем мире ремни, розги и палки идут в ход в процессе воспитания, и протесты гуманистов пока пропадают втуне, хотя звучат достаточно убедительно для тех, кто хочет услышать. Что уж говорить о магическом мире, где Магия Крови освящает права Главы Рода. И ведь совсем недавно, не далее как в прошлом веке, пороли не только детей, и никого это не смущало". Ну а в Британии порка вообще считалась общепризнанной глубоко почитаемой национальной традицией. Пороли ремесленники своих чад и подмастерьев, пороли школьников учителя в школах, пороли учеников престижного Итона, пороли принцев в королевской семье... Лорда можно было бы даже считать либералом в этом вопросе. И сила ударов, и их количество росли постепенно. Он никогда не решал заранее, сколько их будет, а внимательно следил за состоянием подопечного. Лорд всегда доводил до момента, когда следующий стежок мог бы заставить наследника закричать, забиться или вскочить, но ни разу не перешагнул эту грань. Задача ребенка научиться стойкости, а не потерять уверенность в себе. А опыт у Десимуса был не хуже, чем у мастера заплечных дел. Как-никак третье поколение на воспитании... Не считая прочих подданных. Десимус научил Гарри тому, чему очень редко учат детей, а мальчиков зачастую и отучивают, если обнаруживают в них эмоциональную открытость. Прадед же просто подсказал разделять формально-ритуальную речь и откровенно-задушевные беседы. А научил он Гарри внимательно заглядывать в себя, вникать в свои желания, неясные побуждения, подтолкнувшие к ним впечатления, замечать все свои даже едва промелькнувшие ощущения, эмоции и чувства, никогда не отмахиваться от них, не стараться обмануть самого себя, не прятаться от себя настоящего за ролью сдержанного "оловянного солдатика". И всегда доверчиво и свободно говорить обо всех движениях души с прадедом. И уметь при необходимости переходить на официально-ритуальные фразы, "опуская забрало". В том числе в ситуациях выговоров и наказаний. Гарри совсем не пугался такого Лорда, всего из себя казенно-уставного, а вытягивался во фрунт, строго следуя заведенным обрядам, внутри же поднимался на крыльях воспарившего духа, гордясь верой в него Сюзерена, превращаясь внешне в безупречного Наследника и Воина. Десимус очень много сил отдавал этому, больше, чем всем наукам – научить ребенка чуткости, рефлексии, эмпатии, открытости, с одной стороны, и умению закрываться, выдержке, демонстрации надменности или равнодушного спокойствия, с другой. И, разумеется, понимать, когда от него требуется то или другое. А главное, Десимус точно знал, что этому обучению нет конца. Начав с первых дней пребывания Гарри в Принц-маноре, он отлично отдавал себе отчет, что находится в самом начале пути, и вызвать, а потом сохранить душевную привязанность, не оттолкнув однажды от себя мальчишку – задача уже собственно его, Лорда, чуткости и эмпатии. Выговаривая Гарри за один из проступков, в ответ на вопрос: "И почему тебе приходят в голову такие нелепые идеи, за которые тебе же потом приходится расплачиваться?", лорд услышал: "Человек может делать то, что он желает, но не может желать, что ему желать, как сказал Шопенгауэр". – Вот и обучай наследника философии, – рассмеялся Десимус и не стал наказывать правнука.***
Каким образом мальчишки способны придумать каждый раз новую шалость? Гарри и его друзья были довольно взрослыми, лет девяти, когда очередная проказа чуть не закончилась трагически. Засовывать друг друга головой в бочку с водой и придерживать его там, пока товарищ пытается вывернуться физически и магически, им казалось очень весело, пока Тео вдруг не перестал трепыхаться. Кто-то пытался делать искусственное дыхание, кто-то награждал Нотта Энервейтом, кто-то беспомощно плакал... Гарри в отчаянии призвал деда и домовиков... Направленный Энервейт лорда в район голосовой щели, чары вывода воды из дыхательных путей, Анапнео и чары облегчения дыхания сразу дали результат, который не давался неопытным волшебникам. А Принц резко выговорил: "Благодарите Мерлина и Моргану!" Быстрый допрос выявил историю приключения, и Лорд Принц пригласил в манор магическим вызовом опекунов всех отроков. После недолгого разбирательства и обсуждения хмурый Лорд приказал домовикам установить во дворе шесть скамеек для порки с фиксирующими путами. Мальчишки с ужасом переглядывались друг с другом, но ни один не осмелился воспротивиться приказу полностью раздеться и лечь на лавку. Дружные крики, стоны и завывания привязанных детей не разжалобили экзекуторов, и парни были выпороты до кровоточащих ссадин. А Гарри впервые не нужно было думать о неподвижности и считать вслух удары, но впервые в старании терпеть и молчать пришлось выложиться до потемнения в глазах и поплывшего восприятия действительности. Причем досталось ему больше, чем прочим. Его порка продолжалась, когда родичи всех остальных ребят уже бросили розги. Только когда мальчик потерял сознание, лорды сочли себя удовлетворенными.***
Когда прошла лихорадка и Гарри пошел на поправку, суровый и неприступный вид прадеда, расстроенное и сердитое лицо Северуса, огорченная и обеспокоенная суета Эйлин повергли его в уныние сильнее перенесенных страданий. – Простите меня, – несчастным голосом проговорил мальчик. – Если нужно, можно меня еще... Только не сердитесь. Па-ап? – Не говори чушь, – возмутился Северус. – Я сержусь не на тебя, а на деда. За то, что он посмел довести тебя до болезни. И мне не удавалось тебя быстро вылечить. – Все уже нормально. Я хорошо себя чувствую. Мой Лорд? – вопросительно посмотрел мальчик на прадеда. – Вы достойно вели себя. Но я вынужден был наказать вас сильнее, чем ваших товарищей. Вы были хозяином и несли ответственность за гостей. Если вы в обиде на меня... – Дедушка! Все хорошо. Я понимаю. Все правильно. Пожалуйста... Лорд улыбнулся и потрепал наследника по голове: – Эх, Гарри, Гарри... Что ж ты никак не утихомиришься? Но отвечать за свои поступки ты умеешь. – А товарищей ко мне еще будут пускать? – Будут. Инцидент полностью исчерпан. – Хорошо, – Гарри устало откинулся на подушки. От следов наказания его давно избавили. Но слабость еще присутствовала. На следующий день, открыв глаза, он увидел удрученного отца, сидевшего около его постели и державшего в руке ладошку сына. – Папа!.. – Гарри! – взгляд Северуса ловил в глазах мальчика отголоски боли и постепенно смягчался, не находя их. – Это было слишком сурово! – Нет. Не сердись на деда, пожалуйста! Хорошо, что он меня так... Я был страшно виноват. Если бы Тео умер, я бы не простил себе. И Северус в отчаянии прижал к себе сына, нежно и крепко обнимая его, узнавая в нем себя. – Папа... А я молчал. До самого конца. – Я горжусь тобой! – и, увидев благодарно-польщенный взгляд сына, Северус подавил неуместный вздох и вместо этого ободряюще улыбнулся.***
– Ну и как ты этого добиваешься? Гарри считает нормальным, что ты засек его до потери сознания! – Человек не может прожить, не столкнувшись с насилием, унижением, форс-мажорными обстоятельствами... Я уверен, что мои действия – нечто вроде прививки. Главное убедить ребенка, что я действую в его интересах. Не словами, а влияя на его подсознание. Убедить, что я научу его быть сильным и способным преодолеть любые невзгоды. И сохранить себя как личность в любой беде, – Лорд не сомневался в своей правоте. – Если наследник мне не верит, лучше и не начинать. – Со мной было иначе? – Формально – иначе. Я не мог бы рассчитывать на твое доверие к незнакомцу и не мог потратить время, чтобы сначала завоевать его. Я твое доверие купил. Своим доверием к тебе как к равной договаривающейся стороне. Мы заключили договор – всемогущий Лорд и девятилетний мальчик. Я не нарушал взятых на себя обязательств ни в малейших мелочах. И ты честно придерживался своей стороны договора. В том числе ложился под розги, когда я говорил, что это нужно. Действительно, просто. Вот, скажем, Сев никак не мог отказаться от крепких словечек, которыми жители Коукворта перемежали свою речь надо не надо. И Эйлин, вероятно, приучилась там. По меньшей мере она ни разу не сказала сыну, что так говорить не хорошо. – Пойди вымой рот с мылом. – Уже. Дед посмеивается: Северус безупречен в исполнении всех оговоренных условий. – Я понимаю, что вам трудно сразу избавиться от многолетней привычки. Я знаю, что вы стараетесь и постепенно очистите вашу речь. Но на данный момент мы имеем то, что имеем. Я запретил вам использовать обсценную лексику . Невыполнение приказа влечет за собой наказание. Извольте... Дед даже не говорил, что воспоминания о прописанных на теле уроках будут помогать вовремя заткнуться. Это Сев обнаружил сам, и сам, усмехаясь, старался увязать в мозгу одно с другим, вырабатывая условный рефлекс. Нет, право же, слетевшее с губ слово не стоило предстоящего испытания. У деда не было градаций. Если он считал, что воспитанник заслужил порку, то порол всегда одинаково – пока не начинал неудержимо срываться или дрожать голос, считающий удары. При этом вкус мыла во рту весьма освежал ощущения. А гордость не позволяла сдаться раньше времени. И наконец звучало освобождающее: "Можете подниматься. Вы мужественно рассчитались за свой проступок". Северус старается не морщиться. – Тебе помочь смазать кожу? – Нет, я сам справлюсь. Дед улыбается. – Мужчина!!! Я горжусь тобой. Ты настоящий Принц. Стойкий и бескомпромиссный. Подросток пока не привык и немного смущается от комплиментов, но ему приятно, что дед восхищается им – он же видит этот восхищенный дедов взгляд. Могло бы показаться странным, но Северус никогда не обижался на Лорда, при вступлении в Род приняв для себя как должное, что розги станут нормой его существования. Напротив, его удивляло, что лорд порол его реже, чем мог бы. А лорд с восторгом наблюдал – до чего же гордый мальчишка ему достался! Чем дольше продолжалась порка, тем длиннее становились паузы между ударом и счетом. Парень восстанавливал дыхание, чтобы число прозвучало твердо. В конце концов речь всё же сбивалась, но держался Северус до последнего. А Лорд, подводя к грани, тренировал силу воли Наследника. Причем считал, что учиться не сдаваться необходимо именно в такой, болезненной для достоинства обстановке – кто знает, в насколько унизительное положение может поставить человека жизнь. Главное, чтобы мальчик верил, что всё правильно.***
Гарри было десять, когда он потащил прадеда с собой на бригантину. Ему очень сильно надо было что-то показать. Перед походом он переоделся в белые брюки и рубаху – такова была форма юнги. На корабле Гарри приветствовал всех как старших. Но, а Лорда естественно приветствовали моряки как своего сеньора. На шканцах поставили два кресла для лорда и капитана и столик с угощениями. Гарри спросил у капитана можно ли ему показать Лорду прыжок и получил разрешение. Скинув с себя одежду, он понесся к борту, ловко перелетел на наружную сторону вант и быстро полез вверх. – Гарри поднимается к фор-марса-рею , – комментировал капитан. – Он цепляется за рей и идет по пертам к ноку рея. Десимус старался держать себя в руках, хотя сердце каким-то неведомым анатомии способом ухнуло в пятки и теперь стучало в горле, перекрывая дыхание. Добравшись до конца рея, мальчишка влез на него. Тоненькая фигурка выпрямилась, помахала деду рукой и ласточкой сиганула оттуда. А потом мальчишка поплыл к дальнему берегу. – Вы не волнуйтесь! – успокаивал капитан. – Гарри лазает, как обезьяна, и плавает, как дельфин. Выглядит для неподготовленного человека страшновато, но край рея выходит за пределы борта, так что в любом случае он полетел бы в воду. Десимусу хотелось спросить, а что если бы мальчишка запутался в этих "веревках" и повис бы там. Но сжал зубы, натянуто улыбнулся и спрашивать не стал, не подвергая сомнению ни профессионализм капитана, ни мастерство Гарри. – Я отлично помню, что за благополучие Наследника отвечаю головой, – усмехнулся капитан. – Ему ни одного шага не позволялось сделать самостоятельно, пока он с блеском не отработает его исполнение под руководством опытных матросов. А что-то опасное, пусть и заманчивое, запрещено категорически. За попытку однажды пройти прямо по рею он отхватил поглаживание кошками. Вы же не против? – спохватился капитан. – На "Русалке" Гарри "числится" юнгой, а на корабле должна быть жесткая дисциплина. – А Гарри знал заранее, что может познакомиться с кошкой, мистер Смит? – Конечно. Мы с самого начала договорились: либо он хозяин и пассажир, либо юнга и подчиняется всем правилам. Ну, на деле, разумеется, к нему не относятся как к настоящему юнге. Однако, пока он на борту, в какой-то мере приближенно к реальности. – Во всех играх есть правила. В шахматах съедают фигуры, в футболе бьют пенальти. Если наследник знает правила игры в юнгу и готов по ним играть... Нет. Я не против. Думаю, ваши люди не перестараются. – Ни в коем случае. Всё с учетом возраста. И кошки у нас без коготков – не те, что в старину. Да и у Гарри всегда есть возможность прервать игру, как вы это назвали. Хотя обязан отдать должное – аристократы терпеть умеют. Кстати, кажется, он наплавался. Собеседники давно уже переместились к борту, чтобы наблюдать за заплывом, и теперь стояли, опираясь на планшир . Гарри подплыл к кораблику и ловко полез вверх по штенкелю с мусингами . Это кто другой мог думать, что морские термины Десимусу не знакомы. Если наследник развлекается, изучая корабельную науку, то наименьшее, что может сделать его лорд, это выучить язык, на котором тот говорит. – Господин капитан, разрешите обратиться к Лорду Принцу. – Разрешаю. – Дед! Ты всё видел?! – восторженно запрыгал мальчишка, разрушая официальную торжественность предыдущей тирады. – Тебе понравилось?! Десимус широко улыбнулся, взъерошил правнуку волосы и крепко обнял мокрого пацана. – Я в шоке! Ты меня поразил и восхитил. Хорош! Мне очень понравилось! Ты так ловко со всем этим управляешься, – лорд повел рукой в сторону мачты, – и так красиво и бесстрашно прыгаешь! Еще один повод гордиться тобой. Ты самый лучший! Я очень тебя люблю! – добавил прадед. *** С восьми лет Гарри занимался с учителем фехтования. И на шпагах, и на саблях, и на кортиках. Понятно, что никто не собирался делать из ребенка мастера ножевого боя. Но навыки фехтования лучше всего другого тренируют управление телом и кистью одновременно, что весьма полезно в боевой магии. И в то же время эти занятия очень нравятся мальчишкам. Начиналось все с легкого тренировочного оружия, постепенно двигаясь к настоящему. И увлечение Гарри было неподдельным, хотя тренировки оставляли на теле мелкие раны и совсем немалые синяки. Впрочем, синяки являлись следствием чуть ли не большей половины развлечений наследника, начиная от падений с лошади и кончая ударами в каратэ. Друзья часто приходили к Гарри, и мальчишки с упоением делились друг с другом "боевым" опытом. Показывая, кто чему обучался, и перенимая кое-что у приятелей. К одиннадцати годам, когда юным волшебникам приходило письмо из Хогвартса, школы, где им предстояло учиться, дети из семей магов, как правило, были хорошо развиты физически и интеллектуально и довольно неплохо владели магией. Ведь их обучали с рождения.