Ужас какие некоторые люди (ШОН) пошлые
22 марта 2024 г. в 14:38
Пьяный вечер шёл хорошенько, разгульненко, как Шону нравилось — он заваливался на не менее пьяную, чем он, Карен, и громко сопел, похотливо пыхтел. Ангельские локоны, цвета нежного утреннего солнца щекотали его обветренную щёку, а нос, утопая в них, в том числе и тонул в сладком аромате, каких-то крутых духо́в.
— Отвали Шон, — прорычала Джонс пихая парня под бок. — В двух словах: иди нах!
— Я куда угодно пойду, только бы, в объятиях твои-и-их, — гнусно гнусавил Шон и лизнул даму сердца в щёку. Она недовольно кряхнула, он сладострастно замычал, как будто бы они были, на ферме похоти, где Карен была, и утка и сторожевая собака не позволяющая, насладиться нежной утятиной, а Шон был, как пошлый бык. — Давай, я знаю как тебя это заводит… Не меньше чем меня! Даже больше… Хехехех.
— Ты совсем дебил? — несмотря на свои слова Карен, начала расстёгивать штаны Шона. — Ну ладно если ты по-другому никак, не отстанешь…
Было очевидно что, еле ворочающая пьяным языком, красотка тоже искала близости к телу рыжего удальца. Её пальцы проникли, в штаны Шона и нашли там… что-то не очень большое. Ничего нового, как она с кривой усмешкой подумала, начиная пофигистические, но всё же, не грубые ласки.
Пьяный, примерно на её наивысшем уровне пьянства Шон, застонал на всю палатку призывно раздвинув колени. Ему было хорошо, легко, в голове его опустело, и почему-то вместо мягких пальцев представились совсем иные, слегка загрубевшие, от тяжёлой работы, но очень заботливые, куда более чем у Карен, и вместо пышной груди в которую Шон падал носом из раза в раз, представилась плоская грудь, слегка мускулистая от всё той же работы и часто вздымающаяся от милой какой-то нервности, и длинный нос вместо краткого, и глаза большие, трезвые, внимательные и в общем-то скорее являющиеся глазками.
— К… Крн… — проскрипел Шон.
— Что даже имя моё, проговорить не можешь? — девушка хмыкнула.
— Кира-а-ан… — простонал Шон ещё и хрипя, и рука на его члене замерла словно, вероломная сука. — Эй, ты чего это?
— Нет, это ТЫ чего, чёрт тебя побери, — Карен встала со спальника и двинулась, к выходу из палатки. — Ты совсем наклюкался, Шон. Никого уже не различаешь, да? Чучело блядское!
— А чего я такого сказал?
— Ты меня назвал Кираном, — девушка фыркнула намахивая на плечи, шаль чтобы не заёжиться от ветра снаружи. Мудро весьма! — И либо тебе время от времени Даффи подрачивает, либо ты совсем уже… ТОГО, а?
Покрутив пальцем у виска Карен с новой руганью вышла не задёрнув чёртов полог. МакГуайр в полном недоумении замер. О чём эта речь? Ну оговорился, подумаешь, имена-то похожие, тут родители виноваты, оригинальность надо иметь! Хотя всё-таки как ни крути их, одно имя женское, другое ирландское. Да так Шон наш, и остался сидеть со стояком и мыслями об именах, пока не пришлось, взять дело в свои руки. Как назло несмотря на собственное смятение, думая о всё тех же холодного цвета, но тёплых участливых глазах… И конечно, о симпатичном ротике, который то жалуется на что-то, то радуется жизни, и уж точно, отлично бы позаботился о члене Шона!
Сладко, но грустно, поскольку он был, всё-таки один без компании, кончив, МакГуайр решил: а была не была, пойду к этому Кирану, раз уж он мне, испортил задорную ночку.
Шелестнув пологом палатки Шон, вывалился наружу, в прохладу ночную. Было темно, но на небе уже мерцали звёздочки некоторые из которых, затягивали какие-то бледные как облака. От палаток доносились похрапывания да посапки, чутка вдали на заезде в лагерь одиноко дежурил старожил (потому что он всех сторожил!) Хавьер. Майка Белл, этот подлый ублюдок как всегда не спал, сидел за столом закинув на него ноги будто он тут какой-то засра́ный.
— Тут тебе не подставка жулик! — кинул Шон через плечо и пошёл дальше, дальше от лагеря, прочь от места, где его так и не удовлетворили… На десять широких шагов.
Именно там посреди деревьев, в тени большого камня свернувшись как преступная креветка морская спал этот Киран, шляпку под голову подложив как подушку. Уютный и безобиднейший существёнок! У Кирана не было собственной палатки, и он всегда спал на земле в отделении от других, только не был здесь земляком, как если бы, спал где-нибудь в Ирландии. Иногда к нему подходил его конь и ложился рядом, и тогда, Киран с сонной улыбкой клал голову ему на бок запустив пальцы в гриву, и спя, спя, спя… как его жеребёнок. Шон всё это не по наслышке знал, он ведь жутко следил за парнем!
— Кира-а-ан! — Шон потыкал спящего ботинком в бок и тот заворочался, на локте приподнялся. Такой сонный и беззащитный, с глазами мутными, щекой порозовевшей от соприкосновения видимо, с корнем каким на земле через шляпу, как воробышек взъерошенный и безоби…
— Шон! Какого грёбаного чёрта ты творишь?! — зашипел Киран на гадючий лад, так что Шон моментально обиделся. Нахрен грубить тому у кого, и без того ночка не задалась!
— Да бужу я тебя дурак! Бужу потому что ты, а точнее ты в моих мыслях мне всё удовольствие с Карен сорвал, — чтобы показательнее пояснить Шон сорвал с ближнего дерева пригоршню листьев и насыпал сверху на Кирана.
— Боже праведный, я тут вообще при чём? — застонал обессиленный Киран.
— При том, ты дубина маленькая, что я твоим именем назвал девушку! При том, что я думал когда она трогала мой член, о тебе паршивце, — Шон продолжал листопад от которого Киран начал не сразу и лениво, но отбиваться. И покраснел запоздало. Щёки у него стали по цвету как поле маковое.
— Ч-что?! Шон, это… это странно… Мы можем завтра поговорить? Мне очень рано с утра вставать…
— Не-е-ет, теперь я хочу испытать, стоило ли оно того, а то вдруг ты не сможешь удовлетворить меня, и тогда это я идиот замечтался чёрт знает о чём, — Шон всё там стоял и настаивал, а Киран хоть и смущался, но выглядел до того замученным, листьями покрытым и продрогшим, что Шон всё-таки пожалел ублюдка. — Всё, без разговоров идём-ка в мою палатку.
На шатких от сонности ногах Киран поплёлся за Шоном, по счастью для своего же благосостояния не задавая никоих вопросов. В палатке он чуточку размягчал, как прогрелся, зевнул широко, но припрятав зёв в собственное плечо и, следуя тяге Шона улёгся на спальный мешок рядом с ним его подле.
— Я не понимаю что происходит, Шон, но… спасибо, — пробормотал он уютясь. — Ночь сегодня холодная, я рисковал промёрзнуть до костей…
— Ты хочешь меня, — заявил Шон, придвинувшись ближе… и ближе. — Не смей отрицать гнусный нос. Ты ведь знаешь, я эгоист и смотрю на тех кто смотрит на меня, хехе… А ты смотришь на меня постоянно, мой глупый лошадиный друг.
— Угу, — буркнул Киран, всё же улыбаясь и смыкая веки. — Как скажешь… только не выгоняй меня.
Изнурённый тяжёлой работкой и растопленный теплом скрытого от ветра нутра палатки, Киран выглядел умиротворённо как прикорнувший ангел во плоти… Шон расстегнул штаны, и в следующий же миг, в ладони Кирана оказался…
— Хах?! Шон! — вскрикнул опешивший Киран, покраснев и, похоже обидевшись. — Шон, это уже совсем какая-то извини херня…
— Не какая-то, а непревзойдённая, моя! — шустро парировал Шон, тут же сделав самые умоляющие глаза на которые только способен был. — Ну давай, ну пожалуйста, я ведь должен узнать стоило ли того разругаться с Карен! А я буду тебе на это твоё ушко рассказывать, какой ты молодец, хвалить тебя да советовать тебе… как лучше ручкой работать. Давай, Киран, ты ведь теперь в тепле, в мягкости… Просто прижмись ко мне — и вперёд! А то выгнать будет обидно, такого носика. Хехехех.
Киран в недоверии от такой подлости округлил глаза.
— Ну ты и мерзавец, Шон, — вздохнул, но рукой заработал, так осторожно и нежно, что Шон сразу застонал… А ещё раньше чем заработать, так покраснел как застенчиво влюблённая помидорка!
Следующее утро, ирландские парни встретили обвившиеся конечностями, сладко сопящие и усталые будто кони резвые, особенно Шон который, ничего не делал, но утомился от своих бурных эмоций. Киран первый проснулся, потянулся, сел на спальнике и да начал повязывать свой нашеечный платок.
— Куда-а-а? — сквозь огромный зевок спросил Шон недовольно, охвативший его за бедро.
Даффи тихо хихикнул и примирительно клюнул рыжего любовника поцелуем в щёку.
— Прости, у меня дела. Работа по лагерю… Кормёжка лошадей и чистка их копыт, с чего начинается, каждое моё утро.
— А не надо тебе никуда. У тебя теперь работа другая.
— А?
Шон хитро прищурился усмехаясь как пират-проказник.
— Ты теперь у меня в сексуальном рабстве, О’Дрисколл.
— Прости, что?!
— Хехе!
Пареньки завозились, заобнимались, затискались, и когда Киран всё-таки выбрался по делам, из палатки, на лицах каждого играло по улыбке: на губах спешащего к лошадям Кирана, мирно спящего Шона… Всего две улыбки — и сколько же в них понимания и любви!