You are my special, we are special

Сатору обожал сладкое. Сколько помнит себя, всегда отдавал предпочтение чему-нибудь со сливками, посыпанными сахарной пудрой. А если еще и красная ягодка сверху вроде спелой вишни, то Годжо был готов отдать все свое состояние, но заполучить это пирожное. Обязательно с вишенкой! Еще Годжо обожал разные газировки. Популярную «кока-колу» или «пепси», а вот его друг, Гето Сугуру, всегда выбирал что-то наподобие напитка «спрайта». Годжо не особо любил его, но все равно каждый раз брал две одинаковые баночки с автомата поодаль магического колледжа. — Держи, — блондин протягивает прохладную жестяную банку другу, ярко улыбаясь. Тот, как всегда, слегка прищуриваясь, одаривает Сатору мягкой улыбкой и принимает протянутую ему баночку. — Спасибо, Сатору. — Будешь должен, — коротко хихикает тот и садится рядом, с легким звуком шипения, открывая напиток. Недавно у них была тяжелая миссия, но вдвоем они управились довольно быстро — как и всегда — и сейчас могли позволить себе недолгий отдых с охлаждающими сладкими газировками. Такие минуты безмерно ценились всеми студентами магического колледжа без исключения. Хотя, наверное, обыкновенные студенты Японии также радовались долгожданным ланчам и перерывам меж долгих и бесконечных пар. — Сугуру, — говорит Годжо, поставив банку рядом с собой, — когда мы закончим колледж, то поедем отдыхать куда-нибудь заграницу. Гето тихо смеется, отпивая шипящую газировку. — Банкуешь? — Хм-м, а что, не уверен во мне? — Годжо сдвигает одним указательным пальцем свои темные очки с переносицы чуть ниже и с вызовом в глазах смотрит на темноволосого, — Думаешь, не сумею заработать столько за это время? — Ни чуть, — отвечает Сугуру, все также мягко улыбаясь. Уголки губ Годжо сами невольно тянутся наверх, лишь при одном взгляде на лицо Гето, — но наш выпуск довольно скоро, успеешь ли ты? — Помни, я — Годжо Сатору, из величайшего клана Годжо, я уже родился с биткоином в руках! Шатен склонил голову набок с хитрой улыбкой, опираясь о сложенный кулак. — Хорошо, тогда мне уже собирать чемодан в наш отпуск? — Да, еще и Сёко не забудь предупредить об отъезде, — Сатору поправляет очки обратно, глядя куда-то вдаль. — Еще и ей все оплатишь? — удивляется Гето, отпивая оставшийся напиток. — Э, я что, дед мороз вам? — светлая бровь раздраженно вскакивает вверх, — Максимум тебе, и только по той причине, что ты мне тот батончик купил недавно. — Понятненько, — Сугуру вновь смеется, — алчный ты человек, Сатору. — Ну-ка, попроще со словами! Гето смеется, а Годжо подхватывает его, и хохочет вместе с ним чуть ли не до боли в животе. Признаться честно, Сатору сейчас сидел со своим самым дорогим и близким ему человеком. Он и не помнит толком, как они познакомились, но ярко помнит одно — подружились они сразу и не отлипают друг от друга с того самого момента. Годжо никого не признавал равным по статусу себе. Довольно высокомерно и по-детски, но он являлся сильнейшим с самого рождения, и это факт. Никто никогда не опровергал его и даже не смел заявлять об обратном. Бывало, появлялись на пути не знающие шестерки, но они в миг схватывали, кто перед ними стоит, лишь почувствовав одну ауру. Но Гето Сугуру не такой. Годжо стал доверять ему сразу. Сам не понимал почему, но с этим человеком ему было спокойно и хорошо, вся жизнь ощущалась легче и проще. Когда Сатору весело, Гето смеется вместе с ним, когда Сатору грустно и одиноко, то друг обязательно поддержит его несмотря ни на что. Он мог долго молчать, ничего не говорить, не нарушать правила тишины, чтобы Сатору мог принять какие-то решения у себя в голове. Одним своим тихим присутствием Гето дарил Сатору столько, сколько не дарил никто. Но однажды произошло кое-что очень страшное. Рико Аманай — открытая и дерзкая девчонка, что должна была стать новым вместилищем звёзд для слияния с Тенгеном, девочка, у которой на плечах лежала огромная ноша, от которой нельзя было так просто отречься. С рождения ее предназначение являлось таковым, и иначе быть не могло. Жизнь без выбора — самая худшая жизнь. Сатору и Сугуру поняли цель миссии; они должны были провести обряд самого «слияния». Оба знали, что это все значит, что девочка уйдет из жизни, точнее из ее всеобщего понимания, что станет той, кто будет нести это ношу уже не на своих хрупких плечиках в белой рубашке с синим воротником, а в собственных крепких руках, держа громадные барьеры, защищающие земли от опасных и незваных существ. Было довольно занятно и даже забавно таскать на руках эту маленькую оборванку, что постоянно брыкалась и громко верещала Годжо в ухо все свои недовольства. Сатору также часто вспоминает те моменты, как они все вместе отдыхали на берегу теплого бирюзового моря, как вместе плавали на каноэ, а после завороженно наблюдали за прозрачно голубыми медузами в огромном, во всю стену аквариуме. Все для того, чтобы подарить девочке последние дни радости с самой обычной повседневностью, дабы ее душа хотя бы сейчас наполнилась приятными эмоциями от уведенных пейзажей. Через пару дней Аманай не стало. Кажется, именно в тот момент все и подкосилось. Годжо было плевать на то, что он тогда чуть не умер в бою с Фушигуро Тоджи, также было и плевать на то, что он немного сошел с ума. Он действительно плохо помнит то короткое мгновение, когда на его руках висел уже труп Рико, накрытый белоснежной простыней. Звонкие аплодисменты эхом разлетались по огромному залу, а Годжо перед собой видит лишь пустоту. И только силуэт Гето мелькал в ней размыто. — Сугуру, может мне их всех убить? Скорее всего, нынешний я ничего не почувствую. — он смотрел в одну точку, не поднимая стеклянных глаз на друга. Все морали и принципы словно в одночасье перевернулись с ног на голову, скакали подобно маленьким обезумевшим кроликам в лесу. — Нет, это бессмысленно. — также сухо отвечает ему Гето. Сёко подлатала его раны, хотя пару часов назад он валялся где-то под обломками здания. Сатору шагает вперед, вынося тело из помещения и вдруг останавливается. — Бессмысленно? А смысл точно нужен? — спрашивает он, сжимая пальцами простынь. — Без него никак. — проговаривает Гето потерянно, — Особенно нам, магам. Годжо недолго постоял в дверном проеме, а затем снова направился к выходу. С тех пор Сатору действительно стал искать во всем смысл. Ему было невероятно тяжело, но он держался. Держался, как мог. Ведь так сказал Сугуру, человек, которому он всецелостно доверял всего себя. Если найти смысл, тогда жизнь снова станет проще? Тогда они вновь смогут сидеть у крыльца и беззаботно пить газировки, бормоча в полтона глупые шутки друг другу? Было бы хорошо, будь это так. Вот только, Годжо замечает появившиеся темные круги под глазами своего друга, замечает, как пусто он смотрит в ответ, будто бы сквозь самого Сатору глядел. Это очень пугало Годжо. Даже сильнее, чем то, как все вокруг по какой-то неведанной причине окрасилось в тусклые тона. Ему было страшно за Гето. Сатору пытался невзначай сказать что-то, но тот лишь молча кивал, натянуто улыбаясь. И Годжо не лез. Каждый день проходил, как испытание на силу воли. Но ведь сам Сугуру ему тогда сказал, что смысл есть. Он нужен, и без него никак. Сатору доверяет Сугуру. И двигается дальше. Вдруг в один момент на весь колледж проносится новость о том, что некто, известный, как юный маг Гето Сугуру, сжег всю деревню дотла. Убил всех до одного. — Он не мог! Я очень хорошо его знаю, и могу заявить, что Гето Сугуру не мог совершить подобное преступление! — Годжо, я хорошо знаю тебя и Сугуру. Я и сам не могу в это поверить. Но это произошло. Директор Яга и сам выглядел безумно уставшим, ведь его без конца обзванивали откуда только можно было. Он и сам не мог принять эту горькую правду. Годжо не верил ему. Единственный, кому он доверял, был Сугуру. — Мы же вроде не убиваем, если в этом нет смысла?! Сугуру отвечал безмятежно, не колеблясь, подобно большому спокойному дубу, который даже ветер не мог заставить колыхнуть. — Так он есть и имеет значение. Большое значение. — Не имеет! Как ты можешь убеждать себя в том, что сделать невозможно?! — все также кричал через всю толпу Сатору. Сугуру прекрасно слышал его. Годжо надрывал связки лишь потому что так ему казалось, что он приведет в чувства друга, переубедит его. И они найдут смысл. Их общий, подходящий обоим. Понурив голову, Гето сказал: — Как высокомерно… — Чего?! — Ты-то можешь, — все также негромко говорит шатен. Годжо хмурит белые брови, кривит губы в непотной линии, но молчит. — Ты-то можешь, Сатору. — Сугуру оборачивается, и Годжо вздрогнул от ужаса. Еще никогда на него Гето так не смотрел. Так холодно и чуждо, будто бы он не стоял от него в четырех-пяти метрах, а находился в другой галактике, — Ты можешь это сделать. Тогда, как ты можешь убеждать другого человека в том, что ему это не по силам? Сатору чувствовал, как больно покалывает в груди. И это легкое покалывание медленно перебиралось к горлу, не давая возможности глотнуть немного воздуха, чтобы перевести дыхание. — Ты сильнейший, потому что ты Годжо Сатору? Или ты Годжо Сатору, потому что ты сильнейший? — О чем ты, я не понимаю! — все же выкрикивает Годжо, отбрасывая руки в разные стороны. — Если бы я мог стать тобой, даже бы моя глупая мечта могла стать реальной. Не думаешь? Поток людей обновлялся, но Гето все также стоял, стреляя темным взглядом исподлобья. Затем, он коротко вздохнул и развернулся в другую сторону, медленно двигаясь вперед. — Я определился со своей жизнью, осталось лишь потрудиться для осуществления моих целей. Годжо не видит всех людей, что толпой разъединяли его с Гето. Не видел ничего и никого кроме отдаляющейся от него темной макушки с распущенными волосами. Он тянет дрожащую руку, со сцепленными большим и средним пальцем. — Хочешь убить, убивай. В этом есть смысл. Годжо сжимает пальцы в кулаки, впиваясь короткими ногтями в кожу до крови. Гребаный смысл. Да с какого черта он так всем сдался? Тот, кому Сатору так отчаянно верил уходит. Так легко и просто. С тех пор Годжо плохо спал. Его не покидала одна мысль: что было бы, если бы он тогда пошел за Гето? Конечно, он не поддерживал его взглядов, не видел смысла в том, чтобы «очистить» мир от людей. Но… Может быть, он самый настоящий эгоист, что не заслуживает ничего хорошего, но неужели Гето смог оставить Годжо здесь одного? Сатору продолжал верить. Продолжал верить в смысл, который еле-еле пытался обрести и понять каждый божий день, сражаясь с тупыми проклятиями. И продолжал верить Гето. Верил, что его друг нашел свой путь, что наконец обрел для себя хоть какое-то счастье и не смотрит пустым безжизненным взглядом куда-то вдаль. Годжо надеется, что его драгоценный и единственный лучший друг не стоит сейчас у бездонной пропасти и не думает о том, чтобы сорваться вниз. Он ведь был тем, кто заявил об этом самом «смысле». Так будет ли смысл прыгать туда? По мнению Сугуру, наверное, да. Годжо искал Гето. Отчаянно и безнадежно, но искал. Он срывался на каждую миссию в Токио и его окраины, что были неподалеку от той самой деревни. Быть может, он вновь пересечется с парой карих глаз, заглянет в них, прочтет сигнал помощи и вытянет друга. Заберет его обратно к себе. Годжо побывал везде; он проходил каждый закуток и каждый двор после тяжелых изматывающих боев. Пытался обнаружить хоть что-то, но ничего не мог найти. От Гето в этом городе не осталось ничего. Однажды, после очередной миссии Годжо вышел на задний двор колледжа, пряча руки в карманах и увидел Сёко, что облокачивалась об ограждение. Он не успел поймать тот момент, когда у девушки появились похожи на Сугуру круги под глазами. Она медленно закуривала сигарету и пускала серый дым крупными клубами. — Поделишься? — спрашивает подошедший Сатору, и Иэйри молча протягивает ему тонкую сигарету с черного цвета зажигалкой. Блондин принимает протянутое, из-за которого у людей сокращаются годы жизни. Он поджигает сигарету, крутя колесико, от которого отскакивали ярко-оранжевые искорки. Закуривает и тут же давится, чувствуя резкую боль в груди. Горло будто бы прожгли изнутри, а горький привкус табака ощущался на корне языка. Но буквально спустя пару мгновений, он делает затяжку. Чувствует, как легкие еле выдерживают, чтобы не содрогнуться лишний раз и не выплеснуть все едкое содержимое наружу кашлем. Годжо выпускает темно-серый дым и ощущает, как в виски ударяет словно молотком, отчего голова немного кружится. Сёко косит в его сторону и усмехается. Со второго раза смог сделать затяжку, не зря сильнейший. — Сатору, не держись за прошлое. Нужно жить настоящим. — говорит она невзначай, глядя вперед. Годжо растерянно и даже немного испуганно смотрит на девушку, что продолжала пускать дым со своим тонких бледных губ. Когда он успел показать свою слабину? В какой момент Сёко поняла, что с ним происходит? Блондин все же медленно кивает и бросает сигарету на землю, притаптывая ботинком. Стоит прекратить брать бесконечные миссии по всей Японии. Спустя пять лет изменилось многое. Например, Годжо сменил свои темные очки на белую повязку, и вопросов к нему стало намного больше, чем в годы юности. Только теперь уже они шли не от учителей, а от учеников. Подумать только, Сатору Годжо — учитель. Теперь у него целых три ученика. Маки Зенин, входящая в число этих самых трех учеников, чуть ли не напрямую заявляет о том, что Годжо самый настоящий болван и дурак, и вообще, как он стал учителем, если ведет себя, подобно выпущенному в ранние сроки пациенту с дурки? Сатору смеется каждый раз, как слышит это, и разводит руками в разные стороны, давая понять, что и сам знать не знает, как же так вышло. Тем не менее, Годжо нравится быть учителем. Нравится оставаться в статусе сильнейшего. Или хотя бы создавать видимость, что он сильнейший. Но в течение всех этих лет, он все также резко просыпался посреди ночи и смотрел куда-то в стену, не в силах уже заснуть дальше. Ощущалась та давящая душу тревога и боль в левой половине груди. Он четко видел перед собой силуэт с распущенными волосами и то, как он медленно отдалялся от Годжо оставляя его одного. В той шумной нескончаемой толпе. В ней и утонуть можно было. За все это пройденное время Годжо старался вернуться к когда-то бывалым ритмам жизни. Он не знал точно, стало ли ему лучше, отпустил ли он свое прошлое, как велела тогда подруга с родинкой под глазом, но по крайней мере, он пытался жить, как раньше. И пока он ездил по различным командировкам, занимаясь всей рабочей рутиной, что так присуща уже повзрослевшему магу, появился робкий мальчик с глазами щеночка и темной челкой. Забавно, под его глазами также были заметны небольшие синячки фиолетового цвета. Помощь. Ему она точно нужна. И в темпе вальса через три месяца Оккоцу Юта уже с уверенностью махал своей катаной, тренируясь с другими ребятами. Годжо сразу увидал в нем невероятный потенциал, да еще и с таким козырем в виде проклятия — Рики. Оккоцу и улыбаться стал ярче, не то что тогда в опечатанном подвале, когда он прятал лицо в своих коленях. Годжо тогда взбрело в голову, что этот парнишка тоже «отчаялся», как… Как только Юта вернулся с Инумаки с очень странной миссии, стало понятно, что в ней был замешан кто-то еще, рангом повыше. И Сатору пришлось приехать лично и осмотреть всю территорию самостоятельно. Взглянув на какое-то пересечение бетонных балок сверху прикрытого помещения, он почувствовал знакомый запах. Очень знакомый. Порой он был рад, что носит маску и никто не мог увидеть, как дрожали ресницы, с сужающимися до маленьких точек зрачками. Годжо доложил об этом верхушке. Отдали официальный приказ: готовиться к наступлению. И долго ждать не пришлось. В этот же вечер бесцеремонно заявился Гето Сугуру. Самый настоящий, стоял и болтал с Ютой, обнимая его, а бедный мальчик ютился и не знал куда себя деть. Сатору чувствует внутри что-то неясное. — Оставь учеников в покое, Сугуру. Шатен оборачивается и довольно улыбается, приподнимая раскрытую ладонь в воздух. — М-м, Сатору! Привет! Непонятная ухмылка, длинные одежды, волосы все также пушились в разные стороны. Радовало только одно, теперь уже взгляд Гето не был таким опечаленным, как когда он уходил в свой долгий путь. Теперь он будто действительно жил для себя. И плевать ему было — прикончат его здесь и сейчас, или чуть позже. У Сатору было множество вопросов, много мыслей, но он не мог снова показать то, как ужасно слаб. Тем более перед учениками, теми, кто опирался на него и считал всемогущим. Когда Гето исчезает, Яга вновь заявляет о полной готовности. Уже и дата наступления новой «семьи» Гето была известна: двадцать четвертое декабря. Прямо спустя семнадцать дней дня рождения Годжо. Сатору глядит в окно, рассматривая территорию колледжа. Ученики, к счастью, ничуть не паниковали, а относились к предстоящему событию, как к ответственной миссии. Хорошо, что они не были в положении Годжо. Битва с лучшим другом, ну не бред ли? Время снова пролетает, как в туманном сне. И Годжо уже который день рождения никак не отмечает: получает пару поздравлений от тех, кто помнит, и продолжает себе работать. Ученики, вообще-то, часто пытались узнать дату рождения Сатору, но тот никогда не отвечал и всегда шутил, что каждый день — его собственный. А значит дарить подарки и сладкое ему можно каждый день. И ему ни капли не надоест. Никто всерьез это не воспринимал. Как и все, что он говорил. Устраивало ли это Сатору? Он не знал. Ему было как-то плевать. Все его чувства были притуплены с детства. Недолго он чувствовал себя поистине живым. В той молодости, когда солнце казалось ярче, а воздух слаще. Окровавленное тело Гето Сугуру лежит перед ним, а сам брюнет мягко улыбается, прямо, как когда-то давно. Те времена казались чем-то нереальным, будто бы Годжо выдумал это сам себе, и жил этим «сказочным миром». — Проклянул бы меня хоть напоследок, — хрипло говорит Гето и смеется. Сатору не в силах поддержать его, как раньше, с баночками холодного «спрайта» в руках. Блондин садится рядом с другом, утыкаясь взглядом в землю. Он старается не смотреть на кровь, что медленно лужей расплывалась под ногами Сугуру. Ран его было не счесть. — Что-то ты совсем потускнел, Сатору. В чем дело? — все таким же обессиленным, но игривым голосом спрашивает Гето. Как он умудрялся до сих пор видеть какую-то потеху? Может, истекающие минуты жизни сейчас играли весомую роль. — Потому что ты самый настоящий придурок, Сугуру. Гето улыбается и смеется. Казалось, что он хотел что-то добавить, но резко замолк, рвано дыша. Он откашливался кровью. Оба молчат и ничего не говорят потому что понимают, что происходящее сейчас — начало конца. Или же начало чего-то нового? Может быть, для Годжо вполне, но для Сугуру это самый настоящий конец. И от этого бросающего в ужас осознания самому Сатору не хотелось принимать это самое «новое». Не хотелось боле жить. Но Гето и не думал о другом исходе. Еще тогда, в той толпе он был готов умереть, был готов к тому, что лишится своей жизни, что уже не ценил. Все это время он был готов к смерти, был готов к тому, что в любой момент его могут убить. Поэтому и составил этот глупый и простой план, в котором одно было ясно точно — Гето умрет. Его больше не станет, не ступит его нога по земле, он не скажет ни слова, ни посмотрит на Сатору своим мягким взглядом. Годжо не может поверить в то, что бессилен сейчас. Он не может спасти друга, даже если сильно хочет. Он знает, что сам Сугуру не даст ему спасти себя. Он был обречен на смерть и знал это, принимал такой конец для себя. Годжо не помнит сколько провел времени около потрепанного тела. Смутно помнит и погребение этого самого тела. Плохо помнит потому что вновь впал в глубокое отчаяние. «Смысл. Был ли смысл пойти той дорогой, чтобы умереть у меня на глазах? Был ли смысл убивать кого-то, чтобы потом самому же оказаться убитым?» Сильнейший. А был ли когда-то выбор у Сатору? Мог ли он жить обыкновенной жизнью, отрекаясь от своего статуса? Нет, никто и никогда не спрашивал его об этом. Приходилось лишь просто жить, плыть по течению, подчиняться всем принятым кем-то рамкам морали и принципам. Неужели Сатору был также изначально обречен на смерть? Если его сила пропадет, то и он тоже? Когда-то от таких мыслей его отвлекал Гето. Успокаивал, гладил по спине и что-то тихо шептал. Но сейчас его нет. Пусто. Сатору остался один. Совсем один. И теперь уже окончательно. Теперь ездить по всему миру не было так необходимо, как раньше. Ведь тот, в ком он так нуждался — ушел. И Сатору надеется на одно, что хотя бы там, наверху, Сугуру счастлив. Однако, самого же Годжо поглощала тьма, с каждым днем все больше и больше. Ему бы хотелось рассчитывать на какое-то спасение, на любую протянутую руку помощи, но глубоко в душе понимал, что никто его не спасет, никому нет в этом необходимости. Он вообще никогда не надеялся, знал, что это бессмысленно, что он — тот, кто должен давать надежды. Никто не сумеет протянуть ему эту самую руку. Какого это, ощущать тепло от других людей? Какого это, просто сидеть и болтать ни о чем, как самые простые люди? Сатору и не помнит толком. То время утекло, как вода сквозь пальцы. — Возможно, я немного устал. Сатору все также оставался учителем в колледже, все также помогал людям и соответствовал статусу сильнейшего. Также бросал глупые шуточки и в целом поддерживал свой образ. Вот только… Ночью, когда он должен был тихо и мирно спать, он тупо смотрел в потолок и видел лишь сплошную пустоту, похожую на его бесконечность. Она ведь также безгранично пуста. Искренне Сатору не улыбался. Просто-напросто не получалось. Он и вправду был самым настоящим эгоистом, когда хотел того, чтобы Гето вернулся. И как назло Сёко с сигаретой нигде не подворачивалась. Весь следующий год он прожил, как в тумане: командировки, работа, колледж и бессонница по ночам. Вокруг так много людей, что пытаются залезть к нему в самую душу. Сатору не понимает — для чего им это надо? Может, они думают, что так точно заберут над ним весь контроль и смогут использовать, как марионетку. Глупцы, вы опоздали. Марионеткой Сатору является с рождения. Но… Нет, постойте. Почему этот юный парнишка так обеспокоенно смотрит на Годжо? Он пережил столько несчастья, стал магом поневоле и вынужден скрываться, чтобы любой желающий его не убил. Да едва его жизнь лучше, чем у Сатору. Тогда почему он продолжает смотреть на Годжо так, словно все эти года был бок о бок с ним и осознавал всю тяжесть? — Юджи-кун, ты уже можешь отдохнуть и посмотреть то, что хочешь. Почему ничего не смотришь? — спрашивает старший, пока юноша неловко отвернулся, потирая затылок. Годжо уже приметил что это была его привычка, когда случалось что-то смущающее для него. — Вы ведь очень устали, у вас руки дрожат от недосыпа. — Юджи продолжал смотреть в пол, — И спите вы в последнее время только здесь на диване, скрючившись. Я подумал, что вам стоит расслабиться хотя бы без внешних шумов. Он говорил так осторожно, подбирал каждое слово. И Годжо чувствовал это. Впервые он видит перед собой настолько искреннего человека, который не прятал за собой ничего. Сатору даже показалось, что мальчик был готов извиниться за свои слова. Он уже ни раз за эту неделю просил прощения за каждый «промах», хотя отнюдь таковым не являлся. Парнишка боялся нечаянно задеть учителя. Годжо же тихо посмеивался с этого. Над ним жизнь посмеялась как следует, так как его могут оскорбить слова заботы этого милого мальчика? Так по-детски и невинно себя с ним никто не вел. Это цепляло. И немного затягивало. — Как скажешь, — Годжо прикрывает глаза под темной повязкой и засыпает. Впервые за долгое время спокойно, без непонятной тревоги на душе. — Сэнсэй, взгляните какой там слон в тире, я его щас выбью мигом, — кричит Нобара и бежит в палатку небольших размеров, уже протягивая работнику тира пару купюр. Сатору раскрывает глаза, выплывая из нахлынувших воспоминаний — Вперед, Нобара-тян! — подбадривающе кричит он. Давно он уже так не погружался в себя. Взгляд сам примыкает к розовой макушке. Парниша задорно смеется, хлопая по плечу свою подругу, что старательно фокусировалась на центре в мишени и выстреливала из ружья. — Годжо-сэмпай, давайте к нам! — кричит мальчишка и машет рукой. Сатору улыбается, но не спешит подходить к ребятам, на что Юджи недоуменно хлопает ресницами. Улыбка Итадори затягивала. Как и его бесконечное тепло. Но когда Годжо осознавал это, то чувствовал, как тяжелеет в груди, а в горле встает колкий ком. Может ли он так просто вновь опереться на кого-то? Еще и на собственного ученика? До чего же он ослаб, что нуждается в подобном? Ему думалось, что подобные желания остались далеко позади, и ему теперь никто не нужен. Юджи и сам только вступает во взрослую жизнь. Ни в коем случае нельзя его обременять глупыми проблемами учителя. Тогда и он потеряет свой смысл. Ведь Сатору свой уже давно потерял. И не стремился особо искать. Лишь чужое присутствие его спасало и вытягивало из этого противного и склизкого словно болото состояния. И это пугало Годжо сильнее всего. Что это тепло становилось привычным. От Юджи привычным.