Удачливый вор

Жизнерадостная походка шаркала по тёплому асфальту, пока в мозолистых руках шелестели тусклые банкноты, но руки были мозолистыми и шершавыми не из-за физического труда их владельца, не из-за многочасовых смен на работе, не потому что человек был приверженцем грубой и тяжёлой занятости. От части. То была работа, но не приемлемая обществу, – воровство, грабёж, когда ловкие руки, и так покрытые светлыми шрамами из прошлого, за считанные секунды расправлялись с простыми замками американцев. Глупые граждане, так сильно верящие в свою защиту, в то время как их картонные двери едва ли бы смогли остановить крупную собаку, что без проблем бы снесла тонкий материал с дверными петлями. О человеке и говорить не стоило. Но опытные пальцы предпочитали действовать осторожно, не оставляя своих следов присутствия, от чего приходилось в том числе так же часто менять места перебежек. Скрытный хищник среди каменных джунглей. Такой же аккуратный и тихий, крадущийся в чужих уютных бумажных домишках, вместо того, чтобы выбивать дверь среди бела дня и устраивать кровавую баню до тех пор, пока не станет поздно, а на улице не начнут сверкать красные и синие огни с криками полицейских. Должник, вор, всего пара из множеств характеристик Хоранги, что в приятный солнечный денёк прогуливался по улочкам неплохого района. Не бедняки, но и не высший класс общества. Можно было бы приметить новую жертву и скрыться как от вымогателей его долгов, что казалось имели своих людей по всей окружности земли, так и от хранителей закона, что в целом так же легко могли закрыть на него глаза. Не все разумеется, но солнечные очки и обычная тканевая маска на лице облегчали этот момент. Гордый тигр, покрытый белыми полосами старых заживших воспоминаний вместо чёрных, в охоте за зеленью, что продлевала ему жизнь, заживляя прошлые промахи неровной рубцовой тканью. Но эту гордость легко сдувает, стоит приметить какой-нибудь чёрный джип, внедорожник или полицейскую машину. Грозное создание тут же превращается в трусливого котёнка, что разворачивается и прячется в тени закоулков, блуждая между крупных участков с гордыми, такими одинокими домами. Эти зелёные лужайки, счастливые семьи, от чего рябило в глазах, что даже тёмное стекло очков не защищало бездонные как ночь глаза от пощипывания, а в желудке начинало потягивать. Пальцы щупают ещё раз текстуру бумажек в его руках пока те обманчиво расслабленно прячутся в карманах, и довольная ухмылка живо возвращается на место при ощущении шершавости купюр. Сегодня он сможет нормально поесть. Шаг всё равно интуитивно ускоряется, стоит ушам уловить намёк на закрывание дверей автомобиля. Гипотетических дверей которыми ему ломали пальцы, гипотетически знакомых лиц, что не стеснялись оставлять ему шрамы на теле и душе, проезжаясь своим присутствием как по нервным клеткам, так и по когда-то сломанным ногам под тяжестью железного коня. Таким неугодным образом он брёл и не оборачивался, стараясь выглядеть как можно естественнее, насколько это было возможно для человека над которым всё время висела опасность, подобно лезвию гильотины, что могла сорваться вниз к его шее при малейшей ошибке. Один из районов закончился, начался другой, более… покинутый, заброшенный, так казалось на первый взгляд. Необжитый, малочисленный. На деле улица выглядела не слишком презентабельно, в отличие от достаточно вместительных участков, даже больше тех, что остались позади, а дома стали куда красочнее. Сочный кирпич или же что-то лёгкое, но прочное. Ухмылка не сошла с губ, пока голова вертелась осматривая окрестности. Редкие фонарные столбы не были оснащены камерами, как это обычно делали в богатых районах, что поделать, толстосумы беспокоились о своей недвижимости, или о том, что могли бы вытряхнуть из правонарушителей ещё больше. Он брёл и брёл, гравий гремел и передвигался под его подошвами кроссовок. Сейчас было начало лета, многие брали или планировали взять отпуск, у шумной ребятни начинались каникулы. Что могло быть лучше… спорный рабочий сезон, сложный, когда люди всё больше становятся затворниками и нельзя сказать, дома ли те вообще. И в то же время легче, когда семья уезжает на неделю и больше. Но везде были свои камни, о которые тигр старался не спотыкаться, всегда нужно быть уверенным, что дорога чиста. Как любой хищник, он наблюдал достаточно долгое время перед нападением, собирая информацию, о семье: сколько там людей? О работе, во сколько те возвращаются? О планах, графике, когда и регулярно ли те ездили в магазины или нечто подобное, может быть развлечения? Хищник учитывал, запоминая и записывая пункты, позже не забывая их сжигать, только в редких и экстренных случаях возвращаясь назад за добавкой. Пускай этот большой кот действительно был не шибко честен и чист душой, обкрадывая детские и подростковые копилки, не говоря уже об взрослых кошельках и сумках, если находил, он выживал. Разумеется мелкая подработка так же помогала прокормить себя и особо не сидеть на месте. Нельзя было запоминаться, светить лицом и личностью. Его ноги привели его в тупик, с самым дальним участком, где дорога изгибалась и вела в другой район,– выехать можно было двумя путями, что достаточно удобно. Здание было относительно новым, красивым, ещё не поношенным этим миром и погодой. Твёрдый кирпич под краской, тёмные серые и ближе к глубокому синему оттенки, двухэтажное здание, балконы, крупные панорамные окна. Всё что ему нужно знать, помимо состояния окон, дверей, замков, калитки, наличия или отсутствия машины, сторожевой собаки, сигнализации, камер видеонаблюдения, датчиков движения. Многие ещё дополнительно вешали пугалки с изображением собак, которых на деле за забором не было вовсе, но проверять никто не хотел. Однотипных слоганов «злая собака, территория охраняется», хотя некоторые умудрялись достать что-то оригинальное и забавно-угрожающее как «злая собака, прививки не делали, мечтает реализоваться». Тигр проверил, проходя мимо, касаясь пальцами железных прутьев забора, что представлял собой множество высоких шпилей с острыми концами на макушках, что с одной стороны создавали иллюзию полной закрытости, а с другой можно было рассмотреть всё. Те уходили в фундамент из бетона и кирпича в пол метра высотой, но даже так легко через него пробраться было нельзя – высоко и не за что зацепиться, а верхние соединяющие перекладины покрыты проволокой. Его пальцы шелестели по металлу, явно достаточно громко, чтобы привлечь внимание гипотетической собаки, что не прибежала в ту же секунду, и через пятнадцать секунд, минуту. Никаких значков о камерах или собаке. А через прутья было отлично видно, что участок был достаточно ухожен, а на въезде стоял серый внедорожник, достаточно крупный, возможно даже слишком крупный. Гаража не было, машина стояла у въезда на том же гравии, трава была короткая, явно покосили, но самого хозяина дома было не видно и не слышно. Обычно те сразу выходили с недовольным лицом, если кто-то слишком долго торчал у их забора… Тяжесть в кармане напомнила ему о его цели, как и лёгкая ноющая болезненность в желудке, что тянула орган, требуя свою ежедневную норму полезных веществ. Он продолжает идти, легкомысленно, будто бы это действительно только простая прогулка, будто бы он не выбрал цель для изучения на ближайший месяц или больше, пока будет мельком бегать в другие дома, за которыми наблюдение велось ещё задолго до этого. Целый список мелких краж, магазины были в том же числе, украшали воображаемую доску заслуг пугливого кота. * Прошла пара дней с тех пор как Хон Джин обнаружил интересный участок, презентабельный участок. И как оказалось, что его и удивило, в этом домишке жил один только мужчина, без жены и детей или ещё каких-нибудь родственников. Голодный тигр уже потирал лапы, облизывал клыки, в надежде, что этот человек прилегает к алкоголю, и что будут частые вечера, во время которых пригубивший пиво или коньяк человек будет отключаться на диване перед типичной никому не интересной программой, где каждые десять минут начиналась реклама. Хищнику серых джунглей так же повезло, что чуть дальше от этого жилого района располагался неплохой холм, на котором Хоранги и смог обосноваться, ведя наблюдение. С такой позиции был хорошо виден второй этаж, его окна, но лишь с одной боковой стороны. Благо это было безлюдное место, и его присутствие скрывалось листвой, кустами, тенью, травой, когда он подобно старой традиции из военного прошлого прилегал к земле, глядя в бинокль, особенно внимательно осматривая окна. Разумеется было не очень удобно, что хороший обзор открывался лишь с одной стороны, но и слишком часто мелькать перед домом было бы плохой затеей. Кореец старался не выделяться, не запоминаться, быть собственной тенью и общей массой среди остальных жителей, насколько это возможно. Его дотошность брала вверх, даже когда желудок начинал тихо подавать сигналы дискомфорта от своей пустоты. Но он не отвлекался, как раз вовремя, чтобы снова увидеть редкое мелькание в окне. Человек явно учтивый, но не настолько, чтобы следить за слишком просторными окнами, что почти никогда не были прикрыты шторами. Хотя даже так, этого человека-гору тигр видел редко. Ещё более скрытая тень чем он сам. Что больше удивило его, так это то, что мужчина, довольно крупного телосложения, отметил про себя Ким, хотя с расстояния тот всё равно казался маленьким, всегда носил маску на лице, такую же как и сам кореец. Это было странно. Это было очень странно, учитывая, что пожалуй этот незнакомец должен был ощущать себя в своём же доме как в крепости, закон и защита дома должны были позволять чувствовать себя в уюте и комфорте. Но Хоранги ни разу не видел лица этого человека. Без маски, открытое полностью. Всегда было какое-нибудь препятствие, будь то маска, тень, тряпка, излишняя скрытность. Даже у себя в доме этот странный персонаж в тигрином списке сохранял анонимность, словно априори знал о наблюдателе, не одобряя на себе чужой взор издалека, будто бы чувствовал как тёмный бездонный взгляд впивался ему под кожу и оглаживал кости прежде чем содрать мясо. Тогда тигр задумался, ещё раз осматривая своё укрытие на предмет недочётов. Тень накрывала его полностью, среди травы и кустов, в переменчивом затемнении и просветов листьев его едва ли можно было заметить издалека. Возможно ли, что дело было в блике линз? Но солнце не падало с нужного угла, пряча стекло бинокля в укромную тьму. «Нет, это просто какой-то очередной ненормальный чудик»,– Так звучала уверенная мысль в тёмной макушке, когда он успокоился и его глаза перестали бегать по окружающей его среде. В один момент он даже начал прислушиваться к шуму, напряжённо ожидая незваных гостей или неприятности, будто бы с минуты на минуту его действительно могли поймать, приставить дуло пистолета к затылку, а потом он вновь услышит злосчастное прозвище, которым его наградили ещё совсем давно. Так давно, когда тело ещё больно начинало саднить от грубых порезов. «Полосатик» и дрожь пробежала по спине, давно зажившие рубцы по всему телу мигнули фантомной болью. Хоранги делает глубокий вздох, возвращаясь к линзам бинокля. Это всего-навсего его тревожное нутро, что не успокоится даже в глубокой старости или могиле, когда этот вездесущий страх обнаружения нависал над ним так же как и гильотина смерти, ведь оба этих варианта были не так уж и далеки друг от друга. Никогда не уходила, никогда не оставляла его в покое, заставляя проводить бессонные ночи за работой в дешёвых пабах, магазинах или торговых центрах, преимущественно драя полы и поливая цветы, натягивая рабочую кепку как можно ниже на глаза, и скрывая кожу рук и ног с лицом длинной плотной одеждой, не взирая на то, как могло быть жарко и душно, и как едко воняли химикаты под ногами, выжигая его лёгкие сквозь маску. Рассудок постепенно возвращается, вдох-выдох, ещё раз, ещё раз, холодный воздух наполняет лёгкие, отнятые ноги медленно возвращают чувствительность. Пальцы плотно сжимают материал бинокля, тяжёлого, но такого полезного сейчас. Если этот чудик может позволить себе такой дорогой дом, даже пускай в кредит, такую ухоженную и крупную машину, большой участок, то наверняка и суммы в карманах этого жильца неплохие. Слишком много кредитов не потянула бы даже сильная супружеская пара, разве что работая на нескольких должностях одновременно, и при этом имея дополнительную подработку. Этот же индивид не выходил из дома на улицу уже вторые сутки. Хоранги подозревал, что это просто крупный «хикикомори», что избегает социума. Возможно ему стоило рассматривать вариант грабежа с… угрозами? Устроить настоящий разбой. Ему не впервой заниматься членовредительством, но обычно он старался не трогать мирных жителей, да и не было таких случаев, когда его действительно замечали за «работой». Он на секунду усмехается своим мыслям, откладывая идею с небольшим нападением в дальний угол, настраивая обзор на пару крупных окон. Там виднелся диван, такой же достаточно обширный и удобный, куда садится неизменная фигура в чёрной футболке, чёрной маске, чёрных штанах. Всё было стабильно, иногда он сидел там, может быть вне поля зрения тигра, на другой стороне стены, комнаты, стоял большой телевизор. Человек принял достаточно удобную позу, облокачиваясь на спинку, крупная рука уместилась на подлокотнике. Всё было относительно неплохо. Неплохо. Пока леденящий кровь в жилах взгляд серых стёкл радужек и узкие угрожающие зрачки не впились в душу хищника. Хон Джин замер, перестав дышать. Птицы на заднем плане были перебиты белым шумом в голове, жизнь кажется замерла. Его глаза удивлённо расширились, не веря своему мозгу и картинке. Этот человек смотрел ему в глаза, именно на него, а не на небольшой кусок подлеска на холме, где в целом разглядывать было и нечего. Хоранги на несколько секунд умер, понимая, что нельзя дёргаться, нельзя резко двигаться и опускаться к земле. У него не было выбора, как только смотреть в ответ и видеть, что мужчина не отводит взгляд, не мигая продолжая смотреть в даль. Так, что грозный хищник снова становился котёнком. Котёнком, что не мог оторвать взгляда от стёкл бинокля, чтобы спасти свою душу от захвата суровым взглядом, так далеко, но так холодно. Волосы на руках и загривке приподнимаются дыбом, а сам он покрывается гусиной кожей, по спине бежит впиваясь иглами холодок. «Это невозможно. Мне просто кажется. Расстояние слишком большое, чтобы нормальный человек что-то увидел из окна…»,– Он успокаивал себя, когда казалось бы прошли уже минуты, а холодный взгляд так и не оторвался от него. Он всё ещё не дышал. Руки и пальцы окоченели, костяшки побелели от применяемой силы. Мужчина перед ним казалось был не живой, а взгляд его мёртвый, леденящий, обещающий жестокую расправу. По виску корейца стекает холодный пот. В следующее мгновение странный отаку домосед отводит взгляд назад, перед собой, словно это был секундный интерес живописным видом серого неба и деревьями на фоне. Возможно прошло всего несколько секунд, но для Хоранги казалось, что шли часы, когда он наконец выдохнул, заходясь глубокими вздохами. Казалось, что он задыхался. Будто до этого его горло обхватывали ледяные пальцы страха и опасности, перекрывая доступ к кислороду. На заднем плане всё так же мелодично щебетали птицы, где-то далеко шумели машины на шоссе, а тигр в траве лежал, не решаясь больше поднять бинокль. Определённо его страх взял над ним верх, когда он так же тихо и неуловимо скрылся с холма. Сегодня он видел достаточно. Сердце всё ещё быстро стучало, когда он удалялся прочь. Его ждала нудная подработка, прежде чем он вернётся, но уже на новую позицию. Возможно на пару дней стоило переключиться на другие, более доступные и мелкие цели. Тигр мялся в душе, желая заглотить крупную добычу, даже если его челюсть сломается под натиском и ответным ударом. * Прошла ещё неделя, прежде чем Хоранги смог увидеть как этот человек что-то заказывал себе на дом, наглухо запираясь в нём и не высовывая носа вовсе. Казалось, что этому гиганту не нужен был социум, вообще. С другой стороны кореец не мог сказать, чем этот человек занимался весь день, но в паре окон со стороны злосчастного холма пугающего жильца видно не было, а что находилось в других комнатах, по ту сторону, сказать было сложно… С каждым разом Ким всё больше разочаровывался, думая о том, что тратит слишком много времени на это дерьмо. Когда в очередной из таких дней довольно рано утром, может быть ближе к обеду, тигр не был уверен, слишком уж сильно удивлённый, чтобы засекать время, его глаза округлились. Он наконец дождался движения с места. Крупный мужчина, во всём чёрном, как обычно, довольно быстрым и широким шагом пересёк двор, добираясь до машины. Думалось, что его шаги даже чересчур поспешные, скрытные, пока он уселся на водительском сидении и завёл машину, ставя на прогрев, что в целом занял не так много времени, прежде чем открыть ворота и выехать, так же быстро закрывая их и уезжая. Тёмный взгляд провожает габаритный автомобиль, до тех пор, пока тот вовсе не пропадает где-то далеко за поворотом в другой район. Хоранги запоминает, среда. Остаток середины дня он тратит на ожидание. Как скоро вернётся этот мужчина? Насколько внимательным он будет? Куда он ездил? Будет ли это разовый выезд или такое повторится, а позже станет чем-то регулярным? Он размышлял, оглядывая здание ещё раз с дали холма и тени деревьев. На самой улице, на фонарных столбах и других домах, камер не было или по крайней мере незаметные до такой степени, что внимательный глаз хищника не смог их заметить. Но вот на самом доме богача Хон Джин смог приметить парочку подозрительных вещиц, только лишь он не был уверен, не было ли это просто сигнализацией дома или какой-нибудь датчик на дым, движение, чтобы работала подсветка у дома, что могла быть вовсе отключена. Опытный вор не отрицал всевозможные варианты. Он успел почти задремать, а земля под ним имела шанс скоро принять форму его тела, когда раздался отдаленный шум колёс, что так же шумно ехали по щебню и гравию, а тихий рёв мотора разбавлял этот ансамбль. Хоранги мельком взглянул на часы на телефоне. Прошло два часа. Было решено так же изучить то, что же принёс житель, или же может быть это ничего и он просто… ездил проветриться? Казалось угрюмому незнакомцу в маске это было вовсе не нужно. Но к удивлению в его руках были громоздкие пакеты из маркетов. «Значит всё же закупка продуктов»,– подытожил кореец про себя, отмечая, что скорее всего следующий отъезд случится в тот же день или приблизительно такой же. Четверг или вторник на следующей неделе, смотря как быстро кончится провизия. Этот день казался удачным, даже не смотря на то, что оставшись ещё немного понаблюдать, позже, Ким смог заметить кожаные наручники на открытом диване подле окна, от которых так же шли цепи. Хоранги скривил лицо, предпочитая считать, что вкус он осуждать не будет, но брови так или иначе приподнялись упрощая на лоб, когда на поверхность дивана вывалилась ещё пара приблуд для разных утех. По большей части то были ремни и казалось бы повязки из той же тёмной кожи или кожзама. Тигр фыркнул, предполагая, что возможно этот человек собирается в ближайшее время оторваться с каким-нибудь другим персонажем в их истории. Это он мог бы и не записывать, если только после или до их встречи парочка не будет покидать дом на достаточно большой промежуток времени, чтобы голодный до банкнот хищник смог их обчистить. Это он проследит позже. Было бы славно, будь громила действительно джентльменом, что накормит свою пассию в ресторане или клубе, прежде чем вести на второй уровень веселья. Следующий визит был вечером, когда уже стемнело и улицы покрывались жутким мраком, фонарные столбы мрачно светили рыжим светом на дорогу. Вор ловко скрывался в тенях, шаркая достаточно тихо, чтобы не тревожить неровные камни на своём пути, а трава едва шуршала под его ногами. То была небольшая прогулка вокруг, в случае чего он мог бы сказать, что это просто поиски ближайшего магазина или может быть заправки? А он на самом деле какой-нибудь дальний сосед, с другого конца района, что любит пройтись на ночь глядя, чтобы размять ноги или что обычно делают презентабельные люди. Но он отнюдь даже не походил на богача, в кроссовках, тёмных обычных штанах, такой же тёмной болотной футболке, подозрительной казалось бы маске и солнцезащитных очках, что сейчас покоились прикреплённые к его вороту футболки. Тигр прошёл чуть дальше, останавливаясь у металлического столба, облокачиваясь на него, попадая под лучи жёлтого освещения. Он вглядывался в окна, в которых не горел свет, а шторы были раздвинуты, закрывая весь обзор, за исключением разве что небольшой щели, и той всё равно бесполезной. Удивительно. Закрыт обзор со всех сторон, где дальше жили люди. Действительно какой-то странный тип? С каждой следующей мыслью Ким всё больше взвешивал идею, сомнения и домыслы. Он не видел дом изнутри, может быть тот вовсе пустой? И нет там никаких денег… но ценности тоже ведь считаются. А зачем взрослому мужику без жены или хотя бы любовницы держать в доме ценности? Украшения? Техника? Картины? Или может быть это действительно какой-нибудь редкостный ценитель искусства, что внутри обустроил дом в дорогом стиле и там висят тысячи фунтов на стенах от вымирающих творцов акрилом и маслом. Но дом был хорош, в хорошем, богатеньком районе, где Хоранги до этого уже успел неплохо наворовать, не вызывая подозрений, ведь некоторые участки принадлежали богатеньким деткам, что устраивали тусовки. Можно было просто заявиться туда и начать красть, пока молодёжь начинала нюхать белые дорожки или напиваться. Потому копы ездили тут редко. Плачевное место. Идеальное место. Особенно когда можешь слиться с молодежью. Кореец глубоко вздыхает с некоторой печалью. Это наблюдение скорее всего затянется ещё на пару недель прежде чем он решится сделать первый шаг. Он роется в кармане, доставая оттуда пачку несколько дешёвых сигарет, беря одну из раковых палочек в руки и опуская маску, притягивая стержень к губам. Эта нервотрёпка заставляла вернуться его к самоистязанию табаком, или той гадостью, которую пичкают вместо него. Всяко лучше, чем возвращаться к истокам своих пороков,– играм, рулеткам и ставкам. Даже если руку всё так и манило к картам, красным и черным плиткам, ох уж эти уютные дома убытков… Горло с лёгкими наполняет горечь, когда тигр тупит взгляд. Света за шторами не видно, да и час уже поздний, далеко за полночь, все нормальные люди уже спят или ложатся, хотя даже если и нет, никто не стал бы пялиться на дорогу с каким-нибудь бездомным бродягой. А именно таким Ким и был на общем фоне небольшого посёлка. Так он думал, не замечая как его незаметно фотографируют через окно, за завесой плотной ткани. Он так же не слышал хриплого, тягучего голоса по ту сторону стен дома. – Hallo, нужна помощь в одном деле. По старой службе. * Есть и будет множество разных аспектов не подвластных неприметному вору, как и обыденному человеку, что жил не задумываясь о подобных вещах. Многочисленные вещи мысли о которых не посещали тигра даже на подкорке сознания. А человек-гора думал иногда слишком много, в силу собственных проблем и загнанности своим разумом. Излишняя тревожность всегда помыкала им, заставляя невзрачно оглядываться, перепроверять пути к отступлению или же просматривать окружение на предмет подозрительных личностей. Стоило ли говорить о множестве камер? Что пожалуй были незаметными и развешены далеко за пределы его собственного участка. Кто бы знал, что ещё десятки метров после его забора были так же выкуплены, просто не огорожены, создавая видимость свободной не занятой земли, которую в будущем могли так же выкупить и занять жильцы. Кёниг так не считал. И в целом не допустил подобного, даже будучи в отставке из-за старого пробития бока, что давно зажил, но оставил неприятный рубцовый след, король оставался непосредственным любителем уединения. Накопленных средств хватило бы на многие… десятилетия? Учитывая так же его раннюю пенсию и пособия, даже если он был ещё дееспособен не взирая на некоторую степень инвалидности. Полковник в отставке продолжал поддерживать себя в форме, часами пропадая в подвале, где обустроил достаточно комфортное пространство под качалку. Зачастую работа, что осталась позади всё ещё заставляла его чувствовать себя на своей должности. Даже если прошло уже больше года. Даже если он редко выходил в социум, пускай и действительно приспосабливался к нему, к людным местам… учился жить заново в мирное время. Опыт всегда, подобно интуиции, чуйке, тревожности, в некоторой степени даже психозу, остаточный след от долгой службы, подсказывали когда что-то шло не так. И всё пошло не так именно после появления незнакомого лица, что мельком засветилось в один из дней «отпуска» короля, беззаботно прогуливаясь по новой территории, явно находясь в этом районе впервые. Потому что Кёниг не помнил его. А он помнил все лица ближайших соседей и им подобных. Теперь же, после тренировок и успокоения нервов чтением, гигант мог сказать, что у него появилась новая традиция, привычка. Сомнительного характера тяга к перепроверке камер и их записей. Каждый раз, когда он думал о том человеке, действительно не примечательном, ничем не выделяющимся, в его кожу впивались иглы сомнения и беспокойства. Даже не обоснованно, просто включалось глубокое чутьё, что развилось во время службы и частенько спасало жизнь и задницу от неприятностей. Страх вероятной слежки. Или возможно «страх» слишком сильное слово в его жизни и работе, когда каждый день был риск не вернуться или получить шрам, покалечиться. Теперь это стало обыденной рутиной, от которой было не так просто отказаться. Если кто-то назовёт его психом, он не станет отрицать, всё так же мирно просматривая камеры. На некоторое время его обострённая тревожность прошла, не находя новых подтверждений своим догадкам, из раза в раз спихивая подобное беспокойство на излишнюю учтивость, желание предугадать всё и вся, быть готовым ко всему на свете. До момента, когда он чётко ощутил на себе тяжёлый взгляд. Острый взгляд. Как это бывает, когда на хозяина долго и пристально смотрела бы его домашняя кошка с узкими зрачками, сжавшись в одной собранной позе, стиснутая пружина. Пока ещё не собираясь нападать, но и не позволяя расслабиться, включая в человеческом разуме что-то схожее с экстренной реакцией, интуитивной или инстинктивной, стоит ощутить на себе возможный риск нападения крупного хищника. Но был ли это действительно более крупный, опасный, незаметный зверь? Король хотел это проверить. Какой-нибудь городской воришка, любитель, давно бы уже попался в руки австрийцу, рискуя потерять жизнь, а может быть и голову. В каком именно смысле Кёниг ещё не решал. Разумеется он едва ли что-то увидел там, в окне, по ту сторону стекла, но одна лишь мысль, что человек там, так далеко, мог напрячься от его взгляда, льстила и дразнила его разум. Австриец знал, что его взгляд тяжёлый и нелюдимый. Он часто пользовался подобным приёмом, на самом деле глубоко в душе испытывая дискомфорт, особенно когда у него не было возможности уйти с неприятного места событий или встречи. Но всё же эта ситуация забавляла. Что-то новое, что-то свежее. Что-то к чему он не был брезглив, наоборот – заинтересован до такой степени, что захотелось сыграть в эту игру. В некоторые моменты немец действительно задумывался о том, что он мог просто придумать всякого и убедить себя в этом сам. Если бы не мелькающий на краю обзора камер силуэт. Один конкретный, что появлялся с завидной частотой. Незнакомец тешил эго полковника. Австриец не стал бы врать, что эта ситуация ему не нравилась, что он хотел бы набрать в определенные органы, сообщить о подозрительном типе. Только. Зачем жаловаться и ждать чуда от правоохранительных органов, что получают сотни подобных звонков, когда можешь разобраться самостоятельно и получить от этого удовольствие? Его извращённая годами службы и кровью натура трепетала в ожидании, это вожделение единственное, что перекрывало его тревогу и волнение, пускай и тихую, где-то в глубине души, закоулков мозговой коробки. Он знал, что этот «мальчишка», юнец в глазах мужчины, даже если они были приблизительно схожего возраста, может быть почти ровесники, уступал королю в размерах, а значит нападать было бы глупой затеей. И австриец был рад, когда убедился в наличии у этого наблюдателя мозгов, достаточных, чтобы не поджидать его на обратном пути домой после одного из выездов за «покупками» деликатного характера. Ему нужна была причина, чтобы выехать поодаль от дома, определённо удивив работников магазина, закупившись на круглую сумму. Так же задавая тандем. Закономерность, прокладывая ложный след для его преследователя. Пока что мужчина не до конца решил, что будет делать с этим человеком, когда тот окажется в его непоколебимой хватке. До Кёнига так же доходили слухи о мелких кражах в районах прилегающих к этому, достаточно редкие, но он предполагал, что просто остальные были в определённой степени мелкие, незаметные, чтобы остальные жители даже не обратили на это внимания. Это была та же волна, своего рода обход земель, каждый месяц что-то новое, тихое, что доходило по слушкам, газетам, мелким новостям, что обращали на такое внимание. А тревожный мозг имел такую способность как связывать то, что невозможно сопоставить. Он мог, он сопоставил, замечая негодующих подростков тусовщиков, что расходились в обед с общей встречи полностью обкраденные, ничего не знающие после того как память отшибло алкоголем или дурью. Австриец только фыркал, высокомерно оглядывая их печальные лица, уходя дальше. Редкие прогулки по выходным приносили свои плюсы и минусы, если конечно дознавание новостей можно считать стоящим плюсом, компенсирующим пристальные взгляды к новому огромному соседу, что предпочитал избегать бесед или встреч. И в то же время мог выручить, протянуть руку помощи, особенно в сторону старушек, что всё же редко, но встречались в этом штате. Милые бабушки и старики, что так же знают последние новости и с радостью поделятся с милым «внучком», что помог донести покупки до дома или починил старую барахлящую машину из девяностых, раритет, что пора бы сдать в музей. И позже, уже по приезде, многообещающие побрякушки были нарочито разбросаны на диване, своего рода сюрприз, значение которого наблюдатель не смог бы понять до победного, когда будет совсем поздно. А король только ухмылялся под маской на лице, зная, что его «охотник» ничего не поймет, подумает о возможных развлечениях с людьми по вызову, пускай так. Сюрприз будет сюрпризом. Когда немец отсчитывал время, сверяясь со слухами и местными мелкими газетными статьями, понимая, что у него осталось полторы недели или может быть две прежде чем интересный персонаж проникнет в его мир одиночества и спокойствия. Уже позже, увлёкшись отчётами, всё же работая иногда удалённо, по большей части имея возможность давать некоторым любопытным журналюгам крупицы информации за достойную плату, по большей части развлекая себя, не давая ничего из того, чего бы те действительно желали узнать. Неплохое развлечение, что приносит прибыль, но тратит достаточно много сил, чтобы засидеться до глубокой ночи. Тогда же так вовремя появился его наблюдатель, так глупо и уязвимо бродя под тусклым жёлтым светом фонарей, так и остановившись, явно думая, что ночь безопасное время. Без лишних свидетелей, когда все спят, не думая о том, что в это время работа только начинается. Этого было достаточно, чтобы запечатлеть покоцанную мордашку в памяти мозга, а там заодно и смартфона. Расстояние было не такое большое, и черт лица было достаточно, чтобы иметь возможность найти схожего человека. Тем более не у каждого человека могли быть подобного рода шрамы. Мордашка, даже не смотря на рубцы, оставалась симпатичной, и кожаные браслеты где-то внизу в подвале поменяли своё назначение в ту секунду, когда живой таран ухмыльнулся не самой благоприятной ухмылкой. Планы поменялись в более приятную сторону чем просто проучить этого наглого юнца, может быть избить и припугнуть, не более. Но теперь. Теперь громоздкие ладони чесались для большего, набирая знакомый номер, который давно стоило удалить из собственной памяти и контактов. – Und wie soll ich ihn finden? – Хриплый тихий голос ответил по ту сторону трубки, не выявляя никакого недовольства по поводу внезапного звонка в промежутке между шестью и семью утра без предупреждения. – Тебе не нужно находить его, он уже здесь. Пробей его, Ich weiß, dass du das schaffen kannst. Король всё ещё великодушно стоял у щели штор около окна, наблюдая за курящей фигурой, впиваясь сущностью в силуэт, впитывая его в собственное сознание, чтобы узнать где угодно. – So ein Misthaufen! – Кёнига отвлекает негодующий рёв по ту сторону звонка, но он опять игнорирует его, не сводя глаз с дыма, что незнакомец пускал через нос, пока маска свисала с одного уха на резинке. – Так когда мне ждать информацию? – Тяжёлый голос короля был спокоен, отлично зная, что не получит отказ. Как и собеседник по ту сторону отлично знал какие должки держал со времён совместной службы на КСК. Крюгер не мог отказать королю. – Тск… Gib mir zehn Stunden. «Славно»,– Всё что слышит старый сослуживец, которого разбудили в его короткий отпуск, который он проводил на родине, предпочитая отоспаться до обеда, скрываясь от будничных дел и суеты. С громким и недовольным «Хмф» он отключился, бросая трубку. В Австрии было ранее утро, солнце уже поднималось, и как бы он не хотел поспать чуть дольше, он открыл свой ноутбук, открывая отправленные фотографии. Не самое худшее качество с которым ему приходилось работать. А лицо от чего-то казалось знакомым, но то было лишь обманкой сознания. Этого человека он никогда не встречал в жизни, но даже так, он сможет найти всё о его подноготной. Кёниг наблюдал за призрачной фигурой ещё несколько минут, пока городской тигр снова не спрятался за больничной маской, сжимая окурок в руке, не выкидывая его, не оставляя следов своего присутствия и пребывания под фонарём. Но немец запомнил. И теперь у этого «наблюдателя» не будет шанса сбежать. И следуя выдуманной закономерности в следующую среду он так же выдвинулся на своей машине в город из этой небольшой глубинки. Выход в социум не приносил большого удовольствия, особенно когда действительно можешь позволить себе всё, но это уже не приносит того удовольствия которого хотелось бы. Но мозг получал нужный стимул и приятный серотонин с дофамином через более изощрённые мысли и фантазии, когда на кассе крупному мужчине в маске пробивали хорошую цепь с плотным переплётом верёвки. Стоило ли говорить сколько усилий пришлось приложить для улыбки глазами в сторону кассирши, что кажется не была удивлена, или не стала этого показывать, привыкшая к всяким разным причудам покупателей. Это было не важно. Это было мелочью, неприятной частью пути, который он был готов пройти, чтобы сделать себе приятный подарок. Привязанный и скованный до тех пор пока получатель не захочет его открыть. В разных смыслах. * Хоранги же на холме делал очередную пометку в мыслях, запечатлев закономерный отъезд жильца в среду. Прохладный ветер продувал его, земля так же холодила кожу не смотря на плотную одежду, но тигра нельзя было оторвать от наблюдения. Он неплохо подзаработал, этого было недостаточно, чтобы жить роскошно, но достаточно, чтобы продержаться до следующих набежек. Азарт, уже не от игр, но от наблюдения затягивал. Это было незаметно, так медленно, что теперь он не мог отказаться от этого чувства адреналина, риска проигрыша или крупного выигрыша, никогда нельзя было точно сказать, найдешь ты крупную сумму в определённом доме или же нет. Это было то, что он любил больше всего. Но в случае с этим новым персонажем его истории, это было интригующе, и зловеще. Он отметил про себя. Двух подтверждений было достаточно, чтобы посчитать это постоянной переменной, стабильностью, и потому было решено ждать следующей среды для набега. Время выезда так же было приблизительно тем же, середина дня. Он выжидал два часа, когда человек так же вернулся и машина вновь звучала громко и шумно, оповещая всех вокруг перекатывающимися камушками щебня о своём приближении. Действительно удобно. Ким довольно хмыкнул. Он остался ещё немного понаблюдать за крупным хозяином дома, некоторая чуйка твердила в лобной доле, что ему стоит подождать, ещё капельку наблюдения. На этот раз мужчина мелькнул в нижнем окне дома, где толком было ничего не видно. Частично из-за кружевных штор, хотя край кухонного стола кореец отличить всё же смог. Когда входная дверь закрывается, через некоторое время в окне мелькают всё те же однотонные бумажные пакеты, довольно полные, на этот раз действительно продукты. В кадре мелькают крупные руки, на удивление в тёмных перчатках. Кореец закатывает глаза, не понимая как этот мужчина мог ходить даже дома в плотной одежде, перчатках, маске, когда под одним только солнцем было жарко, кажется около двадцати градусов, и если в этом доме не было кондиционера, то этот затворник был самоубийцей. Хищник в тени закатил глаза, даже в прохладном затемнении чувствуя жар воздуха, но на следующей неделе погода должна стать чуть лучше, тепло, но не испепеляюще. Пора было уходить, что Хоранги и осуществлял, привычно уползая назад, ещё дальше от обзора окон, что заметить было едва ли возможно, если у тебя конечно нет орлиного зрения или такого же бинокля, подзорной трубы. Ким удалялся, вновь измазавшись в земле, вовсе не отряхивая футболку, а меняя её на тёмно-зеленую. Даже если бы кто-то увидел как он тут ходит и лазает, он мог бы сойти за другого человека, меняя свой внешний вид, складывая поношенную одежду в лёгкий рюкзак на спине. Даже не смотря на подработки и перебивки мелкими кражами в магазинах или тусовках, особенно на вечеринках молодёжи, Хон Джин не забывал наведываться к своей крупной цели. Хитрый оскал охватил его шрамированные губы, когда в воспоминаниях всплывала крупная согнутая пачка купюр, которую мужчина «случайно» засветил в своём кармане, а позже и вовсе доставая оную, мельком перебирая пальцами, будто бы пересчитывая, не облопошили ли на кассе, а убедившись, что всё в порядке, убрал пачку куда-то за пределами видимости вора, что не мог отвести взгляда от этого жирного переплёта зелени. «Этот засранец всё же использует наличку»,– Мелькает так же следом, пока хищник слизывает подтекающую слюну. Наживка, стоящая того, чтобы рискнуть, чтобы попытаться обмануть возможно кого-то более опасного, более крупного и могущественного, чем думал Хоранги на первый взгляд. Он отлично знал, что это наживка, и всё равно вёлся на это, как и на чувство опасности. Его зависимость от азартных игр доведёт его до смерти. Когда-нибудь. Когда-нибудь потом. Так решает тигр, снова скрываясь среди каменных построек, что на деле были не более чем картоном, который слишком легко снести подобно карточному домику, и только один лишь кирпичный Голиаф возвышался в самом конце, маня, даже когда кореец уходил. Здание тянуло к себе, оставляя притягательную ауру, словно ожидая его возвращения. Как и Кёниг, опирающийся на перила небольшого каменного балкона, любуясь издалека как его милый вор уходит, скорее всего даже чувствует тычок взгляда в спину, но не знает откуда тот взялся, опасливо оборачиваясь и ускоряя шаг. * – Мне нужно сдать машину на техосмотр. Желательно, чтобы ваш работник сам зашёл и забрал, машину оставят у ворот; доплачу, чтобы он дошёл до входной двери дома и за то, чтобы машина осталась у вас на сутки и более,– Он имел полное право вести себя так прямолинейно, едва ли это было высокомерно и нагло, требуя соответствующего обращения к своей угрожающей фигуре, высоко нависая над главным консультантом в автомастерской, что кажется смотрел за стойкой на телефоне какой-то сериал. – Что простите?– Работник в яркой красной кепке с эмблемой гаечного ключа поднял голову в растерянности, сразу же ставя мелькающие кадры на паузу. Он отлично всё слышал, просто сложно было поверить собственным ушам. – Так же было бы здорово, если бы ваша фирменная машина со знаком компании не появлялась поблизости,– Он продолжал говорить, будто бы не обращая внимания на недоумевающее лицо человека напротив, что быстро принимало злые и даже раздраженные черты, пока льдистые и тяжёлые глаза осматривали мастерскую, находя самого крупного и высокого,– Хочу вон того юношу,– Кивает головой в сторону занятого молодого человека что возился с шинами на стеллаже,– Никаких эмблем фирмы, тёмная маска, невзрачная тёмная одежда и никаких вопросов. Всё понятно?– Прежде чем главный менеджер успел сорвать голос на внезапного посетителя, на стойку выкладывают крупную пачку купюр, что покрывали тройную стоимость ремонта, а заодно и молчание. Глаза человека напротив округлились, метнулись к крупному мужчине у шин, что имел схожесть с гигантом, уступая разве что в росте и стиле одежды, предпочитая что-то более яркое и жизнерадостное. А потом обратно поворачиваясь к гостю и деньгам. – Конечно сэр,– На губах сразу же вылезла вежливая улыбка,– Напишите пожалуйста свой адрес и к какому времени вы хотите, чтобы работник подошёл?– Пачку зелени так же скоро утягивают под стойку, не зная, что загадочный гость подстраховался, сняв достаточно значительную сумму, остальная часть которой покоилась в его кармане на случай, если переговоры затянутся чуть дольше. * День «Х» наступил, вынуждая скромную, пускай и не столь громоздкую фигуру корейца подняться пораньше. Он выспался, плотно перекусил магазинными сэндвичами, полный энергии и сил, чтобы провернуть крупное дело. Было только семь утра, но Хоранги уже собирался, распихивая оборудование по многочисленным карманам. На внутренней стороне невзрачной кожанки этих кармашков хватало с лихвой, где легко умещались плоскогубцы, миниатюрные отвёртки с разными наконечниками, швейцарский нож, фонарик, разного рода скотчи, ленты, на все случаи жизни. Так же в карманы штанов уместились отмычки, заколки, скрепки на крайний случай, карандаш, кусок пластилина в небольшом спичечном коробе, ручка, даже канцелярский нож был при нём. Ким похлопал по телу, сверху кожанки и брюк, от части напоминающие военные, в целом они лучше качеством и более удобные. Тигр фыркнул, припоминая, что военные стандарты соответствовали тому самому минимуму от вещи, в котором она могла быть пригодна, будь то износ материала, прочность и надёжность, про долговечность говорить не хотелось. По крайней мере во время его собственной службы эта мысль часто оправдывала себя и его ожидания, или может быть просто кто-то с загребущими руками лишал их хорошего финансирования. Он этого никогда не узнает. Перепроверка прошла отлично, в его памяти всё плотно закрепилось, как это было много раз до этого. Он чувствовал вес этих вещей, их форму, когда те соприкасались через ткань с телом и мог легко сказать, что это за вещь, значит всё отлично. На голову натягивает кепку, на лицо маску, чтобы не так выделяться, как в случае с балаклавой,– он не смог бы сойти за байкера без непосредственной ласточки. Руки приятно обрамляют кожаные перчатки, осенние или зимние, он не смог бы вспомнить, но главное они не оставляли следов его рук, жировой или потовой отпечаток, что потом могли найти особенно любопытные люди с блестящими значками и шокерами под тридцать вольт зарядом. На левом запястье под кожанкой и водолазкой весели наручные часы, с которым кореец суетливо сверялся, боясь опоздать. Но пока что времени было много. Никаких капюшонов, рюкзаков или сумок. В случае экстренного побега он должен с наименьшей вероятностью позволить себя схватить за что-нибудь выпирающее. Подошва и узор ботинок были подрезаны ножом, специально изменяя характер углублений в цепкой резине, чтобы след не сходился со стандартной моделью. Чтобы поиски длились дольше, гоняясь за призраком среди теней каменных джунглей, что уже давно скрылся благодаря своим индивидуальным полосатым узорам. Потом он обязательно выкинет эти башмаки. * Звонок с незнакомого номера отвлекает человека-гору от пролистывания электронного магазина, заставляя с лёгким ворчанием поднять доисторический кнопочный телефон, экстренный из двух, где второй был разумеется современным и удобным, с экраном, хорошей камерой, но всё же старомодный немец считал, что кнопочные более… «живучие», что в знойную жару, что в леденящий холод и влагу. – Ihr Junge hat übrigens mit Ihnen in derselben Militärkompanie gedient, ist dort aber viel früher als Sie abgereist. Ich habe Ihnen eine Datei per E-Mail geschickt, das Passwort kennen Sie selbst,– По ту стороне не стали дожидаться, сразу же обрушая на короля ворох собственного недовольства. «Но свою работу он сделал»,– Кёниг фыркнул, открывая новую вкладку с почтой. Разумеется отправитель неизвестный, а номер с которого ему позвонили, как и СИМ-карта одноразовые. – Danke, Крюгер, ты всё такая же хорошая ищейка,– Поддразнивающе отозвался гигант, открывая файл, не удивляясь, когда одна папка была отделена от других, пока остальные были чем-то в духе перестраховки, если товарищ по службе облажался, или ошибся, что в целом так же маловероятно, как и снег в апреле. – Nennen Sie mich nicht so, Haus auf Beinen. Он или не он?– Голос из телефона взревел в негодовании, так же быстро переключаясь на главную тему своей выполненной работы. Это был самый важный момент, ради которого он и позвонил. – Да, он,– Король никуда не спешил, отвечая спокойно, даже самодовольно, не удивляясь как в ту же секунду трубку сбрасывают. Крюгер явно удовлетворил своё эго хорошо выполненной работой, и скорее всего так же довольный тем, что не растерял сноровку в таких делах. Здоровяк отложил гаджет в сторону, ухмыляясь шире, когда в документе всплыли фотографии, явно сделанные в участке. Воровство, азартные игры, драки. По крайней мере после службы, где на немецкое удивление корейца прозвали тигром. Глаза цепляются за имя, возраст, последнее измерение роста, что в целом было не обязательно. Конечно австриец был старше, крупнее, даже звание имел выше, но они почти работали в одном подразделении и он кажется что-то припоминал про такого солдата, что больше напоминал кота. Может быть это просто бредни салаг, что только пришли на своё место и удивляются каждому старшему по титулу, что мог похвастаться своим опытом и умениями. – Ким Хон Джин,– Имя лениво слезло с языка, будто его соскабливали, так инородно звуча с грубым акцентом. Король был доволен уловом, который ему принёс его друг стервятник. Остальной текст был достаточно суховат, но информативен. Крюгер смог откопать немного из того, чем парень промышлял до службы, довольно печальное зрелище, как и описание того какие ранения или даже увечья получил воришка. Кёниг откинулся назад в кресло, на секунду привычно замирая, прислушиваясь к тишине дома, ни одного звука, никакого призрачного присутствия. Всё как нужно. И так же просто вернулся к чтению записей из больниц, конечно в Корее с этим строже, но «Тигр» не писал жалобы или отчёты, каждый раз уверяя врачей, что это несчастный случай. Опасный несчастный случай. Пальцы чесались проверить, залезть под слой одежды и впиться в рубцовую кожу, проверить, узнать, насколько сильно отметили этого хищника более страшные люди чем они сами. Хотя надо было ещё посмотреть, кто тут ужаснее в своих достижениях. Охотники, что хотели только припугнуть и только вернуть задолженные им деньги или скучающий военный ветеран, которому слишком скучно жить нормальную жизнь, добавляя к этому возможно добавленную на пустом месте суматоху и паранойю, а там не глубоко и до садиста в душе, что как раз желал поймать воришку и проучить по своему. Коварная ухмылка расцвела под маской. Он читал ещё некоторое время, впитывая всю информацию в себя без остатка, пока наконец не дошёл до конца, хмыкая и так же легко удаляя файл без резервного хранения, не оставляя ни одного следа о его существовании. Удобная настройка позволяла не ждать целый месяц, чтобы очистить корзину, чем немец с радостью пользовался, не сомневаясь и не сожалея, уверенный, что скоро снова сможет увидеть это личико вблизи, а не на фото. И после этого интерес возвращается к исходному занятию, выбирая одну интересную вещицу, что однозначно могла бы вызвать вопросы, но прошлое позволяло королю заиметь подобный агрегат. Хорошее оборудование стоило своих денег. Пара тихих кликов мышки и заказ уже оформляется. Определённо это будет интересная игра с одичавшим животным. * Дикий кот занял свою позицию, в душе всё же колеблясь между тем, чтобы спуститься вниз и выждать поблизости, как только крупная машина затеряется далеко на горизонте. Но подозрительный тип в тени какого-нибудь дерева мог бы вызывать вопросы, если конечно его не сочли бы за очередного подростка. По крайней мере пока Ким не отпустит маску, его могут считать таковым – бунтарским, проблематичным богатым подростком, что скорее всего мельтешит по этому району сбежав из дома неподалёку. И сам кореец фыркает от этой мысли, вспоминая собственную молодость всего на секунду, прежде чем видит знакомую фигуру приближающуюся к воротам. Что-то в этот раз было не так. То как по другому ощущалась аура этого человека, присутствие, походка и даже телодвижения. Казалось, что это был другой человек, но тигр пока что не мог бы сказать наверняка, ведь внешне… было не видно. Всё так же маска и кепка, закрытая одежда. Но даже тут, по стилю чувствовалось отличие. Хоранги мог бы сказать, что его пытаются обмануть, как это бывало в казино или в карточных играх, но здесь он не мог понять, где же сама уловка? Где эта ловушка? И почему уходя мужчина оставил калитку участка открытой? Или может быть сам вор переволновался и так сильно упускал детали? Глаза прищурились, вглядываясь в детали, которые можно было видеть на таком расстоянии. Откуда возвращался этот мужчина, если на часах было только двенадцать утра, и нормальные люди в отпуске только поднимаются с кровати, а затворник уже где-то побывал. То, как этот человек открывает дверь, будто бы сомневаясь или впервые видя, заходя на собственный же участок опасливо, словно ожидая ловушку. Кореец переключает фокус на окна, участок, траву, общую картинку, пытаясь увидеть какое-то изменение. Он боялся, что мог что-то упустить и этот глубинный страх вместе с адреналином поглощали его тело, пуская корни. Он знал, что не встанет со своего излюбленного места в траве пока не увидит как мужчина уедет восвояси, мысленно считая до ста, а потом отмеряя ещё пять минут на часах для пущей убедительности, как делал это обычно. Лучше лишний раз перепроверить, чем потом увязнуть в более крупных неприятностях. «Куда уж хуже»,– Хоранги шепчет одними лишь губами, упустив из виду момент, когда тёмный силуэт скрылся за входной дверью. И пока он ждал очередного появления этого мужчины, мозг судорожно перебирал варианты, стягивая нити логики и всех возможных догадок, теорий. Может быть это была небольшая пробежка? Но этот человек не выходил на улице почти две недели, не считая выездов за покупками и ещё некоторых прогулок на почту или к соседям, вынести мусор. Хотя бы раз, но тигр должен был бы заметить такую привычку как без по утрам, и «хикикомори» не выглядел запыхавшимся или уставшим, на его кофте даже не было следов пота, да и кто бегает в кофтах? Определённо этот человек мог бы. Но Хон Джин откидывает этот вариант. Что-то внеплановое? Друзья? Вызвали на работу с чем-то помочь? Ох, он следит за этим мужчиной уже две недели, но у него даже не было ни единой крупицы информации о том, кем бы мог быть этот человек, к какой профессии его вообще отнести? И громоздкая фигура снова выходит, и не запирает дверь. Ким беззвучно смеется про себя. Но не от того насколько глуп хозяин дома, оставляющий такую манящую возможность для воровства, чтобы полностью обнести жилплощадь. Но потому что определённо он нашёл что-то интересное. Что-то опасное, с чем он мог бы столкнуться давным-давно, разве что во времена службы или до неё, во времена, когда он мог позволить себе подвергать себя опасности и расплачиваться за это. Пальцы рук сводит от напряжения. Он был взволнован. Может быть это просто он начал медленно сходить с ума из-за постоянных перебежег, воровства и выживания? Может быть ему всё это мерещится и он сам себя в этом убедил? Хоранги не знал и знать не хотел, не мог, и не собирался. Азарт собственной, возможно выдуманной, загадки уже поглотил его, словно огромный змей, что пожирает целиком, а там, уже внутри, приходится действовать самому. «Это просто какой-то несусветный бред»,– Замена ругательствам, что пульсирует у висков,– «Это словно другой человек, но в то же время и он» Машина выезжает за ворота. Тигр ещё раз прикидывает варианты событий, долго пялясь на ворота и входную дверь, окна. Возможно внутри кто-то был? Возможно вчера он не доглядел и кто-то пришёл погостить? Маловероятно, учитывая как нелюдим был человек, но на секунду воришка пожалел, что действительно не заимел себе какой-нибудь травмат. Возможно так бы он чувствовал себя хотя бы на йоту легче. Чувство безопасности к нему не возвращалось. Только смутное ощущение чего-то знакомого проедало ему затылок, но он не понимал, что ему не нравится в этой картине, в этом человеке. Могла ли это быть просто обычная забывчивость? Тигр тихо чихнул, прежде чем было решено обождать дополнительные двадцать минут, закурив сигарету подобно типичному подростку, не хватало только газировки во второй руке и он бы точно сошёл за местного сопливого молодого гада. Кончик тлеет, отражая от стержня раковой палочки, когда он наконец заканчивает, внимательно глядя на часы на запястье. Смартфон убирают в самый дальний карман, ставя на полный беззвучный режим и вовсе выключая. Не то, чтобы ему было кому звонить или писать, но рекламщики или спам могли бы сделать сюрприз в любой момент. Ким оглядывается ещё раз, и улица оказывается совершенно пуста, район ещё плохо застроен, людей не так много, тем более на самом краю, конце этой территории, куда дальше строители ещё не добрались. И он идёт, прямо туда, в лапы адреналина и выигрыша, какими бы маленькими шансы не были, даже с его подработкой он не смог бы далеко уехать, но вот зелёная пачка в чужих руках могла спасти положение. «Это будет не так уж много для такого богатея»,– Он прогуливается невзначай по улице, тихо шаркая ногами. Хороший солнечный денёк, когда птицы щебетали, а собаки где-то далеко лаяли. Если бы не гнетущая атмосфера и ёкающее сердце. Тигр, что притворяется кроликом, забегая в гору лисицы, чтобы сожрать её. По крайней мере кореец был готов вырубить и подраться с этим человеком за круглую сумму. Основная проблема заключалась в том, что дикий кот знал, что этот странный жилец каким-то образом узнал и о его существовании тоже. «Типичный тревожный шизофреник с бреднями о преследовании»,– Но в этот раз подобные бредовые мысли спасали. Он не идёт напрямую в такие манящие, пугающе соблазнительные ворота, обходя участок со стороны дикой местности, где было ещё не вспаханное поле, уже давно изученное им с расстояния. Ким встаёт ровно позади дома, где окон толком не было, только одно на втором этаже, и то в поле его зрения Хон Джин попадать не должен был. Вор привычно цепляется за железные пруты забора, квадратные, лучше чем круглые, пускай углы и впиваются в пальцы. Добравшись до верхушки, одну из железных балок сжимают под коленями, зависая так, пока ловки руки достают кусачки, что лежали в кармане рядом с плоскогубцами, тихо обрезая металл и следя за тем, чтобы общая острая масса в ту же секунду не рухнула вниз, создавая шум. Перчатки позволяют придержать острый материал, так же быстро возвращаясь к вершине, перекидывая себя через устранённую преграду. Быстрые тихие шаги, обходя часть дома, прямо к навесному балкону. Даже если там не было каких-либо ярко выраженных ступеней или углублений в фасаде здания, чтобы взобраться по ним, Хон Джин примерился. Было не так высоко, от чего взяв небольшой разбег, ноги отталкиваются от шершавой поверхности кирпича, а пальцы хватаются за ступень плиты, днище выступа балкона. Инерции прыжка и сильных хватает, вор ловко подтягивается. Действительно ловкий кот, что мог бы забраться куда душе угодно. Он тихо пыхтит, наконец перебравшись через парапет балкона, тигр надеялся, что каменного или бетонного, чтобы ненароком это дело не отвалилось или откололось под его руками от не предусмотренного веса. Стеклянные дверцы открываются без усилий. Хищник лишь надеялся, что хитрый «лис» ждал его у входа в «нору», от чего парадная дверь, как и калитка, осталась приоткрытой. Последнее чего бы хотелось корейцу, так это попасть в замкнутый круг умных мыслей, как бы перехитрить возможного параноика, что действительно мог бы предугадать дальнейшие шаги не такого уж и глупого воришки. Что если бы он догадался об открытой двери и залез бы через балкон, и его бы ждала там ловушка? А если бы он это понял и всё же бы вошёл через дверь, которая выглядела слишком доверчиво оставленной открытой с мелкой щёлкой? И там и там его могли подловить, даже если бы он решил лезть через окно, это было бы довольно шумным вариантом. Вдох-выдох, когда он наконец входит внутрь, отодвигая довольно тяжёлые и плотные шторы в сторону, пуская дневной свет в… достаточно нормальное помещение. Рабочий стол, рядом кровать. Спальня, это была спальня. Но она выглядела пустой, такой необжитой, словно её вовсе не трогали, не жили в ней. Тут едва ли присутствовали следы жизни. Не было банальных фигурок, наклеек, личных вещей, плакатов, которых Ким честно говоря ожидал, как и возможно каких-нибудь БОЛЕЕ странных вещей. На осмотр комнаты он тратит не больше пары секунд, время не резиновое и ему стоит поторопиться. Тигр хотел обойти дом, чтобы убедиться, что здесь действительно никого нет, даже не взирая на отнятое время. Но решил просто действовать тихо, ибо… в здании стояла гробовая тишина, перебиваемая едва слышимым шорохом его собственной одежды. Дно ящиков в столе было бы самым банальным местом хранения заначки, от чего он сразу же двинулся к столу, планируя осмотреть кровать позже, даже не до конца оглядевшись,– комната была довольно пустой и ожидать чего-то особенного не требовалось. И так первый ящик выдвигается, рука тянется к его дну с обратной стороны; в момент его шея горит, тело не успевает среагировать, порабощённое судорогой мышц, валясь грудой бетона на пол, стукаясь о стол с гулким падением, а огненные концы всё не отходят от его шеи, впиваясь двумя зубцами прямо в кожу. Тигр почти горел, слабо дергаясь, не имея возможности осознать себя и что происходит за его спиной, изнутри крича от агонии несколько мгновений, пока картинка не начинается размываться. Он уже не помнил, как крупный мужчина не свойственно его габаритам тихо подходит вплотную, не издавая ни одного лишнего звука. Один лишь ток меж двух зубцов зловеще трещит, когда тонкие беспорядочные линии бегают между ними. Тигр так же не узнает то, как его тело парализовало; то как хозяин дома удовлетворённо хмыкает, что-то говоря, но слова такие далёкие для чужих ушей. Возможно гигант немного переборщил, обездвиживая «гостя». А потом в его затылке разгорается ещё большая, резкая, но такая мгновенная и снисходительная боль. Глаза закрываются сами, Ким так думал, на самом деле отключаясь. Разумеется тигр не мог знать, что на его излюбленном холме были закреплены незаметные камеры, как и то, что он не мог знать, что как за охотником, за ним так же давно вели наблюдение; как и знать, что все двери этого крупного дома закрываются совершенно беззвучно, даже щёлканье замков и щеколд было сведено к минимуму, а полы, покрытые мягким ковром или только голыми половицами, ни за что не скрипнули бы под весом даже более двухсот кило. Кёниг переступает через мужчину без сознания, осматривая на всякий случай голову воришки,– всё же он неплохо стукнулся о стол со шкафчиками, но к счастью крови нигде не было, как и следов ушибов, может быть те проявятся позже. Сейчас гигант счёл это неважным, переворачивая тело на полу на спину, чтобы наклониться и закинув бедро вора на себя, перекинул через плечо его ногу, подтягивая остальное тело, что теперь было закинуто на спину, через шею и на второе плечо. Король удерживал положение держа корейца за запястье и под коленом одной рукой, почти скрещивая две конечности, с лёгкостью поднявшись с ношей на спине. Австриец самодовольно ухмыльнулся под маской, ощущая это каким-то тривиальным моментом, через который он проходил на службе много раз, используя быстрый подъём в экстренных случаях на миссиях. Сейчас же полковник мог язвительно пошутить о том, что его незваный гость больше походил на мешок цемента, такой же безжизненный. Тихая поступь не изменилась пока немец брёл по коридору второго этажа, туда, где за ним не мог наблюдать воришка, свободно открывая дверь в совмещённый санузел. Здоровяк имел в запасе до получаса времени, но ему действительно стоило поспешить, единственное приготовление которое он не мог сделать заранее, но всё равно подготовился. Ещё не снимая с плеч корейца, Кёниг цепляет пальцами заднюю часть джинс, на пробу потянув, надеясь, что те были великоваты, так и случилось, когда зад вора оголился, стянув вместе с плотной тканью штанов и тёмное нижнее бельё. Стульчак поднимают, усаживая тигра на туалет, придерживая несколько секунд, пока тело не нашло баланс в сидячем положении, хоть и с откинутой назад головой, спина упиралась в бачок поддерживая обмякшее тело. Пуговицы с ремнём расслабляют, как и сам гульфик, стягивая лишнее полностью, не желая испачкать во время грязного дела. Не то чтобы потом эти вещи могли ещё пригодиться Хоранги, но чистоплотная натура немца убедила его оставить это на потом. Больно интересный случай, а убивать он всё равно не планировал. Это будет нечто по-страшнее. * Темно. Тигр открывает глаза в непонимании, точно ли он пришёл в себя, видя не более чем темноту перед собой. По коже прошёл холодок; по голой коже. Он был полностью раздет, даже по промежности прошлась непривычная прохлада воздуха, обычно будучи защищённой бельём. Холодный металл плотно прилегал к его запястьям и выпирающей кости у кисти, создавая неприятное трение, стягивая кожу достаточно крепко, чтобы ремни нельзя было стянуть с рук. Материал сковывал заведённые чуть за спину по бокам руки, тигр не решился дёрнуться и издать шум, чтобы выдать себя. Тихая истерика подкрадывалась пересчитывая уязвимые позвонки, пока Хоранги не имел возможности разделить момент пробуждения и сна без видений, возможно это всё ему мерещится потому что он продолжал спать и просто не мог заставить своё тело двинуться из-за сонной тяжести? Адреналин ускорял биение сердца, когда мозг слишком хорошо знает свою натуру, слишком прекрасно понимает риск собственного положения, опасность и шанс смерти, даже если случайной, будь то кредиторы случайно или нарочито крайне сильно увлекутся местью, запугиванием, и заденут ему жизненно важные органы, а может быть и изобьют до смерти. Ужас осознания отрезвляет, стоит чувствам осязания и связи с телом вернуться; осознание, что он голый, что его голые стопы касаются холодной, но прорезиненной плотной поверхности; что его спина прилегает к твёрдой кожаной поверхности и он сидит на чем-то довольно узком, но места достаточно, чтобы уместить его задницу полностью. Придумали ли процентщики Кореи что-то новое? Обычно предпочитающие сковывать ржавыми цепями к стульями или старым крюкам на заброшенных складах, это было нечто необычное, чувствуя сухую нейтральную поверхность под ногами, за спиной. Странно, что его ещё не облили ледяной водой или не вырезали кусок плоти, кожи или мышц, возможно они бы захотели отрезать ему пару мизинцев, в качестве замены милой колыбельной при пробуждении. Тигру уже вырывали коготки,– пальцы ног неконтролируемо поджались, вспоминая как ногти медленно вырывали плоскогубцами. Глубинный страх и паника захлёстывают, когда Хоранги пытается сохранить спокойствие. Чёрная кожаная маска закрывает ему глаза, что раскрылись от ужаса, идеально ложась на глазницы с переносицей, скрепляя лямки замком на затылке. Он тяжело сглатывает, на секунду кажется, что лёгким не хватает воздуха, что он задыхается. Ещё никогда жертвы, цели, не ловили его самого, обычно просто пугаясь, вызывая полицию или убегали из дома, думая, что это какой-то ненормальный негодяй залез в дом. Максимум травили на него собак. Тигр пытается сделать вздох через рот, когда пыхтеть через нос кажется недостаточным, но и тот оказывается перекрыт плотной кожей, что давит на губы с зубами, не позволяя даже разомкнуть челюсти. Искры боли иглами впиваются в затылок с висками, когда паника начинает медленно поглощать его тело с головой ещё больше. Мозг подкидывал логичную цепочку событий, но подсознание не желало признавать самый ужасный вариант. Намного хуже, чем если бы его просто сдали в полицию за кражу имущества. Единственные кто действительно ловил его, калечил, избивал, впивался и вдавливал в его кожу, в его тело, скальп, плоть и мышцы эти неисправимые уродливые следы, полосуя шрамами всё тело. Фантомная боль ужалила в пальцы рук как напоминание о том, как их когда-то ломали. Дышать стало ещё труднее, с хрипами и сопением, но его тело не двигалось, последние попытки сохранить трезвость ума всё же что-то давали. Охотник не должен был терять здравомыслие и поддаваться эмоциям. Он не должен был попадаться. Мозг упрямо отказывался выдавать информацию о том, что было после того как его нога ступила в этот чёртов дом. Хон Джин сделал глубокий, длинный вздох, растягивая его, немного вытянув шею, будто бы это могло облегчить его скованную от страха грудину с рёбрами, пока сердце тяжело громыхало, отбивая его быстрый ритм от волнения. Что если его сдали полиции, а та за взятку или часть денег от долга отдала его кредиторам, и теперь он мог бы вернуться в изначальную точку? Им не обязательно было отвозить его обратно на родину. Небольшого подвала в каком-нибудь клубе, что принадлежал бы местному авторитету с лихвой хватит. Нужно было принять, смириться. Этим голодным псам не выгодно убивать его. Пока Хоранги был работоспособным, до тех пор он мог зарабатывать деньги и пытаться отдать не подъёмную сумму. Шорох. Вовсе не случайный. Через боль в черепе Ким припомнил, что перед пропастью в памяти он не услышал толком ничего. Игра всё ещё продолжалась. Его всё ещё не трогали, но он замер, совершенно забыв о том сколько шума своей тихой паникой и гипервентиляцией мог наводить. Затыкаясь, вновь прекращая дышать и слушая. Был ли это хозяин дома? Был ли это всё ещё тот самый дом? Сарай, где затворник на самом деле убивал подобных тигру жертв? Может быть его продали? Работорговля? Собирались ли его разобрать на органы или отрезать руки с ногами, чтобы продать богатому извращенцу? Новый проблеск боли, когда Хоранги знал слишком много. Гораздо больше, чем хотелось бы, чрезвычайно, для того, чтобы вообще задумываться о шансах выжить. В то же время закалённое тело и нутро сжалось, готовое идти до конца, даже если нужно будет унижаться, может быть задобрить жестокого извращенца, что захотел сотворить самосуд. И позже, когда его сочтут– Тело вздрагивает от шершавого прикосновения перчатки к тонкой коже ключицы. Хон Джин не услышал. Он не слышал как к нему подошли, ничего, словно его окружал вакуум, но он слышал своё дыхание и сердцебиение. Этот человек подкрался к нему. Без сомнения шорох был нарочный. Жутко. Иглы впиваются в затылок сильнее, прежде чем касание повторяется с навязчивой нежностью и игривостью, обводя некоторые неровности кожи, что была когда-то выжжена горелкой в плесневелой каморке. Кореец оставался без движения. Это не выглядело так, словно его собирались избить. Вообще не походило на желание насилия. – Na los, выдыхай,– Низкий хриплый шёпот у самого уха, а шелест выдоха, воздух не касался кожи ушной раковины. Даже не видя, Хоранги ощущал на себе давление нависающей фигуры. Угрожающе. Опасно. Ноги отнимаются, кровь отливает от конечностей, пальцы холодеют прямо как в момент наблюдения, когда хладнокровный взгляд пронзил его через линзы бинокля. Кёниг был до ужаса рад, в некоторой степени склонен в этот момент к мальчишескому ребячеству, имея возможность так пугать и почти что заставлять дрожать незваного гостя от страха и паники. Ведь австриец отлично знал о положение Хоранги, о его гильотине, что нависала над ним, как полковник в отставке отлично знал о том, что и тигр понимал это сам, от того прямо сейчас не рыпался, возможно всё ещё не понимая до конца где он, в чьих именно он лапах, и в какой момент чужие когти сожмут его в знакомой хватке. И чем дальше, тем больше немец входил во вкус. Обозревая свои труды, как фигура с бледной кожей сидит ссутулившись, ноги расставлены достаточно широко, чтобы увидеть ещё мягкий член. Стопы и запястья стягивают те самые знакомые наручники из кожи, их ремни, плотные и достаточно широкие, чтобы перерезать их стало достаточно затруднительно. Учитывая, что тигр был обезоружен и в ближайших десяти метрах вокруг едва ли можно было бы найти острый предмет. Тем не менее немец отдаёт должное тому снаряжению и находчивости, что кореец принёс с собой, но эти безделушки Кёниг отложил в самый дальний ящик. Было бы слишком грязно и иронично использовать на воришке его же инструменты. Прохладный взгляд снова блуждает по бёдрам испещренным шрамами, ничего необычного, всё тело «маленького хищника» такое, и скользит дальше, к темному материалу. Контраст слишком сильно притягивает взгляд. Или возможно это было самодовольство, когда здоровяк вспоминал каждый раз, как сам менял игрушечные, хрупкие цепи на этих игрушках на настоящие, тяжёлые, и туда же прицепил настоящий навесной замок, за спину визитёра. Даже при всём желании Хоранги не смог бы даже нащупать фигуру замка, не то чтобы открыть его – длины пальцев просто не хватит, а запястья слишком близко соединены за спинкой скамьи для жима. У основания стоп такие же, но цепи австриец снял, заменив её на довольно тонкую альпинистскую верёвку, пускай не такая впечатляющая как канат или громоздкая цепь, но она была способна выдержать от ста и до двухсот кило, а в азиате кажется едва ли наберётся сотня. Острый взгляд ещё раз обводит фигуру. Затворник явно был доволен своей работой, едва не пропуская момент, когда пленный всё же тихо выдыхает, кажется боясь делать даже это. Дышать. Показывать своё присутствие, оставлять свой запах, занимать пространство и двигаться. Притягивать внимание этого «нечто», что утащило его в неизвестность. Король испустил тихий смешок на это зрелище, спокойно осматривая знакомый спортивный зал, где он сам и коротал большую часть времени. Подвал всегда находился вне поля видимости его маленького, любопытного, преследователя. Раньше это был просто очередной способ развлечься, пока голова думала над занятием более насущным, прежде чем уехать на свою родину, Австрию. Но теперь у этого пространства было более полезное применение. – Gut,– Шепоток похвалы, прежде чем обойти фигуру полукругом,– Не волнуйся, я тебя не убью,– Кёниг продолжает после небольшой паузы. Хотя мог бы, действительно мог бы и другие на его месте так бы и поступили, будь то паника или преувеличение угрозы для собственной жизни. Этот район входил в число штатов, где хозяин территории, жилплощади или участка имел право стрелять в угрозу, будь то животное или другой человек, ступающий на чужую землю, несущий угрозу его владельцу. Этот человек-гора действительно мог просто застрелить Хон Джина, и ему едва ли бы было что предъявить. Он бы сделал одолжение миру и этому району, и разве что кредиторы, что гонялись за ним долгие годы разочаровались бы только лишь потерянной возможности продать тушу тигра на чёрном рынке. Даже такой порченый товар мог бы пригодиться. В соответствии с хаотичными и не самыми приятными, даже жуткими, мыслями, Хоранги становится ещё страшнее. Смерть не была для него чем-то пугающим, нет. Ведь он знал и прочувствовал на себе, что есть вещи намного хуже обычного прекращения существования телом и возможно душой. Внезапный хлопок по плечу, обвод того места, где ключица крепится к плечевому суставу, упираясь пальцем в выпирающую часть. Подушечка пальца напирает, а предыдущее касание полной ладони выпрямляет вора, заставляя спину тихо хрустнуть. Очередной испуг. Тишина вокруг и невозможность что-то сказать нагнетают обстановку ещё больше. Но здоровяку нравится. Он почти ковыряет тонкую кожу ключицы, прежде чем собраться с мыслями, кажется осознавая, что слишком давно не трогал людей, в миролюбивом понимании, насколько эту ситуацию можно было бы назвать добровольной и миролюбивой. Если совсем прищурится, король мог бы сказать, что это игра. Просто очередная игра таких извращенцев как он и многих других людей, со связыванием своего партнёра и сценарием. Но стоп слова тут не будет, чему он так же рад, вжимая в кожу мозолистые пальцы, ведя ладонью по груди и до шеи кажется слишком властно, довольствуясь новым приобретением. Пальцы сжимают шею, накрывая кадык и тянут назад, впечатывая с небольшим давлением затылок Хоранги в спинку скамьи. – Не волнуйся. У меня редко бывают гости, думаю ты и сам это знаешь,– Небольшая усмешка сопровождает его слова с давлением, таким лёгким и незаметным, но действительно упрекающим, как будто он ругал какого-нибудь школьника за регулярные шалости во дворе,– Я постараюсь тебя не покалечить, а ты в свою очередь просто постарайся быть послушным, verstehen? Это же не сложно для тебя, kleiner Tiger?– Голос звучит грубее за счёт акцента и посторонних слов, что Ким может едва ли различить. Хозяин дома так же просто замолчал, сохраняя молчание. А до хищника не сразу доходит, что от него ждут ответ, напоминанием чего становится небольшое поглаживание указательным пальцем великана, что проходился по ярёмной вене. При желании этот человек мог бы одним движением скрутить ему шею, переломить хребет или может быть челюсть… рукастый человек, но Хон Джин не знал, славился ли тот хорошим терпением, а ранние слова не приносили облегчения. Он мог почти физически чувствовать как его лицо бледнеет ещё больше, хотя кровь усиленно приливает к туловищу и мозгам, оставляя конечности без крови, пока головешка всё ещё судорожно думала о путях спасения. С другой стороны его ещё не душат, хватка пускай и ощутима, но не давящая. Его не собираются убивать… его не убьют… пока это выгодно, пока это ненужная переменная. Садист, что просто хочет поиграть с живым существом крупнее кота или собаки? Судорожный выдох, новая волна ужаса, если это действительно так, если он попал к такому… к такой челяди. Ещё одно лёгкое постукивание пальцем по шее в ожидании. Действительно щедрое обращение по отношению к тому, кто пытался обчистить твоё жилище. «Возможно даже слишком щедрое»,– Признаётся Ким, отдавая себе отчёт, что будь на месте этого мужчины, то давно бы уже избил ворюгу и сдал в полицию, или по крайней мере бы просто выгнал того из дома, чтобы лишний раз не отчитываться перед законом кто он такой и не заполнять бумаги, но хотя бы избавиться от незваного гостя. Опять же, он не мог судить по себе. Кореец старается ответить как можно быстрее, не уверенный в том, сколько секунд или минут он потратил на рассуждения, медленно мотая головой в отрицании. Это мелочное решение, такое пустое и не имеющее значимости, будь то соглашение или отрицание, это имело бы один знак, обозначение. Он не смог бы отказаться, даже если бы захотел, а закатывать скандалы будучи в руках у странного нелюдимого человека, что кажется действительно имел более крупные масштабы чем казалось, не было самой выгодной опцией. – Sehr gut,– Голос отдает довольством, когда тигр получает пару поощрительных хлопков по скуле, чувствуя, словно над ним насмехаются. Даже не игрушка, а просто мимо проходящий кот, что позарился на мяту в огороде за оградой. А то оказалась красивая отрава. Хоранги удивляется, когда понимает, что его конечности непроизвольно пытаются подтянуться к телу, чувствуя себя уязвимо под холодом, но цепи с кожаными браслетами мешают это сделать. Звон металла отрезвляет. Он привык спать без отопления, без печей, в целях экономии банкнот, которые достал тяжёлым трудом, будь то физическим или умственным. То был холод иного характера. Нет, прикосновения этого человека были горячими, словно это был ходячий вулкан, но колкий взгляд оставлял за собой россыпь мелких игл, от которых всё нутро сжималось. Очередная бессознательная попытка сдвинуть бёдра вместе, прикрыть уязвимый член(Ким не сомневался, что на него пялятся), притянуть руки обратно к себе, уже даже не с целью прикрыть грудь, шрамы или пах, но может быть попытаться ударить этого извращенца из ненависти и страха, что сливался со стрессом и желанием выжить, пока человек перед ним не успел войти в азарт. Цепи натягиваются, издавая новый тихий звон и Хоранги выдыхает, тут же расслабляясь насколько у него хватает ментальных сил. Стопы и пальцы всё ещё ледяные от того ужаса, что накрывает его волнами – к сожалению он был не в состоянии прервать череду новых мыслей. Что если над ним уже надругались? Но он чувствует себя ужасно чистым, даже слишком, подозрительно чистым и лёгким. Не считая затылка ничего больше не болело. Сверху над его головой звучит тихая усмешка,– Тогда начнём. Не переживай, я успел почистить тебя, так что как минимум несколько часов у нас есть, но если вдруг захочешь по нужде, можешь не сдерживаться, мне плевать на твои выделения,– Звучит прямо в ухо, оглушая, отторгая, стоит только почувствовать как чужая скула прижимается к виску с затылком, ероша короткие волосы, прижимая их друг к другу. Словно этого мало, громоздкая ладонь, слишком горячая для ледяной кожи, плотно притягивает за лоб, покрывая его и заставляя вжаться в лицо здоровяка ещё плотнее. Теперь голос обжигает вместе с вульгарностью этого поганого языка. Ким хотел вырвать его, снова казалось бы умирая и возрождаясь. Вся его язвительность, грубые подтрунивания и сарказм отравляют его самого, когда не находят выхода, придумав слишком много ответов, чтобы дать отпор хотя бы словесно. Но он вынужден продолжать глотать свою же отраву, резко мотнув головой в сторону, не желая знать, что ещё успел сделать этот затворник пока тигр был без сознания. А Кёниг только и рад отстраниться назад, получая наслаждение от игры в любом случае. Он имел слишком большой вес опыта и знания, чтобы испугаться подобного развлечения, слишком часто вспоминая как приходилось тащить на своих плечах обделавшихся от страха компаньонов по службе, что уж говорить о криках и выделениях. Сейчас это было просто малой неприятностью, тем более учитывая, что он знал о состоянии здоровья корейца, последний был чист, что кровью, что ЗППП, а это в разы упрощало жизнь и расширяло диапазон идей. Проклятое чувство стыда и неловкости накрывает Хон Джина при мысли, что это делал совершенно незнакомый человек, чужой,– цель которую он собирался обчистить. В конце концов у него выходит свести колени вместе, они всё ещё не касались друг друга ближе к тазу, но суставы коленных чашечек стукнулись с глухим стуком, оставляя неплохую щель между бёдер, создавая неудобное положение для стоп, но так было чуть легче, на йоту больше фальшивого ощущения защищённости и конфиденциальности. – Oh, ich habe nicht gedacht, dass du so schüchtern wären, рядовой,– Разносится воркование, любовно нежное, а тигр может узнать в этом другой язык,– немецкий, только по первым словам, тут же теряясь в значении предложения. Кореец успевает только осознать, что здоровяк действительно говорил по-английски с довольно грубоватым, местами скользким акцентом. Он назвал его рядовым? Огнивом обжигает скулу, громкий и резкий, неожиданный хлопок. Ему прилетает пощёчина. Голова по инерции отклоняется в сторону. То не смехотворная оплеуха от какой-нибудь девушки на одну ночь или подружки, кожа натурально горит от тяжёлой ладони, грубой и мозолистой. – Раздвинь бёдра обратно, чтобы я видел,– Приказная манера, подобно наждачке проходится уже по ушам. Его щёки и так горели от подобного позора, когда приходится сжать зубы плотнее, чтобы через силу вновь открыть вид на уязвимый пах. Внутренний голос кричал о том, что если его замарают, то это станет позором, он едва ли сможет вернуться на родину с таким грузом на душе, даже если он не собирался возвращаться. – Gut,– Грубо отзывается австриец, сразу же отходя поодаль, стоит ему увидеть исполнение приказа. Рядом с вором раздаётся тихий стук, вибрация идёт в стопы. Стул в крупных руках едва ли что-то весит, когда его ставят напротив скамьи для жима – тот же стул, на самой последней ступени и ограничительной выступе, поднимая спинку под девяносто градусов, в которую упиралась исполосованная спина. Гигант усаживается напротив, одним движением раздвигая бедра Хоранги шире собственными коленями. Ничего не видя, тигр непроизвольно ёрзает, пока не понимает, что за холодной тканью плотных штанов чувствуется тепло и мышцы. Они сидели, почти перекрестив ноги. Упёртый немец не позволил бы свести ноги обратно, натурально любуясь картиной, особенно когда на левой скуле алый цвет становится заметнее. Кожу неприятно колет. Кёниг медленно подводил напряжение к точке грани, почти физически ощущая как панически быстро бьётся сердце в груди азиата. Это питало его нечеловеческую сторону, что была только рада насладиться молодым телом. Крупные пальцы сжимают скромную мякоть бедра, тут же впиваясь в мышцы под ней, поглаживая кожу на грани болезненного. По его мнению котёнок слишком сильно притих, нужно было разворошить это осиное гнездо ещё больше. Австриец ожидал более дикого ответа, сопротивления и ярости, но его встречали тишиной и страхом. Видимо служба была слишком давно, из-за чего необъятное пламя превратилось в хрупкий огонёк. С другой стороны полковник и сам бы вёл себя тише воды и ниже травы, только бы лишний раз не прилетело. Гигант так же отдавал себе отчёт, что они были слишком в разных условиях, но немец не собирался его отпускать так просто. Оба хранят молчание. Что быстро наскучивает старшему из них. Короткие ногти впиваются к кожу, в неровность заживших шрамов, впитывая в себя реакцию, что тут же последовала в виде лёгкого движения головой в сторону, интуитивное вздрагивание с попыткой сдвинуться, но всё что встречает кореец это твёрдые бёдра тарана, его колени, что заставили остаться в прежнем положении. Под пальцами европейца остаются вдавленные полумесяца, когда напряжение вновь переходит в грубоватое растирание с похлопыванием. Небольшое поощрение. Тигр надеялся, что в этом не будет закономерности «кнута и пряника». Его руки слишком любопытные, чтобы их можно было держать при себе. Когда он водит ими всё ближе к животу, тазу, спускаясь к лобку, не гнушаясь пушком лобковых волос, чтобы достигнуть вялого члена. Момент, когда любой мужчина будет дорожить самым важным для себя репродуктивным органом, а Ким не исключение. Ужас охватывает быстрее чем он успевает взять себя под контроль, вновь дёргаясь, пытаясь сорваться с места. Руки стягивают браслеты, кожа болезненно натягивается. Но он успевает сдвинуться на самый край сидушки, повернув остальное туловище чуть в бок, таким образом отбивая руку с любопытными пальцами от органа, интуитивно поднимая ноги выше, цепи звенят в натяжении волочась по полу. Не самое верное движение. Это только стимулирует мозолистые руки грубо сжаться на подколенной впадине, без церемоний опуская конечность обратно на пол, сверху давя всё той же рукой. – Раздвинь,– Звучит сухо. Хоранги колеблется, сжимая зубы ещё чуть сильнее, играя желваками даже не осознавая этого. Тело слишком перенапряжено, а мозг перегружен. Если он хотел заиметь шанс выжить, ему следовало подчиняться, слушаться и внимать каждому слову этого извращенца, но он так же не мог допустить хотя бы малейшего риска для своего тела. Что же было лучше? Умереть сразу, разозлив ублюдка, что сковал его, или рискнуть потерять свой член? Он не мог отрицать, что это будет что-то плохое. Его действительно могли просто отрезать или переломать, стоит того возбудить и резко прогнуть плоть под острым углом. То была бы крайне болезненная кончина. Сидеть и истекать кровью во время болевого шока, если конечно он не умрёт от той же агонии раньше. Он сомневался, что громила станет ему помогать или как-то спасать. – Раздвинь!– Немец гаркает второй раз, значительно громче, и подкрепляет свой испорченный настрой натиском тяжелой подошвы ботинок на голую стопу азиата. На плюсну оказывают давление, среднее по значению между адской и терпимой болью, заставляя прислушаться к чужим желаниям. Хон Джин делает глубокий вздох через нос, стоит силе нажима увеличиться ещё немного. Он привык терпеть боль, но глухую, не ту, что приходит напрямую и давит на его кости со связками и мышцами. Его вынуждают медленно, не желая принимать подобный исход, раздвинуть бёдра вновь. Принуждают довериться незнакомым рукам. Тяжёлый ботинок сходит со стопы, но недалеко, опускаясь аккурат впритык, намекая на присутствующую угрозу, что никуда не делась. – Gut gemacht,– Произносят на тон легче, по колену хлопают, переключая внимания обратно на первоначальную цель. «Он сказал, что постарается не покалечить. Он сказал, что не собирается меня убивать, а отрезание члена без какой-либо медицинской помощи в большинстве случаев сулило только смерть от кровопотери или боли»,– Тигр повторял это в своей голове. Секунды казались часами и даже сутками. Мантра заела пластинкой в магнитофоне его разума, на виске успел выступить холодный пот. Переживания никак не утихали, становясь только громче с каждой секундой. Основание члена сжимают крепко, но не болезненно, хотя из Хоранги всё равно вырывается лёгкий выдох, когда плоть встречает плоть, вместо того же острого лезвия или игл. Сам не замечая того, он успокаивает собственное дыхание. Ладонь горячая, крупная и грубая, шершавая, и она же двигается по стволу, от лобка до головки, что ещё скрыта крайней плотью. Пускай Ким и не видел этого человека за работой, но мозолистые руки говорили сами за себя, выдавая в затворнику действительно страшного человека. Он ошибся домом слишком сильно, делая эту встречу действительно роковой. Даже нежелательные прикосновения, отвратные для души и разума гонят кровь, возбуждая против его собственного желания. – Das war's, дыши, это не убьёт тебя,– Мягкая усмешка подтрунивает, наслаждаясь очередной небольшой паникой. Движения по мужски грубые, не нарочно, а просто потому что это та грань нежности на которую способен человек–гора. А этот испуг напротив него был слишком сладок, а Кёниг не мог и не хотел противостоять своей любопытной природе. Так или иначе каждый уступал ему в размерах и тем более терял дух при виде его габаритов, но этот бродячий кот продолжал реагировать, не обмякая на скамье. Ему это нравилось, кто-то близкий по духу из той же профессии, от чего можно было посмотреть на реакцию со стороны, изучить любопытным глазом. Возможно рядовой служил слишком давно, чтобы помнить свои годы на службе, куда скорее всего ушла его молодость с юностью, а теперь очередь короля напомнить салаге, стать его отголоском прошлого. Уж больно полковнику нравилась субординация и злоупотребление своей властью. Он это не отрицал. Член в тугой хватке непроизвольно напрягался и твердел, особенно когда ладонь с пальцами назло мяли и сжимали головку с основанием, навязывая возбуждение и так злорадно хваля это вслух, открыто радуясь чужому успеху. Плоть следовала за мозолистыми пальцами, становясь такой же горячей, когда сердце лишь немного успокаивает обороты, приходя ближе к норме тяжёлых стуков. Немец размазывает первые выступившие капли молофьи, натирая уретру и оголяя головку от окружающей её кожи, вызывая глухие возгласы под материалом, что сдерживал брань Хоранги. А Хоранги хотел именно браниться, покрыть этого морального урода матом с головы до пят, когда чувствительные места колет и режет от грузных прикосновений, таких липких. Тигр пытается убедить себя, что ему противно, что ему не нравится это. Спина выгибается от сомнительного удовольствия в районе поясницы, но только лишь для того, чтобы позволить копчику упереться в спину скамьи, очередная попытка забрать «игрушку» из рук гиганта. Но полковник не отпускает даже так, лишь наклоняясь вперёд чуть ближе, начав надрачивать вставшую плоть только активнее. Он вызвал этим новую порцию приглушённого мычания и обрывистых телодвижений, когда Ким помнил правила этой «игры», останавливая свои дёрганья ещё на пол пути, позволив себе биться в конвульсиях лишь верхней частью туловища, вновь напрягая руки, впиваясь пальцами и ногтями в ладони. На коже появились красные полумесяцы, а на запястьях пока что слабые следы отпечатков полос материала наручников. Хоранги предположил, что это доставило приятное ощущение его затворнику, ведь действо продолжилось до тех пор, пока кореец не начал тихо скулить от отчаянья, пыхтя поверхностно и рывками. Всё же жёсткая и грубая стимуляция действительно ходила на грани болезненной, когда член слишком давно не трогали и его гиперчувствительность сработала против хозяина. А Кёнигу это действительно нравилось. Это не нарушало правил, пока он имел прямой доступ к телу, паху и заднице, пока его мишень оставалась открытой, всё было в порядке. Только тогда он облегчил нажим и прикосновения, что стали заметно нежнее(насколько он был способен), потирая красную головку с влажной уретрой большим пальцем, медленно, так продуманно, что Киму снова становилось страшно, но он действительно мог взять небольшую передышку. Это есть то самое удовольствие, что граничило с настоящей агонией, яркой и чистой, когда его член был слишком отзывчивым, в чём был виноват только лишь сам воришка, забросив интимную жизнь на пару месяцев, поставив в приоритет деньги и новую цель. Его расплата была сопоставима той халатности, что он допустил. Тигр пыхтит, обессиленно опуская голову вниз, почти касаясь подбородком груди, от чего казалось, что он уже выдохся. Сжатые в плотные кулаки пальцы говорили об обратном. Стержень члена пока что просто греют в обхвате широкой ладони. Так думал кореец не видя полной картины, имея возможность опираться лишь на слух, но вокруг было так тихо и только его пыхтение с сердцебиением у виска разгоняли пустоту; на обоняние, но он чувствовал лишь чистый воздух и собственный запах тела с лёгким потом от напряжения и страха; осязание и прикосновения, только это не помогало, будучи скованным и лишний раз чувствуя как его плоть мнут как неподатливую глину, которую и не собираются вовсе переделывать, играясь для разминки рук. Хоранги чувствует как положение смещается, стоит мужчине напротив него напрячь ноги и уже со значительной силой давить на уязвимую кожу, редкий жир внутренней части бедер. «Зачем?»,– Истерично давится Ким. Он поперхнулся воздухом, скопившейся слюной, не замечая того момента когда теряет самообладание. Спина выгибается с грудной клеткой, тигр готов вывихнуть себе руки или тазобедренные суставы, лишь бы выбраться, освободиться и увидеть, что происходит за чёрной гранью маски, и не важно, что повреждённая конечность едва ли поспособствует возвращению зрения. Мычание в плотную полосу кожи является сплошным ругательством, смесью корейского и английского мата, проклятий, но их не разобрать. Топорный толчок в солнечное сплетение впечатывает в скамью, возвращая в прежнее положение. Громкая пощёчина отрезвляет, как и боль в груди со спиной. На этот раз прилетело с другой стороны, а вор уже и не замечает, что его член свободен. Сухая ладонь и пальцы сжимают его скулы, подбородок, тянут на себя, игнорируя судорожные вздохи. – Нужна ещё одна пощёчина? – Не утверждение, вопрос со скользким акцентом. Хон Джин обрывисто мыкает, вибрация голоса переходит в ладонь Кёнига и он это любит, плотнее обхватывая рот и повязку на чужих губах, от чего крупная ладонь покрывает почти половину лица, перепонка большого пальцы упирается под нос корейцу, чувствуя его неровное дыхание, а тёплые выдохи щекочут кожу. Приятное ощущение. Он чувствует как котёнок в его руках постепенно успокаивается, слепой и беспомощный, плевать, что он сам сделал его таким, наслаждаясь этой картиной по своему. Правая, влажная рука ведёт меж ключиц, оставляя склизкий след, проходя по грудине, солнечному сплетению. Король так и не коснулся неплохих грудных мышц, заглядевшись на лицо перед ним, наслаждаясь в собственном воображении, каким бы могло быть лицо под повязками. – Пугливый Kätzchen, сиди смирно и тебе понравится,– Низкий рокочущий тон предупреждает, впрочем отсутствие прямой угрозы не облегчает положение, но тигр снова задушенно мычит, коротко и тихо. Затылок давят с лёгким нажимом в спинку, наконец отпуская. Ким остаётся в таком положении, смаргивая под маской лишнюю влагу на глазах. Недолгая тишина поглощает с новыми мыслями, нагнетая из раза в раз до тех пор, пока на основании эрекции не появляется что-то холодное. Мурашки проходят по спине и копчику. А потом это что-то стягивают вокруг, вновь почти до боли, но быстро это переходит в обычный дискомфорт, стоит крови застрять в эрекции и переходить крайне медленно обратно в тело и назад. – Как мило. Тебе так страшно, рядовой? Так быстро, а я ещё ничего не сделал,– «О чём он говорит?»,– Хоранги был сосредоточен на плотном и широком жгуте, что стягивал его член и яйца своей длинной, совершенно забыв про слёзы, предательски просочившиеся под повязкой. Только сейчас он ощутил прохладную влагу на щеках и скуле, с позором отворачиваясь, не желая показывать ещё больше слабости. Всё это было от страха, от ужаса. Если бы это были кредиторы и его постоянно преследующие стервятники, член давно бы отрезали, может быть действительно поигравшись с ним, а может сразу. Этот человек был по своему милостив с ним, хотя назвать это приятным у корейца язык не повернётся. С другой стороны мародёры никогда ещё не дрочили ему. Да раздевали, но лишь для того, чтобы избить или дать новую дозу страха – стимула для получения денежной суммы, чтобы погасить часть долга. В «таком» смысле его ещё ни разу не трогали. И это пугало больше всего. Чего желал этот человек? Какой именно расправы над вором он хотел? – Как сопливый новобранец разбивший коленку,– Уже усмешка, и тигр ощущает её своей кожей. Слышен быстрый шорох ткани прежде чем щёку облизывают, вязкая слюна остаётся позади влажного и горячего языка. Хон Джин морщит лицо от отвращения, но этого не видно, а Кёниг слишком самодоволен, чтобы подумать о таком, вновь поднимая голову вора за подбородок, поворачивая, проделывая тоже самое с другой стороны лица. Слюна быстро остывает, становясь холодным и скользким напоминанием об извращённой натуре хозяина дома. Король облизывается, смакуя чужие слёзы как редкостное вино, что настаивалось не один десяток лет. Можно сказать так и было. Возможно он переборщил с воришкой, напугав его чересчур сильно держа интригу, но это было слишком вкусно. То отчаянье, страх и ужас, что выходили со слезами и соплями были слишком прекрасными, а самое главное член не падал.(Теперь уже он не мог упасть чисто физически из-за стягивания резиновым жгутом) А сам затворник завёлся ещё больше, приятное тепло медленно скапливалось при рассматривании такого откровенного зрелища. Кожа на груди и две полосы на щеках поблескивали на свету ламп. Кёниг спорил сам с собой, размышляя о том, что не будь повязки на чужих губах, кореец с равной вероятностью мог как умолять об освобождении, роняя слёзы, мольбы, так и мог бы проклинать своего похитителя, если действительно имел бы такую возможность. Ухмылка под маской обнажает зубастую улыбку. «Das wäre heiß»,– Злобный голосок в голове шептал, но сдержанная часть разума напоминала о том, как громко это могло бы быть. Немец был приверженцем тихих мучений, слушая скулёж и мычания. Решение остаётся тем же: ограничения останутся на воришке. – Всасывай сопли обратно, если не хочешь задохнуться. Я не буду отрезать твой член, салага, он слишком милый,– Пунцовые щёки Хоранги становятся всё более пигментированными, пока Кёниг подавляет в себе желание сказать ему ещё что-нибудь, что-нибудь более серьёзное и оценить реакцию. Но здоровяк был прав, тигр быстро вздыхает носом, обнаруживая что всхлипывает, действительно втягивая то небольшое количество соплей, что успело образоваться из-за его состояния, слёз и небольшого внутреннего плача. К счастью пока что это не грозило ему возможностью задохнуться, при всём своём желании избежать продолжения этой ситуации, тигр не смог бы решиться задохнуться от собственных же соплей, пока какой-то незнакомый тип дрочил бы ему член. Слишком позорная смерть. Полковник уже давно отстал от вора, чего последний даже не заметил, находясь в собственных мыслях. В крупных руках щёлкает пластиковая крышка, выливая на ладонь прозрачную жидкость без запаха. Их небольшое пространство и так начало наполняться возбуждением, а австриец не хотел перекрывать этот аромат чем-то искусственным. Смазка холодная в его руке, что накрывает головку со стволом без предупреждения, грубыми движениями смазывая весь член полностью. Склизкий звук разрезает тишину. Под его рукой тигр забавно дёргается: неожиданно, холодно, пугающе; глухо мыча в повязку, когда всё же понимает как это приятно, стоит смазке нагреться и сделать контакт в разы лучше. Удовольствие принимает яркий облик, больше нет колющих игл от мозолистого контакта, теперь только влажные плотные движения, накачка члена с вульгарными влажными звуками. И Хоранги действительно наслаждается этим, тихо сопя и жмуря глаза, лишний раз не дёргаясь, чтобы не прервать ласку. Но Кёниг дразнит, медленно подводя воришку к оргазму, сосредотачиваясь на уздечке, стержне уретры, головке и плоти, что каждый раз открывает и покрывает назад вершину члена. Нега сходится с мучением при очередных машинальных движениях руки. Тигру кажется это слишком долгим, тело непроизвольно дёргалось и ожидало разрядки, нуждаясь наконец высвободить груз и взять передышку. С каждым разом, после очередной порции автономных движений и регулярной добавки смазки Киму становится всё сложнее, он не может сдержать собственного скулежа. Стимуляция возвращает мучительные ощущения, грань оргазма, желание сжирает его. Собственные запястья рвутся взять всё в свои руки, мысленно желая неистово начать дрочить самостоятельно, лишь бы добиться финала. Цепи звенят вновь, тигру не остаётся ничего как сжать металлический каркас скамьи пальцами, впиваясь до боли подушечками пальцев и ногтями. К концу этого «веселья» он рисковал остаться без них. Контроль над собой уходит, Кёниг видит это, когда таз вора поднимается, желая вбить разгорячённую плоть в сжатый кулак. Австриец назло фиксирует свою хватку на основании члена, пресекая подобное, как бы кореец не старался, в конце концов просто убирая руку, оставляя желающего котёнка недовольно вскрикнуть в кожу на губах и опуститься обратно. Слишком весело и мило. – Nein, тебе пока нельзя кончать,– Он озвучивает, осматривая тело, что уже медленно покрывалось потом и дрожало. Он чувствует скольких усилий стоит корейцу не двинуться с новым упорством в нависающий над его членом кулак, что опускается так издевательски медленно. Но при малейшем намёке на толчок контакт быстро грозит исчезнуть вновь. Тигра переполняет напряжение и желание, это было за гранью его самоконтроля, когда он откидывает голову назад на спинку, делая пару глубоких вздохов, задыхаясь, теперь уже не от страха, а от желания трахнуть чёртов кулак. Голубые глаза фиксируются на выпирающем кадыке, пока Ким брал контроль над собой. Шея Хоранги так же медленно начинала краснеть от сильного прилива крови. – Прошло всего пятнадцать минут, а ты уже готов взорваться, молодая кровь слишком жадная,– Причитает австриец, будто бы скучая, казалось бы отчитывает подростка, что не в силах сдержать свой пубертатный возраст и готового кончить себе в штаны. Но Хоранги приходит в ужас. Пятнадцать минут… пятнадцать минут его мучают и дразнят, не позволяя кончить после долгого воздержания. Это хорошо объясняло почему его тело судорожно дрожало и дёргалось при малейшем контакте, становясь слишком восприимчивым к подобным прикосновениям. Он не был уверен, что сможет сдержаться, в противном случае сперма потечёт у него из ушей. – Ещё чуть-чуть, пока я не скажу. Терпение рядовой,– Тигр чувствует ободряющую его ладонь на собственном боку. Он не может сдержать всхлип, откидываясь назад вновь. Это прикосновение чрезвычайно обманчиво в своей нежной натуре. И австриец продолжает дразнить. Всхлипывания становятся всё более отчаянными и нуждающимися и это тешит его собственную эрекцию, тепло становится полноценным жаром, в штанах постепенно становится всё теснее, но Кёнигу это нравится: тот небольшой мазохизм в отказе собственному удовольствию в угоду наблюдения за чужими страданиями. Оба в ловушке ограничений, пока громила делал это намеренно. Хон Джин уже ничего не понимал, теряясь в темноте повязки и ощущений, не успевал ловить себя на движениях, бесполезно гонясь за исчезающей рукой. Стоит ему напрячься, подготовиться к эйфории освобождения и подойти к краю удовольствия и приятно навязчивая рука уходит с его члена с влажным хлюпом, в очередной раз говоря «Nein», выжидая когда вор успокоится, отойдёт от грани, чтобы только продолжить надрачивать его плоть дальше. Молофья уже пенилась меж огрубевших пальцев. Момент, когда Хоранги не выдерживает, отчаянье накрывает сильнее, и он натужно и страдальчески мычит, что без и слов понятно – просьба, плюгавая мольба об облегчении, милости со стороны человека-тарана. Снисхождение так и не наступает. Его в очередной раз удерживают, руку убирают от чувствительной плоти, что уже горит, ярко красная от возбуждения. Смазкой пачкают и вторую руку, пальцы, скользящие теперь под собранные жгутом яйца, обводя сморщенный вход. Тигр сжимается только плотнее, предчувствуя вторжение; холодных от смазки пальцев достаточно для угрозы его анальной девственности, хотя и оной давно нет уже со студенческих лет, но всё равно страшно. Когда средний палец проталкивают в анальное кольцо сквозь сопротивление, с каждой фалангой скользя всё легче, до тех пор пока костяшки не касаются горячей кожи промежности. Тигр остаётся на месте, давно позабыв чужеродное ощущение, когда внутри оказывается кто-то другой. Палец крупный, как и его хозяин, и Ким почти молится, чтобы его возбуждение спало от одной только мысли, что в него что-то пихают. Его молитвы не слышат. Палец двигается, плотно окружённый мягкими тканями кишки вместе с тамошней смазкой, изначально слабо вырабатываемой организмом для иных целей. Стазис заканчивается так же быстро как и начался. Для Хоранги этот момент сравним с вечностью, во время которой он привыкал к инородному чувству внутри себя. До тех пор пока фаланга не гладит простату. Тигра нарочито дразнят, уводя на самый край, но в то же время не позволяют кончить. Ким готов выглядеть ничтожным, убогим, беспомощным и отвратным в своей слабости к оргазму с облегчением, если это приблизит его к эйфории освобождения. Он старается гоняться за удовольствием, в одно мгновение считая, что это то, к чему стремился чёртов немец. Ошибся. Сопротивлялся оргазму, дрожа в бессилии перед той агонией покрывающей его истекающий член. Гора перед ним так же была недовольна. Кёниг желал его мучений в удовольствии, от которого у него самого скручивало кишки в горячий узел, а пальцы на ногах пожимались от собственного воздержания. Бесспорно, метания корейца приносили ему стоящее удовлетворкние, трусы успели пропитаться смазкой, оставляя приятное пятно. Он терпел. Ещё было рано. Нужная кондиция отчаянья так и не настала по его мнению, даже когда вены на красной шее вздулись от напряжения с упорством. Полковник облизывался, предчувствуя что-то более приятное чем простой финал. Если он не спустит в штаны быстрее, всё же проиграв своей выдержке. Он также не мог не похвалить этого милого котёнка за его старания. В своей манере. – Ausgezeichnet, klein, но этого мало, прошло всего пятнадцать минут, думаю ты способен на большее,– Шептал австриец так просто, а Хон Джин задыхался. Пятнадцать минут. Пятнадцать минут выставлялись как что-то ничтожное, и ощущалось как вечный ад, от чего сама преисподняя становилось завидным местом. Движение грубой мужской руки издевательски медленное, липкое, твёрдое, неотвратимое подобно ходячему поршню. Кёниг отлично видит, что это сводит с ума, делает Кима больным, явно не в себе за погоней высвободиться. – Неужели mein kleiner Tiger так сильно хочет кончить мне в руку?– Он сжимает пальцами головку, говоря гнусаво, чем подливал масла в огонь. Движение пальцев пронизывающее, цепкое и болезненное. Хоранги издаёт новую порцию мычания и плача, отодвигая таз в сторону, член выскользает из массирующих его пальцев. Погоня за финалом превращается в бегство от него, когда удовольствие превращается в боль, крайнюю плоть снова отодвигают, хлюпая влажной кожей и уретрой. Жёсткая кожа накрывает обратно и тигр готов поклясться, что его член обсыпают колкими иглами, но он не может уйти от этого, как бы не выкручивал своё тело и как бы не бился в конвульсиях. Мерещится, что его уретра уже пульсирует в преддверии оргазма, стоит крепкой хватке вернуться на стержень члена. Хоранги больше не может, он задыхается, хлюпая носом, скуля и мыча, пока полковник добавляет порцию холодной смазки и разгоняется кулаком по горящей плоти всё быстрее. Только чтобы снова устранить руку как только азиат вытягивается, выгибает спину, желает быть ближе, молит о снисхождении. – Nein,– Неотвратимый шёпот. Голубые глаза приклеены магнитной тягой к этому телу, впитывая в себя всё происходящее. Кёниг внимательно наблюдает как дрожит член от силы дыхания вора, живот ходит ходуном вместе с грудной клеткой, тело так же проходит дрожь, когда не понятно, действительно ли тот пытается не вылить наконец своё семя или аккурат наоборот, кончить изо всех сил. Зрелище завораживает и привязывает к себе. Выдох отчаянья и нытьё продолжается после паузы, после того как становится понятно, что полосатый котёнок не сможет кончить. Склизкие движения натирают плоть, всё липкое и горячее, Хон Джин не находит чем дышать при очередном разгоне. Его накрывает новая волна агонии и возбуждения. Он слишком чётко слышит своё пыхтение, грязные и вульгарные звуки на его члене. Он уже не знает чего хочет больше. Слишком быстро меняя своё мнение при очередной границе с концом, решительно стремясь закончить эту сцену. Преисполнившись ненависти, отчаянья и боли, решив, что не пожалеет об нарушенных правилах этого извращенца, ведь тот не собирается его убивать, значит цена не так страшна. Что он мог ему сделать? А сделать он мог многое. То, чего больной от стимуляции мозг уже не стал брать во внимание. Он хочет кончить. Он хочет запачкать эту руку, свой живот, пол, что угодно, он хотел вздрогнуть от спермы, вытекающей по его уретральному каналу. Член вновь выжидающее оставляют на произвол судьбы, ожидая, что и в этот раз Хоранги справится и не достигнет окончания. – Nein, нельзя,– Повторяют умиротворённо с некоторой строгостью, но в голосе так и слышна потешность – упоение чужой борьбой с собственным телом. Однако его не слушают. Белая сперма небольшими порциями с силой выплёскивается из уретры, стекая на рядом расположенное бедро корейца. Австриец не успевает обозлиться, в ту же секунду сжимая член перед собой. Хоранги вздрагивает от болезненного удовольствия, пыхтя, считая, что его хитрость удалась. Быстро жалея об этом, в тот момент, когда его начинают гиперстимулировать, и так чувствительного, когда он не закончил кончать. Заставляя биться в новых конвульсиях, дёргаться и биться. Немцу всё равно, его руку нельзя отделить от стержня, пальцы вдавливаются в плоть, выдаивая сперму из члена, двигаясь быстро, не стесняясь испачкаться в жидкостях. Наказание было соизмеримо нарушению, стремясь поставить на место и показать обратную сторону медали, дроча и не останавливаясь, причиняя страдание тем удовольствием которое всё ещё не разрешили получить. – Я не разрешал, böser Junge,– Шипит мужчина, продолжая обрабатывать чужой член и давить на чужие бёдра, уже давно перестав дразнить простату. Давящий жгут на яйцах стягивают, снимая полностью и освобождая яйца. Он собирался познакомить маленького котёнка с конденсированным мультиоргазмом. Несколько оргазмов за один половой акт с финальным семяизвержением. Ким вытягивает шею в чувстве обречённости. Свежая кровь в эрекции лишь добавляет ясности в ощущениях, увеличивая колкость и режущее чувство удовольствия сверх меры того, что был способен вынести Ким. Поднялся шум, икры сводило судорогой от напряжения, цепи звенели подтверждая чужую беспомощность. Пока наконец тело не дёрнуло новым оргазмом, оглушая измученного корейца. Вторая порция спермы жидкая, почти прозрачная, вылилась в кулак Кёнига, что прошёлся по члену ещё два раза, выжимая всё без остатка. Казалось он вытягивал душу и оставшиеся силы из бедного воришки, что крупно дрожал, теперь почти повиснув в кандалах на руках, наклонившись вперёд и тяжело дыша. Немец сжимал руку почти беспощадно, чувствуя пульсацию плоти под своими пальцами. Всё это время он не отводил взгляд от лица рядового, изучая и наблюдая за безысходностью. Наказание закончилось, член отпустили наконец позволив ему опасть, всё ещё пульсируя. – Bußgeld, ты сам привёл к этому, надеюсь тебе понравилось,– Покрытую потом грудь толкают обратно к спинке скамьи с завидной силой, впечатывая в материал, но больше не трогают, желая этот толчок таким неряшливо лёгким. Тело движется как марионеточная кукла без стержня и ниток. Безвольному Хоранги дают отдышаться, когда он продолжает подрагивать и тяжело дышать. Сторонний взгляд оценивает состояние визитёра, что грубо говоря выглядит удручающе, и в то же время так привлекательно. Австриец удержался, смог перетерпеть своё желание, усмехаясь. Он поддержал пальцами подбородок второго, поднимая его лицо, открывая свету запыханное выражение, красные щёки, следы от свежих слёз. Стыдливый румянец вымученный этой пыткой был самым прекрасным. Вторая рука наносит тяжёлую пощёчину, пока вор не издаёт новую порцию тихого протестующего мычания. – Мы ещё не закончили,– Скользкая усмешка. Хоранги кажется, что его начинает тошнить от перевозбуждения и душноты. Он не мог понять, кажется ли это ему или здесь действительно становится мало воздуха. Тигр кряхтит под своими ограничителями, всё ещё переживая некоторую дрожь и пульсацию в теле. Член медленно опадал, принося облегчение – кровь вновь нормально циркулировала и орган сжался до первоначального размера. Мешал лишь звон в ушах, от которого чёрные брови под маской на глазах кривились. Навроде его мучитель сказал, что они ещё не закончили, но Хоранги готов поклясться, будь то ему мерещится или время действительно течёт медленно как нуга, но он чувствует, будто прошла уже не одна пара минут, а ничего так и не случилось. Он успел отдышаться, ощутить своё тело единым целым; то как потная кожа прилипает к материалу скамьи и её спинки, издавая неприятный, невозможно громкий звук при каждом движении и отсоединении. Или тигру так казалось из-за обострения чувств, когда он также наконец расслабил пальцы, что сводило судорогой и кончики фаланг, на ладони остались глубокие отпечатки полумесяцев. Это было подозрительно хорошо. Он тяжело сглотнул накопившиеся слюни, не желая ещё больше пачкать себя своими жидкостями. Высокий австриец всё это время стоял рядом, никуда не уходя, внимая каждому вздоху воришки. Было приятно лицезреть как человек перед ним приходит в себя, от части всё же больше любуясь тем как капли пота стекали по мышцам рук и груди, скользя и поблёскивая. В этом было что-то элегантное, изящное. Возможно Кёниг просто не хотел, чтобы что-нибудь пошло не так, он должен был держать всё под контролем, потому продолжал обгладывать сильное тело перед ним взглядом. Действительно довольно молодой и неопытный уличный кот, которого он выхватил, поймав на краже. Теперь тот представлял из себя милое зрелище, только не хватало финального штриха. Они действительно не закончили, пока король не кончит. Только хозяин этого дома знал, что прошло не больше минуты, которую он отсчитал второму на передышку, так же дотошно сверяясь со стандартными офисными часами на стене, на одной из деревянных балок, что служили каркасом и опорой как комнаты, так и самого дома с его основанием. И секундная стрелка пересекла один цикличный круг, отмерив срок. Кёниг потянулся к собственным штанам, расстёгивая ремень, звеня тяжёлой бляшкой, что плотно врезается в толстую полосу кожи. Немец с усмешкой и прищуром в глазах замечает изменение в положении тела корейца, додумывая, что последний мог ожидать нечто в духе порки, но это было не так. Может быть в следующий раз. Он не вытягивает ремень из шлёвок, просто освобождает путь к болящему от вожделения члену, выдавливая пару пуговиц из прорезей, расстегивая молнию, приспуская тёмные боксёры. Мясистый член свисает вниз, слишком тяжёлый, чтобы гордо подняться и держать свой вес, но величественный в своих объёмах. В нос бьёт новая волна запаха от возбуждения. И Кёниг знает, что Хоранги это тоже чувствует, подходя ближе, вновь меж раздвинутых бёдер. Теперь его целью был слащавый рот, слащавый для него, но на деле достаточно грязный на брань с ядом, чтобы действительно желать закрыть этот кратер преисподней своим членом. Король приближается достаточно, чтобы кореец ощутил материал плотных штанов внутренней частью бедра и некоторый влажный жар совсем рядом с его шеей и лицом. Приспущенное сиденье скамьи позволяло равнять их положение так идеально, что полковнику не нужно было наклоняться, чтобы трахнуть этот рот. Мужчина обхватывает голову Кима двумя руками по бокам, огромные ладони угрожали сжать его череп в обычную плоскость. Хоранги верил, что этот здоровяк вполне смог бы сделать такое, оставив от его мозгов ущербную лужу на полу. Тогда тигр замер, переставая дышать, морально готовясь получить удар или новую порцию боли. Он слал чужие обещания куда подальше, сейчас было не то время, чтобы верить словам незнакомых людей. Боли не следует, вместо этого нос и часть кожи на скулах встречается с чем-то крайне горячим и влажным, пульсирующим, скользким. Кёниг специально тёрся членом о чужое лицо, вдавливая свою плоть, просто чтобы испачкать того в собственной смазке, что успела накопиться за время ожидания. Он хорошо потрудился и мог немного побаловать себя. – Я уберу кожаную ленту с твоего рта, но ты будешь тих как мышь и послушно отсосёшь у меня. Я понятно выражаюсь, Kätzchen?– Пальцы впиваются в линию челюсти, оглаживая плоть в грубой манере. Жалкое подобие ласки, когда король даже не пытается быть более нежным, нарочито угрожая, не желая терять член от зубов уличного тигра. Хоранги не имеет выбора кроме как согласиться, в очередной раз, то был выбор без выбора. Медленное покачивание головой вверх вниз – всё, что нужно было для удовлетворения полковника, для его одобрения и удовольствия, ведь головка под крайней плотью так сильнее тёрлась о щёку Хоранги. Тихий выдох восхищения был скрыт под тёмную маску на полковнике, когда давление пальцев ослабло, те передвинулись к замку на виске, освобождая челюсть с зубами от давления. Ремешок спадает на шею пленного безвольно свисая. Даже не взирая на согласие, немец ожидал, что его маленький заключённый попытается закричать о помощи или может быть начнёт молить о пощаде, просить отпустить и что он будет молчать как рыба в воде до конца своих дней, будто бы Австриец действительно не мог отправить его на илистое дно какого-нибудь американского озера. Ничего. Слышно только прерывистое дыхание и новое шмыганье носом, когда Хон Джин облизывает обескровленные давлением губы, соблазняя до боли в яйцах. Он действительно был тих, умный воришка. Кёниг доволен таким раскладом событий, насколько это возможно ласково потрепал мокрые от пота волосы на макушке послушного котёнка, так и не спустив вторую ладонь с челюсти корейца. – Язык наружу,– Короткая команда, большой палец жмёт на шершавую от давно зажившего шрама кожу, вдавливая плоть внутрь, создавая небольшое напряжение меж рядов зубов и мышц, чтобы рот послушно открыли. Ким высовывает язык, даже не до половины, а уже почувствовал солёный мускусный привкус, сразу же наткнувшись на крупный стержень. Кёниг не стеснялся тереться о влажные губы с придатком, выравнивая свой таз на уровень румяного лица. Пока что он не стремился зайти как можно глубже в дрожащее горло, но наслаждался тем как его стержень облизывают, наконец показывая язык полностью. Полковник так же не стал угрожать расправой или предупреждать о том, что случится, если воришка захочет показать зубы. В крайнем случае полковник сможет пришить свой член обратно, но с головой корейца так не получится. К тому же, по оценке немца, Хоранги был слишком напуган, чтобы пытаться провернуть подобное, не противясь даже тогда, когда крупная солёная головка проталкивается ему в рот, и он начинает сосать, обводя языком крайнюю плоть, уретру и просто облизывая горячий член, что заметно пульсировал от длительного ожидания. Определённо в такой безвыходной ситуации было глупо пытаться сопротивляться, даже если человек связавший тебя не стремится покалечить твоё тело. А австриец всячески мешает, обнажая зубы тигра, большим пальцем оттягивая кожу губ и щёк в сторону, пока Ким наконец не дёргается – видимо стало неприятно. – Gut, надеюсь у тебя нет рвотного рефлекса, хотя я всё равно не остановлюсь,– Это звучит быстро и сдержанно, когда губы с щекой наконец отпускают, но только чтобы снова сжать челюсть, побуждая открыть рот ещё шире. Хоранги не в первый раз делает минет, уже достаточно опытный, чтобы заранее спрятать зубы и высунуть язык, достаточно влажный и слюнявый, чтобы член прошёл легче. В то же время ему приходится брать себя в руки, даже не смотря на то, что он делал это много раз и не самым приятным людям. Он задыхается в запахе этого человека, когда пах так близко к носу, натуральный запах тела, пот, возбуждение, мускус, бьёт прямо по рецепторам, и он хочет надышаться воздухом перед тем как его перекроет громила своим членом в его глотке, но не может, не хочет дышать этим. Когда Хоранги всё же решается на несколько вздохов уже в очередной раз становится поздно. Тёмные короткие волосы на макушке сжимают, поднимая его лицо выше, пальцы на челюсти давят, чтобы он не смог закрывать рот. Около половины тяжёлого органа заталкивают ему в рот, ещё не заходя по уровень горла. Немец переминается с ноги на ногу, впиваясь в вора под собой, чувствуя небольшое облегчение от горячего рта, от шершавости языка, что водит по каналу уретры в стволе, выступающим венам и корень языка обволакивает уздечку. Кёниг чуть расслабляет собственное тело, пока его начинают облизывать и посасывать, делая это не так плохо, как могло бы быть, как он этого ожидал. Его бёдра слегка двигаются на подсознательном уровне, сильнее втираясь в мягкую плоть рта, настойчивую неровность языка. – Großartig... Guter Junge,– Голос звучит с придыханием и он проталкивает горячую плоть глубже, слушая как Ким начинает давиться, уже не имея возможности дышать так легко. Так же быстро он выходит обратно, находя позу не шибко удобной, но хмыкает самодовольно, видя как Хоранги тяжело дышит, откашливаясь, стоит крупному члену выйти из его рта. Пока что человек-гора не успел взять размашистый темп толчков. Король переступает через чужие бёдра, придвигаясь ближе, удобнее для самого себя. Теперь, когда таз Хон Джина был меж ног немца, последний вернулся в исходное положение. Скользкая головка выпускает новые капли молофьи, проталкиваясь сквозь влажные губы. Хоранги чувствует, что что-то идёт не так, когда его затылок плотно прижимают к спинке скамьи, когда пальцы мужчины сжимают и волосы, и часть маски, словно не замечая этого, пока сами горячие руки подрагивают от напряжения. Интуиция была права. Только то был неизбежный момент, когда крупные бёдра двигаются, вколачивая разгорячённый член до основания в узкую глотку. Горло сжалось, спазмируя от неожиданности и попытки вздохнуть воздух, пока полковник тихо прохрипел от удовольствия, надёжно прижимая губы тигра к основанию своего члена, упирая его нос в редкие лобковые волосы. Кёниг знал, что кореец давится его членом, отлично ощущая, как глотка сжимает крупный стержень, и он не собирался это прекращать, ещё совсем немного, становясь только твёрже от этих отчаянных хриплых и задушенных звуков, которые издавал его маленький котёнок. Хоранги слишком красиво давился его членом, пытаясь стошнить или выплюнуть его, делая бесполезные попытки глотнуть воздуха, но канал полностью забит полковником. Кёниг сдвигается как только Ким начинает дёргаться и дрожать в его руках, уже не контролируя панику от удушья, когда тело действовало почти само, стараясь спастись от смерти. Только тогда член выдвигают назад до половины, любуясь пыхтением и соплями, что успели пойти из носа Хоранги. Измученный, весь в слюнях и соплях, но они только начали. Крайне сильно раззадоривает немца и он без предупреждения вколачивается обратно в воспалённую глотку, не позволяя откашляться и полноценно вздохнуть. Он набирает скорость, делая хаотичные толчки, поднимая голову к потолку, больше не глядя на милую мордашка тигра у себя на члене, сосредоточившись на собственном удовольствии. Кёниг обращает внимание лишь на отвратительный звук глубокого минета, что кажется ему грязным и горячим, когда он вталкивается как можно глубже в слюнявую пасть, не заботясь о слюнях, что крупными линиями и каплями пачкают ему яйца и штаны, когда основание члена выходит наружу, а влага идёт следом, стекая по подбородку воришки. Даже когда от неровных, быстрых, неконтролируемых толчков зубы начинают касаться его стержня, цепляя кожу и даже головку, он только ускоряется, уже не позволяя Киму даже вздохнуть, та небольшая, острая боль от зубов возбуждает только сильнее. Скрученные в узел кишки сжимаются. Жидкости пенятся, ещё больше пачкая лицо корейца. Руки дёргают чужую голову с достаточной силой, в конечном итоге даже сдвигая маску на глазах, открывая один из них, но Хоранги не мог смотреть, жмурясь от той силы, что трахала его горло, царапая чувствительные стенки и его язык, что успел онеметь, слёзы уже давно струились от раздражённой слизистой. – Ох Süße, Süße... Приготовься глотать,– Австриец шипит, продолжая толкаться, грубо, но ритмичней, глубже, желая втолкнуться как можно дальше, ощутить как можно больше липкого и горячего языка, слюнявого горла, где слюна с его смазкой успела смешаться до состояния мутной слизи. Когда Хоранги зажимают между скамьёй и горячим тазом, прижимаясь пока глубже уже некуда. Тигр хрипит, давится, чувствуя как тяжесть члена у него во рту набухает ещё больше, пульсируя и наконец кончая струями спермы. Ким физически не может проглотить, когда его глотку предательски растягивают огромной эрекцией, давя на корень языка, вызывая рвотный рефлекс и не позволяя дышать. Не ушедшая в глотку сперма выходит из ноздрей с пузырями, когда член с влажным хлопком вытаскивают из глотки, свободной рукой выжимая себя до последней капли, последний раз пульсируя белой частью массы в слюнявый рот. Если бы мог, Кёниг возбудился бы снова, вот так, повиснув над этим уличным котом, что задыхался, судорожно глотая слюни с горьким семенем, наконец имея возможность дышать, так отчаянно делая вздохи, от чего сперма с соплями пузырились у ноздрей, а с губ на подбородок текла небольшая белая забытая полоса, пока по алым щекам текли слёзы. Король не мог оторвать от этого глаз, отпуская и тёмные волосы, только сейчас с тяжёлым пыхтением замечая, что сдвинул кожаную маску на глазах вора. Сильная ладонь упирается на край спинки скамьи, чтобы не навалиться на корейца под ним. Полковник доволен зрелищем, и даже тем как натужно Ким дышит на его член, что был слишком близко. Спустя полминуты оргазм проходит, наваливается усталость. К тому времени Хоранги смог отдышаться, всё ещё хрипя и жалко сопя, но самое главное, наконец открыть глаз, из которого так и текла полоса слёз. Тогда он поднял взгляд, натыкаясь на ответный взор. Голубые, холодные глаза смотрели ему в душу, насмешливо, но явно слишком довольно, чтобы произносить новые язвительные вещи, а Хон Джин уже не смог бы что-либо сказать, подтвердив для себя догадку о своём похитителе. Кёнигу нравится этот отчаянный сопливый взгляд, возможно даже слишком сильно. Он не спешит заправлять свой орган обратно в штаны, вместо этого доставая из кармана пачку зелёных купюр. Эту проклятую пачку зелени, за которой так отчаянно гнался тигр. Грубые и влажные от пота пальцы сворачивают банкноты по возможности в толстую трубку, прежде чем впихнуть её в рот Хоранги, беззаботно пачкая тысячи долларов в собственной сперме, лишь после этого отстраняясь. Возможно он задержится в штатах чуть дольше, чем ожидал.