Снимая маски

Принц Филипп недвижно сидел в высоком кресле с резной спинкой из темного дерева. Тонкие пальцы едва касались подлокотников, губы, сжатые в тонкую линию, неслышно шептали что-то понятное ему одному. Здесь, в тишине библиотеки, куда никто, кроме принца да месье Кольбера и не заглядывал без особой на то надобности, лучше думалось и вспоминалось. Вот и сейчас, наблюдая за танцем огненных языков в камине, Его Королевское Высочество думал. Или, лучше сказать, размышлял. О своей жизни, об упущенных и прожитых зря днях. О золотой клетке, в которой был заперт все эти годы, не понимая этого. Версаль, этот рай, полный лжи, рай в котором он когда-то чувствовал себя безопасно, теперь вызывал лишь одно желание. Сбежать. Всё равно куда. Лишь бы подальше от иллюзорной мечты, этого идеального, но насквозь прогнившего мира. — Как странно, — шепнул самому себе Филипп; тень улыбки, вымученной и фальшивой, мелькнула и тут же исчезла, уступив место тоске, грозным штормом вырастающей в глубине глаз цвета патины. — Тянуться к звездам, с каждым новым днем увязая в болоте сплетен, слухов и домыслов. И даже не замечать этого, — принц тяжело вздохнул, покосившись на запертую дверь, за которой, он уверен, замер Лоррен, которого он буквально вытолкал отсюда взашей, не объясняя причин подобного своего поведения. Если бы он только знал, что маска, которой его милостиво одарила мать на пару с братом, а все остальные старательно хвалили и потуже затягивали завязки, настолько прирастет к нежной коже! Заменив собой настоящего его, самую суть души и сердца. Может тогда бы смог избавиться от неё раньше. Шагнуть за пределы предательской страны снов. В реальность, пусть и суровую, но настоящую, пахнущую не золотом и вином, а свежей травой и обласканной морским прибоем галькой. Хотя нет, кого он в этом пытается убедить?! Без юной мадемуазель де Ноай, впорхнувшей подобно яркой бабочке в Версаль и его жизнь заодно, этого не случилось бы никогда. Лишь она одна смогла своим заразительным смехом, своей непосредственностью и очарованием, граничащим с нахальством, растопить лед, что давно сковал душу и сердце. И заодно открыть глаза на то, чего он не замечал все эти годы. На боль, что раз за разом терзала шевалье, когда он, Филипп Орлеанский, проводил ночи в чужих постелях. На то, что он ничем не хуже брата. На то, что быть другим, не похожим на других не плохо. Что его можно любить не за титул и происхождение или за то, что он единственный брат короля. А просто за то, что он есть на этом чертовом свете. За улыбку, проступающую на губах тонким лучом лунного света. За губы, шепчущие пусть и банальности, но зато от чистого сердца. И за всё то, что делает его не принцем, но Филиппом. Просто Филиппом, без громких титулов и прочей мишуры, слепящей глаза. — Что же Вы сделали с моим бедным сердцем, мадемуазель де Ноай? — шепнул он темноте, проступившей за окнами осторожной поступью невиданного зверя. — Вернула ему возможность чувствовать и любить, мой принц. — Филипп не слышал, как она вошла, очевидно, слишком погруженный в водоворот своих мыслей. Как скользнула изящной тенью ближе, как протянула руку, чтобы коснуться кончиков пальцев своими, удивительно теплыми и дарящими успокоение. — Меня и шевалье, конечно, — тихий смех девушки, её улыбка, пусть даже он и не мог этого увидеть. Всё это родило на губах принца ответную улыбку. — Он уже пожаловался Вам на меня, Рене? — герцог Орлеанский покаянно склонил голову, поворачиваясь к той, что стала целым миром для одинокой звезды, заблудившейся в просторах вселенной. — О, он молчал, мой принц. Но его вид был куда красноречивей слов. Так что, можно сказать, что да, — Рене опустилась на пол рядом с ним, совершенно не заботясь о том, что может помять пышные юбки наряда. Блеснул эмалевый подаренный принцем браслет, венчавший тонкое запястье. — Полагаю, мне нужно попросить у Филиппа прощения, — шепнул брат короля, глядя на неё сверху вниз, невольно любуясь изгибом шеи и родинкой на левой щеке. — Я тоже так думаю, — в тон ему шепнула девушка, поправляя выбившуюся из прически прядку. — Мне оставить вас вдвоем? — Нет, ни в коем случае, — покачал головой принц. — Без Вашей помощи мне не справиться. Пока не справиться. Но обещаю, что я научусь. Что ж, мальчик, которым он когда-то был, давно вырос. И пора нести ответственность за свои отношения с теми, кто дороже всех на этом свете. Высвободившись из оков кресла, Филипп подал руку Рене и, аккуратно поддерживая девушку под локоть, вышел вместе с ней из библиотеки. Встретившись взглядом с де Лорреном, что, подобно побитой собаке, ожидал его в коридоре, Его Высочество первым склонил голову и едва слышно произнес, тщательно подбирая слова: — Прошу простить меня за неподобающее поведение. Обещаю, что такого не повторится впредь. Судя по оторопевшему виду последнего и вскользь брошенному на Рене взгляду, подобного от принца он не ожидал. Что ж, тем лучше. Филипп улыбнулся самому себе, отмечая, что с этого дня он будет не раз удивлять и шевалье, и Рене. Причем только в приятном смысле.