Кадры решают всё

Лорд-капитан Кузьма Александер фон Валанциус не склонен к рефлексии. Полное своё титулование он тоже не склонен помнить, полагаясь на Абеляра. Лорд-капитан думает одновременно две мысли. Одна — что вот этим он отличается от друкари. Это если взять того же Маражая, его отношение к титулам. О том, есть ли ещё какая-то разница между ним и друкари, лорд-капитан думать не хочет. Напоминает себе, что ещё в пиратском братстве имел кличку Кузька-догматик и прекращает развитие мысли. Другая мысль, что не взять с собой старика Версеряна на вылазку было очень правильно. Если вспомнить, каким тоном сенешаль говорит о своей покойной Катерине, а потом поглядеть, как лорда-капитана самого разносит на воспоминания о Мэри… Вот же блядское место эта Коморра… Отродясь у него больше одной мысли в голове не помещалось, а тут — не знаешь, что и думать. Да ещё и воспоминания некстати. — Это для всех я — Лорд-капитан Кузьма Александер фон Валанциус и ты ды, — говорит он, глядя в глаза инквизиции, — а для друзей я чаще всего «Кузяблять». Пора бы привыкнуть. Иквизиция даже не морщится, сохраняет протокольное выражение лица. — Кстати, — говорит лорд-капитан, — запиши слова. Давно при мне так не матерились, чтоб я прямо заслушался. Инквизиция в лице дознавателя Ван Каллокса игнорирует просьбу и не реагирует на комплимент. Прикрывает глаза и окружает себя лёгоньким холодком варпа. — А, — говорит лорд-капитан, — лечишься. Ну, да. Не буду мешать. — Простите, Кузьма, — говорят ему, — я сейчас не самый оживлённый собеседник. И не самый приятный. — Зато я — просто душка, — плюхается лорд-капитан рядом с удобно устроившимся у стенки инквизитором. — Давай уже. Скажи. Всё что думаешь о моей некомпетентности в кадровых вопросах. Если можно, в тех же выражениях, что давеча. Мне прямо понравилось. — Рад был развлечь. Сплясать не могу. Несколько не в форме. Обезличенности интонации позавидует вокс Паскаля. В том же механическом тоне лорду-капитану сообщают, что, не считая двух богопротивных ксеносов, подобранный им ангел Императора тоже может стать проблемой. Учитывая особенности ордена, который ангел представляет. А вот самочувствие господина инквизитора — это вообще не проблема, что ему, биоманту сертифицированному сделается, и не такое чинил… хотя, конечно, нечто новое и необычное в этом опыте присутствует… — Ты, главное, не спеши, — сочувственно кивает Кузьма. — Всем не терпится отсюда убраться, но пока не понятно — как. Так что ты это… не торопись. Поаккуратнее там с собой. А то в спешке да на нервах нарастишь чего не то и будет одним уродом в моём цирке больше. Опять же, коллеги твои могут не понять. Чё-то типа Тервантьяса в мундире инквизитора — это всё же перебор. — Лорд-капитан Кузьма Александер фон Валанциус, — сообщают ему почти шёпотом. — Должен вас проинформировать, что мне очень больно смеяться. — Прости, друг. Не учёл. Значит, так: щас сюда придёт Хейдари с одеялом и жратвой… Пауза. — Это, — интересуется дознаватель инквизиции, — такой местный аналог «вечеринки с девочками»? — Вроде того. Какая обстановка, такая и вечеринка. — Логично. А одеяло? — Ты погляди на себя. Ты в гробу был краше. И не смей отбиваться, когда она будет тебя укутывать в одеялко и кормить с ложечки. Будь мужиком, дай о себе позаботиться. Ей это щас очень надо. Пауза. Вздох. — Опция «отказаться» не предусмотрена? — Предусмотрена опция «послать нахер этих придурков». Потом пожрать, завернуться в одеяло и уснуть. Но. Нет у меня уверенности, что ты все три действия сможешь самостоятельно выполнить. В правильном порядке. А ты мне вообще-то нужен. Живой и дееспособный. Ты это… ещё не исчерпал свою полезность. Вот. Дознаватель инквизиции Хейнрикс Ван Каллокс великолепно умеет терпеть. И отличается исполнительностью. Если лорд-капитан выразил пожелание, чтобы один член его свиты кормил с ложечки другого, значит, так тому и быть. Нет-нет, госпожа Хейдари, указание лорда-капитана было однозначным. Будьте любезны. — За лорда-капитана, — приговаривает госпожа Хейдари. — За лорда-инквизитора. За сенешаля. — Вот Абеляр-то бедняга. Как он сейчас, должно быть, ёжиков рожает. — Грустно констатирует лорд-капитан. — И назначает их лорд-капитанами. — продолжает мысль инквизитор, забирая у Джай кружку. — Про «поить» ничего сказано не было. Лучше я сам. Кружку он перехватывает вовремя, потому что ёжики вызывают у госпожи Хейдари лёгонькую истерику. Непропорциональную шутке, но закономерную в её состоянии. Пойло омерзительно. Но что возьмёшь с дикарской Коморры. — Вот объясни мне, Ван Каллокс, — размахивает кружкой Джай. — Почему ты такое бревно с женщинами? Высокий. Красивый. Брюнет. И не пользуешься. Я не говорю — для себя. Но в служебных-то целях, а? Ведь немножечко обходительности и тебе любая еретичка все секреты секты принесёт… Прямо в койку и принесёт. То есть, не хочу сказать дурного про эту вашу инквизицию, но странно мне это как-то. — А это я тебе объясню, подруга. — Хмыкает лорд-капитан. — Смотри. Представь, что ты… ну… А допустим ты — вольная торговка. Жирно тебе, но ладно. И вот маячит у тебя в поле зрения такое аккуратное бревно, со всеми своими статями, украшенное аквилой на видном месте. Держит свой фирменный похерфейс. Интригующе пованивает варпом. Украшает собой интерьер и ничего не предпринимает. Что ты будешь делать? У Джай округляются глаза. — Что, вот так просто? — Спрашивает она. — Да. — Коротко роняет инквизитор. — Чистая экономия. Бабы сами всё сделают. Нахрена ему шевелиться-то? А ещё на случай первого знакомства у него отрепетирована история «как я сделался псайкером». Наверняка абсолютно правдивая. Ну, дальше там пара улыбок в стратегически важных местах, ручку чмокнуть, заботу проявить… И трогательная наивная неуклюжесть, тоже абсолютно неподдельная… — Э! Погодь! — Возмущается Джай. — Дуры-то мы дуры, но мы ж хотелку-то чуем… Если нет от мужика тепла… — Напоминаю. — Светским тоном сообщает инквизитор. — Я биомант. По служебной необходимости у меня встанет даже на Кузьму. — Был бы здоров, — столь же светским тоном сообщает Кузьма. — получил бы в торец. Ненавижу вашу породу. — В голосе внезапно прорезается вполне искренняя злость. — Которые пользуются. Ладно, ты — по службе. Ради блага Империума. Но вообще — ненавижу такое. — Что-то личное? — Очень мягко интересуется дознаватель, успокаивающе поглаживая руку тревожно вскинувшейся Джай. — Да был один… Я к нему сдуру Мэри приревновал. Как будто она могла. С таким… Она не как все была. Она… Лорд-капитан осекается. Переводит дыхание. Пытается улыбнуться. Отворачивается. — Шерин, — тихонько зовёт Джай. — Давным давно, — задумчиво говорит инквизитор, — в далёкой-далёкой галактике жили были… Если лорд-капитан позволит, я перескажу тебе эту часть его досье. Потом. Или вы сами, Кузьма? Там нет никакой тайны, убийств, страстей и скандалов. — Поясняет он для Джай. — Но ты же не успокоишься. — Позволит. Пересказать. Потом. Не надо — здесь. Не то это место. Две пары глаз смотрят на него совершенно одинаково: не то чтобы сочувственно, не то чтобы встревоженно, но как-то очень заботливо. — Давай я тебе, Джай, что-нибудь другое расскажу. — Говорит он. — С интригой. На грани скандала. — Давайте, шерин, — кивает Джай. Лорд-капитан Кузьма Александер фон Валанциус садится поудобнее, отхлёбывает из кружки и начинает травить. — Как ты знаешь, Джай, о моём драгоценном здоровье очень заботятся. Я несколько обалдел, признаться, когда выяснил, что у лорда-капитана берут биоматериал на анализы каждый день. Буквально, Джай. Каждый день. Ну, так-то меня это не затрудняет. Всё так специально автоматизировано, чтоб не затруднять лорд-капитана. Без подробностей, лады? Джай кивает, пытается держать лицо «как у Ван Каллокса», но не выдерживает и хихикает. — А ещё как ты знаешь, Джай, я вынужден, кроме лорд-капитанских, исполнять обязанности собственного мастера шепотов. Это кроме того, что я ещё тут сам для себя шут. За неимением подходящих кадров. Нет, Хейн, ксеносы мне не для этого. Из них шуты, как из тебя еретик. Так вот, приходит ко мне однажды мой сенешаль с докладом. И в числе прочего сообщает, что обнаружил утечку информации. Ну, я спрашиваю: что такое? Контракты? Маршруты? Проекты? Что там сливают и кому? Кому — это он не знает. А вот что — знает. И краснеет как девица. Что, говорю, кто-то записывает, как я шпилюсь со шлюшками? Да мне так-то и не жалко, я вроде приличных баб не компрометирую, артефакты еретические в щёлочки не пихаю, вообще особо не буйствую. Ты, к слову, подруга не много потеряла. Скучный я любовник… Нет, говорит сенешаль. Другое. Оказывается, куда-то утекают результаты моих лорд-капитанских анализов. Причём конкретно: анализ кала. Нет, ну это ни в какие ворота. Вот кому это могло понадобиться? Не иначе конкуренты проверяют, не начал ли я гадить тронами. Беру я, значит, за грудки своего главного личного медикуса. Бережно беру и нежно, потому что он мне нужен очень сильно. Если я ещё и без него останусь — сам себя лечить, смешить и защищать, ползать сам и сам кусаться, это я точно рехнусь. А медикус, пожимает плечами и рассказывает мне, что есть только одна контора, ради которой он, честный коновал и благонамеренный гражданин, может нарушить врачебную тайну. И ровно один представитель оной у нас на борту. Дажай делает круглые глаза и демонстративно отодвигается от представителя серьёзной конторы, к которому успела уже уютно прислониться боком. — Да, Джай, он страшный человек. Вот что я должен был подумать?!!! Ну, что ты на него смотришь, Джай. У него в этой пьесе ровно одна реплика: «без комментариев». Именно это написано на лице у Ван Каллокса очень крупными и даже не пылающими буквами. — А потом у меня в покоях на Даргонусе возникает его начальство. Ужасное непосредственное начальство. Целый Лорд-инквизитор. Обосраться как внезапно возникает. И начинает мне предъявлять всякое дерьмо. А я сижу такой, поддерживаю светскую беседу, предлагаю амасек и рекаф, поясняю за свои совершенно правомерные и правомочные действия и не могу отделаться от мысли: когда же и как же он мне предъявит именно это… То есть: веду серьёзный диалог с важным лицом — два раза важное лицо — у меня самого и напротив. А думаю при этом — про гальюн. — Он предъявил? — Интересуется Джай. — Нет. — Ты предъявил? — Нет. Так и разошлись. Два серьёзных человека с загадочным выраженьем на лице. Такое: я знаю, что ты знаешь, что я знаю. Джай задумчиво крутит на пальце чёрный перстень Инквизиции. — Так не честно, — говорит она. — Нужно какое-то объяснение. А то бред и какое-то извращенство. — А у меня оно есть. — Кивает Кузьма. — Объяснение. Ты же в армии служила. Ты же помнишь, что означает — «исполнять приказ строго по форме». Ну… Я, конечно, меряю по себе, но будь у меня в начальниках Ксавьер Калькасар я бы его регулярно доводил до непарламентских. Причём — не специально. И так же регулярно — на слове ловил. — Без комментариев, да? — Спрашивает Джай инквизитора. — Чистая правда. — Отзывается тот. — Правда состоит в том, что по долгу службы мне постоянно приходится анализировать всякое дерьмо. Джай Хейдари смотрит на инквизитора. На лорда-капитана. На инквизитора. Решительно встаёт. — Пойду поссу. — Сообщает она. — А то вы как ещё что скажете… И удаляется, насвистывая древний похабный марш. «Я старый пират, — думает лорд-капитан, — Я не знаю слов любви, но…» Он ухмыляется и тоже начинает свистеть. Неожиданно к нему присоединяется инквизитор. «Вот же, — отмечает про себя лорд-капитан. — Чему только не учат в инквизиции.» Хулиганский мотив про стальные яйца Императора, глупая боевая дразнилка, летит над Ямой, подскакивая и кривляясь на лету. Пока его не перекрывает звук. Короткий, жуткий вой, одновременно животный и металлический, разрывает воздух и уши, проходит сквозь позвоночник, встряхивает мозг, многократно отдаётся от всех поверхностей и обрывается в испуганную тишину. Свистуны оказываются на ногах одновременно. Только что ленивый и расслабленный Ван Каллокс уже собран и даже не опирается на посох. Взгляд у него внимательный и нехороший. — Кто бы ни держал это в руках, — тихо говорит он. — Я обязан. Это Изъять. Немедленно.