Не тот уровень

      Костя даже не поднимает голову, когда дверь в кабинет распахивается. Только один человек, в конце концов, мог позволить себе вот так, без стука, влетать в кабинет майора полиции. Кислов. Черт знает, что дернуло Хенкина связаться с этим кудрявым недоразумением, но теперь Ваня приходил в кабинет как к себе домой, совершенно не задумываясь о правилах приличия. Или о каких-то иных правилах. Потому что Ване на это похуй.       Мальчишка подходит к столу, упираясь в поверхность руками и без особого интереса смотрит в бумажки, написанные аккуратным почерком Кости. Не вчитываясь, естественно. Даром ему не сдались подробности ментовской бюрократии.       — Че делаешь? — с каким-то непривычным энтузиазмом спрашивает Ваня, когда Костя все же соизволил поднять уставший взгляд. И не увидев ожидаемой реакции, Ваня мрачнеет, хмурясь.       — Карманы выворачивай.       Приказывает. Тем самым раздражающе-монотонным голосом. Голосом, от которого по спине Кислова пробежались уже привычные мурашки. Потому что после него Костя закипал едва ли не по щелчку пальцев. Но Киса не торопится подчиниться. Выпрямляется, убирая руки в карманы куртки и совсем немного прижимая их в телу. Потому что Костя очевидно знал, что в его карманах.       — А че случилось-то?       Ваня звучит тихо. Даже слишком. Стараясь лишний раз не провоцировать на агрессию. Но Костя все равно повышает голос.       — Я в этом кабинете задаю вопросы, если ты до сих пор этого не понял.       Ваня ухмыляется. Вновь упирается рукой в стол, а следом тянется второй рукой к галстуку Кости, совсем легко обхватывая его пальцами. Старается перевести тему, естественно.       — Бля, ты такой горячий, когда врубаешь этот свой командный ментовской тон.       Но Костя не поддается. Больно хватает мальчишку за запястье и выпрямляется. Не отпуская руки обходит стол и встает прямо напротив, каким-то излишне серьезным взглядом смотря в черные глаза Вани. Замечает, как тот невольно сжимается от такого давления. Как отводит виноватый взгляд куда-то в пол. Но по-прежнему, не слушается.       — Не заставляй меня лезть в твои карманы.       Лишь тогда Ваня поддается. Чувствуя, как хватка на запястье сперва ослабевает, а после и вовсе пропадает, он лезет в карманы. Подцепляет все, что попадается под пальцы. Сигареты, пару пакетиков с таблетками, пакетик с травкой, несколько бумажных купюр и монеток. Все выкладывает на стол позади. А когда разворачивается обратно, моментально схватывает пощечину. Звонкую. Нервно сглатывает, чувствуя как огнем горит щека.       — Ты обещал мне.       — Прости.       Ваня шмыгает носом. Изо всех сил сдерживает слезинки, вырывающиеся не то от боли, не то от чувства вины. Он каждый раз обещает Косте, что это последний раз. И каждый раз лжет. Последняя сигарета. Последняя таблетка. Последняя сделка. Но каждый раз Костя лезет в свою пачку сигарет и не обнаруживает там половины. Каждый раз Киса дрожащими руками печатает Гене сообщение, едва ли не вымаливая пару таблеток. Каждый раз находится кто-то, с кого можно стрясти копейку. И каждый раз Ваня скулит Косте невнятные пьяные извинения в телефонную трубку. И Костя каждый раз прощает. Черт бы знал, зачем.       Костя вздыхает. Наблюдает как мальчишка подходит ближе и лбом упирается в грудь. Поднимает руку и легко поглаживает его по голове, распутывая, находящиеся в вечном хаосе, волосы. В том же хаосе, что и их обладатель, в общем-то. Слышит, как Ваня тяжело сопит, а после вдруг затихает. И примерно в то же время чувствует, как его пальцы в наглую лезут к ремню, неторопливо расстегивая.       — Ваня, блять, — шипит Костя, отодвигая мальчишку от себя. Смотрит в его по-детски невинные глаза и вздыхает.       — Ну что? Ты же понимаешь, что я сюда не нежиться пришел. Я бы подождал, вместо того, чтобы переться в мусарню и смотреть на тебя всего такого ахуенного и в форме. Так что давай не еби мозги. Вечером мне еще к пробнику готовиться и меня будет ебать математика. Не до тебя будет, скажем прямо.       — И ты думаешь, что я каждый раз буду отрываться от работы, чтобы удовлетворить твой подростковый недотрах?       Ваня задумывается. А потом кивает. Уверенно. Вновь подходит ближе. И вновь тянется к ремню, одновременно с тем целуя мужчину в губы, будто отвлекая. Но Костя, не отстраняясь от губ Кислова, легко обхватывает его запястье и сперва уводит его чуть в сторону, а после и вовсе застегивает наручники на тонком запястье. Ваня вздрагивает. Отстраняется сам. Непонимающим взглядом смотрит на руку. Но в следующее мгновение, Костя грубо разворачивает мальчишку цепляя и вторую руку в металлические оковы. Ваня хмурится, дергая пару раз руками, будто проверяя, шутка это или нет. Но бряцанье цепи давало очень однозначный ответ.       — Ну и какого хуя? — разворачиваясь лицом к слишком довольному собой Косте, возмущается Ваня. Вновь дергает руками. Вновь тщетно.       Костя хватает его за локоть и усаживает на диванчик, стоящий в углу кабинета. Смотрит в его глаза, по прежнему полные желания и вздыхает. Сам тянет руки к ремню на брюках и расстегивает. Теперь уже вздыхает Ваня. Подсаживается ближе, бросив несколько осуждающий взгляд в глаза мужчины.       — Ебаный ты извращенец, Хенкин. Обязательно было для этого меня в наручники заковывать?       Костя молчит. Хочется конечно сказать, что он бы и кляп ему в рот пихнул, чтобы не слышать его бесконечную болтовню. Потому что ничего не могло убрать ту усталость, которая была у Кости после, буквально, каждой их встречи. А Ваню не заткнешь. Кроме как членом. Хотя иногда он даже в процессе умудряется разговаривать. И даже сейчас, зубами подцепляя ткань белья, он что-то бубнит. Что-то неразборчивое, но раздражающее. И у Кости банально не хватает нервов. Едва мокрые пухлые губы Кислова смыкаются вокруг органа, как Костя кладет ладонь на его голову. Пальцами аккуратно перебирает пряди, легко прихватывая.       — Если ты сейчас не заткнешься, то я тебя заткну.       Костя уверен, что хоть и едва разборчиво, но Кислов сказал «Попробуй». Еще и раздраженно глаза закатил. Тогда Костя срывается. Хватает за волосы сильнее, слыша тихое шипение, а после, грубо сам толкается в горло Вани. Глубоко. Слышит как он давится. Как мычит. Видит, как он пытается отстраниться, но без рук это значительно сложнее. Однако вскоре сам отпускает. Без капли сочувствия смотрит, как Ваня, отстраняясь, кашляет. Как пытается отдышаться и с легким испугом смотрит на Костю.       — Я сказал тебе заткнуться, верно? — склоняясь над мальчишкой, произносит Хенкин, приподнимая его голову за подбородок. — Меня уже заебала твоя бесконечная тупая болтовня ни о чем. Выноси мозги своим друзьям, ясно? Не мне. Ты понял?       Ваня кивает. Несколько раз. Он сейчас в слишком безвыходном положении, чтобы скалить зубы. Поэтому он соглашается. Когда Костя выпрямляется, Ваня вновь поддается вперед и берет член в рот. На этот раз неувереннее. Начинает двигать головой вперед-назад, языком обводя выпирающие венки. Вновь чувствует его пальцы в волосах и невольно вздрагивает, но даже не замедляясь.       — Видишь, можешь же, когда хочешь.       Смотрит. Неотрывно смотрит. Так расстерянно. Так невинно. Боже, этот взгляд возбуждает намного больше. Будто Ваня перестает быть шумным назойливым подростком и становится тихим и спокойныи юношей. Переодеть бы его еще во что-то более презентабельное и точно не скажешь, что он после уроков наркотой торгует.       Костя продолжает гладить его. Аккуратно распутывать кудрявые пряди. Единственное, что говорило о возбуждении, помимо твердого члена, это дыхание. Тяжелое. Сбивающееся. Потому что Ваня старается. Редкое явление. Костя иногда даже задумывался, это член во рту так стимулирует старание или что-то еще?       — Хороший мальчик.       Ваня вздрагивает. Краснеет. Опускает взгляд, не в состоянии смотреть в глаза Хенкина. Но скользить губами по горячей плоти не прекращает. Руками уже даже не шевелит. Больно. Металл, слишком тесно стягивающий запястья, впивался в кожу, протирая ее до кровавых ран. Но Ваня молчит. Не говорит ни слова, пока не позволят. Не то чтобы он боялся какого-то там «мента несчастного», но то положение, в котором он сейчас находится, не оставляло вариантов. Ну а еще он не хочет, чтобы Костя беспокоился о нем. Потому что тогда их исключительно взаимовыгодные отношения, где они хотят друг от друга только секс, грозятся стать чем-то большим. По крайней мере для Кисы. А ему это не нужно. Им обоим эта едва ли не собачья привязаность Кислова не нужна.       Костя довольно скоро чувствует разрядку. Вновь чуть прихватывает волосы Вани и, дождавшись, когда он покорно остановится и шире приоткроет рот, с тихим рваным полустоном изливается внутрь. Сразу же отстраняется, застегивая штаны, наблюдая как Ваня, все с той же поразительной покорностью проглатывает каждую каплю. Как облизывает губы. И тогда склоняется. Нежно целует в губы. Как-то излишне романтично и чувственно. Без ожидаемого отвращения.       — Дай наручники сниму, — тихо произносит Костя садясь на диван рядом. И едва заприметив подсохшие алые дорожки на его руках, ругается. Быстро, но как можно аккуратнее снимает наручники, убирая на место и поднимается. Выходит из кабинета, оставляя Кислова в полном одиночесте разглядывать длинные протертые раны на запястьях. Но очень скоро возвращается с каким-то бутыльком и бинтами.       — Ты, идиота кусок, какого черта ты молчал вообще? — недовольно пыхтит Костя, поднимая рукава Вани и выливая внушительное количество, судя по всему, перекиси, на его раны.       — Ты сказал заткнуться, — тихо, едва слышно произносит Ваня морщась от легкого пощипывания. Сразу же слышит вздох. И столь же тихое «Прости». Чувствует сухие горячие губы, составляющие нежный поцелуй на лбу и наконец поднимает на него взгляд. Все столь же невинный. Преданный. Влюбленный. Внимательно смотрит, как он перематывает бинтами запястья. И вдруг в голову приходит странная мысль.       — Давай сходим на свидание.       — И как ты себе это представляешь?       — Мы можем просто посидеть где-то одни. Ну типо пикника. Поговорить там и все такое. Как парочки в фильмах.       — Мы не парочка, Вань.       Ваня сглатывает. Вновь отводит взгляд. Костя прав. Они не парочка. Они так… Трахаются временами. И Ваня уже пару месяцев совершенно ничего к нему не чувствует. А живот сводит, когда он звонит, потому что, черт знает, съел что-то не то. И думать о ком-то кроме Хенкина он не может тоже по какой-то глупой причине. В конце концов, у Кости жена, дети, работа. А что у Вани? Бушующие гормоны и безответные чувства.       Не тот уровень.