Домик в деревне

      Утро. Такое долгожданное утро. Золотистые лучи упрямо заглядывали в спальню между штор, окрашивая белоснежные стены в такой же, бронзово-золотой оттенок, как они сами. Один настырный лучик отделился от своих братьев и защекотал щеку Федора, перепрыгивая на бледную шею и плечи, усыпанные созвездиями родинок.       От вчерашнего наказания остались саднящие раны. Но боль от них на фоне горькой обидой на отца казалась незначительной — так, царапины и только. Однако отзывались болью не только ягодицы, но и сердце Федора, что вчера разбилось на бесчисленное количество маленьких осколков. Отец растоптал его, разорвал все мечты и надежды, а вместе с тем, любовь и доверие сына.       Федор нехотя разлепил тяжелые веки. Ощущение, будто он вчера и не спал. И это оказалось правдой. Этой воистину холодной ночью он думал только о том признании, самом страшном признании в его жизни. И вот только зачем он рассказал им! Дурак. Но смог ли он долго скрывать это? Навязчивые мысли никак не давали ему сомкнуть глаз, нагнетая все больше, заставляя вспоминать произошедшее и отдавались эхом голосом его отца: «Еще раз произнесешь такое — убью тебя. Даже на то, что ты мой сын не посмотрю, щенок!»       Окончательно проснувшись и потерев недавно заплаканные глаза-аметисты, брюнет попытался встать с кровати. Это далось совершенно нелегко, учитывая с какой силой вчера бил отец. Федор, кряхтя и ворча под нос, с горем пополам сполз с постели и направился в ванну. Почистил зубы, умыл свое лицо, кожа которого была настолько нежной, что казалась прозрачной, просвечивая тонкие сине-зеленые ниточки. Большие впадинки под глазами и темные фиолетовые пятна никуда не делись, а напротив, стали куда больше и темнее.       Покончив с водными процедурами, Федя прошел по широкому коридору, минуя спальни своих братьев и сестер, направляясь на кухню. Войдя в комнату, где вот только недавно слышались громкие голоса членов своей семьи, вдруг стало совсем тихо. Ладошки предательски вспотели, а сердцебиение вдруг усилилось, будто сердце и вовсе выпрыгнет наружу. Пройдя за стол, Федор лишь кивком поприветствовал мать, чьи серо-голубые глаза смотрели с беспокойством. Мать была у него хорошей, однако никак не могла препятствовать строгому мужу. Она также была верующей, но не настолько, как Михаил. Если бы не отец, она бы поняла Федора или хотя бы попыталась понять, поддержать, а если ни то и ни другое, то смирилась бы, не применяя никакого физического насилия. Все же, сына она любила, не то, что Михаил. Федя даже не взглянул на отца, не было нужды и всякого желания, ведь он знал, посмотри ему в глаза, такие холодные и жестокие, его сердце бы точно не выдержало. Михаил Достоевский не разделял увлечений сына. Федя был для него «позором», отец стыдился его при родственниках, запирая его в комнате, дабы им на глаза не попадался и не позорился.       Сел за стол, принялся за еду. Но завтрак никак не мог хорошо пройти, будто бы застрял поперек горла. А виной тому отцовский убивающий взгляд. Он будто пытался прожечь в нем дыру! Под надзором отца подростку было невозможно не только есть, но и существовать в целом — хотелось провалиться под землю, будто его никогда и не существовало. Аметистоглазый пытался не обращать на отца внимания, стараясь тщательно пережевывать пищу. Но вдруг отец убил все попытки Феди игнорировать взгляды и монотонно, как можно холоднее, произнес:       —Федор.       Сердце ушло в пятки, а Федя чуть было не подавился чаем. По телу пробежались стадо мурашек, спину обдало холодным потом. Он будто находился в каком-то трансе, не реагируя — так было страшно ему. Отец продолжил:       — Ты будешь отправлен в деревню к бабушке на все лето, — равнодушным тоном произнес, а после добавил, — В воспитательных целях.       Такого Федор точно не ожидал! Конечно, он предполагал, что его отправят куда-нибудь, но точно не к бабушке. Например, к дяде — коренастому мужчине сорока шести лет, брату отца. Он был почти его близнец, за исключением цвета глаз. Дядя Ваня разделял мысли и рассуждения брата насчет нетрадиционных ориентаций и никогда не отказывался от своих принципов, а они были жесткими. Что бы он тогда сделал с Федором, узнав его влечение к парням? Страшно только представить! Да и думать о таком не хочется, а то еда из желудка полезет наружу. Но поездка к любимой бабуле была настоящим подарком от Господа! Федя не мог понять, как отец для «воспитательных целях» смог выбрать не строгого брата, а такую добрую бабушку, которая своего внука просто обожает! Но позже, он догадался, что этому способствовала мать, и был ей очень благодарен, наверняка она переживала за сына, зная что может сделать брат мужа. Ну все, теперь можно выдохнуть.

***

Собрав все свои вещи, Федор отправился в путь. Ехать пришлось на автобусе два часа, а если под музыку, то так вообще время не пройдет, а пролетит. Вышел из дома, волоча за собой красный чемодан на колесиках. «Тяжело» — подумал, а ведь он только вышел! « И зачем я столько вещей понабирал? » Вещей на самом то деле было не много, из одежды только несколько рубашек, пара футболок с майками, черные шорты и старые потертые джинсы, а также большая толстовка — на случай, если вечера похолодают. Основным тяжелым грузом были книги в твердых и тяжелых переплетах. Федя понабрал столько чтиво, ибо думал, что в деревеньке друзей не найдется и скучно ему будет, а так сможет почитать: тут и Толстой, и Ремарк, и даже Гюго!       Наконец дойдя до остановочной будки, он присел, ожидая нужный автобус и рассматривая небо. Ранее чистое голубое небо внезапно потемнело. Сильный ветер подгонял черные тучи все быстрее и быстрее. Стало быть, дождя не миновать. Холодный ветер прокрался под ветровку, от чего Федя сильнее съежился. Наконец приехал старенький автобус-пазик. Удивительно, но в нем было практически пусто, не беря в счет двух бабушек на передних сидениях, рыжеволосую девушку и уснувшего бомжа. Ну, так даже лучше. Пройдя в самый конец, Федор устроился возле окна, надевая наушники, откуда послышались строчки знакомой, до дыр заслушенной песни: «Take me out tonight Where there's music and there's people And they're young and alive Driving in your car I never never want to go home Because I haven't got one anymore»       Автобус мчался по узким дорогам большого города, а уже скоро выехал на потрескавшаюся безлюдную дорожку, иногда подпрыгивая, когда наезжал на кочки. Высокие многоэтажки сменились бескрайними полями, украшенными яркими цветами. Это означало, что город, шумный и многолюдный, уже позади, а до деревеньки еще немного осталось.       Федя смотрел на дорогу, на проезжающие мимо машины и на шикарнейший пейзаж за окном. Взор аметистовых глаз пал на такие большие и могучие горы, они напоминали ему застывших каменных богатырей. Снизу расположились густые зеленые дубы, ветки их слегка покачивались на ветру. На еще недавно безмятежном и спокойном небе закружились хмурые, угрюмые, свинцово-сервые тучи, задавившие солнце своей тяжестью. Солнышко, будто растерявшись, совсем скрылось за их тяжелыми боками. Брюнет расположил свою руку на оконной раме, подперев голову. Вдруг сверкнула молния, разрезая серое небо фиолетовой стрелой, а через несколько секунд пророкотал гром, подтвержая своим ворчание, что вот-вот с минуту на минуту на землю обрушится ливень. И вот на пересохшую землю упали первые капельки, а следом за ними новые, будучи мгновенно поглощенными жаждущей влаги почвой. По автобусному стеклу монотонно забарабанили, как бы наигрывая какую-то ритмичную, убаюкивающую мелодию. Вмиг весь пейзаж снаружи стал нечетким, расплывчатым, размытым, будто какой-то художник, не довольный своей работой, размазал все краски на картине. Достоевский закрыл свои очи. Под мелодию дождя, подобно колыбельной, его заметно укачало.       Ему нравился дождь. Не важно в какой сезон и погоду, дождь был для него настоящим наслаждением. Монотонно моросящий затяжной дождь, как правило, действовал на него успокаивающе. Негромкий стук по стеклу помогал уснуть, восстановливая внутреннее равновесие. Обычно в такую погоду темноволосому хотелось творить, а именно сочинять красивейшие стихи, но не в этот раз! Он настолько устал за последние сутки, что медленно зевнул, расслабляя и прикрывая веки, отправился в загадочное царство снов.       Из дремы его вывело легкая, но настойчивая рука кондуктора, трясущая Федора за плечо.       — Парень, — негромко позвал он, — Вставай, это конечная.       Расплатившись за поездку, на улице его встретил прохладный ветерок, наполненный дождливой свежестью, что хотелось вдыхать его как можно больше. Дождь почти прошел, однако все равно моросило. Настырный веьерок прогнал черные тучи, их сменили большие перистые облачка. Солнце выглядывало из неприкрытого облаками пространства в небе. Появилась радуга. Любо и весело смотреть на столь прекрасное явление природы. Когда хмурая и ненастная погода сменяется солнечной, а перед взором появляется яркий разноцветный мост — радуется и стар, и млад. Это развеселило и Федора, значительно улучшило его настроение и надежды на хорошее времяпровождение в глухой деревне. Взор Достоевского упал на старую, обшарпанную вывеску с названием деревни, удивительно, на нее тоже попали яркие цветные радужные лучики. В этом была своя некая эстетика. «Приехал» — подумалось Федору и он, обойдя вывеску, шагнул навстречу к деревенской жизни.