Родительский бсд фандом

Фёдор Достоевский Фёдора Достоевского знают как Демона. А вы всегда его знали как отца. Для всех, кто его знал, он был загадкой. Для вас тоже, хотя вы об этом не думали. Для вас он просто человек, которого вы зовёте как папа, человек, который научил вас всему что вы знаете. И был единственным человеком которого вы знали. И о вас, знал лишь Фёдор, ну и ваша покойная мать. Она либо умерла, либо была убита самим Фёдором. Вы не знали её. Если мы попробуем найти любую информацию о вас, мы совсем ничего не найдём. Серьезно. Буквально ничего. По факту, вас даже не существует в этой стране или в этом мире. Возможно, где-то и были документы о вас, но ваш отец благополучно всё стёр. Делает ли он это из-за заботы или любви? Нет. Совсем нет. Он вас не любит. По крайней мере не любил и не чувствовал привязанности. Но делал все те обязанности которые должны делать родители. Всё что он мог не делать, это обычные прогулки. Не важно, будь вы младенец, ребёнок почти пяти лет или подросток. Вы можно сказать никогда не были в на улице. Жили вы в месте, которое ваш отец назвал домом. Хотя это сложно назвать таким словом, как ‘дом’. Это находится где-то под землей. Не самая лучшая среда для взросления маленький девочки, да? Хотя это место от дома отличалось только тем, что тут не было окон и входной двери. А так, вполне комфортно. Кухня, ванная, две спальни, какая-то комната в которой ваш отец часто закрывался (за свою короткую жизнь вы так там и не побывали). Не смотря на то, что у вас была своя комната, больше всего вам нравилось спать в комнате отца. Насколько вы помните, в его комнате стоял какой-то музыкальный инструмент. Струнный инструмент. Кажется папа называл его виолончель. Точно! Он назвал это виолончель! *** Вы лежите на кровати отца, не укрытые, но лежите. Вы до смеха забавно обняли белую шапку-ушанку вашего отца. Вы не понимали для чего оно вообще нужно, вам раньше не приходилось сталкиваться с холодом чтобы приходилось носить шапки, но вам нравится то, из чего сделан головной убор. Оно ведь такое классное! Белое, да ещё и мягкое! Это даже лучше вашего плюшевого кролика , который обычно спит с вами по ночам. Ну а Фёдор не против. «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало» думал Фёдор, когда в замечает что в очередной раз с его стола пропадает его шапка. Сам Достоевский, сейчас сидел на стуле и играл на виолончели. Обычно этот стул просто стоит у его письменного стола, но сейчас он используется по назначению. Мелодия, которую играл демон была мрачной, как и он сам. Но девочка это воспринимала за колыбельную. Конечно, это не похоже не колыбельную, но девочка сейчас под это тихо дремлила. Правая рука водит смычком в лево, потом вправо, затем делает то же самое ещё несколько раз, при этом меняя наклон самого смычка. Левая рука в это время зажимала аккорды. Каждый раз как пальцы мужчины скользят по струнам, что так и угрожают ему поранить его пальцы, Достоевский почти довольно прикрывает глаза. Вскоре мелодия перестаёт играть, и в комнате воцаряется тишина. Фёдор лишь через несколько десятков секунд встаёт с стула, и подходит к кровати на которой спала девочка. Склоняется над ней, разглядывая черты лица, что так сильно похожи на его собственные, затем вздыхает. Демон берет плед, что лежал где-то на полу, затем накрывает им тело ребёнка. Плед лежал на полу из-за того что его кто-то благополучно спихнул ногами, но Фёдор не возражает - он привык. Шуршание пледа, и касание к телу девочки заставляют её покинуть страну снов и вновь начать бодрствовать, хоть и на короткое мгновение. - - папа, ты перестал играть, - говорит девочка пока руки уже тянутся к глазам, чтобы, как ластик, стереть с них сонливость. Но её останавливают пара мужских рук. - Ты спишь, тебе это просто снится, - шепчет Достоевский, мягко беря её руки в свои, что бы спрятать их под пледом. Ну, он создал иллюзию сна, что бы его маленькая доченька продолжила спать. Как заботливо, да? - А ты ведь будешь со мной рядом когда я проснусь? - спрашивает малышка вновь прикрывая глаза. Фёдор не отвечает, лишь гладит её волосы садится рядом с ней на кровать. И девочка вновь проваливается в сон. И нет, его не будет рядом когда она проснётся. Наверное. *** Фёдор на вас не ставил больших ставок. Думал что вырастит тебя, ну, дальше там всё как то устаканится. Не думал что вы также будете эспером, да ещё и таким интересным. У вашей способности нету особого названия. Хотя есть, но её никто никогда не слышал. Хоть и неосознанно, но ваш отец дал ей уже название. «Врачебный палач» Возможно она не такая уж и сильная, но она до чёртиков интересна. Способность позволяет вам обращать ваши (выпавшие или вырванные) волосы в иглы. Но в эту же иглу вы можете вложить клетки. Клетки рака например. Но так же эти иглы могут исцелять. Он пользовался вашей ‘услугой’ лишь один раз. Тот человек умер от злокачественной опухоли. Интересно, да? Фёдор обычно ничего не чувствовал к вам. Ни любви ни привязанности. Вы были просто ребёнком с его генами, фамилией, ну и тем о ком он должен заботится. Он это делал. То есть, он мог вам что то приготовить, если плохо себя чувствуете может попробовать как то помочь. Обучал вас базам и не только, что бы у вас было хоть какое-то образование. Но к вашим тринадцати годам, он начал чувствовать привязанность. Вы скажите: это же Достоевский! Он не способен на такие чувства! Он тоже так думал. Думал, что сможет воспитать вас без чувства любви и привязанности. Но он оказался полным дураком. Он не смог. Всё таки привязался. Он долго думал что делать. Настолько долго что вам уже и исполнилось четырнадцать. Он считал, что если он привязался к вам, то нужно что-то сделать с тобой, никак не с ним. Он в полном порядке. Отдать вас в какой-то приют или выставить куда-то на улицу для не него не вариант. Не выгодно, его скорее всего поймают. Ведь девочка знает кто её отец. Если спросит у неё «кто твой отец?» она без каких либо проблем скажет «Фёдор Достоевский». Нужно избавиться от вас другим способом. Убить *** (Дальше история повествуется от лица Фёдора) Она была в гостиной. Металась я как белка в колесе, честное слово! Кажется, девочка ищет закладки для книг. В последний раз она читала в гостиной, это я тоже помню. Она читала книги на том же диване на котором сижу. Я даже сижу на той стороне на которой всегда сидела она, это странно для неё, я никогда там не сидел. Девочка всегда сидела с левой стороны, я же с правой. В её глазах читались вопросы, когда она подходила ко мне с нахмуренными бровями. - Пап, встань, пожалуйста, - просит она меня, а я, словно пёс, подчиняюсь. Её голос хоть и требовательный, но в тоже время мягкий, это всегда меня втайне завораживало. Я встаю с дивана, но не отхожу куда-то чтобы она нашла свои чертовы закладки, наоборот, я подхожу к ней в плотную. Она, вероятно, сейчас думает что я хочу её обнять, да? Я был бы не прочь, совсем. Но не сейчас. Она просто дура, раз думала так. Она смотрит мне в глаза, я же в её глазах вижу, что она сейчас в замешательстве. Потом я вижу как её глаза расширяются из-за резкой боли в животе. Прости, милая, я должен был это сделать. В моей руке рукоятка ножа, а лезвие уже спряталось в животе моей маленькой девочки. - Милая, не смотри вниз, - говорю я, сразу после того как она упала на колени перед моими ногами. Я, как заботливый отец, конечно же буду сидеть с ней на полу, пока она не умрет. Моя левая рука держит её запястья за её спиной. Что, хочешь рвать на себе волосы? Нет, дорогая, ты не сделаешь этого. А моя правая рука по отцовски гладит её темные волосы. - Папа..? - сдавленно шепчет она, а я уже чувствую небольшую лужу её крови под нами. Она тёплая, почти горячая, люблю чай такой температуры. А ты, мой ангел, скоро станешь холодной. Её голова прижимается к моей груди. Я чувствую как она дрожит в моих объятьях. Она плачет, хотя нет. Она рыдает. Мне действительно больно это слышать, но я не могу ничего поделать. Я смотрю вниз. Вижу что твой сиреневый сарафан приобретает алый цвет. Если бы твоя кровь была вином, я бы с удовольствием выпил пару бокалов. Через неопределённое количество времени, правда, я не засекал время, ты уже обмякаешь в моих руках. Мне больно, я не отрицаю. Тебе тоже больно, я знаю. Но пойми, милая, это только из-за любви в наших сердцах. - Я должен был это сделать, - шепнул на ушко своей девочки я, переставая гладить её по голове. Ой, а она меня уже и не слышит. Позор мне. - Я любил тебя, - напоследок говорю отпуская её тело. Прощай, милая. *** «Я совершил тяжкий грех, я знаю. Но если бы не это, я бы совершил ещё больше грехов.»