***
Жизнь с чистого листа даётся проще, чем казалось. Кристина решила всё в один день: собрала вещи, забрала документы и сорвалась в другой город. — Вик, твой раф, — вручает стаканчик девушке. — Здесь очень хороший кофе делают, даже я заценила. — Спасибки, Крис, — улыбается, принимая. — Я не сильно задержалась? — Нормально всё, зай, — за руку берёт и колится случайно. — Ай, вот эту опасную красоту тебе делали? Ладонь поднимает, рассматривая маникюр. Вика хихикает, целуя её в щеку. — Вообще-то, сегодня губы. — А, ну, в принципе одно и то же. Однако без отношений Кристина не бывает. Привязанность её слабое место, и она не позволяет проявляться ей кому попало; тем не менее, не может без постоянных попыток. Осторожных и не очень. А на деле же она в каждом ищет что-то — сама не знает чего. — Господи, фе! Что это?! — Вика плюется кофе. — Горячий слишком? — непонимаюше хмурится, останавливаясь. — Острый! У меня горят губы! На, попробуй, — протягивает той. — Фу, какая же гадость! Захарова отпивает совсем немного и чувствует ужасное жжение языка; однако её улыбку уже не остановить. «Вот же индиго сучка» — Не смешно, Крис! — Видно не судьба-а, — пропевает, оглядываясь в прогулочном шаге. Огни мягко освещают обычно оживлённую улицу совершенно нового города. Для решения всех проблем нужно всего лишь сменить место проживания, круг общения и найти новые отношения. Вот он — рецепт счастья. Кристина Захарова готова принять Вас на свои консультации. — Крис, тебе не кажется, что ты слишком много поешь? — девушка не может сомкнуть кулаки и просто прижимает пальцы к ладоням. — Люди же смотрят! — Да похуй на людей.***
Гудят огромные коридоры и топот откликается эхом. Побеленные стены в курилке постепенно занимают студенты; их немного под конец учебного дня. Несмотря на своё активное вовлечение в жизнь университета, Кристина всё ещё приспосабливается не прогуливать, как раньше, ведь теперь получить диплом — полностью её решение и её почти ничего не волнует. — Как тебе у нас? — одногруппник делится сигаретой. Захарова косится на бабулю-уборщицу, что с осуждением смотрит будто именно в её глаза, но всё же принимает «угощение». — Спасибо. Мне отлично, намного лучше, чем в прошлом, — закуривает, чуть хмуря брови — привычка. — Город красивый. Я когда на автомойку езжу ночной сменой, постоянно любуюсь озером. — Да уж, это наше украшение. Мы иной раз собираемся у костра компанией, под пивко. — Заманиваешь? — поджимает губы в улыбке. — Только меня пиво не берёт уже. — Залетай, найдём, что нужно, — улыбается, кивая на остальных. — Они не привередливы. Сегодня в общаге в картишки играем на повышение градуса, придёшь? Кристина даже тронута. Она успела заобщаться со всеми понемногу, ведя себя как рыба в воде. Всё-таки, годы подросткового отшельничества практически без участия родителей дают свои плоды. Да и темы отыскать несложно, она находит себе место во всех «ритуалах единения». — Да хоть сейчас. Мне сегодня хотя бы пива бахнуть, вместо «adidas» уже вижу «apivas», — они уже выдвигаются. — Бля, я хочу себе теперь такую футболку, — парень смеётся. — Надо Лизу попросить, она умеет делать принт. — Да ну? Покажешь? — улыбка; Кристине действительно интересно, ещё с того дня. — Во ВКонтакте покажу тебе её страничку, глянешь.***
Фонари светят будто над луной. Ветви деревьев покачиваются от осеннего ветра, опадают первые огненные листья. В общежитии тепло, жареный в тостере хлеб идёт закуской; тепло и без алкоголя, только дым над толпой ребят обнародует их. — Неплохо, — выносит свой вердикт Захарова, листая альбомы и пытаясь не выдать своего восхищения даже отдельными рисунками Андрющенко. — Это даже на татуировки пошло бы. — Не листал до этого, — пожимает плечами одногруппник, затягиваясь электронкой. Кристина слегка царапает губу ногтем большого пальца, с интересом рассматривая далее уже сама. Партия, по бокалу, партия — таки заводит эту тему. И она не может точно сказать, что ожидает услышать, как минимум потому что пьяная, а как максимум — она не знает почти ничего. — Что вы можете сказать о Лизе Андрющенко? Лица одногруппников и людей с потока разом оборачиваются. — Индиго? Она кинула мне конспект недавно, я в ахуе, как она успевает их писать. — Она ж вроде работает, не? — Да, точно, я однажды был у неё в кофейне. Я не помню как, но речь зашла об оружии, и мы договорились когда-нибудь сгонять в тир. — Немудрено, она же из Донецка. — Серьезно? И как человека занесло сюда... А на самом деле однокурсники знают её очень даже хорошо: Лиза всегда готова помочь, добрая и шутит остроумно; часто вступается за кого-то по справедливости, даже под осуждением групп людей; лишь некоторые недолюбливают её из-за мнений на некоторые вещи, но она никогда не делала чего-то плохого кому-то, только хорошее. А Кристина не вмешивается, слушая бдительно; до того знала, что она не простая тупая гомофобка — это видно по глазам. Лизу любят и уважают, но никто не общается с ней достаточно близко, чтобы сказать больше. Закрытая книга, и по всей видимости, только Захарова умудрилась вывести её из себя. Студенты, пьяные уже, не шибко выбирая тему для разговора, продолжают по такому же принципу обсуждать других от нечего. Оставив компанию, уходя на перекур теперь в подъезд, ибо прохладно стоять на ветру, Кристина замечает знакомую фигуру, проходящую мимо в комнату. Лиза только из душа, на руке с татуировкой проволоки полотенце висит; с мокрыми, лохматыми волосами и почему-то в выглаженной футболке; черты лица яркие, Кристина была уверена, что прежде она красилась. — Индиго, — оклик заставляет ту приостановиться и оглянуться. Кристина улыбается, малость выпившая; Лиза ждёт несколько секунд, ожидая очередной подъеб; и сама только что ловит себя на мысли об этом, нетерпеливо цыкая: — Что? — Вике очень понравился кофе с перцем. Губу закусывает, отворачивается. Сердце пропускает один удар, но не стыд этому виной. После увиденного в кофейне её гложет что-то неприятное, сдавливающие горло; и вот опять. Это неправильно. С Лёшей такого не бывает. — Перепутала зерна. — Конечно, конечно, — Захарова губы дует с лёгким сарказмом; улыбается снова, оглядывая её сверху донизу. — Это вот так бариста влюбляются? Тонкая стать вовсе не считается с той силой от её рук, которую ощущала на себе Кристина. Вся она словно из фарфора сделана. «Слишком красивая» Природная элегантность прослеживается в каждом движении, в каждом взмахе тонких рук. Элегантна, несмотря на пижаму; и та выбрана со вкусом. Захарова дай бог вспоминает засыпать не в уличной одежде. — Я в отношениях, Захарова, — разводит руками, хмурясь. — Ну, я тоже в отношениях. Мне для статистики профдеформаций надо. — Хуевый ты аналитик, раз не можешь с первого раза запомнить, как я ненавижу тебя, — выходки шумахер теперь ещё больше отталкивают. Лиза злится на пустом месте — установки, внушенные с детства, задеваются вновь и вновь. — Я помню, что ты любишь шоколад, —Кристина предпринимает попытку рассмешить её, как в прошлый раз; но получает только средний палец, отдаляющийся за дверь. Захарова раздражает одним лишь взглядом — своим, открытым; одной острой ухмылкой и пылкими красными губами, одним хриплым голосом, почти насильно заставляющим посмотреть в глаза с отливом радуги и обжечься.***
Темнеет всё раньше, звёзд не видно из-за надвигающихся дождевых туч. После прогулки Кристина подвозит Вику к её дому, а затем возвращается к себе. Гудеж холодильника дарит ощущение непустоты. Квартира маленькая, старенькая, но чистая и уютная. Обои в теплых тонах с древнего стиля узорами украшает натюрморт какого-то художника; отличное напоминание поесть, ведь для Захаровой это частая проблема. Заварив себе чай, она садится на шаткий стул и смотрит в одну точку; всё ещё не верится. Выехать из родного захолустья до сих пор кажется нереальным, и дрожь в руках после неблагополучных районов, видимо, никогда не пройдет. Но вот она здесь — выводок этих самых мест — неспокойная, шумная, по принципу «живем один раз», и выжимает из памяти частицы прошлого. Звонок в дверь раздаётся мягким глушением. Захарова чуть выдыхает, даже не раздумывая, кого может принести в столь поздний час — сразу заглядывает в глазок, но видит там лишь черные силуэты. — Кто? — Кристина, открывай, — голос точно не один, но и его достаточно. Кристина сглатывает, замирает, точно током парализованная. Она ведь даже не говорила своего адреса. Последний их разговор с братом закончился неблагоприятно. — Ден, ты чего без предупреждения? — оставить брата на улице даже мысли не допускается; и явно денег у того нет. — Тебе для родного брата приглашение нужно? — за ним заходят его друзья. — Что ты вообще здесь делаешь? — Если у меня по работе вызов, я уже к сестре приехать не могу?! — руками размахивает. — У меня дела. Ден, ну какого черта? — она не злится, только крепко хватает его за локоть, понимая, что они пьяные. — Если приехали побухать, найдите себе другое место, умоляю. — Так ты собираешься нас принимать? — говор громкий, привычный. Захарова младшая понимает, к чему всё идёт; и она правда не знает, зачем открыла; воспитание взяло верх. — Или до сих пор увлекаешься этим? — Оставь меня, Ден, — руками по лицу проводит, поджимая губы. — Я постелю вам, только уезжайте завтра. — Мы помешали, а? — распахивает дверь спальни, запуская остальных. — Кто у тебя ночует уже? Кристина молчит, ведь говорить без толку. По всей видимости, её судьба разгребать семейные узы, где бы она не находилась. Проклятие. Усталость за всю жизнь во всех смыслах накрывает с головной болью, ей больше всего хочется вышвырнуть их всех, но уже поздно. — Денис, нахуй ты начинаешь? — повышает голос. — Припёрся, блять, посреди ночи и будешь в моей квартире учить меня?! — Ты ещё будешь свой рот на меня открывать, сука? — ему почти удаётся неожиданно ударить, но та уворачивается. Парни будто под чем-то, ноль реакции на всё вокруг; двое только стоят в более собранном виде. — Ошибка природы блять, мать из-за тебя страдает. Эти слова кровью обливают сердце; слезы на глаза поступают, размывая картинку спальни. Боль усиливается лишь от воспоминания маминых грустных и добрых глаз, принимающих её неуклончиво. — Я не могу ничего с собой сделать. — Тебе и не нужно, слабовольная шалава, — он уходит за дверь, кто-то из оставшихся отправляется в круглосуточные киоски. — Всё сделают за тебя. Она с дикостью выбирается из хваток, в дурноте её руки немеют, дыхание прерывается «воспитательными» ударами. Руки заламывают, отдельные кадры проносятся фотопленкой перед глазами. В прошлый раз у них не получилось довести начатое до конца. — Нет, нет, погоди! Ден, какого хуя?! — похожие воспоминания из детства врезаются друг в друга, устраивая месиво в светлой голове. — Ты им рассказал?.. Слышишь, ты предатель, Ден!.. Если индиго вдруг когда-то подумала, что сможет как-то повлиять на Захарову своими словами, она сильно ошибалась. Кристина перенесла куда больше, чего индиго не повторить как минимум по причине первичных половых признаков. Боль пронзает всё её тело, синяки на запястьях наливаются кровью, крик рвёт глотку, никто не собирается останавливаться — зверям мало запаха крови. Тошнота, подкатывающая к горлу, мерзость от своего нутра, разрывающая душу на куски. Отбивания мало помогают, она не справляется. Из-за противности себя самой и возникших в какой-то момент противоречий своим убеждениям, молниеносно проходящихся в мыслях, кажется, что не могут все быть против беспричинно. С ней что-то не так. И на подсознании Захарова хотела бы изменить ужасную себя ещё очень, очень давно. С каждым толчком её ломают. Её характер непоколебим, зато личность трескается по швам. Она слишком неправильная. Исправительное изнасилование не работает. Кристина переживает самый ужасный период вновь. Она сбежала от кошмара, но кошмар пришёл к ней сам, издевательски маша ладонью. И вот она снова в самом низу, глотает пыль разбивающихся надежд на будущее и мыслей, самых скверных и отвратительных. Некуда деться. Нервы разбиваются стеклом в её голове, мелкими частицами уходя в дальние углы, и режут. Кристина чуть ли не заикается в рыданиях, неоднократные всхлипы плотно встают меж стучащих зубов. Физическая боль от насилия для неё никогда не была больше моральной. Они вытирают ноги, плюют и вытаптывают свои принципы, вбивают своё слово прямо на рассыпанной стёклами психике. — Сбежать надумала, сестрёнка? Только ты не учла, что исправляться в любом случае нужно. Может хоть так до тебя дойдет. Кристина лежит на полу одна, не чувствуя своего сердца, обнимает коленки и трясется от рыданий взахлёб, её крутит. Ладонь на плече сильно сжимает. Сейчас она по-настоящему себя ненавидит. И это ведь не помогло. Неужели с ней всё так запущено? Часы бьют три ночи. При первой возможности она сбегает из своей же квартиры, закупает дрянь и пьет без остановки. Наплевать на количество, качество и вкус — она запивает сегодняшнюю ночь, прекрасно зная, что не забудет. Царапины до глубины доходят в сознание нескоро. Лезвие разбитой бутылки разрезает бледную кожу поверх старых шрамов, вскрывая кровоток. Улыбаясь, повторяет. «Индиго, это вредная привычка? Я про улыбку» Мысли проносятся в пустоту. Индиго отчасти права, что Захарова натягивает маску. Но делает она это не для других, а для самой себя, чтобы поверить в своё же притворство, что всё действительно налаживается. С чего Кристина подумала о ней — не ясно. Это мало волнует. Руки с пачкой сигарет дрожат как у заядлого наркомана, коленки мёрзнут в уличной прохладе. Она бродит по дворам, еле перебирая ногами и не в силах остановить поток слез. Стыд грызёт внутренности, как змея с кислотным ядом. А позвонить то на самом деле некому.***
Несколько спокойных дней без Захаровой, пропадающей невесть где, проходят странно-тревожно — даже индиго чаще прогуливает пары. Как бы не складывались их взаимоотношения, Лиза не может отрицать, что всё же думает о ней. Что за странность? Кристина спорная, неконтролируемая, казалось бы, ничем; неправильная. Индиго старается отвести от себя самой подозрения, что думает слишком часто о ней, и постоянно одергивает себя. У Захаровой своя жизнь, у неё — своя. Ничего с её появлением не изменилось. Незнакомый номер звонит ей посреди ночи, как раз во время разработки нового любительского дизайна в стол. — Алло? — шепчет в трубку, выходя из комнаты общежития, чтобы не будить никого. — Спишь? — узнаёт по хриплому голосу. — Ты с ума там сошла, Захарова? — глаза потирает, глядя на время. — Тебе делать нечего? — Ты была в сети пятнадцать минут назад, я и подумала, что... Вряд-ли спишь. Лиза спускается вниз по ступенькам, бесшумно шаркая самодельными чёрными тапочками. — Уже не сплю. Знаешь, это прозвучало бы жутковато, если бы я не знала, какая ты ебнутая, — Кристина едва слышно усмехается. — Ты позвонила спросить, сплю ли я? — Отчасти, я просто убедилась, что ты ночной житель. Сова, типа. — Опять статистика? — Ага. Пауза. Тёплый коридор мягко освещают дальние фонари из окон. Индиго садится у входа, как если бы собиралась выйти покурить. — Когда в универ придёшь? — А что, волнуешься? — Хочу уточнить, сколько времени осталось до конца моего отпуска от тебя. Кристина медлит, губы поджимает. Может, она снова усмехается, это же Кристина. — На днях вернусь. Не скучай там. — Супер. Ждать не буду, — глянув на настенные часы, Лиза уже собирается отключить звонок. — Стой, не сбрасывай. Мне... Нужна твоя помощь. Малость удивления проскальзывает на её лице. Даже предположения нет, о чем могла бы та попросить. — Моя? — Лиза глупо переспрашивает, перебирая догадки. — Да, наверное, — болезненно усмехается. — Что-то случилось? — Нет. Мне просто интересно, — слова подбирает. — Я правда хочу попытаться понять... Не сбрасывай только. — Не буду, Захарова. — Поговори со мной немного. — Я тебя не понимаю, о чем поговорить? — хмурится. — Не знаю, можно как-то зарядиться гомофобией или типа того? — поникший голос слышно тише. — Или это врождённый дефект? Я не знаю, что мне делать... Ни один метод не помогает. — Что?.. — ступор. — Подожди, ты серьезно? — Я серьезно хочу понять, — теперь голос твёрже. — Это мне только жизнь портит. По правде говоря, Лиза думала, что Кристина последняя, кого это могло бы как-то заботить. По крайней мере, она не выглядела несчастной, даже наоборот. Последние предположения об этом странно окликаются внутри, и хриплый голос на другом конце провода такой грустный; наводят на внезапную, странную мысль, что это не её вина. Она просит о помощи. Просит Лизу. Лиза вдыхает чуть, сожаление холодным фантомом таится на кончике языка. — Ты делаешь это для себя или для кого-то? — Походу для всех, кому от этого хуево. Всё равно. — Я не знаю, Кристин... Честно, — это трудно, но индиго в самом деле старается говорить аккуратно; по пути раздумывая и делая новые для себя выводы. — Может, тебе не нужно менять это в себе, заставлять себя любить кого-то... Это ведь не твой выбор. Ты такая, какая есть. — Теперь я тебя не понимаю. — Да, это звучит противоречиво, — Лиза запинается, закусывает губу; она никогда не поддерживала людей так. — Просто поверь мне. — Если я ошибка природы, мне смириться и расслабиться? — так и слышно негодование, затяжку сигареты. — Кристин, я не это хотела сказать. — Да я поняла. Просто, когда я так и делаю, — небольшая пауза, Захарова не заканчивает предложение. — Забудь. Кристина немногословна, почти тиха; это очень на неё не похоже. — Ты создаёшь ложное впечатление, — слабо улыбается Лиза; она тогда угадала. — Полюби себя настоящую. — Будто ты знаешь, о чем говоришь. — Я много об этом думала... О твоих, так сказать, взглядах на жизнь, — Кристина будто кивает, усмехаясь. — Из обязанностей у человека только жить так, как хочет он, а остальное придёт. Как-то так... Когда ты делаешь то, к чему лежит сердце, это самые искренние и правильные поступки, — мягко спрашивает. — Тебя же всё устраивает, зачем что-то менять? — Не всё, — маленькая пауза. Кристина что-то раздумывает, хмыкает. — Охуеть. Я просто не могу поверить, что такая девушка, как ты, досталась ему... Андрющенко в шоке открывает рот, но не может вымолвить и слова. — Чтобы ты знала, твои хорошие слова относятся к тебе точно так же. Но ты его богом считаешь, восхваляешь. Это ведь из-за него ты относишься к людям как к дерьму, ко мне в частности. Вон какая милая сейчас. — Захарова... — Что «Захарова»? В чём я не права? — Лёша здесь ни при чем. — Но как вы можете встречаться? — тянет, вздыхая. — На сколько он тебя старше? На десять лет? Он же возрастом как мой брат практически... Я понимаю, что любви все возрасты покорны, но блять. — Тебя это никаким образом не касается, хватит лезть в мою жизнь, — раздражённо сжимает кулаки. — Чем он так охуенен? Давай, какие у него плюсы? — загибает пальцы, перечисляя. — Трахаться он не умеет, работать тоже. Он ограничивает тебя во всём. Ты не счастлива с ним. — Ты нихуя не знаешь, — выдыхает, сквозь зубы едва связав слова. — Правда? Ну, так скажи мне, в чем он так хорош, что может пересилить всё это, — Лиза губу кусает, догадываясь, в чем дело. — Ну, я же не так часто о чем-то прошу. — Ты пьяная? — Какая разница? — резко голос повышает. — Ты-то любишь его, а? — Люблю. — В жизни не поверю. Балаболка ты, индиго. И пиздишь ты в первую очередь себе. — Да пошла ты нахуй, Захарова, — насилу вынуждает себя вымолвить; слёзы разногласия её слов и совестного мировоззрения непроизвольно катятся по щекам, как будто она соврала. Лиза сбрасывает трубку.***
Холодная квартира нагнетает безнадежную пустошь внутри. Слова шумахер не выходят из головы, как оседая порохом. — Ну что, ты там скоро? — Но мы же планировали только через неделю, — Лиза на скорую руку чистит овощи, не поднимая взгляда; ещё питает надежду, что сегодня обойдётся. — Ты всю жизнь будешь жить по расписанию? — глаза закатывает, расстегивая рубашку. — Я не хочу, Лёш, — выдыхает, чуть пятясь к мойке. — Правда, у меня... Нет настроения. — Сделаю я тебе настроение. Так стоишь на своём, будто тебе не нравится. — Нравится, Лёш, — сглатывает. Та же вечная нужда в доказательствах опустошает. Она подходит ближе к нему и на коленки становится, чтобы отстреляться одним минетом. — Нет, это потом. То ли от жара, то ли от давления начинает тошнить. Лиза подавляет стон боли, тянется поцеловать, чтобы отвлечься, но безрезультатно. Ей нравятся поцелуи с ним, что сейчас не так? Лиза полагает, что она просто в меньшинстве; но Лёшу этим обременять не будет. Напрягается всем телом, упирается, словно бы отторгнуть хочет, но терпит. Ей плохо и неприятно, однако любовь требует жертв. Когда он опускает её перед собой на колени, она действительно прилагает усилия, чтобы не вырвать и это скорее закончилось.***
За окном идёт первый снег. Он всегда идёт в этот день, сколько Лиза себя помнит. В свой день рождения её моральное состояние оставляет желать лучшего благодаря навязчивым грезам обо всём, не дающим уснуть на протяжении долгого времени. Недавний разговор по телефону, её собственные умозаключения сбивают с толку самый устойчивый в своих идеях разум. А когда она получает звонок от Лёши со словами: — С днём рождения, Лиза. Я бросаю тебя, — как нож в спину, и сброс звонка с полным исчезновением, будто ничего не было; её ментальное помешательство добивается. Страх и тупая боль в груди выбивают из лёгких судорожные вздохи. Слезы не приняты — Лиза много думает и старается не плакать. Главная опора ушла. Она действительно живёт по какой-то энциклопедии жизни, сверяется, анализирует наперёд. Даже когда её мир рухнул, будто его обломкам ещё нужно что-то доказать. Красивое разрушение. Он выбрал именно этот день. В лихорадочном недоумении она пытается дозвониться, связаться хоть как-то; кажется, что это шутка, это просто напросто не может быть правдой. Сердце щемит от растрескавшихся маленьких лампочек любви и надежд на совместное будущее; а Лиза хотела обязательно видеть в нём его, она же не сможет без него. Согласно этой книге жизни. Привязанность приносит боль как от поражения, каждая мысль о нём заставляет съежится в необузданном плаче даже на людях, и потому она перестаёт посещать университет вообще. Только на работе удается держать себя в руках, но по приезде домой нестерпимая боль вырывается наружу тихими слезами. Её впервые бросили, и это чувство потерянности нестерпимо колит под ребром, заставляя содрогаться от собственных грёз, только участившихся; настолько, что она не может спать и с таблетками. Лиза много плачет и не ест. До истерики, её тело не выдерживает столько эмоциональных переживаний и стремительно худеет. Она пытается дописаться до его друзей, но все будто в сговоре не знают, что с ним или не отвечают. Лиза начинает сомневаться в реальности вокруг, словно это происходит не с ней. Переживания за некогда близкого человека ещё больше захлёстывают бессмысленными надеждами, что всё обернётся; она ведь примет его в любой момент. Примет, ведь любит его, и мыслей других нет. Вина за редкую собственную непокорность, за свой характер, за какие-то вспышки эмоций охватывает её гудящую голову; индиго берется пальцами за волосы, сильно их сжимая, так же сильно, как жмурится от неведомой ненависти к себе; и мыслей о той, кто мешает ей даже страдать. Звонки, всё поступающие на телефон беспрерывно, вечно проверяет — вдруг это он? — но это либо мама, либо одногруппники, либо Захарова. Острый ком царапает горло при виде этой фамилии. В один день последняя оказывается слишком настырной даже после нескольких пропущенных подряд. «Только не ты» Лиза не может остановить самоуничтожение уже месяц, её глаза красные от слез, покусанные губы опухшие почти хронически. Это не может продолжаться вечно, но сомнения прокрадываются. Парень оставил сильный след на ней, начиная от подаренной первой любви, заканчивая промытыми идеологией мозгами. Теперь Лиза была бы счастлива поверить во что угодно, согласиться с чем угодно и сделать всё, что он скажет, лишь бы обнять его и наконец заслужить ощутить себя любимой. Глядя на экран в сотый раз, она кусает губу и берёт трубку, принуждая себя успокоиться. Выглядеть нытиком в своих же глазах гораздо хуже, чем в чужих. — О, ты жива! Что это тебя нигде не видно, ты отчислилась раньше меня? — Захарова, отстань, пожалуйста, — сдавленно, вытирая слёзы тыльной стороной руки. — Не до тебя сейчас. — Я могу прийти к тебе в комнату и станет до меня, — ей весело, она для смелости подвыпившая. — Индиго, харе тухнуть дома, ты видела, как на улице красиво? — Лиза бросает телефон на подушку, ладонями закрывая глаза в беззвучном приступе плача. — Алло-о? Ладно, я хотела предложить выпить чего-то горячего и порисовать на снегу акварелью. — Ты предлагаешь дурацкие идеи! — почти выкрикивает скорее из глухого чувства беспросветности. — Зови Вику, зови Мишель, кого угодно зови, оставь меня в покое наконец! — Вообще-то, Вика не... Кристина слышит обрывистые гудки; это пугает. Лиза сама не своя. Захарова если б хотела оставить её в покое, давно бы это сделала; но состояние индиго её, нелепо отрицать, волнует. О невзаимности она не задумывается. Будто знает откуда-то — что-то плохое случилось. Оперативно прошерстив социальные сети, она, чувствуя себя сыщиком величайшего уровня, узнала, что они расстались: общих фотографий нет и в списках друзей тоже. В следующие дни по несколько часов Кристина неуверенно ходит кругами у дверей Лизы, не решаясь войти. Весь её пыл растворяется в странном смятении. В своей темноте, вновь коснувшейся её, невольно погрязает; она хочет помочь кому-то, кому так же плохо, закрыть тупую душевную боль от своих же глаз. Вечная тревога, сопровождающая её длительное время, действует теперь не фоново. Она хочет сделать хоть что-то, поддержать, облегчить её ношу; но Кристина никогда не умела подбирать слова. Страшно что-то испортить, словно одним своим присутствием она может навредить ей; Захарова боится сделать неверный шаг. И уходит ни с чем, убежденная, что Лизе лучше не видеть её, что сама по себе Кристина для неё — соль на рану.***
Снег вовсю валит, укрывая землю белым одеялом. За окном, в центре города, видно красные и желтые фонари ярмарок, пахнет горячим глинтвейном и чаем с облепихой. Смена адреса и сим-карты занимает какое-то время, девушка добросердечно предоставила ей жилье. Кристина всё время думает о словах Лизы. О самой Лизе, отчасти. Что она может сделать из-за того парня? Её жуткая привязанность к нему поражает. Захарова понятия не имеет, и оттого беспокойство — чисто по-человечески — усиливается, не обретая определенную форму. Кто же знает эту индиго. — А что это у тебя на носу? — Вика отвлекает слишком хмурую Кристину от погружения в мысли. Та слегка дёргается от ногтя перед носом, шмыгнув. Пора заканчивать с бессмысленными мыслями; она придумает что-то потом, это решение примется за пять минут. Подумаешь, расстались. Сейчас она хочет провести время со своей девушкой. — Что там? — трёт нос, а затем приподнимает его, как делает самодовольно. Вика смеётся, всё же ткнув пальцем. — Новый год завтра, дурашка. — Завтра?.. — искренне удивляется; как-то затянулись эти домыслы, словно не видят конца. — Надо скорее купить билеты. Совсем забыла. — Если честно, я не хочу ехать в Карелию, Крис, — дует губы, обнимая её. — Да, я помню, что согласилась сначала, мы давно договаривались и ты хочешь меня с кем-то там познакомить, но, может, мы проведем Новый год здесь? — Почему? — по длинным волосам проводит, в ответ приобнимая. — Там круто. Снега много. — Да не хочу я ехать столько часов ради снега. Мне не нравятся трущобы, понимаешь? Зачем так далеко ехать в провинцию, где может даже не быть интернета или отопления? — Там дома отапливаются дровами, — бормочет где-то над ухом, вздыхая. — Ладно, не буду спорить. Просто я с родителями не виделась два года, — тише говорит; она впервые откровенничает с Викой. — Семейный праздник, все дела. В следующий раз говори заранее, лады? — А я тебе не семья? — Вика злится не в открытую, пассивно; отстраняется, складывая руки на груди. — Я же тоже не буду со своими сидеть, сколько лет как мы переехали, вот тут они мне уже, — под подбородком показывает. — Пора взрослеть, Крис. Не понимаю, как можно тянуться к родакам, всю жизнь боком сидят, всё расспрашивают, только глаза мозолят. Кристина чуть обнимает себя, сжав плечо ладонью и прикрывает глаза, кивнув. Каждому своё; любовь, однако, требует жертв. — Так, Новый год завтра, говоришь? — поджимает губы в натянутой улыбке.***
Раздаётся локомотивный свисток. Поезд качается, шумят рельсы, стук колёс граничит с мощным гулом тепловоза. Как ни странно, Лизу клонит в сон именно сейчас. Воспоминания из детства, как она ездила на соревнования, приятно занимают место в голове. Тот же стакан поездного сладкого чая в алюминиевом подстаканнике с гравировкой чего стоит. Родной Донецк приветствует её с объятиями, запахом жужалки и дыма от горящего угля. Дом, в котором Лиза выросла, всё такой же — нагретый печью, с ёлкой на ней же, на которой висят конфеты, как игрушки. Встреча с мамой после полутора лет самостоятельной жизни облегчает все тяжести на плечах. Как бы Лиза не сторонилась ранее — она очень соскучилась. — Доча, почему ты мне не отвечала? Я волновалась! — Прости, мам, так много дел навалилось, — крепко обнимает, прикрывая глаза. — Какое пальто у тебя хорошее! Красавица моя. Наконец-то перекрасилась в надлежащий цвет, — мама поправляет ей воротник, приглаживает ладонями. — А где Лёшка, работает, что-ли? Знаю же, звери эти начальники, даже отдохнуть парню не дают! Снимая пальто, Лиза замирает на миг — его достаточно, чтобы перед глазами пронёсся вихрь из колючей как от мороза боли, и откуда-то там мелькают голубые глаза. Это уже слишком. — Нет, Лёша... Мы, — вздыхает, закусив губу, и смотрит вниз, поставив подарки. — Мы расстались. Она и здесь не покидает её. — Как это? — маму настигает ужас. — Такой мальчик хороший, как так получилось? Что ты уже натворила? Кристина как незажившая травма, постоянно дающая о себе знать патологически острой болью. Мысли о ней мучительно вырывают её из останков своего мира, до конца разрушают прочно выстроенные годами стены. Лиза знает, что Кристина — самое худшее, что могло случиться с ней. А ещё хуже то, что Лизе всё сложнее противиться. Будто с ума сходит. — Я не знаю, я... — запинается, взгляд беглый, закрытый; мысли не о том совсем. — Всё нормально. — Что тут нормального? Обидела его, так и скажи, правда? — за голову хватается, уходя вглубь дома за таблетками успокоительного. — Для тебя то «всё нормально», а человек, может, обижается! Ты точно в деда пошла, Лиза. Такая же жестокая! Вот с какими новостями приехала... Говорила же, держи язык за зубами! Как ляпнешь что-то, людей достойных теряешь!.. Индиго кусает губу, заканчивая с одеждой; мама успокоится за несколько минут, её слова, похожие на предыдущие, отпечатались уже давно. Мама волнуется, а Лиза, должно быть, всегда что-то делает не так. Она проглатывает неожиданный беспричинный приступ слёз, не дав ему исполнится; даже радуется маленькой победе — вечный контроль возвращается. Повторяющиеся деструктивные фразы будто укрепляют её, как отрицательная мотивация. Плевать, это сделает её выдержку сильнее. Впервые за это время она рада, что он бросил её. — Ой, ладно, ничего. Найдешь ещё себе кого-то, а сейчас потерпи и станет легче. Ты должна быть сильной, доча, — суетится с салатами на кухне. — Только, пожалуйста, следи за своим поведением, это очень важно для девушки. Мужчины не любят, когда женщины сильнее их, вспомни отца. Шутки твои... — Я понимаю, — усмехается. — Конечно, я это знаю. — Не перебивай и помоги мне лучше со столом, — та рада, ибо ей уже тошно говорить о мужиках. — Как по учебе дела? Скоро придут мамины подруги, несколько соседей и бабушка. Лиза ловит себя на мысли, что, возможно, шумахер позвонит, — она же часто ей звонит по пустякам, а тут повод есть, — и что, наверное, она бы хотела поговорить с ней ещё немного в этом году. Отвлечься от странных разговоров. Сама она сделать этого не может, и лишь тенью бросает взгляд на экран телефона. Под старую попсу и шансон, стук бокалов и классические разговоры, — как в детстве; Лизе до сих пор кажется, что многое она слышать не должна, — под треск салютов и дров в печи скоро начнётся Новый год.***
Искусственная ёлка пестрит разноцветными лампами гирлянды из того самого магазина «всё по 100», блёстки дождика развешены по стенам, красивые подарочные свечи с запахом корицы горят на небольшом журнальном столе рядом с дорогим вином; издали напоминает уют родительского дома. Кристина в самом деле постаралась над атмосферой новой квартиры. — Тебе должно понравиться, — улыбается, целуя её на входе. — Ну-ну, давай потом, — в джакете, синем пайеточном платье и на каблуках Вика не снимает верхнюю одежду. — Мне теперь надо губы подкрасить. — Да забей, — ещё раз целует, коротко — Вика пшикается духами. — Ты будешь собираться? — Куда? — В клуб, — зеркальце открывает, смотрясь в него. — Меня подруги заждались уже, пока я к тебе моталась. — Какой клуб? Зай, не гони... — брови приподнимает. — На площади, — глаза закатывает. — Зачем ты мне тогда звонила? — Ты не говорила мне ничего про клуб. — Разве? Ну, я уже не могу отменить встречу. — Мы же хотели провести этот день вдвоём, — обнадеживающая улыбка с лица едва не сходит. — Ты и я. — В клубе явно теплее и веселее уж точно. Кристина смотрит на неё с внутренним ощущением пустоты; поджимает губы, отвернувшись и махнув рукой. — Едь. Я... Не хочу. — Боже, только потраченное время, — дверь отпирает. — Ага. Согласна, — хмыкает. — И что это значит? — Ничего. Давай, удачно повеселиться. К курантам вернёшься? — Постараюсь, — небрежно, как обидчиво. Захарова скучающе смотрит тупые передачи, всё переключая каналы. Эти напыщенные веселые лица раздражают, — что там индиго говорила про неё? — вот настоящие клоуны. Плоские типичные шутки вызывают у неё лишь угрюмый смех. — Неудивительно, что тебя жена бросила. Под сраку лет, а так и не научился шутить, — с телевизором говорит яростно; а затем резко вырубает его, откинув голову назад на подушки и поднимает взгляд к потолку. «Я уже злюсь на актёров...» Побрынчав на гитаре, Кристина выходит покурить, на крыльце заговаривается с соседом, тоже вышедшим. Они спорят о том, что сигареты стали делать хуже; Кристине в принципе не нужна тема для того, чтобы завести разговор. Фоново её так бесит сегодняшнее положение вещей, что хочется уехать отсюда нахрен; но она держит себя в руках, упорно ожидая. Прогулка под снежинками немного красит её мрачный вид. Приходит в голову позвонить поздравить индиго, но она быстро отгоняет эту идею прочь; пусть ей малость интересно, как же проводит этот день она. «Она бы конкретно охуела, что такая социоблядь, как я, проводит последние минуты этого года так», — усмехается, припоминая её слова. На телефон приходит новое сообщение — от одногруппников с наступающим. Родителей поздравлять она будет уже завтра. Глянув на время, Кристина решает написать своей девушке, но та её опережает — видео с подписью: «Кристина, я тебе изменила. Можешь ехать к своим родителям. Не пиши мне больше.» Так как Захарова всё же страдает некоторым самомазохизмом, она открывает видео, в содержимом которого её уже бывшая девушка пытается съесть какого-то мужчину, да и тот активно не против. Отвращение затаивается на губах, которые буквально несколько часов назад касались губ той. Непрямой поцелуй с тем мужчиной для неё ещё большее оскорбление. — Моя жизнь похожа на ебаный цирк. Тик часов размеренно бьет первую полночь. В тихой квартире эхом раздаётся бой курантов с телевизора. Подарок для Вики стоит перед глазами. — Охуенный, блять, новый год... Захарова благодарит себя за то, что не сблизилась эмоционально с Викой больше, чем на дистанции вытянутой руки, и это не так плохо сказывается на ней, как могло бы. Она не отвечает ей ничем, оставляя всё так, как есть — нет смысла. Горький осадок смывается глотками крепкого вина.***
Прогуливаясь но зимнему Донецку, по своим любимым местам, Лиза умиротворённо выдыхает. Земля и греет по-родному. Здесь всё так же серо-живописно, дым от рядом работающего завода всё скапливается над их озером; она улыбается, засматриваясь вдаль. Стоит приехать в место, где ничего не изменилось, чтобы осознать, как изменился ты сам. Встреча со старыми друзьями навеивает волнение — Лиза только сейчас осознаёт, сколько они не общались. Она всецело находилась в каком-то омуте без выхода, и, кажется, только теперь задышала. Бывший в начале отношений очень любил проверить телефон и лишний раз заблокировать кого-то, пока индиго не сделалась абсолютно удобной. Вина захлёстывает её с головой. Кажется, что, несмотря на своё спокойное поведение, она очень давно не была спокойна по-настоящему. — Лиза, солнышко, привет! — она не успевает обернуться, как её затягивают в крепкие объятия двое самых близких ей друзей. — Привет, мои хорошие. Простите меня. Я так скучала... — обнимает в ответ ещё крепче; — Эй, что с тобой? За что? — Родион удивлённо отстраняется, прищурившись; — Я тоже не понял прикола, — почесывает затылок Слава; а Лиза не может сдержать улыбки; она могла бы понять то, что они забили бы болт на встречу, но никак не эти тёплые взгляды, которые просто рады её видеть. — Я забыла, как каша дома пахнет, вот на скупую ностальгию пробило, — пожимает плечами. — Нельзя оставлять меня с озером наедине, знаете ли. На лицах прозревает узнаваемость, и они заливаются смехом. — А-а-а, так мы тоже только приехали! — Родион хлопает её по плечу, уже начиная ей делать свою любимую «лукавичку» — тереть кулаком макушку. — Узнаю нашу Лизку! — Так чё вы столпились возле озера реально? — Слава потирает локти. — Холодно же, погнали ко мне, шашлы с нг остались! — Вы уезжали куда-то? — уже в синем жигуле под названием «копейка» под тряску на кочках Лиза пьет сок. Она так много пропустила за столько месяцев. — Да, мне работу предложили, я тут на пару дней отпросился. Сегодня вечером снова уезжаю, — Родион водит машину. — Дел невпроворот. — Это здорово! Но... — чуть дуется. — Но и вообще-то грустно, что так мало. — Ещё успеем надоесть друг другу, как в старые добрые, — Слава, сидящий спереди, включает музыку. — Я лично вас жду в Краснодаре. — Вы давайте в курортные города заселяйтесь, мне же нужно куда-то ездить в отпуске, — те смеются; Лиза между двух сидений выглядывает, смотря на снежную дорогу. — Как там Рина? — Да нормально, привет тебе передавала. У неё сейчас экзамены, затянули что-то. Дома у Славы под душевные разговоры, игру на гитаре и планы каждого на будущее под самими потолками стоит радушное настроение; возникает ощущение, что этих месяцев и не было пропущено; по традиции обменявшись подарками, они договариваются обязательно видеться этой компанией в последующие года, ведь роднее друзей вряд ли найдут. Родион вскоре уезжает, едва высвободившись из объятий. Когда они остаются одни, Слава выходит в коридор, мол, за зарядкой; а возвращается с цветочным букетом и произносит вдруг: — Лиз, я давно хотел тебе сказать... Точнее, признаться. Ты мне нравишься, и я думаю, у нас может что-то получиться... Я знаю, что вы с Лёшей недавно расстались... И я не тороплю, может, тебе нужно время. В удивлении Лиза приоткрывает губы и закрывает их, мешкаясь. Волнение заметно прокрадывается. Их общение всегда было как между братьями с сестрой. Кажется, что в таких ситуациях все существующие слова не будут правильными. Она максимально не хотела бы доставить своему другу боль. — Слав, ты очень хороший парень... Вы с Родей вообще самые лучшие люди, которых я встречала, — в глаза смотрит, не зная, как сказать то, что нужно; видеть своего друга таким тяжело. — И поэтому вы мои лучшие друзья. Я вас люблю, как родных, и... Пожалуйста, прости, но это не изменится, — стараясь отказать как можно мягче, она обнимает его. — Не из-за Леши. У меня свои тараканы в голове... Но ты обязательно найдешь свою любовь и это будет взаимно, будь уверен. — Наверное, так и будет... Я не особо надеялся, — улыбается, отводя взгляд. — Просто, лучше, чтобы ты знала об этом. — Спасибо, что доверился. Это тоже... Очень важно, — выдыхает, кусая губы. — Такой классный парень, как ты, не останется без такой же пары. — Если не секрет, то что за тараканы? — Не думаю, что это важно, — усмехается, ведя плечами. — Рассказывай. Я, может, не смогу помочь, но точно выслушаю, — парень уверяюще кивает. — Я... — Лиза до сих пор не может внятно определить, что это, и ей тяжело даже думать об этом; мысли вспышками появляются в самые неподходящие моменты, импульсами будто обжигая оголённые нервы. — Со мной произошла одна случайность... — Случайность? — Речь не о любви. Глаза... Чёрт, — даёт себе по лбу, будто это поможет встряхнуть мысли. — Я не из этих, ты не подумай, она просто постоянно мелькает перед глазами и запомнилась мне сильно. Мне... Реально страшно представить, что меня тянет пообщаться с ней. Мы разговаривали как-то, она просила у меня совета... И я многое переосмыслила тогда благодаря ей. Мне плевать хотелось на неё, но, видимо, у моей больной головы другие планы, — она грустно улыбается, не в силах посмотреть тому в глаза; но это будет честно, ведь Слава доверился ей. — Ого. Неожиданно, — небольшая пауза заставляет Лизу съежится в каком-то преддверии. — Я знаю, что это не так. Слав, это совсем не так, я... Я не знаю, почему думаю о ней. Девяносто девять процентов времени она раздражает, я ненавижу, когда вижу её. Ещё в первый день всё пошло нахер как по накатанной. Но это не то, чем может казаться, поверь мне... — Спокойно, Лиз, — парень кладёт на её плечо большую, поддерживающую ладонь. — Я верю тебе. Не переживай так, я понимаю, что ты имеешь в виду, ну, необязательно любовь ко всему приплетать, — он улыбается, подмигнув. — Но и скажу по секрету, Серёга, Башмак который, он у нас оказался не таким, как все. — Серьезно?.. — брови поднимает в изумлении, получая утвердительный кивок. — Так и не скажешь, что главный бодибилдер... — Именно. А ведь он топил больше всех и, если пообщаться, он нормальный парень. Стихи пишет. Никаких предательств за ним нет, а остальное уже его дело. Может, твоя знакомая тоже окажется хорошим человеком, кто знает? — Ты прав... Меня иной раз тянет даже просто поговорить с ней, — полушёпотом, смотря в глаза с улыбкой. — Вот видишь. Жизнь непредсказуема, — вздыхает, поглаживая её по плечу. — Поэтому, Лизка, будь счастлива. Типа, несмотря ни на что. Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты светилась ещё ярче, чем раньше. Если честно, ты выглядела очень усталой, когда приехала. От одного разговора с ним на душе становится благостно. Возможно, пришло время сжигать мосты. Возможно, пора поменять сгоревшие лампы, чтобы осветить ответы. — Всё в порядке, Слав, не обращай внимания. У меня же сессия недавно закончилась, — слабо улыбается, получая понимающую улыбку в ответ. — Спасибо тебе. Вы самые лучшие у меня... Я тоже тебя и Родю люблю, очень сильно. Долгие объятия закрепляют их маленькие секреты и оставляют здесь, в молчаливых сугробах Донецка.***
В общежитии давно погас свет и стоит тишина. Только телефон, стоящий на зарядке, светится периодичностью в несколько минут. Лиза просыпается от звонка, едва ещё открыв глаза. — Кто бы это ни был, я тебя убью... — Знаешь, мне сложно с тобой так разговаривать. Посмотри, у тебя куча пропущенных. — Захарова, сейчас три часа ночи. — Я знаю, и я всё равно попытаюсь изменить твоё мнение. С этого забавного напора Лиза кладёт голову на ладонь, усмехаясь и потирая глаза; привыкла, что она звонит под градусом. — Я же, по-твоему, «не умею принимать правильные решения» и «предлагаю дурацкие идеи»... — Почему ты звонишь мне только когда пьяна? — Пьяна? — Почему, — в самый динамик, полушепотом, — ты звонишь мне только когда пьяна? — Лиз, я не пила, — весёлый голос становится тише. — Выглянь в окно. Она тут же подлетает к подоконнику: внизу под мягко падающими снежинками стоит Кристина, машет ей рукой, держа в зубах сигарету и улыбаясь. Сон как рукой снимает. Захватив куртку и шапку, Лиза выбегает из подъезда. — Стеклая, как трезвышко, — делает капельку пальцем по щеке. — Отвечаю. — Ты сумасшедшая, — каре-зеленые глаза блестят наравне со звёздами. Запах сигарет смешивается с холодом. В полной темноте светит лишь луна и дальние белые фонари. Кристина безмятежно оглядывает ту, делая ещё одну затяжку и специально выдыхая дым в лицо. — Ты перекрасилась. Тебе идёт. — Да блять, — ладонью отмахивается и, напротив, улыбается, жмурясь. — Зачем ты приехала? — Ну, ты же меня игнорируешь, — хриплый голос заманчивый, как и взгляд синих глаз с разводами бензина. — Не хочешь сходить развеяться сейчас? Лиза кусает губу, совсем немного раздумывая, что она вообще делает. И она бросает вызов. — Что ж, давай. Это то, чего мне не хватает последнее время, — дополняет тише, на всякий случай, мол, её инициатива; вдруг ещё подумает, что Лиза больше не ненавидит её. Это лишь раз. — Выходит, тоже случайность? — хмыкает, закуривая вновь. Лиза не отвечая идёт вперёд неё на дорогу, и Кристине остаётся догонять её сквозь ветер, покалывающий щёки. — Куда держим путь? — Хрен знает, я ещё плохо знаю город, — снег под ногами хрустит. — Ну ты даёшь, — усмехается Лиза. — Не страшно, что заведу тебя в ебеня? — Если ты любишь поэкстремальней и без лишних глаз, я только за, — Кристина получает пинок локтём, а затем ещё один: — Адреса твоей общаги мне достаточно, индиго. Напускно цыкнув, Андрющенко решает отвести её в место слегка отличающееся от остальных, по заснеженным, не тронутым шагами улицам. — Ты одна в квартире живёшь, получается? — губу закусывает вдруг, одергивая себя; не одна же. — Да. Оплачиваю сама, — не упускает возможность упомянуть. — Здорово, — Кристина бросает на неё взгляд, улавливая приподнятые уголки губ. Лиза странно спокойна, и это нужно исправлять. — Как праздники с воображаемыми друзьями провела? — невзначай поддевает. — Да есть у меня друзья, — возражает. — Я ездила к ним и матери. На фотографиях не призраки. — В Донецк? — Откуда ты..? — Просто знаю, — долго делает тяжку, усмехаясь. Глянув на неё лукаво, Лиза сворачивает к яру, где находится обрыв с множеством деревьев внизу. — И это ты... — резвый вдох; Захарова вдруг замолкает, распахнув глаза и протянув зачем-то руки, когда индиго прыгает вниз. В ошеломлении подбежав к краю, она смотрит затем озадаченно на ступающую по импровизированным земляным ступенькам Андрющенко. — Что, испугалась? — Ещё чего, — фыркает моментально, спускаясь тоже. — Лиза, так может и сердце остановиться. — Ну, для такого случая долго идти не нужно будет, — улыбается, махнув рукой вдаль на стоящие кресты и плиты, почти на горизонте. — Там кладбище. — Я вижу, ты часто шастаешь по таким местам, — Захарова идёт следом, осматриваясь. — Тянет в потусторонний мир? — На самом деле, иногда. Мне нравится гулять по кладбищу, — вдруг остановившись, Лиза немного задумывается, закусив губу. — Глядя на цветы на могилах, я не могу поверить, что после смерти идёт пустота. — Но так и есть. Жизнь же одна, — хрипотца слышна ощутимее — Кристина подошла ближе. — Второго шанса не будет. Нужно жить на полную катушку. Лиза сглатывает — иногда ей правда необходимо это простое, но такое важное напоминание. Пройдясь чуть далее, садится на лавочку под навесом, и Кристина повторяет за ней. Та не до конца смекает, что произошло с индиго, но это крайне занятно. — Возможно, — смотрит на ту продолжительно. — Тем не менее... Эти люди жили здесь, каждый из них оставил свой след, их помнят. Не может быть, чтобы душа просто уходила в небытие. Даже концепция Рая и Ада логичнее. — М-м-м. Я с четырнадцати лет уверена, что попаду в Ад, если он есть. Лиза хмыкает, вспомнив песню, и пропевает: — Ты, конечно, сразу в рай, а я не думаю, что тоже. Хотя мне больше нравится версия с перерождением. Кристина затейливо улыбается, узнавая строчки. — И песню спеть, и вопрос жизни и смерти обсудить, — бросает взгляд на кресты вдалеке. — В прогулках с тобой много плюсов. Они переглядываются — индиго смеётся, и шумахер следом тоже; смотрит на неё с какой-то необычайной заинтересованностью. — А ты как провела Новый год? — Лиза откидывается на деревянную спинку лавки, раскинув руки в стороны; после её шага за свой личный порог общения с Захаровой лёгкость так и струится в движениях. — Нормально, — кладёт голову на руку, локтем опираясь на коленку. — Хотела тоже к родителям поехать, но не получилось. — С одногруппниками зависала? — бровью ведёт, как утверждает чистую правду. Кристина хмыкает с улыбкой, делая очередную затяжку. — Скоро как поезд зачучухаешь. — Если ты захочешь лечь под поезд, у тебя есть мой номер, — индиго заводит локоть, будто намереваясь пнуть и сквозь зубы шипит. — Захарова. — Я тебя шугаюсь уже, — дёргается нарочито, голову закрывает, между пальцев сигарету держа. — Тебя трогать страшно, захрипишь. — Трогать надо ещё уметь, — смотрит украдкой, вновь глаза закрывает затем. — О нет, не бей, я не могу остановиться. Лиза смотрит на неё в каком-то замешательстве, с улыбкой. — Хорошо. — Спасибо, — Кристина косится, в глазах проскакивает непонимание. — То есть, мы договорились? — Да, на сегодня договорились, — отворачивается. — Херни меньше неси только, для Вики оставь. Захарова спросила бы, что с ней случилось, почему она не пытается её прихлопнуть; догадывается, но спрашивать не хочет, дабы момент не растерять; Кристина не из таких людей. Ухмыляется, выдыхая дым; она уводила разговор от темы Вики как могла. — Ревнуешь? — Я, понятное дело, нет, а она, возможно, да, — закусив губу, смотрит на луну, висящую в небе. — Ты за неё волнуешься? — Нет. А ты? — Разумеется, — тянет. — Как она относится к тому, что ты гуляешь в три ночи? — взгляд наконец переводит на ту; прочитать его никак. — Отлично. У нас «здоровые отношения», — показывает кавычки, не сводя глаз с неё. Индиго смотрит пару секунд безэмоционально. — Рада слышать. Кристина почти перебивает. — Были, пока эта шлюха не изменила мне, — выражение лица Лизы меняется. — Конечно же я шучу, ничего отличного. Она хоть и не вышла бы со мной, я и без запретов, которые терпеть не могу, никуда бы не поехала блять. Самой же стрёмно от такого. — Разве запреты это не забота? — бормочет, складывая руки на груди. — Забота выражается хорошим отношением и, ну, пониманием каким-то, — искры от бычка падают на снег. Индиго сглатывает ком, снова глядя на ту. — Мне жаль. А Захарова не выглядит печальной, но видно, как её тревожит что-то внутри по слабо дрожащим пальцам. — Забей, всё нормально, — отмахивается, поджимая губы; как бы ненароком спрашивает: — Ты то как? Вы, вроде, долго встречались с тем придурком. — Полтора года почти, — выдыхает облако пара, слабо улыбается. — Всё хорошо. Не думаю, что все парни такие. Пауза — Кристина размышляет о чем-то, опустив взгляд. От этой улыбки веет чем-то светлым, безмятежным, как луч солнца в этой зимней ночи. — Да... — тише. — Да, ты права. Лиза потирает холодные руки. — Не хочешь выпить кофе? — С удовольствием, но я больше по чаям, — делает последнюю тяжку тлеющей сигареты. По ещё не скользкой дороге к общаге болтают без умолку о мелочах. — И далеко тебе ехать? — Теперь да, я переехала по некоторым причинам, — губы поджимает. — Зато к работе ближе, к автомойке в смысле. — Ты прям очень любишь машины, да? — С детства обожаю. Лиза улыбается украдкой. — Воевала за переднее сиденье любой ценой? — Я тебе больше скажу, мы с пацанами по глупости гоняли до двухсот километров, — руки красочно разводит, — конечно, без прав, так как малолетки, но это было охуенно. — Меня б мама на месте убила, — шепчет в удивлении. — Ну, моя только через месяц узнала, ей не до меня было, — пожимает плечами, усмехаясь. — А батя, когда одуплился, конечно, нехило мне отвесил пиздюлей. — Представляю, какой это кайф! — свобода, исходящая от Захаровой, теперь не так необъяснима. — Я бы тоже хотела сдать на права, но боюсь, машина это слишком большая ответственность. Вот мотоцикл... Но мама, если узнает, будет трезвонить прямо на дороге всё равно. — Полностью её понимаю. С твоей индиговой тягой к космосу, я б на её месте тоже за тебя переживала, — лёгкий пинок, и тихий смех Захаровой не сдерживается. — Вот ты смеёшься, а я серьезно научусь управлять летающей тарелкой. — Заберёшь меня ночью? Смотрят пару секунд друг на друга. — Конечно, мне же нужен будет человек для экспериментов, — тянет Лиза, поднимая глаза к небу.***
Жёлтый свет лампы в холле тусклый. Горячий чай и кофе в чашках обдают паром щеки. Кристина с Лизой говорят тихо, чтобы никому не мешать, словно обмениваются секретами. — Ты, вроде, предлагала порисовать на снегу красками, — щелкает пальцами индиго. Та усмехается. — Уже не такая дурацкая идея? — Тебя это задело? — усмехается в ответ. — Нисколько. Просто никто бы кроме тебя не согласился. — Мне нужно было подумать. — Ладно, ладно, — отпивает чай. — На днях как раз сугробы намечаются. Они говорят буквально обо всём. Долго, обмениваясь суждениями. Небольшое, но такое тёплое отдохновение витает в тишине пыльных коридоров. Для Кристины это открытие — она давно ни с кем не разговаривала так близко, она совсем не ожидала, что Лиза окажется такой интересной. Она много чего знает, вечно что-то читает или слушает, и на всё у неё обязательно есть своё мнение; и вещи эти не рутинные, совсем далёкие. Захарова иной раз слушает её с открытым ртом. А Лиза даже не продумывает наперёд, что сказать, как делала раньше постоянно; она неясно, туманно рада, что просто разговаривает с ней. С Кристиной любопытство берёт верх над прежними убеждениями — она умная, но совсем другая, у неё непохожее воспитание и предрасположенности; это лишь подогревает интерес, Лиза отмечает для себя всё новые её стороны, как тогда в телефонный разговор. И несмотря на отличия они могут понять друг друга. — Вот так я тут и оказалась. Могу сказать, что начать жизнь с нуля легко, гораздо сложнее выйти из минуса. — Боже, Захарова. Кристина ни на секунду не отводит взгляда. Смех индиго действует антидепрессантом. Тревоги и вечная грусть рассеиваются, словно пыльца цветка под дуновением ветра. — Я КМС по мемам, это мой главный талант. — Это уже не мемы, а бонмо, — отпивает кофе. — И почему же? Ты, кстати, здорово играешь на гитаре. — Правда? Тебе нравится? — улыбка Кристины тянется до ушей. — Да, — Лиза не может удержать улыбки в ответ. — Я давно хотела тоже научиться... — Я тебя научу, — тут же предлагает, запаляясь. Индиго выдыхает. Её сердце словно в вакууме, а шумахер заливает его эфиром, заставляя подавать признаки жизни. Каждым жестом, каждой словленной дерзкой улыбкой заводит этот механизм. — А ты где-то училась? — Я самоучка с нуля. Это не сложно. Хотя, в музыкалке была бы прокачанная база, — ладонью вертит. — Но я не просилась. — Почему? — смотрит ей в глаза серьезно. — Папаша пропивал все деньги, об этом и речи не шло. Лиза слушает, закусив губу; в сердце оклик находит. Она знает это чувство. — Ты очень хотела туда попасть? — Да, наверное... — заминается чуть, усмехаясь затем. — Зато сейчас я умею всё. Но дальше любительского уровня это не пойдет, я понимаю. — Крис, — та поднимает на неё взгляд. — У меня была похожая ситуация, только с художественной школой. — Вот так случайность, — специально не говорит «совпадение», с увлечением вникает в каждое слово индиго, ведь та по чуть чуть, но открывается ей. — Я не верю. — Ты не видела старые работы, — отмахивается. — Видела, — телефон достаёт, открывая галерею. — Я набью это в будущем, без шуток. Можно? Лиза проводит руками по лицу, скрывая улыбку. — Так и быть, разрешаю. — Ура, — усмехается почти победно, наблюдая. — А у тебя из-за чего не вышло? Ты явно не провалила бы творческий экзамен. — Мама не хотела тратить на это время, моё, в плане, — пожимает плечами. — Я умоляла отдать меня туда, но она говорила, мол, художник это не профессия, будет переживать за мою учебу. Как-то так. — И в итоге мы экономисты... — Ненавижу экономистов. — Я тоже. Тихий смех обдает стены плюшевым шумом. Кристина умолкает ненадолго, взгляд в сторону переводит. — А могли бы заниматься любимым делом, — для себя подытоживая, тускло с усмешкой. — Ты бы рисовала кучу разных проектов в какой-то компании, а я бы заказала у тебя обложку на свой альбом. Доля секунды проходит. Лиза не может объяснить. Она просто встаёт и берёт её за руку своей холодной; Кристина в непонимании поднимает глаза, не успевая спросить; индиго обнимает её, смыкая кисти за шеей и плечом. Шепчет где-то над ухом. — Всё у нас будет. Кристина затаивает дыхание, не сдвигаясь; сердце бешено бьётся, оно несомненно выпрыгнуло бы, если бы не тёплый прижим. Руки протягивает за её спину, обнимая в ответ; и чувствуя, как сама плавится. Глаза прикрывает, не позволяя себе положить щеку на чужое плечо больше, чем касание. — Да... Конечно. Щеки горят, заливаясь краской. Она нехотя отстраняется, вспоминая о своём незавершенном походе в ломбард и карманах. Искры в ледяных глазах только усиливают свой цвет. Достаёт небольшую коробочку, протягивает индиго. — Тебе, — и отворачивается невозмутимо, будто не ждёт реакции. Не сказав и слова, Лиза от неожиданности оторопело достает поблескивающий серебряный браслет с маленькой подвеской сердца. — Какой красивый, — на одном выдохе, положив на ладонь аккуратно. — А я ничего не подготовила... — У тебя день рождения был. Она рассматривает украшение, как что-то чудесное, появившееся из ниоткуда. — Спасибо большое, — Лиза безудержно улыбается. Глянув на экран телефона, Кристина вполголоса восклицает. — Чёрт, который уже час! — резво принимает обеспокоенный вид. — Мне пора. Пока. Чуть ли не бегом уходит к выходу. Лиза растерянно смотрит ей вслед, едва сумев спросить: — Стой, а когда день рождения у тебя? — Шестого февраля, — громко доносится уже из подъезда. На улице уже светает: солнце дарит серым облакам розовые лучи рассвета. Сердце Захаровой всё ещё бьётся невпопад, затрудняя ход мыслей. Она всегда держит людей на расстоянии, и настолько сильные чувства в моменте по истине сильно напугали. Это всё было спонтанно. Лиза думала, что она не позвонит ещё раз. Кристина не думала, что та согласится. Неважно за сколько времени, рано или поздно солнце растопит любой лёд. Это необратимо. Кристина касается пальцами своих щек, чувствуя, что они влажные.