Нарцисс обыкновенный

      Дружную компанию друзей Гермиона едва разглядела по рыжей шевелюре Джинни Поттер. Косую аллею сегодня заполняли радостные люди с цветами, в магическом мире второе мая за прошедшие годы стало настоящим днём народных гуляний. Всюду собирались люди, семьи выводили на прогулку детей. На площади у Министерства планировался небольшой митинг с участием Кингсли Шеклболта, праздничными речами и поздравлениями.       Гриффиндорцы продвигались к площади шумной компанией. Опоздавшая к назначенному времени Гермиона еле сумела догнать их, проталкиваясь среди людей. Здесь сегодня, кажется, собралась вся магическая Британия.       Джинни, мелькающая впереди среди братьев и друзей, несла огромный букет сирени. Счастливая, не страдающая от весенней аллергии, беременная уже вторым ребёнком, она казалась воплощением семейного благополучия. Её фигура за эти годы округлилась, вся она стала мягкой, болтливой, семейно-приветливой, и уже почти не отличалась от Молли. Шедший рядом Гарри нёс на руках двухлетнего сына и близоруко щурился, обдумывая что-то своё. Он приветливо улыбнулся, увидев Гермиону и показал на радостно агукающего малышка. Отцовский долг.       — Привет, дорогая! — бросилась обнимать её Джинни, когда Гермиона, наконец, подошла. — Я уж думала, ты не придёшь. Смотри, сколько сегодня здесь народу.       Она кивнула вокруг.       — Надеюсь, как героям войны, нам оставят место возле министра? А то помнишь, как было в прошлый раз? Стояли на отшибе. Замолвишь, если что, словечко перед Кингсли, чтобы мы попали в объектив?       Гермиона молча вспыхнула. Это «герои войны», появившееся у Джинни сразу после свадьбы с Гарри, не то, чтобы не относилось к личности самой Джинни, но всё равно вызывало внутренний протест. Кто и правда прятался по лесам в холоде и голоде, отбивался от бешеных оборотней, разгадывал чёртовы нерешаемые загадки Альбуса, после войны вёл себя гораздо скромнее и особенных мест и почестей не требовал. И на передовицу «Ежедневного пророка» не стремился.       Отказывать не хотелось, но и навязанная миссия по выбиванию лучших мест сегодня как никогда была не в радость.       — Прости, Джинни, мне всё равно, где стоять. Главное, что мы победили.       Джинни едва заметно поджала губы и отвернулась: Гермионой командовать не получалось. И тут же переключилась на Гарри, затарахтела, давая ему ценные указания, одной рукой вытирая рот ребёнку, другой нашаривая в сумке запасённый пирожок.       И Гермиона, повременив ещё пару секунд, решилась:       — Прости, Гарри, ты случайно не встречал здесь сегодня моего мужа? Он не подходил? Мы потерялись в толпе, и я не знаю, где он…       — Кого, Мион, не видел? — прищурился Гарри.       — Кого, прости? — тут же, как ни в чём не бывало, вклинилась в разговор Джинни, жадная до всяких сплетен, и хихикнула, подмигнув. — Уже и мужем его зовёшь? Он здесь.       — А как же мне его звать? — удивилась Гермиона, но договорить не успела, потому что Джинни, повернувшись куда-то в толпу, быстро вытащила и подтянула к себе Рона Уизли, болтавшего с кем-то и отхлёбывавшего из банки пиво.       — Рон, Гермиона пришла, тебя ищет! Нельзя же быть таким невнимательным! — зашипела она, выразительно показывая глазами на растерянную Гермиону.       — О, привет, Мион, — расплылся в улыбке Рон, — ты, говорят, скоро станешь нашей начальницей?.. Тебя в Тайны переводят?.. Пиво будешь? У меня есть лишняя банка.       Он выглядел помятым и несвежим. Наверное, пил вчера. И увидев, каким взглядом она одарила его пиво, поспешно убрал банку за спину.       — Бессовестно врут! — грубовато ответила Гермиона. — Я не пью алкоголь, Рон, ты до сих пор это не запомнил?       Ей стало тоскливо и неуютно. Джинни так и не приняла её выбора и продолжала некрасиво сводничать.       Северуса нигде не было, ни рядом с Министром, ни среди толпы на площади. Она всё высматривала, и надежда сменялась горьким отчаяньем. Да это и неудивительно, прийти сюда он мог только по договорённости с ней, любимой женой, которой шёл на уступки. А такие сборища считал лицемерным фарсом. И не нужны ему был ни шумные гриффиндорские посиделки с пьяными выкриками «Ура!», ни торжественные министерские чествования. Если он действительно от неё ушёл, то, конечно, не в праздничную толпу, в которой всегда чувствовал себя неуютно.       В последнее время она начинала всё больше его понимать. Остро, до боли захотелось уединения, тихого уголка, две чашки кофе и умных строгих глаз Северуса рядом. Разобраться со всей этой сегодняшней глупостью. Сказать ему, что ерунда всё это — работа, карьера. И что она его любит и ни на кого не променяет. И почувствовать, как он одобрительно пожимает её руку своей большой сухой ладонью.       Отказавшись произносить заранее заготовленную торжественную речь и едва отстояв положенное время митинга, Гермиона стала протискиваться к выходу в Лютный переулок. Народ неистово веселился. Уже с утра подпившие молодые гриффиндорцы и пуффендуйцы радостно запускали в небо магические фейерверки, сверкавшие всеми цветами радуги. Этот шум так контрастировал с внутренней звенящей пустотой Гермионы, что становился невыносимым.       Если искать Северуса, то точно не здесь.       Минерва Макгонагалл на шумные празднества давно не ходила. Она безвылазно проводила время в Хогвартсе и сегодня, воспользовавшись выходным днём, разбирала текущие директорские дела и планировала следующие. Гермиона, заглядывая в приоткрытый кабинет, как никогда ощутила непрерывность учебного бумагооборота, в котором Хогвартс крутился год за годом, не зная устали.       Минерву она не видела уже давно, та сильно постарела, словно усохла. Её старенькие подслеповатые глаза наполнились теплом, когда она разглядела посетительницу. Минерва встала из-за директорского стола, засеменила ей навстречу. И защебетала, словно бабушка, встречающая внучку:       — Дорогая моя! Как я рада, что ты зашла! Ты просто так или по делу?.. Чаю тебе предложить?.. У меня есть отличный лимонный щербет.       Гермиона с улыбкой отказалась, стряхивая с себя дежавю. Годы идут, а традиция в Хогвартсе не меняется. И, присев на кресло посетителя, сразу задала главный вопрос:       — Директор Макгонагалл…       Минерва неодобрительно мотнула головой:       — Ну что ты так официально!       — Минерва!.. Простите. Я к вам по поводу Северуса! Он у вас? Его сегодня с утра нет дома. Мне… не хочется выдавать семейные тайны, но, кажется, у него был повод на меня обидеться и уйти. А я хочу с ним поговорить…       Чем больше она говорила, тем больше видела, как расширяются глаза Минервы. К концу её речи они уже были такие большие и изумлённые, что Гермиона не выдержала:       — Почему сегодня все удивляются простому вопросу, мадам?.. Я с утра не могу найти своего мужа и пришла к вам спросить, не в курсе ли вы, где он сейчас?       Минерва удивлённо пожевала губами и переспросила:       — Повтори, кто твой муж, Гермиона? Мне не послышалось?       — Северус Снейп, герой войны. Кавалер ордена Мерлина, ваш работник и декан Слизерина. — Гермиона отчеканила всё это, и по ставшему серьёзным лицу Макгонагалл вдруг ясно поняла, что сказала что-то не то или что-то сильно не в порядке. — Так вы знаете, где он находится, мадам? Или он велел вам не сообщать мне? Ну, я вас очень прошу…       — Я знаю. — перебила Минерва.       И, глядя, как она кивает, Гермиона почувствовала, что по спине ползёт холодок. Дело даже не в обиде Северуса. Что-то гораздо хуже.       — И где же? У себя в подземелье?       Минерва покачала головой:       — Нехорошо это всё… Расскажи мне о Северусе, Гермиона. О вас с ним. Пожалуйста, я хочу всё знать. Он давно твой муж?       — Ну да, вы что, забыли?..       И удивлённая Гермиона начала рассказывать. Об их любви, о несовпадении и похожести характеров. Об их странном на вид и таком тёплом внутри браке.       Минерва слушала молча и всё больше хмурилась.       — Ты только не сердись. Я люблю тебя, как свою дочь, — протянула она наконец.       — Вы не знаете, где он? Или не скажете, мадам? — резко перебила её Гермиона.       — Я знаю, где Северус.       — И где?       — Там, где и должен быть, — медленно ответила Минерва, и нерешительно замерла, будто опасаясь реакции на свои слова. — На кладбище Хогвартса.       — Где?!..       — Северус Снейп лежит на кладбище уже пять лет, со второго мая 1998 года. Со дня битвы за Хогвартс, когда он погиб.       Теперь уже Гермиона смотрела на неё безумными глазами. Подумав, Минерва покачала головой, медленно встала и, подойдя к полке, сняла с неё большой глянцевый альбом, выпущенный Министерством к годовщине победы над Волдемортом. Поискав недолго, осторожно поднесла к глазам Гермионы фото в чёрной рамке. Стоящее в ряду других погибших героев с указанием даты жизни и смерти.       Когда Гермиона онемевшими пальцами схватила альбом и впилась глазами в надпись, Минерва вытащила палочку и стала накладывать на Гермиону сканирующие заклинания.       Потом, подумав, подытожила:       — Не вижу на тебе ничего особенного. Но по признакам очень похоже на ложную память. Я не знаю, кто и почему тебя морочит, это тебе надо к Поппи, а может, в Сент-Мунго. Ты мне сейчас не поверишь, если всё так, как я думаю... Только ты с Северусом никак не могла жить в браке, его давно уже нет в живых. Ты после войны доучилась, устроилась в Министерство. У вас, как я слышала, были какие-то отношения с Роном Уизли, а может я что-то и путаю, я не собираю сплетни.       — Вы путаете, Минерва, — ответила Гермиона, отрываясь от страшного портрета, — никогда у меня с Роном ничего не было. Северус — мой единственный любимый мужчина. А это вот всё — ерунда какая-то.       — Да-да, как скажешь, — участливо закивала Минерва, и в этой готовности согласиться Гермионе послышалась фальшь.       — Он же работает у вас! Декан Слизерина! — недоверчиво выпалила Гермиона.       — Декан у нас Гораций. Как вернулся после победы, так и работает. Ворчит, что старый, но ещё тянет. Северуса мне не хватает, конечно, но, знаешь, милая, незаменимых людей не бывает, я привыкла, — развела руками Макгонагалл.       — Бывает, — эхом возразила Гермиона.       — Тебя проводить к Поппи? Она разберётся в твоей проблеме, я уверена.       — Проводите меня к его могиле, — попросила Гермиона дрожащим голосом, — я и правда вам не верю. Какой-то бред! Я же его сегодня с утра…       И вдруг, посмотрев на свою руку, не увидела на ней обручального кольца. И замолчала на полуслове.       Они прошли через Большой зал, где сегодня было довольно пустынно, из Хогвартса через двор. И, проходя мимо монумента Победы, возле которого лежали свежие цветы, Минерва кивнула:       — Прочти ещё вот тут.       Строчку с родной фамилией Гермиона отыскала быстро. Простые буквы, но они слагались в судьбу Северуса и её собственную несостоявшуюся жизнь. Камень монумента был не новым, его не могли установить здесь сегодня утром, на нём уже отметились прошедшие годы снегами и дождями. Как и альбом, покрывшийся пылью в кабинете Минервы. Всё это означало, что была какая-то другая реальность, отличная от той, что жила и ещё теплилась в её расколовшейся надвое голове.       Ложная память? Морок?.. Кому и зачем это надо? Кому вообще есть дело до неё в этом мире? Быть может, чья-то месть за проступок, которого она и сама уже не помнит?.. Или кто-то подсиживает на должности?.. Но так грубо влезть в её голову. Этого не может быть.       Гермиона недоумевала и шла за Минервой на слабых ногах. Кладбище Хогвартса оказалось тихим, красивым и торжественным. Надгробия были чисто убраны к празднику. Минерва подвела Гермиону к небольшой могиле со скромным гранитным камнем.       «Северус Снейп. 9.01.1960 — 2.05.1998». На чёрном квадрате могильной земли одиноко колыхалась на ветру белоснежная… лилия.       Минерва, перехватив её взгляд, пояснила:       — Ну, он же любил… лилии. — и закашлялась. — Вот мы и посадили.       Гермиона ощутила ком в горле, ни выдохнуть, ни вдохнуть.       — Можно я побуду здесь одна? — сдавленно попросила она.       Минерва снова охотно закивала, напоминая одеревеневшей от горя и ужаса Гермионе китайского болванчика. Наверное, ей было неловко, и она не понимала, что делать.       — Возвращайся потом ко мне в кабинет, вместе подумаем, как быть.       И скоренько, не дожидаясь ответа, стала пробираться к центральной аллее. По её напряжённой спине и скорости удаления Гермиона внезапно догадалась, что Минерва сейчас напишет Гарри или Кингсли письмо и поинтересуется, как здоровье у будущего невыразимца. И не было ли за Гермионой замечено каких странностей. А потом поведает об их сегодняшнем разговоре.       У Гермионы и самой был внезапный порыв послать Гарри патронуса и спросить его, правда ли Снейп умер пять лет назад. Но, едва она достала палочку, желание это пропало. Представились такие знакомые недоуменные близорукие глаза Гарри и любопытные вопросы Джинни у него за спиной. "Гермиона что, больна? А это лечится? Может, поможем ей с палатой в больнице?" И кивок Гарри, и ещё кивок.       Она потянулась за своей сумкой и нашарила в потайном кармане паспорт, который всегда, ещё со времён войны, привыкла носить с собой. Люди могут врать и подставлять, но бумага-то не соврёт? Своя бумага, не чужая.       В паспорте на странице о браке было девственно чисто. Её зовут Гермиона Грейнджер, а Северуса здесь никакого не было и нет.       Как это случилось?       Некоторое время она ещё сдерживала в себе нарастающий ком бессилия, боли и чудовищного, опустошающего чувства утраты. Потом, соскользнув с лавочки, упала на колени в эту рыхлую свежевскопанную могильную землю, перебирая её пальцами. Белая лилия серебрилась на солнце, словно издеваясь.       Хоть бы это был какой-нибудь другой цветок!.. Нарциссы в её жизни ещё не были цветами смерти, а лилия уже была. И всё, оказывается, познаётся в сравнении.       Отчаянье волной захлестнуло разум Гермионы, потопило остатки здравого смысла. Она рыдала, уже не в силах остановиться. Мир замер, стал очень ярким и подробным, в нём стихли звуки. Сам Бог прислушивался к всплескам боли и запоздалого раскаянья, проходящим через её сердце.       Она не берегла то, что имела. И уже согласна была на всё, в чём так яростно и глупо отстаивала свою волю: носить юбки и платья, как настаивал упрямый Северус, ставить на место его книги, терпеть вспышки его раздражения. Никогда не забывать предупредить его, если задерживается после работы с друзьями. Не забывать поцеловать, уходя. Она готова и сама приносить ему кофе по утрам. Только пусть всё вернётся, как было. И даже если это такая болезнь, она не хочет от неё выздоравливать. Всю жизнь болеть только им одним.       Она кричала всё это в пустоту. Но мир был глух к её немому крику, пуст и тёмен. Гермиона задохнулась в этой безвоздушной темноте, потеряла сознание, потеряла себя.

Часть третья. Эпилог.

      — Проснись! Гермиона! Проснись! — Северус тряс её за плечи, пробуждая.       Гермиона, ничего не понимающая, всхлипывающая во сне, тупо смотрела перед собой. Наконец осознала, кто сидит перед ней. И с коротким криком раненой чайки кинулась ему на шею. Обнимала крепко, насколько возможно, почти задушив. Целовала лицо, размазывая по щекам слёзы. Ощупывала его плечи, лицо, будто не веря, что он и вправду здесь.       — Живой! Это был простой сон!.. Господи, спасибо! Господи!       Северус, обнимавший её в ответ, вдруг отстранил и серьёзно посмотрел Гермионе в глаза:       — Не простой. Это был управляемый сон, я не хочу тебе врать. Это я всё устроил. Прошу меня простить за это.       Она поглядела на него ошалелыми глазами:       — Это что значит?       — Твой сон. Его я сделал. Натёр тебе виски специальным зельем. И твой мозг сам смоделировал этот мир без меня. Мне было нужно… Чтобы ты оказалась в мире, где меня нет. Хотел посмотреть, как ты отреагируешь, испытаешь ли облегчение.       Через минуту она, осознав, что произошло, рыдая уже от злости, колотила его слабым ото сна кулаком по груди. Он не защищался.       — Так ты специально это всё сделал, значит?       — Да.       — И подглядывал, как я плачу?       — Угу.       — Но зачем?!       — Не мог дольше оставаться в неведении. Иногда ты становишься такой… глухой. Намёки не замечаешь, молчишь.       Гермиона взвилась:       — Ты — жестокий слизеринский сноб! Как ты мог? Я чуть и сама не умерла там без тебя. Я на могиле твоей рыдала, чуть не свихнулась. Ты понимаешь вообще, что так нельзя?.. Это очень жестоко!       Он виновато посмотрел на неё, но упрямо тряхнул головой:       — А ты сама не жестокая? Неделю обдумываешь какое-то важное письмо и размышляешь об отъезде. А мне ни слова… Я решил, ты бросить меня хочешь. А легилименцию ты чувствуешь, обижаешься. Уже и так намекал, и эдак, что поговорить бы надо.       Она снова непонимающе уставилась на него.       — Ты мне намекал?       — Ну да. А потом решил посмотреть, что у тебя в голове. Если не нужен — то просто уйти, не мешать тебе жить.       — И что? Убедился, что нужен мне?       — Убедился.       — Я так и знала, — крикнула она, — что из-за этого проклятого письма что-то случится!       Гермиона метнулась к шкафу, выхватила с полки конверт, распечатала и подала ему в руки. Он прочитал и вопросительно глянул на неё.       — И что ты думаешь об этом?       — Я не говорила тебе потому, что… Просто и не знала, как сказать! Ты иногда так остро реагируешь!.. Это дурацкое приглашение в Африку, оно мне не нужно! Чего я там не видела в их пустыне!.. Но я молчала, боялась именно такой реакции, что ты начнёшь сомневаться во мне или себе! Что мы поссоримся. Я хотела избежать конфликта!.. А ты, как всегда, сам всё решил за нас обоих!       Она кричала, и слёзы обиды снова покатились по лицу:       — Мне ты один нужен, понимаешь, без тебя нет жизни, ни там, ни здесь! Нам что, в Лондоне нечем заняться? Я никуда не собираюсь ехать!       Быстрым решительным движением она порвала письмо, потом со злостью разорвала половинки ещё раз и кинула в мусор.       Её взгляд упал на букет, стоящий у изголовья:       — И кто из нас ещё глухой! Я тридцать раз тебе сказала, что не люблю нарциссы, а ты тащишь их в дом всё равно! Назло, что ли?       Снейп примирительно развёл руками:       — Ну, прости. Они так похожи на тебя, — и, увидев её гневную реакцию на свои слова, поспешно добавил, — ну не всегда, но иногда очень похожи. Может, тебе в зеркало почаще смотреться, мой цветочек?       — Это вот и были твои намёки?       — Ну да.       Она смотрела на букет нарциссов. Сейчас, как ни странно, он уже не вызывал в ней раздражение. Только чувство нелепости и абсурда. Она даже не знала, обидеться на глупый поступок мужа или засмеяться. И, неожиданно для себя, обнаружив, что гнев внезапно схлынул, криво улыбнулась.       — Слизеринство головного мозга не лечится! — смахнув слёзы с покрасневших щёк, сказала Гермиона. — Ещё тоньше намекнуть не мог, что надо поговорить?       — Не мог. Будь внимательней, дорогая.       Снейп тем временем поднялся, ловко взмахнул палочкой:       — Репаро!.. Акцио!       И снова вчитался в текст восстановленного письма.       — Ты, Грейнджер, тоже не решай сразу за обоих! — назидательно проговорил он. — Я вот, например, ни разу в Африке не был, верблюдов и пирамид не видел. Может, стоит поехать, как думаешь?.. Нам с тобой смена климата не помешает.       Гермиона, пытаясь осознать услышанное, недоверчиво усмехнулась:       — Вместе в Африку?..       — Угу. Или не хочешь со мной?       — Господи, Северус, не выдумывай… Хочу конечно! С Кингсли можно поговорить. С твоей специальностью там тоже нужны люди… Стой! А как же Минерва?       — Незаменимых людей не бывает, деточка. Она-то это хорошо понимает.       — Бывают.       Снейп махнул рукой.       — Мы не опоздаем? Тебя же ждут на параде с пламенной речью, забыла?..       Она подошла и обвила его шею руками, ласково прижимаясь всем телом.       — А знаешь, я не хочу никуда идти. Давай сегодня побудем вдвоём?       Снейп фыркнул, пряча усмешку:       — Так я же и предлагал тебе… Кофе принести?       Гермиона улыбнулась. Всё вернулось на круги своя.       — А пойдём вместе! Должна же я познакомить соседей с моим мужем!       Вскоре на двери супругов Снейп радостно звякнул серебряный колокольчик, отмечая начало нового весеннего дня.