ID работы: 14543727

uncle policeman

Слэш
NC-17
Завершён
1079
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
17 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1079 Нравится 32 Отзывы 241 В сборник Скачать

✧✧✧

Настройки текста
      Ему подкинули пиздюка.       Окей, возможно, он сам в этом виноват, потому что никто Минхо под дулом пистолета не заставлял соглашаться на участие в программе защиты свидетелей, но ему обещали надбавку, а ещё сказали, что он будет самым крайним вариантом, и Минхо повёлся.       Откуда ему было знать, что вскоре они накроют притон, а ему подкинут пиздюка, из-за которого всё это и случилось?       Факт номер один: Минхо ненавидит наркоманов.       Чанбин говорит, что ему бы сходить к психологу и проработать это, но Минхо думает, что ему неплохо и так; да, может, это и детская травма, потому что его отец сторчался в одном из притонов, и Минхо вырвало на похоронах, когда он увидел, во что превратился любимый человек (отвращение, боль, страх и гнев порой находят крайне интересные способы вырваться наружу), но она ему жить не мешает. Чанбин услужливо молчит, не напоминая Минхо о том, что в начале службы он едва не забил одного из торчков насмерть, и Минхо ему за это благодарен, потому что он этим поступком не гордится, но иногда, когда выпьет или вспомнит о том, что было, жалеет, что не довёл дело до конца, однако упорно борется с этими мыслями. И это, как ему кажется, делает его человеком.       Факт номер два: он находит пиздюка в шкафу, пока остальные оттаскивают всех, кто был в доме, в машины, загружая их туда, как скот, и его сердце вздрагивает от вида сжавшегося в комок омеги, у которого, видимо, из самого ценного — старый и грязный рюкзак, крепко прижатый к груди.       — Ты Джисон? — Минхо присаживается на корточки, убирая оружие в сторону, чтобы не пугать, и стягивает сначала шлем, а затем и балаклаву, стряхивая с кончиков волос капли пота. — Я Минхо. Пошли.       Факт номер три: пиздюка ему не подкинули, он сам его забрал, но Минхо ради своего собственного успокоения (немного тяжело признавать себя настолько мягкосердечным, хотя Чанбин вообще подозрительно шмыгал носом и переспрашивал у Ликса раз десять, точно ли они не могут взять Джисона к себе; Минхо не знает, что там отвечал Ликс, но у него есть подозрение, что он просто ревел от жалости) говорит о том, что всё же подкинули.       В отделе суматошно и громко, и Минхо тоскливо думает о том, что дома — благословенная тишина, а ещё о том, что у него пиздецки чешется всё тело в униформе, пропитавшейся потом. Джисон сидит на одном из стульев, отвечая на вопросы, и Минхо от нечего делать рассматривает его: отросшие волосы, худой, как спичка, на руках синяки и ссадины, и весь какой-то мелкий, зашуганный, ну пиздюк, иначе и не скажешь.       И как только в таком теле такая сила воли?       Если бы не Джисон, ничего бы этого не было. Они копали под ёбаных нариков уже несколько месяцев, пока не объявилось это чудо, выдав им всё, что только можно, взамен попросив помочь ему начать новую жизнь. Ответить, как он там оказался, Джисон не мог, знал только, что жил там всегда, сколько себя помнил, зато он знал так много о внутренней кухне, что начальник Минхо, казалось, не то что был готов ему помочь начать жить новой жизнью, он его в тот момент едва ли не в лик святых возвёл.       Но, видимо, его энтузиазм угас сразу же, как только они накрыли тех парней, и он осознал, что теперь на нём висит обуза в виде безусловно ценного, но очевидно бездомного свидетеля.       И Минхо, слушая, как господин Пак с кем-то перешёптывается по телефону, пытаясь узнать, куда же можно скинуть парня до тех пор, пока он снова не понадобится, решил напомнить ему о том, что он так-то согласился участвовать в программе по защите свидетелей и может за Джисоном присмотреть.       Зачем? Минхо и сам не знал.       Просто никогда не видел, чтобы кто-то так сильно хотел жить, что пошёл на очевидный риск.       Его же и убить могли. Ну, правда, узнай те, с кем он жил о том, что он с полицией связался, наверняка убили бы. И Минхо уверен, что Джисон об этом знал. И, надо же, всё равно пришёл.       Так что Минхо им восхищён.       Но это не отменяет того, что пиздюка подкинули и он понятия не имеет, что с ним делать.       Джисон сидит на диване в гостиной его маленькой холостяцкой квартиры, и смотрится до нелепого крошечным. Вообще-то, никакой он и не пиздюк по факту, ему девятнадцать, он почти что взрослый парень, но Минхо он кажется мелким, неуклюжим и смешным, хотя смелости в нём — на десятерых. И ему, на самом деле, интересно, как он там оказался.       Анализы показали, что он чист. Да и сам Джисон говорил о том, что наркоту в него не пихали, ничем странным заниматься не просили, он просто жил там, как будто его бросили и забыли. Даже в школу ходил и вроде как закончил, только как оказалось, знаний о мире ему катастрофически не хватает: он пялился на чанбинов ноутбук, пока тот что-то печатал, как на восьмое чудо света, и Минхо поразился, как же в нём так сочетается абсолютная взрослость решений и осознание происходящего, и какая-то почти детская наивность.       Забавный. Джисон забавный.       Накормить его, что ли…       — А можно… — Джисон вздыхает, замолкая, словно не знает, можно ли ему вообще разговаривать, но всё же продолжает: — Можно в душ сходить? Я не мылся… Не знаю, недели две, а у вас тут чисто так и…       Минхо кивает, указывая на дверь ванной.       — Шмотки есть чистые?       Джисон замирает, вцепившись пальцами в ручку, краснеет кончиками ушей, и тихо бормочет:       — Не-а.       Тяжело.       Минхо отдаёт ему свою старую пижаму, застиранную конечно, до ужаса, но это лучше, чем ничего, и думает о том, что надо бы сводить его в магазин. А ещё накормить. Нормально так накормить, риса сварить и бульона, мяса может пожарить, только немного, чтобы Джисон с несварением не свалился.       Он понятия не имеет, что делает. На автомате режет, варит и жарит, проверяет готовность, подцепляя мелкие куски палочками и шипит, обжигая язык, да так и замирает с открытым ртом и чуть ли не капающей на пол слюной, когда Джисон появляется на пороге кухни, чистый, свежий и пахнущий до одури приятно.       Омега.       Минхо совсем и забыл, что он — омега, и ему нужно было подумать об этом раньше, когда предлагал забрать, но кто ж знал, что феромоны у Джисона такие? Не приторно-сладкие, а тонкие, нежные, как самый роскошный аромат из возможных, люксовый парфюм, за который отдаёшь ползарплаты, ни капли не жалея, потому что эта смесь оседает на рецепторах, отправляя куда-то в сторону рая.       Он откашливается, проглатывая, наконец, крошечный кусочек мяса, так и лежащий на языке, и поворачивается к плите, накладывая еду в тарелки и ставя перед Джисоном. Тот устроился на стуле, поджав под себя ноги, молчаливый и неожиданно похорошевший после душа. Больше на пиздюка не похож. Волосы, всё ещё влажные, зачёсаны назад, а футболка Минхо слишком большая на нём и сползает с одного плеча, но Джисон красивый. Действительно красивый. И Минхо, как бы он ни убеждал себя, что он — кремень, засматривается на него. Что, интересно, Джисон делал в том месте? Как он рос? Почему его не трогали?       Ест Джисон жадно, проглатывает пищу в один присест, стучит палочками по краю тарелки и запивает всё водой, а затем и чаем, отправляя в рот одну за одной конфеты, стоящие в вазочке на столе, и довольно вздыхает, откидываясь спиной на стену позади себя.       — Может, добавки?       — Нет, — Джисон качает головой. — Мне плохо будет.       Минхо кивает, убирая посуду в раковину, и Джисон неожиданно возникает из ниоткуда, подныривает под руку, оттесняя его, и сам включает воду, чтобы заняться уборкой.       — Тебе необязательно…       — Я знаю. Я хочу помочь.       Что ж, Минхо не против. Сидит на стуле, глядя, как Джисон возится, вытирает помытую посуду и ставит на место, слишком быстро освоившись; движения у него плавные, но быстрые, как будто он привык делать хоть что-то, чтобы быть полезным.       Кухня заполняется его ароматом, и Минхо под предлогом того, что нужно расстелить диван, сбегает. Достаёт подушки и одеяла из старого шкафа, отыскивает новый комплект постельного белья, подаренный на один из дней рождения друзьями, нелепый и с мультяшными героями, потому что по приколу, а затем заглядывает на кухню, где Джисон уже раскладывает еду по контейнерам, пряча в холодильник, и бросив короткое «кровать готова», позорно прячется у себя в спальне, с тяжестью осознавая, что ему с этим омегой жить в одной квартире неизвестно сколько, а он на него реагирует так странно, что выть хочется.       Вообще-то, Минхо не дурак. Он умеет себя контролировать. И ему, на самом-то деле, плевать, как там другие омеги пахнут, никогда он ни на течки не реагировал, ни на что-то другое, ну, не сложилось у него с этим. Знает, что есть альфы, которые чуть ли не с ума сходят, только вот он всегда считал, что не такой. А тут, надо же, среагировал на… Пиздюка.       И никакой Джисон, по факту, не пиздюк. Только легче от этого не становится.       Становится только тяжелее.       Минхо ворочается в кровати, пытаясь уснуть, когда дверь скрипит, приоткрываясь, и Джисон появляется на пороге — пышущий жаром, пахнущий так, что у Минхо внутри всё сводит и хочется скулить, хочется подчиниться, хочется сделать всё, чтобы Джисон был доволен.       Вот же блять.       Доминантный омега.       Такая редкость и, надо же, как Минхо повезло, эта редкость прямо у него в квартире, рядом с ним, забирается к нему на кровать, жмётся и бормочет:       — Мне плохо.       Плохо. Плохо, плохо, плохо.       Минхо тоже плохо. От того, что Джисон, кажется, совсем не понимает, что происходит, от того, что заглядывает в глаза помутневшим взглядом, стягивает с себя футболку, и смотрит так доверчиво, как будто Минхо, блять, любые проблемы в этом мире решить может, только это совсем не так.       Но он пытается. Освобождает для Джисона место, пробует нагуглить, что делать в таких ситуациях, только ничего толкового не находит, даже компресс Джисону на лоб накладывает, но тот отбрасывает его в сторону и цепляется за руку Минхо, тянет к себе, к своей коже.       — Больно.       Должно быть, это и правда больно, потому что Джисон возбуждён так, так сильно: он пачкает смазкой его простыни, сжимает бёдра, а член у него твёрдый, красный, тоже весь влажный, и Минхо, блять, старается не смотреть, но он не совсем бесчувственный, чтобы это игнорировать. И ему хочется помочь. Хочется облегчить Джисону этот момент, потому что он тихо всхлипывает, сам трогает себя, ведёт пальцами по длине, ласкает головку, но никак не кончает, и Минхо почти становится жаль его.       Он сдаётся в тот момент, когда Джисон начинает ныть, ёрзая по кровати; альфа внутри Минхо воет и скребётся, требует, чтобы он помог, чтобы не оставлял омегу вот так, и Минхо подчиняется своим инстинктам впервые за долгое время, уже чувствуя, что это обойдётся ему слишком дорого.       Кожа у Джисона горячая. Минхо оглаживает его бёдра, осторожно ведёт по ним ладонями, а затем обхватывает пальцами член, и Джисон отзывается вскриком. Сам двигается, пытаясь получить как можно больше удовольствия, выгибается в спине и цепляется за руки Минхо, пока тот влажно дрочит ему, обласкивая текущую головку, размазывая смазку по стволу и сжимая ладонь чуть сильнее. Джисон не мог кончить от своих собственных прикосновений, но он кончает от рук Минхо до ужасного быстро — трясётся весь, как в лихорадке, а затем затихает, и Минхо уверен, что так быть не должно, потому что омега почти сразу же засыпает. Ворчит тихо, когда Минхо чистит его влажными салфетками, а затем обнимает одеяло, трогательно обхватывая его ногами, и альфа оставляет его одного, уходя спать на диван.       Что это, нахуй, было?

***

      — Пахнешь омегой, — Чанбин принюхивается, наклоняясь к Минхо, и тот фыркает, отстраняясь, недовольно морщась.       Как будто бы он не в курсе.       Все его шмотки пахнут омегой и Минхо знает об этом как никто другой; Джисону нельзя пить подавители запаха, потому что врач запретил, и теперь вся квартира альфы пропахла им, каждый уголок в ней буквально кричал, что он живёт с омегой, и это, если честно, немного действовало ему на нервы.       Он старается принять ситуацию и смириться, но получается как-то не слишком хорошо. Поход в больницу на следующее же утро только подкинул ещё больше проблем; Джисон и правда оказался доминантным омегой, только сам он об этом был не в курсе, на вопросы врачей о том, как проходили его течки, отвечал тем, что просто жал плечами, а потом и вовсе выдал «да у меня и не было их никогда», и так они узнали, что омега Джисона скрывался всё это время внутри, не давая знать о себе. Что-то там связанное с психологией, мол, жил всё время в неподходящих условиях и сработал механизм защиты, зато как только оказался в комфорте, рядом с подходящим (Минхо до сих пор корёжит от этого слова) альфой — дал о себе знать таким образом.       Минхо, конечно, выслушал рекомендации. Записал даже. Только легче не стало. Ему вообще в последнее время было стабильно тяжело, потому что совесть грызла изнутри, напоминая о случившемся, и хотя Джисон ничего не говорил, не обвинял и не устраивал из этого трагедию, сам Минхо чувствовал себя едва ли не последним ублюдком на свете; с другой стороны — что ему было делать? Джисону было плохо, а он помог. Да, помощь, безусловно, была странной, но ему ведь стало легче, а значит, это не так уж и страшно. Он ведь его не повязал, не поставил метку. Только прикоснулся, да и длилось это не так уж и долго, чтобы сейчас устраивать из этого сцены, но Минхо эти мысли никак не спасали.       Как и то, что Джисон, похоже, действительно воспринимал его как подходящего альфу.       Окончательно освоившись, он жался к Минхо ближе, так, что между ними не оставалось свободного пространства на диване, рассказывал ему про документалки, которые смотрел взахлёб, получив безлимитный доступ к интернету, и всё время заглядывал в глаза, как будто искал одобрения. И у Минхо от этого, честное слово, скоро крыша поедет, потому что альфа внутри тянулся к Джисону, выл, скулил, рычал и пытался забрать контроль, но Минхо не сдавался. Давил улыбки, трепал по волосам, но держал дистанцию.       Это же вообще непрофессионально с его стороны — испытывать хоть какие-то, пусть даже и обусловленные инстинктами, чувства к подопечному.       На работе всё ещё завал.       Минхо заезжает буквально на пять минут, чтобы узнать, как у ребят дела, ведь всё, что теперь входит в его обязанности — это присмотр за омегой, и он не то чтобы совсем недоволен.       Наверное, это даже к лучшему. Не вся ситуация в целом, а то, что ему не придётся общаться с теми ублюдками; Минхо правда не знает, сможет ли держать себя в руках, если ему придётся контактировать с ними слишком долго, а так… Время с Джисоном даже похоже на какой-то отдых. Если исключить его самокопания и альфу, который сходит с ума при виде него, то Минхо живёт лучшую жизнь из возможных. Встаёт по утрам, не думая о том, что придётся снова толкаться в метро, готовит завтрак на двоих, а затем осваивает с Джисоном окружающий мир; тот имеет крайне смутные представления о том, как всё устроено. Не совсем дубовый, Минхо думал, что будет хуже, но и не такой продвинутый, как все остальные вокруг. Например, Джисон знает, что такое ютуб, но для него оказывается поразительным то, сколько там контента и насколько он разный; интерфейс тиктока, который Минхо скачивает на свой старый телефон, скоро отпечатается на экране, так часто Джисон его смотрит, а ещё… Омега ничего не знает о развлечениях. В смысле… Блять, Минхо плакать хочется, когда он вспоминает, как нашёл свой старый набор лего со звездой смерти, и Джисон уселся с ним на полу, собирая с таким видом, будто бы это вообще лучшее, что могло случиться с ним в жизни.       — Как дела у Джисона? — Чанбин смотрит, как Минхо пролистывает одну из папок, куда занесена информация о допросе. — Он в порядке? Нужно будет приехать с ним и…       — Мне уже сказали, — Минхо кивает. — С ним всё нормально.       Рассказывать о том, что произошло, он не собирается. Чанбин, конечно, его друг, но Минхо достаточно и того, что он сам копается в себе и второго землекопа ему не надо; он разберётся с этим сам, только нужно время. В конце концов, ничего ужасного ведь не произошло?       Он выходит из участка, заказывая себе такси, хотя обычно предпочитает ездить на общественном транспорте и не тратить деньги, но хочется поскорее домой. Он вообще должен был быть там ещё полчаса назад, просто понял, что не может вернуться так быстро; не самое профессиональное поведение с его стороны — оставлять Джисона одного, но Минхо скоро с ума сойдёт в квартире, пропитавшейся соблазнительным запахом. Он заходит в супермаркет рядом с домом, на кассе закидывая на ленту какие-то сладости, и старается не думать о том, почему он это сделал (признавать, что альфа требует заботы об омеге всё ещё немного странно), и поднимается на этаж, сжимая в руках пакеты.       В квартире пахнет чем-то странным, и сердце Минхо замирает от тревоги, однако Джисон выглядывает в коридор, целый и невредимый, и он выдыхает.       — Я пытался приготовить блинчики по рецепту из тиктока, — омега смущённо улыбается. — Ну… Они немного подгорели.       — Ничего страшного, — Минхо пожимает плечами. — Я всё равно попробую.       Блинчики и правда подгорели. Но он съедает всё, что Джисон положил на тарелку, полив перед этим отвратительно огромным количеством шоколадного сиропа, о существовании которого Минхо давно забыл.       — Вкусно, — он улыбается, и Джисон, гордый, довольный собой, краснеет кончиками ушей, и улыбается ему в ответ.       Они снова на диване; Минхо с тихим вздохом замечает, как омега жмётся к нему ближе, почти подлезая под руку, чтобы получить объятия, и сдаётся, сжимая его плечи.       Это всё так странно.       Минхо никогда не думал о том, что однажды наступит такой момент, когда он не сможет контролировать своего альфу. Он же сильный. Он живёт в социуме, он совсем не животное, но Джисон рядом с ним тёплый, какой-то наивно-искренний, и вместе с тем настолько сильнее, чем Минхо, что дурно становится. Помимо того, что он выдавал какие-то детские реакции на совершенно обычные вещи, Минхо понимал, что Джисон — совсем не ребёнок, потому что иногда он выдавал такие вещи, что у Минхо внутри всё сжималось.       Однажды они смотрели какой-то фильм, выбранный рандомно, и ему захотелось выключить его сначала на моменте, где у одного из главных героев началась ломка, боясь, что это затриггерит Джисона, а затем на моменте, где омега начал рассказывать, что это — неправда. Минхо тогда переспросил, что именно, и с ужасом слушал, как Джисон с каменным лицом говорит о том, как именно проходят ломки у людей с зависимостью от разных наркотиков, как это влияет на них, и о том, что у него на руках умирали.       Минхо триггернуло куда больше, чем Джисона, который остался сидеть на диване, пока он, заперевшись в туалете, давился слезами, стараясь не издавать слишком много шума.       И он был уверен, что Джисон всё понял. Его глаза были красными и противно горели, но омега промолчал, только взгляд отвёл и отодвинулся, давая Минхо пространство, и больше ни о чём таком не говорил. Только это мало помогло, потому что Минхо понимал — омега, может, ничего не знает о том, как жить хорошо, зато отлично знает, как жить дерьмово.       Он всегда считал, что его это не трогает. Минхо работал в полиции и видел много плохих вещей, и если сочувствовать каждому, если думать обо всех, кто пережил страшное, то можно легко сойти с ума, но с Джисоном это всё как-то не слишком-то работало; должно быть, виной всему был его внутренний альфа, который тянулся к нему, чтобы позаботиться, и это усложняло Минхо жизнь настолько, насколько это вообще возможно.       Как бы Минхо ни пытался сделать вид, будто бы на него это всё не влияет, всё же они жили в мире, где существуют определённые законы, основанные на их природе; прогресс — это великолепно, но исключить тот факт, что они разделены на омег, альф и бет — невозможно. И Минхо, хоть его и корёжило от этой мысли, понимал, что Джисон нравится его альфе не просто так. И что самое главное, омега Джисона, кажется, полностью отвечала взаимностью, судя по тому, как он вёл себя рядом с ним.       Оставалось только понять, что им, людям, которые не могут просто поддаться инстинктам, делать.       Хотя Джисон по этому поводу, кажется, не особо парился. Может быть, это было связано с тем, что он не до конца осознавал свою сущность, ведь всё это время он даже не знал, что омега, но как бы то ни было, он делал то, что считал комфортным: прикасался к Минхо тогда, когда хотел, говорил то, что считал нужным, и в принципе вёл себя так, как ему было удобно, сводя при этом самого Минхо с ума.       Наверное, нужно купить ему новую одежду.       К этой мысли Минхо приходит в тот момент, когда Джисон снова устраивается рядом с ним, всё ещё возясь со «Звездой смерти», собранной почти до конца, и его шея обнажена; у Минхо зудят клыки и чешется кончик носа от того, как сильно хочется уткнуться в неё, пометить своим запахом, прикусить мягкую даже на вид кожу.       Блять, ну он же не животное.       — Я хочу подстричься, — Джисон бормочет это, пока Минхо листает каналы в попытке отвлечься. — Мне в тиктоке видео попалось, где парень себе сам волосы обрезал, я хочу так же.       Он показывает Минхо то самое видео, а затем и несколько видео с котятами, рассказывая о том, что всегда хотел домашнее животное, но как-то не случилось (причины очевидны, но они о них молчат), а потом их взгляд пересекается на ножницах, лежащих на журнальном столике, и…       Минхо воет от смеха, не в силах сдержаться, потому что волосы Джисона топорщатся на затылке самым странным из возможных способов, а сам омега с грустью смотрит на своё отражение.       — Ну прекрати смеяться, — он вздыхает, пытаясь исправить ситуацию, раз за разом проводя по прядям, но те возвращаются в исходное положение.       — А я говорил тебе, что будет пиздец, — Минхо всхлипывает, смаргивая слезы, и трёт щёки; взгляд Джисона мрачнеет, когда он смотрит на ножницы, как на самых последних предателей. — Ладно, ладно. Я отведу тебя к Феликсу.       — Феликс?       — Мм, парень Чанбина. Ну, ты видел его в участке… — Минхо всё ещё посмеивается, когда они возвращаются на диван, и Джисон, словно не замечая того, как сердце альфы замирает, утыкается лицом ему в шею, прячась от расстройства.       Волосы всё ещё смешно топорщатся, и Минхо пропускает их сквозь пальцы, позволяя себе немного расслабиться; он не собирается делать ничего странного, просто немного приласкает, чтобы успокоить. Джисону это явно необходимо. Противный голосок внутри шепчет о том, что и ему тоже, потому что альфа внутри заебал его до невозможности, требуя контакта с омегой, но он игнорирует его, продолжая поглаживать пряди, закручивая их в обратную сторону.       — А Феликс…       — Он работает в салоне красоты, — Минхо улыбается, доставая телефон, и показывает рабочий инстаграм Феликса, куда тот выкладывает свои работы.       Джисон впечатлён. Он листает фотографии, тихо вздыхая, а затем переходит на личный профиль Феликса, и совсем теряется. Разглядывает его, даже пальцем проводит по его веснушкам, и тихо спрашивает:       — Я точно омега?       — В смысле? — Минхо напрягается, и Джисон пожимает плечами.       — Я совсем на него не похож.       И ему хочется сказать, что, да, конечно, вы же не родственники, отшутиться и перевести тему, но Минхо понимает, что Джисон имеет в виду.       Кажется, что он принимает ситуацию и совсем не волнуется, однако Минхо представляет, насколько Джисон растерян — его рассказы крутятся вокруг блядского притона, в котором он провёл всю свою жизнь, и даже школьные воспоминания потерялись, вытесненные грязью окружающего мира, и теперь, когда его больше не сковывает тяжесть ситуации, он фактически узнаёт мир заново.       Всё познаётся в сравнении.       Минхо не психолог, но он понимает, что раньше Джисон, наверное, даже и не задумывался о том, как он выглядит, потому что причин для этого не было, однако сейчас… Сейчас всё иначе. И то, что его опыт отличается от опыта других — очевидно.       — Все разные. Это нормально. Ты хорош такой, какой есть.       — Но он такой… Красивый, — Джисон продолжает листать фотографии. — А мне можно проколоть ухо?       В обязанности Минхо входит следить за Джисоном и сохранять его жизнь в безопасности, и совсем не входит потакать его мелким желаниям, но он кивает, трепля его по волосам, и улыбаясь.       — Конечно.

***

      Джисон выглядит испуганным, пока сидит в кресле перед зеркалом, а Феликс поворачивает его голову в разные стороны, придирчиво разглядывая то, что они натворили с его волосами.       — Это что, Минхо? — он подцепляет пальцами короткие пряди, и успокаивающе поглаживает Джисона по плечу. — Всё в порядке, не переживай, я исправлю это.       — Это видео из тиктока, — Минхо пожимает плечами. — Просто постриги его, у нас ещё запись на пирсинг сегодня.       Феликс хмурится, явно желая высказать ему всё, что он думает о туториалах из интернета, но молча возвращается к Джисону, о чём-то с ним перешёптываясь, и омега в умелых руках расслабляется: улыбается чуть смущённо, слушая, что Феликс ему предлагает, хихикает, переводя взгляд на Минхо, и тот приподнимает бровь, желая понять, о чём они там болтают, но Джисон тут же возвращается глазами к собственному отражению, и замолкает, стоит только Феликсу достать ножницы.       Мягкие пряди падают на пол, и вскоре волосы Джисона становятся совсем короткими, а сам он разглядывает себя, трогает выбритые виски, и поворачивается к Минхо, ожидая, что тот скажет.       А ему нечего говорить.       Джисон красивый и он принял это как факт, а вот так — ухоженный, обласканный вниманием, он ещё лучше, и Минхо давит в себе желание обнять его, тихо бормоча:       — Тебе идёт.       Что ж, он не врёт. Джисону и правда идёт.       Минхо ждёт, пока они договорят с Феликсом, попутно расплачиваясь за услуги, а затем ведёт Джисона в студию пирсинга, где он получает прокол уха, успокаивающий чай, потому что мастер зачем-то показал ему, как из мочки торчит игла, и новенькую серёжку, которую выбрал сам. Это самый обычный гвоздик, но Джисон довольно улыбается, глядя на него, и Минхо сдаётся собственному альфе, который требует, чтобы он сделал что угодно, лишь бы омега продолжал вот так улыбаться.       Приторно-сладкое мороженое стекает по пальцам, капая на землю, и Минхо пытается убрать весь этот беспорядок влажной салфеткой, но только больше пачкается и, недовольно вздохнув, решает просто доесть, а потом уже разбираться с последствиями.       Это совсем не входит в его обязанности, более того, наверняка нарушает должностные инструкции, но ему плевать.       Они с Джисоном в парке, и омега довольно щурится, греясь под лучами весеннего солнца; его окружают пакеты из магазина с одеждой, короткие волосы треплет мягкий ветер, а в ухе блестит пирсинг, и он, кажется, очень близок к счастью, пока Минхо находится в одном шаге к кризису личности, потому что он не может не задаться вопросом — вот это тёплое чувство, растекающееся медовой патокой под рёбрами, когда он смотрит на омегу, это лишь инстинкты или что-то гораздо глубже?       На самом деле, Минхо знает ответ.       Только признаваться не хочет. Ни самому себе, ни тем более Джисону.       Минхо не любит всё усложнять. И он понимает, что для Джисона вот это — лишь период. Короткий отрывок на пути к нормальной жизни, где будут и друзья, и учёба в каком-нибудь университете, и взлёты, и падения, и, возможно, альфа. Нормальный альфа. Не такой, как Минхо — вечно заёбанный, недовольный и хмурый, занятый на своей работе, с крошечной холостяцкой квартирой.       Он надеется, что у Джисона всё будет хорошо. И постарается сделать всё, что в его силах, чтобы это были не простые надежды.       А сам он как-нибудь переживёт.       В конце концов, это не конец света. Да, его сердце замирает, когда он слышит джисонов смех, а внутри теплеет, стоит только омеге придвинуться ближе и начать рассказывать обо всём на свете, но по большему счёту — это всё неважно. Это всё ещё работа.       И Минхо не собирается всё портить.       Личное должно оставаться личным. Работа — это работа. И Минхо не будет их смешивать.       Но он решает забыть об этом на этот день, прогуливаясь с Джисоном по парку и слушая о том, какие документалки он посмотрел, какая группа ему понравилась и что он снова нашёл очередной рецепт из тиктока, который собирается приготовить. Они даже заходят в магазин, чтобы взять ингредиенты; Минхо с сомнением смотрит на упаковку муки, а затем убирает её со всех поверхностей кухни, пока омега сидит перед духовкой, гипнотизируя взглядом печенье с шоколадной крошкой, тихо бормоча:       — Ну только попробуй не получиться… Только попробуй…       Возможно, угрозы подействовали. А может быть, дело было в том, что Минхо исправил тесто, пока Джисон не видел. В любом случае, это не имеет значения, потому что они сидят рядом, с тарелкой, полной печенья, мягкого и сладкого, и омега листает главную страницу Нетфликса в поисках чего-нибудь, что он хотел бы посмотреть. Его щёки в крошках, он хмурится, слизывая с губ шоколад, и Минхо, не выдержав, смахивает с уголка его губ остатки сладости, задерживая пальцы на коже дольше положенного.       Джисон смотрит на него, замирая, улыбается, а потом неожиданно прикрывает глаза и потирается щекой о ладонь.       Блять.       Это выстрел в самое сердце на поражение.       Минхо молчит, так и не убрав руку, а затем неловко отворачивается, утыкаясь взглядом в телевизор.       Наверное, ему не стоило соглашаться на это.       Нужно было спихнуть Джисона на кого-нибудь другого, и тогда бы он сейчас не умирал от того, как альфа внутри него едва ли не раздирает его, скуля на тонкой ноте от желания прикоснуться к омеге снова.       Ёбаная природа.       И ёбаный внутренний голос, мерзко шепчущий о том, что дело тут вовсе не в этом.

***

      Джисон — сын одного из тех ублюдков.       Минхо узнаёт об этом одним из первых; получает сообщение от Чанбина сразу же после допроса, и это заставляет его задохнуться, но он держится. Читает о том, как один из держателей того места рассказал о том, что его сын, Джисон, жил с ними, и спрашивал, где он сейчас (надо же, блять, вспомнил), и о том, что сам Джисон понятия не имел, что они родственники.        Джисон лежит у него на груди, задремав после ужина, и пускает на него слюни, пока Минхо переживает самые ужасные минуты своей жизни.       Он мог бы… Он мог бы отомстить. Мог бы испортить Джисона, мог бы причинить ему вред, мог бы сделать хоть что-то, что заставит того ублюдка страдать. Вот только кто из них тогда будет ублюдком?       Это первое, о чём он думает, и эта мысль отзывается у его альфы предупреждающим рычанием сквозь плотно стиснутые зубы.       Минхо совсем не святой. Он думал о мести за отца каждый раз, когда встречал случайных наркоманов в участке, каждый раз, когда понимал, что у него есть такая возможность, но каждый раз одёргивал сам себя, говоря, что это просто неразумно. Прошлого не вернёшь. Но избавиться от этих мыслей насовсем никогда не получалось; какими бы разрушительными, грязными и отвратительными ни были, Минхо не мог не думать об этом, но всегда выбирал другой путь.       Как и сейчас.       Он понимает, что Джисон — не виноват, и по сути, это за него можно было бы мстить, ведь его запихнул в такие условия собственный родитель, но Минхо на эмоциях и его триггерит так жёстко, что он осторожно встаёт, оставляя телефон лежать на журнальном столике, и уходит, тихо прикрывая дверь.       Круглосуточный магазин рядом с домом становится временным пристанищем, пока он не выдохнет; Минхо покупает кофе и сидит возле окна, пялясь на улицу до тех пор, пока буря не утихнет и он снова не станет собой.       Это просто глупо.       И ему стыдно.       Стыдно за то, что он вообще допустил мысль о том, чтобы сделать что-нибудь с Джисоном. С Джисоном, который отчаянно боролся за жизнь и даже зная, что ему может грозить, всё равно пришёл в полицию. С Джисоном, который переругивается с плитой, когда пробует очередной рецепт из тиктока. С Джисоном, который собрал, наконец-то, «Звезду смерти».       Ему хочется вернуться и извиниться, даже если Джисон совсем и не поймёт, за что, просто самому Минхо это необходимо, и он, взяв несколько упаковок любимого мармелада омеги, поднимается домой.       Дверь открыта.       Сердце колотится в груди так сильно, что Минхо кажется, ещё немного — и оно пробьёт грудную клетку. В квартире тихо и пусто. Он старается не поддаваться панике, заглядывает в ванную, спальню и крошечную кладовку, даже, блять, в шкаф, надеясь, что Джисон его просто разыгрывает, но того нигде нет. Все его вещи на месте, только не хватает резиновых тапочек, в которых они обычно ходят до того самого круглосуточного, и Минхо плотно стискивает зубы, сдерживая подступающую истерику.       Он полицейский. Он стрелял в людей. Он ловил тех, кто убивает, грабит и насилует, он лез в самое пекло, и даже тогда ему не было так страшно, как сейчас.       Это никак не связано с тем, что Джисон — омега, и он нравится альфе Минхо. Это связано только с тем, что сам Минхо прямо сейчас отъедет кукухой от беспокойства, что его Джисон, не омега, а именно Джисон, с именем, личностью и невероятной тягой к жизни, пропал прямо из его, блять, квартиры, и это произошло лишь потому, что Минхо поддался собственным эмоциям и свалил, хотя вовсе не должен был этого делать.       Надо искать.       Минхо не может терять время, чем дольше он думает, тем больше шанс того, что он Джисона уже не найдет; кобура плотно прилегает к телу и Минхо накидывает сверху какую-то кофту, замирая от того, как сильно она пахнет омегой, и даёт себе пару секунд, чтобы сосредоточиться и прийти в себя, а затем двигается на выход.       Дверь скрипит, запуская в прихожую раскрасневшегося, растрёпанного Джисона.       — О, хён, вот ты где! Я проснулся, а тебя нет, а потом Чанбин позвонил, он такой взволнованный был, когда я сказал, что ты не рядом, и он попросил тебя поискать, так что я спустился вниз и…       Минхо преодолевает расстояние между ними в два шага, обхватывая щёки Джисона ладонями.       — Ты мне нравишься. Я знаю, что не должен так говорить и у тебя всё будет и без меня, но я просто…       Альфа внутри него довольно урчит, когда Джисон мягко прикасается холодными пальцами к его предплечью, поглаживая.       — Хён, ты мне тоже нравишься. И я не хочу «всего» без тебя. Я знаю, что я не очень-то разбираюсь, как быть омегой, но если можно, то я бы хотел «всего» — с тобой.       Джисон тянется к нему первым, мягко прикасаясь к губам, и Минхо сжимает его в объятиях так сильно, что ему приходится начать хлопать его по спине, задушено бормоча о том, что он сейчас сознание потеряет, и Минхо ослабляет хватку, утыкаясь носом в шею Джисона, делая глубокий вдох.       У них будет «всё».       Они восстановят документы Джисона и он поступит в университет, открыв в себе тягу к режиссуре; Минхо станет тем самым коллегой, который приходит на работу с контейнером домашней еды на обед и звонит своему парню в любое удобное время, чтобы спросить, как дела, а вечером сваливает как можно раньше, чтобы увидеться с ним наконец-то; они будут готовить по рецептам из тиктока, стабильно превращая кухню в самый настоящий кошмар, и смотреть сериалы на Нетфликсе, сидя на диване в маленькой, но уже совсем не холостяцкой квартире альфы, а собранная до конца «Звезда смерти» будет стоять на специально отведённой для неё полке, рядом с их фотографиями со свадьбы Чанбина и Феликса.       И спустя время Минхо, глядя на сонного, только проснувшегося Джисона рано утром, подумает о том, что смешивать работу и личную жизнь — ужасно непрофессионально, но иногда это самый правильный выбор.

extra

      Минхо возвращается домой поздно вечером, устало скидывая с плеч куртку и вешая её на один из крючков, лениво наступает на задники ботинок, оставляя их валяться на коврике, думая о том, что приберётся позже, и бредёт в душ, даже не заглядывая в спальню.       Он заебался.       Правда заебался.       Ничего серьёзного, но скоро к ним приедет проверка, и он, привыкший работать в полевых условиях, теперь вынужден с головой закопаться в бумажки, чтобы убедиться, что всё в порядке и их не нагнут за то, что что-то не сходится.       Он моется, сонно глядя на собственное отражение в зеркале, и хотя на самом деле спать ему совсем не хочется, усталость даёт о себе знать таким образом — даже просто двигаться и то лениво. Минхо закидывает форму в корзину с бельём, оборачивает вокруг бёдер полотенце, и идёт в спальню, только сейчас понимая, что в квартире подозрительно тихо. Обычно Джисон встречает его у порога, но сегодня — нет, и это отзывается тянущей в груди тревогой; Минхо старается не зацикливаться на этом, полагая, что омега просто уснул, но как только он переступает порог спальни, понимает, что всё гораздо проще.       И в какой-то мере приятнее.       Джисон на кровати. Точнее, на кровати куча из одежды, одеял и подушек, из которых выглядывает Джисон, глядя на него затуманенным взглядом; альфа внутри Минхо скулит, когда он наконец-то чувствует аромат приближающейся течки, и он садится на матрас, раскапывая гнездо.       — Как дела? — Минхо смеётся, когда Джисон цепляется за него, как только его освобождают из вороха белья. — Как чувствуешь себя?       — Странно, — Джисон вздыхает. — Гнездо вышло дурацким.       — Нормальным, — Минхо усаживает его к себе на бёдра, очаровательно покрасневшего и обнажённого, и коротко целует в кончик носа.       Запах Джисона становится гуще и плотнее, забивается в ноздри, оседает на рецепторах, заставляя всё внутри согреваться; Джисон всё ещё доминантный омега и Минхо знает, что он изо всех сил контролирует себя, чтобы не сорваться и не свести его альфу с ума, но совсем скоро он сорвётся.       У них ещё ничего не было. Джисон хотел, правда, однажды Минхо застал его за просмотром порно и он даже не знал, кого из них эта ситуация смутила сильнее, но он твёрдо решил, что пока у него не случится течка, первая, полноценная течка, которая позволит омеге расслабиться и не переживать, у них ничего не будет.       Джисон, конечно, был недоволен, но Минхо настоял; наверное, это было больше для собственного спокойствия, как будто бы это должно было облегчить ему задачу, и он старательно объяснил это Джисону, который, хоть и ворчал, но всё равно в итоге согласился.       И вот они здесь.       Джисон пахнет до одури приятно. Так, что у Минхо зудят клыки от желания пометить, сделать своим, а альфа внутри готов стелиться перед ним и послушно выполнять команды, лишь бы омега был доволен, лишь бы он был счастлив и испытывал как можно больше удовольствия. Минхо проводит кончиком носа по шее Джисона и утягивает его в гнездо, оставляя полотенце валяться кучей у кровати.       Кожа у Джисона — горячая, мягкая, и он обласкивает её пальцами, наслаждаясь, а затем скользит к его бёдрам, дразня возбуждённый член самыми кончиками; Джисон на это недовольно хнычет, цепляется за его плечи, и запах его становится глубже, ярче, заставляя Минхо поплыть.       Он, наверное, выиграл в какую-то лотерею, если ему, такому порой противному, достался такой омега.       Минхо укладывает Джисона на подушки, прижимается губами к его ключицам, плавно скользит к груди, оставляя на ней поцелуи, и спускается ниже, прикусывая кожу на животе. Ноги Джисона оказываются у него на плечах, и Минхо нежно усмехается, когда видит, как тот смущается, но всё равно держит себя открытым и обнажённым; он прижимается губами к головке, слизывая выступившую каплю смазки, а затем проводит языком по всей длине, пальцами раздвигая ягодицы и уже между ними, вслушиваясь в тихие вздохи и стоны.       — Альфа, — Джисон цепляется пальцами за его волосы и в противовес собственному смущению, тянет его ближе, заставляя Минхо буквально зарыться лицом ему между бёдер, с жадностью слизывая смазку и толкаясь языком в жаркую тесноту.       Джисон вообще весь на контрасте, и Минхо порой задаётся вопросом, как же в нём всё это сочетается, но сейчас в этом разбираться хочется меньше всего. Альфа требует взять, покрыть, доставить как можно больше удовольствия, и Минхо не может не подчиниться: толкается пальцами рядом с языком, растягивая, и Джисон стонет, нетерпеливо ёрзая.       — Ещё, ещё, ещё.       Ему явно с каждой секундой всё сложнее контролировать себя, и Минхо это чувствует. Аромат Джисона становится совсем одурманивающим, давит на него, подавляя, и Минхо тихо рычит от желания.       Господи, какой же он…       Минхо толкается внутрь одним длинным, долгим движением, придерживая Джисона за бёдра, утыкается носом в его шею, глубже вдыхая его аромат, и почти кончает от того, как омега сжимает его, цепляясь за спину, оставляя на коже краснеющие полосы.       Взгляд у Джисона поплывший, он смотрит Минхо в глаза, не разрывая зрительного контакта, и этого достаточно для того, чтобы он сорвался окончательно, гонясь за удовольствием для них двоих. Его пальцы обхватывают член Джисона, двигаясь в такт толчкам, даже не пытаясь дразнить; он просто хочет довести их обоих до края, понимая, что позже будут и ленивые поцелуи, и нежности и тихий шёпот в губы, но не сейчас. Сейчас им нужно кончить.       Джисон сладко вздыхает, жмурясь, делая пространство между ними влажным, сжимается, заставляя Минхо замереть внутри, а затем тихо бормочет:       — Альфа, так хорошо…       Блять, если каждый раз будет таким, Минхо с ума сойдёт.       Он кончает, едва успевая выйти, и пачкает бёдра Джисона белёсыми каплями, а затем устало падает рядом, обнимая и переплетая их ноги между собой. Они потные, уставшие и, Минхо уверен, вся комната пропиталась запахом секса, но у него ноль мотивации, сил и желания; Джисон рядом мягкий, весь какой-то как будто пушистый, жмётся к нему ближе, довольно мурлыча, и Минхо прикрывает глаза.       Он мог бы сделать неверный выбор. Мог бы злиться, мстить и ненавидеть. У него было на это достаточно причин. Но у Джисона их было ещё больше.       Однако они встретились, потому что каждый из них решил жить иначе, быть лучшей версией из возможных, и значит, что-то они делают правильно.       Минхо не знает, был бы он счастлив, если бы поддался гневу, боли и страху.       Зато он знает, что счастлив сейчас.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.