***
Конечно, он получил порцию моти с персиком. Ведь он сильнейший. А еще мимолетную улыбку от Гето, когда набросился на него с объятьями благодарности за вкусняшки. Это наполнило сладостью рот сильнее, чем сахарная пудра с японского мороженого. Что-то происходит, но Годжо легче это игнорировать, чем пытаться понять. Как и сейчас — они лежали под деревом: Сатору тренировал обратную технику, чтобы до него не могли дотрагиваться ни проклятья, ни люди, а Сугуру читал книгу о разновидностях проклятий за последние тысячу лет. На заднем плане ребята тренировались на проклятом оружии, а директор наблюдал за ними. — Лучшим дают отгулы от тренировок или что? — спросила Сёко, присаживаясь рядом. Она тяжело дышала, но все равно достала из кармана куртки пачку сигарет и закурила. Как бы не пытались отучить ее от такой гадости, она все равно за нее бралась. Ее страсть к алкоголю и курению не убить ничем. — Ты сама все сказала, — просто ответил Сугуру, переворачивая страницу. — Бесите, — выдыхая дым и откидываясь на траву, процедила Сёко. — Эй! — высказал Годжо возмущено, приподнявшись со своего места. — Завидуй молча! — Не бурчи, Саторý, — спокойно сказал Сугуру и запустил руку ему в волосы. Годжо сбросил технику и ощутил тяжесть чужих пальцев. — Вообще-то, на прошлом задании она помогла тебе вылечить рану. — Потому я и практикуюсь, чтобы самому научиться защищаться! — канючил Сатору, скрестив руки на груди. — Ты молодец, — произнес он, легко улыбнувшись и не отвлекаясь от книги. И вот снова. Опять. Эти мурашки, которые покрывают все тело, когда он говорит такие вещи. Годжо уже и не знал, что делать с реакцией своего тела. Перед его глазами предстала картина: Гето целует его тело, обводя языком сосок, а потом шепчет — Ты молодец. — Все хорошо? Не перегрелся на солнце? Весь красный… — спросила Сёко, порываясь дотронуться до его лба. Годжо вылез из своих фантазий и мигом подскочил. Гето странно на него посмотрел. Даже насторожено. Блядство. — Да, что-то жарко. Я пойду водички попью! Вам нужно что-то из автомата? — спросил он, уже почти отправившись в путь. Щеки жгло от яркости картинки, которые он представил. А все тело было словно наэлектризованно. — Прихвати что-то. Спасибо, — вежливо ответил Сугуро, продолжая странно поглядывать на него. — Скоро буду! — улыбнувшись во все зубы, произнес он. Как только он завернул за угол, улыбка стерлась с лица, а на смену пришел ужас. Как он мог представлять такие вещи, да еще и с лучшим другом? Просто кошмар… Годжо чувствовал себя отвратительным. Кем-то, кто вовсе не заслуживает такого прекрасного, доброго и милого человека, как Гето. Тот умел зарядить других, когда те опускали руки. Он мог выстоять против самых сильных проклятий, а потом, не раздумывая, поглотить их. Он мог так много вещей, отчего Годжо становилось тошно от себя, потому что ему было легче разыгрывать спектакль из фальшивых эмоций, чем показать то, как все есть на самом деле. А тот был искренним. И сейчас, представляя все эти вещи, казалось, что он оскверняет нечто святое. Тошно. Вот, что он чувствовал по отношению к себе.***
Сатору лежал ночью в кровати. Луна чуть освещала комнату. Через открытую форточку просачивался ночной холод. Самый сильный маг за последние четыреста лет лежал голый на кровати и дрожал. В его голове раз за разом проигрывались, как на заезженной пластинке, слова Сугуру: «Ты сильнейший», «Ты молодец», «Если будешь хорошим мальчиком»…Это все походило на рой мошек. Они не замолкали, а эти слова пропускали по телу ток. Сатору впервые за свою жизнь дрожал от возбуждения, не смея себя трогать. Нельзя, ведь это лучший друг. Нельзя, иначе, если перейти эту черту, то никогда не вернуться обратно. Нельзя, потому что он — сильнейший, и с таким справится. Утыкаясь носом в подушку, Сатору сжимал в руке край одеяла и бился с самим собой. Самая сложная битва, если быть честным. Его большие голубые глаза пялились в стену. Но видел он лишь черные длинные волосы, которые завязаны в пучок. Легкую ухмылку на губах, и черные глаза, которые затягивали за собой во тьму. Тяжело дыша, Годжо изнывал в комнате, стараясь не тереться членом о матрас. — Саторý, — услышал он выдох в ухо. Годжо вздрогнул, потому что уже не верил, что в своих фантазиях дошел так далеко, что слышит его голос. — Саторý, — хрипло и мягко его позвали, положив руку на плечо. Подняв голову, он наткнулся на темные как омут глаза. Впервые в жизни Сатору стало страшно. Он был в замешательстве, и не знал, что делать. — Тебе плохо? — Нет… — соврал Годжо, стараясь не двигаться, чтобы тот не заметил его стоящий член под одеялом. — Ты весь дрожишь, — сказал Сугуру, присев на кровать и гладив парня по руке. — Что… что ты здесь делаешь? — спросил Сатору, стараясь отвлечься от этих шикарных черных волос и острых скул. — Ты себя странно ведешь последние дни… Что-то случилось? — мягко спросил Гето. Слишком мягко для него. Участливо и нежно. Вечно холодный, спокойный и равнодушный Сугуру — нечто привычное и безопасное. А такой до ломки в сердце нежный и обеспокоенный — самое опасное проклятье для души Сатору. Потому что он начнет падать еще сильнее под тяжестью своих непонятных чувств. — Все нормально. Оставь меня, — стараясь оставаться спокойным, попросил Годжо. Он отвернул голову обратно к стене, стараясь лишний раз не двигаться, потому что член стал болезненно ныть от желания. — Саторý, — мягко позвал Сугуру. Он наклонился сильнее, нависнув над парнем. Взяв рукой лицо Сатору, он повернул его к себе. Сам он ближе придвинулся к нему, оставив небольшое расстояние между ними. Большие голубые глаза с удивлением смотрели на него. — Будь молодцом, и скажи, что происходит. А то я так бессонницу себе заработаю, гадая, что с тобой. Гето совершил ошибку. Нет, даже несколько ошибок. Во-первых, не стоило так называть Сатору. Последнего пробило крупной дрожью, отчего почти кончил. Во-вторых, он слишком близко был к Годжо. Это было опасно. Слишком опасно. Но Сатору был из тех, кто мог бегать до скончания веков от проблемы, но если она уже у тебя на носу — начнет уже бежать вперед, желая, чтобы она решилась как можно быстрее. И сейчас, прыгая в омут с головой, он отбросил все свои страхи и возможные сожаления, потому что находился почти в предобморочном состоянии. От таких слов. От такой нежности. От длинных волос, которые щекотали его белые руки. От глаз, которые с участием и пониманием смотрели в его, хотя все остальные шарахались смотреть в эту прекрасную бесконечность, ведь красота ослепляет. Поцелуй вышел странным: горячие обкусанные губы Сатору столкнулись с гладкими и холодными как мрамор губами Сугуру. Легкое прикосновение, которое зажгло в груди Годжо звезду. Неподвижность друга вызвало тревогу, отчего последний опустился на подушку и хотел уже начать заниматься самобичеванием. Но его остановила крепкая хватка на лице. Огонь в глазах напротив смыл остатки шока. И Гето рывком перевернул Годжо на спину, усаживаясь на его бедра. Его крепкие ноги обхватили тонкую талию. Член Сатору был зажат между одеялом и телом Сугуру. Губы Годжо открылись в беззвучном стоне, а перед глазами посыпались искры. Крепкая хватка пальцев на лице отрезвляла, но в следующий же момент холодные губы сминали его. Медленно, растягивая рот языком, покусывая нижнюю губу. Сердце бешено билось в груди, а дыхание сбилось. Годжо выгнулся дугой, чтобы его член сильнее потерся об одеяло и крепкое тело, нависшее над ним. — Так вот в чем проблема. Тебя сводит с ума, когда я тебя хвалю? Или когда тебя вообще хвалят? — спросил Гето, оторвавшись от Годжо. Тонкая ниточка слюны нависла над ними. Щеки Сугуру покраснели, что было вовсе на него не похоже, но взгляд оставался все таким же твердым, уверенным и огненным. — Ты не хочешь отвечать? — и тут Гето протянул свободную руку вниз и обхватил через ткань член. Годжо всего повело дугой. — Давай, будь послушным, Саторý. — Ты… Только когда ты… — почти на грани оргазма произнес Сатору, закрыв глаза. Пальцы на лице чуть тряхнули его голову, прося открыть глаза. — Тогда кончай, красивый, — смотря прямо в глаза и двигая рукой на члене, произнес Гето. Годжо владел техникой «бесконечности» или «вселенной», смотря как трактовать. Но создалось ощущение, что только сейчас смог прочувствовать на собственной коже работу своей же техники. Было ощущение, что он рассыпался на атомы, забыв, как вернуться обратно. Он вскрикнул в руках Гето и распался на части. Белесая жидкость залила живот, а ноги задрожали. Лишь через пару мгновений он смог вновь открыть глаза. Гето сидел перед ним без футболки — в одних больших синих штанах. Лунный свет мягко ложился на его лицо, подсвечивая красный румянец на щеках. Его руки лежали на талии Годжо, а глаза смотрели прямо на него. Сатору просто умирал внутри от осознания, что вот он момент, после которого они не смогут вернуться обратно к тому, где они были. Легкий страх охватил его тело. Вдруг он начнет его осуждать? Вдруг не поймет его «странностей» и отвернется, даже если сейчас позволил? Вдруг все то, что было сегодня — миф на одну ночь, а дальше — они лишь однокурсники, которые будут делать вид, что всего этого не было? Хотя нет, Гето слишком честен в своих принципах. Если ненавидит — то всем телом и душой. Если чувствует отвращение — прямо скажет об этом. Может… — Хватит себе надумывать, Сатору, и давай уже трахнемся, — тяжело дыша, разорвал тишину Гето. Шаман смотрел на него во все глаза, не веря, что тот правда это сказал. — Но… разве это нормально? — неуверенно спросил он. — Саторý, вот вообще наша жизнь — это нормально? Проклятья, маги, мы? Так что хватит ломать себе мозг. Я хотел выебать тебя еще с того момента, как ты открыл рот. Подумал, это заставит его хотя бы тогда замолчать? — выдал откровенную тираду Гето, заставив Годжо залиться краской. — Думаю, нет, — улыбаясь, ответил он, и протянул руку. Обхватив шею Сугуру, он притянул его к себе, чтобы поцеловать. Новые поцелуи чувствовались по-другому: яркие, страстные, наполненные жаждой. Их губы сминали друг друга. Годжо млел в его руках, которые гладили тело. Почти полное отсутствие света приносило за собой большую интимность ситуации, снимая все оковы смущения. Легкие стоны слетали с его губ, а затем быстро были поглощены поцелуями Сугуру. Подобно тому, как он умело «ел» проклятья, так он пожирал своими губами Годжо. Медленно и с наслаждением его рот перемещался то на шею, оставляя красные пятна на белоснежной коже, то на сосок, быстрым движением языка обводя ореол. Сатору таял подобно пломбиру на солнце. Легкие стоны слетали с его губ, которые он старался заглушить. Но Сугуру, как будто нарочно, хотел сильнее его слышать: то покусывал нежный розовый сосок, то вылизывал языком шею. От уже достаточно сильного возбуждения Сатору был словно в бреду, и ему казалось, что все это ему снится. — Перевернись. У тебя крем есть? — спросил хриплым голосом Сугуру, который выглядел не лучше Годжо: с красными зацеловаными губами, с румянцем по щекам, взъерошенными волосами, и большим стояком в штанах. Он тяжело дышал, а руки легко подрагивали. Сатору на секунду замешкался, потому что был восхищен тем, каким красивым был Гето в своем возбуждении. — А… Там есть в тумбочке и смазка, и дилдо, и презервативы. Все хотел опробовать, — в своей уже привычной игривой манере произнес Годжо. На это парень лишь закатил глаза и полез за содержимым. — Я уже думал, что ты будешь все время таким молчаливым, — сказал Гето, вставая с кровати, чтобы снять штаны. Годжо откинул с себя одеяло и прошелся салфеткой по почти засохшей сперме. — Недооценивал меня, — хихикнув, произнес Сатору. — Наоборот, мой хороший, переоценил твою сдержанность. Это даже хорошо. Я бы хотел, чтобы ты был громким, — сбрасывая с себя трусы, Сугуру включил прикроватную лампу и так спокойно ответил, как будто не он сейчас будет вдалбливать в матрас своего лучшего друга. От таких слов у Сатору перехватило дыхание. Стараясь скрыть свое смущение, он перевернулся на живот. А перед глазами был налившийся большой член Сугуру. Ему даже немного страшно стало от того, что это будет в нем. И как же он тогда… Но мысль не успела дать развитие, потому что его спину стали покрывать поцелуями. Она была одна из его эрогенных зон, потому кожа стала сразу покрываться мурашками. На это Сугуру тихо рассмеялся. Горячие руки мягко провели по ягодицам, а затем — один палец проник внутрь. Не совсем приятные ощущения накрыли Сатору, от чего тот сжал в кулак подушку. Сугуру успокаивающе покрывал кожу поцелуями, прося парня расслабиться. Глубоко дыша, Сатору старался, но ощущение инородности внутри его сковывало. — Давай, Саторý, расслабься. Ты же такой хороший мальчик, да? — жарко зашептал в самое ухо Гето, от чего Годжо застонал. Приятные слова вызвали новую волну возбуждения в нем, от чего непроизвольно приподнял попу, уперевшись прямо в член Сугуру. — Уже не терпится, сладкий? Интересно, ты внутри такой же сладкий — ты же так много ешь сахарной пудры? Да и твоя кожа сама как сахарная пудра. Не могу перестать ее целовать и вылизывать, — и в подтверждение своих слов он провел языком по мочке уха, а затем — по раковине. Годжо в его руках весь затрясся, а в голове — были лишь картинки того, как он его оттрахает, зовя ноющей сладкой сучкой. Какой же он грязный в своих пошлых мыслях. — Смотри, в тебя уже спокойно входят три пальца, а ты даже не заметил. В следующий раз сразу буду нашептовывать тебе то, какая же ты сучка, Саторý, — и надавил пальцами на простату. Годжо вовремя уткнулся лицом в подушку, а то его стоны были бы слышны на все общежитие. Он непроизвольно терся членом о кровать, уже мечтая о том, чтобы эта пытка кончилась. Но при этом, это было так сладко, так развратно, так, как он видел в своих снах, что не хотел, чтобы этот момент заканчивался. Температура в комнате заметно повысилась, отчего по спине текли капли пота. Годжо сам варился в этой агонии из удовольствия и желания, даже и не думая, что Гето может быть таким страстным. И уже жалел, что не пришел с этой проблемой к нему раньше. — Приподнимись, мой хороший, сейчас Сугуру тебя трахнет так, как ты того хочешь, — прошептал он и вынул пальцы из Годжо. Ощущение пустоты резко ударило по нему, чуть отрезвив. Приподнявшись на коленях, Сатору чуть повернул голову, чтобы увидеть его. И тут у него перехватило дух: сосредоточенный Гето со спадающими на лицо прядями, с красными щеками и в белых отблесках капель из-под смазки на руках натягивает на член презерватив. Подняв взгляд, он посмотрел на Годжо и ухмыльнулся. Сердце последнего от этого ушло в пятки, разбившись. Он весь дрожал от нетерпения и тяжело дышал. Мысли только об одном лезли ему в голову. И вот он почувствовал, как Гето медленно входит в него. Крепкие руки сжали его бедра, притягивая к себе. Сатору от этого растекся весь по кровати, ощущая, наконец, это блаженство. Когда он вошел до упора, то оба не двигались, чтобы дать друг другу привыкнуть. — Тебе нормально, Саторý? — спросил Гето, мягко гладя его ягодицы. — Да, блядь, уже трахни меня, — сказал он, чувствуя, что еще немного, и не выдержит, потому что чувствовал, как правильно и хорошо член упирается в простату. — Сам попросил, моя шлюшка, — прохрипел Сугуру. Он схватил Годжо за руки, заломил ему за спину и взялся за них. Лицо Сатору упиралось прямо в подушку, чуть перекрывая воздух. И Сугуру стал резкими и быстрыми движениями входить прямо до упора в парня, держа за руки. Сатору, если бы место позволяло, выгибался бы и стонал во весь голос, но он лишь дрожал в руках парня и тихо стонал в подушку. Член плавно раз за разом упирался в простату, выбивая звезды перед глазами Сатору. Его щеки жутко покраснели от жара комнаты, тепла Сугуру и страсти, что была между ними. Шлепки тел и тихие стоны разносились по комнате в эту лунную ночь. Оба изнемогали от наслаждения и желания, что переполняли их. — Саторý, ты просто ахуенен. Какая же у тебя нереальная задница, — Сугуру провел рукой по ягодице мага. — Я бы так ее и отшлепал, чтобы все слышали, как такая сладкая сучка, как ты, скачет на моем члене, — продолжая вбиваться в Сатору, прохрипел Гето. Сердце Годжо готово было выпрыгнуть из груди от того, как же это сладко звучало из уст Сугуру. Такие похвалы от него выбывали дух и преследовали его которую ночь. Он жутко хотел кончить, но не мог прикоснуться к себе. Все его тело пробрало дрожью. Сатору хотел было уже попросить его помочь, как тут Гето сам прикасается к нему свободной рукой, подстраиваясь под свой собственный темп. Сатору весь сжался в его руках, продолжая сам насаживаться на его член. За секунду до их оргазма, Сугуру сказал тихое «Саторý». Это заставило Годжо во второй раз рассыпаться на части, заливая спермой простыни кровати. Тот последовал за ним, излившись внутри. Сугуру мягко вышел из него, завязал и сбросил презерватив на пол. Они оба лежали друг на друге, тяжело дыша. Годжо и не представлял, как сейчас выглядит. Вероятнее всего, как та самая «сучка» в глазах Гето: вся красная от жара, ведь его кожа была слишком прозрачной и белой, в сперме и с затуманенными глазами. Находясь в послеоргазменной неге, Сатору просто лежал на подушке и приходил в себя. Гето, закинув ногу на его бедро, мягко гладил по спине и талии. — Пойдем ко мне, я не хочу спать на твоей сперме, — прохрипел Гето, при этом не сдвинувшись с места. Годжо под ним замер, не вызывая ни звука. — Саторý? — Я все еще твой лучший друг, несмотря на то, что у меня такие ебанутые фетиши? — спросил Годжо, повернув к нему голову. Он увидел, что тот сначала хотел было закатить глаза и не придать значение словам Сатору, но, видимо, что-то в его глазах остановило шамана. Видимо, жалкий. Видимо, глупый. Видимо, идиот. — Ну я же не послал тебя на все четыре стороны, когда ты в первую нашу встречу вылил на меня газировку за то, что я не обращал на тебя внимание. Так что нет, Саторý, — повернув к себе Годжо и взяв в руки его лицо, он мягко и твердо сказал: — Ты всегда был для меня особенным. — Так, хватит похвалы, иначе будет третий раз, — залившись краской, произнес шаман и опустил взгляд. — Глупый, пойдем спать, а утром, может, еще что-нибудь придумаем, — аккуратно и тепло поцеловав его, Гето улыбнулся. Годжо мог создать своей техникой Вселенную или бесконечность, мог быть самым сильным шаманом за последние четыреста лет, но в глазах Сугуру он был просто Сатору — тем, кто ради его улыбки украдет солнце, или убьет самое ужасное проклятье, чтобы преподнести своему королю на съедение.