Любимые записки автора

Когда то давно, далеко-далеко за морем, за волнистыми и игривыми волнами, жил прекрасный народ Антиды. Ее народ был очень красив, хвостат и блестящ, а к тому же бессмертен. У народа Антиды была одна очень запоминающаяся изюминка, которая выделяла их даже сильнее, как казалось, чем человеческое сознание. Помимо их хвоста, жабр и бугорков, они очень тщательно ухаживали за своими шелковистыми, искрящимися, как алмаз на свету, и переливающимися разноцветными волосами на голове. Люди делали частые, даже очень несуразные, как видели хоть одно чудо Афродиты, комплименты. В особенности, Антидовцам льстило то, что у людей, да и вообще в принципе ни у кого другого, таких прекрасных, прелестных и просто несравненных волос нет и в помине. И вот однажды, когда прошло не так уж и много времени с момента знакомства двух честолюбивых народов, люди случайно обнаружили, когда тайно исследовали тело Антидовца, что его волосы крайне эластичны и пригодны для всяких дурманящих ароматов. А в особенности одного — Целлюстита, а по-нашему — зелья молодости. И конечно же, люди спохватились охотиться на вечно прекрасных и бедных Антид, что бы надышаться их ароматом вечном молодости Люди, не знающие до селе своей жадности, сразу же поступились к ней и поубивали всех золотистых рыбок. После, когда прошла четвертая эра Угла Мимозы, когда Солнце, казалось бы, начало светить ярче, народ Антиды считался вымершим. Люди радовались своей ошеломляющей и быстро надвигающейся победе, ведь помимо своей красоты, Антидовцы не смогли похвастаться ничем другим, как силой или хитростью… А с течением лет, когда волны становились всё грустнее, возможно от осознания, что прекрасный и высокомерный народ их вод исчез с лица океанов, люди основали свой континент и прозвали его Человекоподобный, в честь вымерших, и немного похожих на людей, рыб. Время шло, а былая история становилась легендой. Люди уже совсем позабыли о своих аморальных войнах и устремились в науку. Разрабатывались факторные технологии, производства и фабрики, а ручной труд сменился Мануфактурой. Как уже наверное вы поняли, люди, в надежде стать бессмертными, вечно молодыми, так и не преуспели в своем познании. А дело было в том, что оно сказывалось лишь на недолгий промежуток времени на коже и его недостатках, как морщины или угри, но на внутренние органы оно никак не влияло, вследствии чего ученые выяснили, конечно когда охота была почти завершена, что добывать Антидовские прекрасные волоски, кожу и чешую не необходимо, а без надобности. Впоследствии, товар был превращен в изделия красоты, которые приобретали лишь самые богатые, стремясь похвастаться бесполезной, но ужасно дорогой вещицей. Как бы грустно не звучало, но люди прозвали последние годы охоты «Бессмертная война», что означало «Вечная борьба за молодость, не увенчавшаяся успехом или хоть каким-то результатом». «Как ни грустно осознавай, но было бы обидно рыбам, узнай они, что их переубивали за ни что, да будь хоть одна живая хвостатая тварь до сих пор на плаву. Хотя можно было бы и оставить парочку, да потеха публике.» — сказал проходимец, узнав, что их усилия и ожидания рыбе на корм. Да все так считали. И так, древняя быль просто испарилась в воздухе, как история русалочки Ариэль. Или, может быть, доселе неизвестной мне правде, это только кажется, и на самом деле, в тайной долине, где проживают свои последние капельки льдины под нагревающим Солнцем, восстает забытый народ, скрещивая зубы и питая ненависть к двуногим отвратительным созданиям? Да не, бред какой-то.

***

Фигура, чей силуэт нам невидан, тяжело тащит себя, свою тушу на льдину и взбирается по ней своими ужасными, отвратительными когтями. — Ыха… Ыха… — тяжелые вздохи и прихрипывания, несчастная фигура тащится по кусочкам, стараясь выкарабкаться. — Ох, Посейдон, мои руки, мои волосы! Волосы! — несчастно простанывает фигура. — Как же так… Мой дом, моя Антида… Венер, Эхрон! Где же вы? — плачет зелеными, вроде бы слезами, отвратительная фигура то ли рыбы, то ли осьминога. — Ненавижу… — жалостливо и злобно прохрипела ¿она? — Жодаин? — откуда ни возьмись, эхом раздавшись по глубоким льдинам, проявился голос, что встревожил и так хлипкую дрянь. ¿Жодаин? сначала колебалась и мешкала, в поисках окликнувшего, но, увидев своего тайного собеседника, уродливо улыбнулась. — Мы ещё вернёмся… — раздался пронзительный, ужасный смех, отчего-то колющий в весках. Конец.