Тин-Хинан: связанные судьбой

      Осторожной поступью, словно в клетке у тигра, Тэхен преодолевает расстояние до своей цели, что сидит к нему спиной у туалетного столика. Как же он скучал. Ни одно утро не обходилось без молитвы с омежьим талисманом у сердца, а ночь напоминала о нем каждой звездой на бездонном небосводе. У его песчаной акации, с которой он сталкивается глазами в зеркале, дыхание шумит в тишине эхана как и его собственное. Феромоны знакомо сплетаются в волнующем вихре, вновь создавая свою невероятную симфонию, надышаться которой жизни не хватит. Но Тэхен знает, что им под силу свои жизни в одну очень длинную объединить. На всё ради этого готов.       А Чонгук не может взгляда отвести от альфы за его спиной, чье лицо по обыкновению покрыто. Ночи в пустыне достаточно прохладные, но омега, одетый лишь в длинный хлопковый халат чувствует как под пристальным взором температура его тела ползет вверх. Они не спешат задавать друг другу вопросы касающиеся женитьбы или выкупа, ведь Тэхен знает, что Чонгука уже обо всем осведомили и он точно видел сегодня то же, что и все, а что касается самого омеги, тот после увиденного итак всё понял. В их молчаливом разговоре чувства заняли большую часть пространства нежели слова.       — Сними тегельмуст.        — Я скучал по твоему властному голосу, — легкая улыбка касается губ Тэхена. Вуаль и тюрбан под умелыми руками быстро превращаются в полотно ткани, которое откидывается на деревянную перекладину где-то сбоку от него. — Помнишь, не так давно ты наоборот просил меня прикрыться.        — А ты также как и тогда продолжаешь доводить меня до бешенства, — медленно поднимаясь с места он становится перед альфой.        Волосы Тэхена всё еще слегка влажные после мытья, его скулы и шея местами окрасилась пигментом синего цвета, который любит метить своих воинов-туарегов, но вовсе не это Чонгук пытался отыскать глазами. Весь месяц перед сном загадывал вновь увидеть те эмоции, с которыми альфа смотрел на него в тот раз. И видит, наконец. Чистое обожание.       — Что ж, тебе еще долго придется терпеть меня, мой Тин-Хинан, — Тэхен мягко убирает с плеч белокурые локоны, обнажая красивую шею и наклоняется вперёд, — потому что я слишком сильно люблю распалять тебя.        Первый поцелуй приходится прямиком в основание шеи, где прячется за тонкой кожей ароматная железа, заставляя Гука подавиться воздухом. Если бы он тотчас не опустил веки, то рухнул бы от того, как сильно закружилась комната вокруг. Оказывается нужно всего ничего, чтобы сходить с ума. Конечно, если рядом неправильный человек.        Мужские ладони приспускают тонкий халат, дабы замысловатым орнаментом коротких поцелуев добраться до острых ключиц и едва позолоченных загаром плеч, пуская по чужой коже стайку мурашек. Сквозь морок альфа ощущает, как по его торсу извилисто ползут омежьи пальцы, останавливаясь на каменной груди, и крепко сжимают ткань рубашки. Вероятность того, что он неверно истолковал чонгуков язык тела, и тот его сейчас оттолкнет, до сих пор маячит на периферии, но, к счастью, всё происходит с точностью наоборот. Когда блондин притягивает его ближе, выражая свое согласие, Тэхен изо всех сил старается сдержать гортанный рык.       — Аллах мне свидетель, ты мой отныне, — шепчет альфа ему в рот, запустив пятерню в мягкие волосы.        — Твой ли? Я бы не был так уверен, — с томной усмешкой провоцирует Чонгук.       Взгляд на грани озверения был последним, что увидел омега, перед тем как Тэхен накинулся на его губы. И как бы Чонгук не попытался потянуть льва за хвост, этот лев не смел в отместку быть с ним грубее. В каждом движении влажных губ и сильных рук сквозила бережность, словно омега был чертовым бриллиантом, но вместе с тем его прошибало такой мощной аурой, что подкашивались коленки.        Руки альфы мгновенно усиливают хватку, когда юркий омежий язык толкается ему в рот. То, как Чонгук делает шаги ему навстречу, заставляет его терпение повиснуть над пропастью, грозясь сорваться вниз и разбиться вдребезги. Слюна смешивается между губ и влажные причмокивания накаляют атмосферу всё сильнее и сильнее.        Позабыв о всяком смущении, которое едва ли напоминало о себе оттенком розового на нежных щеках, Чонгук вдоль и поперек тактильно изучал крепкое тело. Мускулистое, здоровое и, определенно, чертовски выносливое — оно ощущалось идеально в его руках. Созданное природой именно для него.       Нехотя отстраняясь друг от друга, чтобы сделать отяжеленный феромонами глоток воздуха, и тот и другой понимают, что более не смогут устоять против этого болезненного влечения.        С лукавой полуулыбкой Чонгук не отводит глаз от чужих и, закусывая потерявшую четкий контур губу, расправляется с завязками на рубашке старшего, отправляя ту на пол. Подушечками пальцев он невесомо дразнит пышущую жаром тэхенову кожу, а когда проходится большими по соскам, сдавленно ахает, чувствуя горячие сжимающиеся ладони на своих ягодицах. Тонкий халат повлажнел и теперь с потрохами выдает то, как сильно Чонгук потек. Не то чтобы альфа до этого не чуял благоухающий запах смазки, но чувствовать под пальцами прилипающую к омежьей коже ткань, — значит отпустить внутреннего альфу с цепи.       Омега входит в раж и мягко давит на грудь несопротивляющегося Тэхена, заставляя его пятиться назад, чтобы потом игриво толкнуть того на пуховую перину к куче пышных подушек. Спальное место насквозь пропитано цветущей акацией. В воображении мужчины мелькает шальная мысль о том, сколько раз этот уголок был гнездом для течного Чонгука, и одно только это видение отдается тяжестью в яйцах. Но взирающий на него с высоты своего роста блондин явно решил, что недостаточно испытал его на прочность.       По-садистски медленно незамысловатый узел на поясе расплетается в изящных руках и падает под ноги, а секундой позже к нему устремляется халат, оставляя владельца полностью обнаженным.       Тэхен сглатывает слюну.       Пленительные линии от макушки до кончика ногтя, вне всяких сомнений, смогли бы даже самого сурового аскета превратить в вожделеющее месиво, что говорить об альфе, который едва держится. А Чонгук упивается реакцией. Знает, что хорош, видит чужой взгляд. Но этого мало. Он нежно массирует ладонями свою грудь, зажимая меж пальцев чувствительные соски, слегка запрокидывает голову, чтобы провести по покрытой испариной шее, затем спускается вниз к бедрам, медленно растирая их, заводит руки назад, с томным выдохом обводя упругий зад, и ни на мгновение не отводит глаз от загипнотизированного мужчины. А тот уже готов взорваться от возбуждения. Всё же надо было быть осторожным в своем желании распалить омегу, — теперь в адском мстительном пламени горит он сам.       — Как мне заслужить твою милость?        По плутоватой улыбке и лихорадочному блеску черных радужек он понял, что задал правильный вопрос. Всё же, ни один воин-туарег не владеет своим мечом так умело, как этот омега владеет своей собственной магией. Гордый, неукротимый, чарующий. Истинный наследник Тин-Хинан.       — Для начала тебе придется вылизать прощение за все свои своевольные поступки, альфа, — велит он.       Ореховые глаза предвкушающе загораются и следят как хищно приближается Чонгук, бряцая серебряными браслетами на правой щиколотке. До сих пор трудно поверить, что это реальность, которая в тысячу и один раз ярче самых смелых фантазий. Омега седлает его бедра и тут же попадает в капкан настойчивых губ. Поцелуи уже потеряли свою деликатность, становясь плотоядными и звонкими, ведь оба раззадорены и заведены до предела. Пока Чонгук поглаживал и сжимал смоляные пряди на его затылке, дорвавшиеся руки шарили по шелковой коже талии, а губы терзали затвердевшие соски, вызывая у омеги тягучие стоны на выдохах. Тонкая ниточка слюны медленно разорвалась между набухшей вершинкой и кончиком языка, когда Тэхен оторвался от его груди, чтобы наконец перейти к самому сладкому. Откинувшись на мягкое покрывало и деликатно похлопав по упругому омежьему бедру, он приглашающе облизывается. Чонгук ловко переставляет колени, усаживаясь гибкой, как хлыст, спиной к его лицу и, черт возьми, капля вязкой смазки с ароматом акациевого меда капает ему на торс.        — Присаживайся, Тин-Хинан, — подтягивая его ближе, скалится альфа.       — Заткн-аа-х…        Омега сбивается с мысли, когда ощущает как меж половинок широким мазком проходится обжигающий язык. Сначала мучительно медленно лижет с нажимом, потом до потемнения в глазах дразнит быстро самым кончиком. Снова и снова. Чонгуку так хорошо, что бедра не поддаются контролю, качаются и виляют по скользким губам и подбородку.        А альфа рокочет от зрелища перед собой. В бреду гона он кончал, воображая как умоется в этой цветочной смазке, а теперь самый желанный омега в его жизни самозабвенно объезжает его лицо. Фантастика. Он чмокает блестящий от смешавшихся выделений розовый анус, чтобы в следующее мгновение напрячь язык и ворваться внутрь. Чонгуков голос звенит первой высокой нотой за этот вечер.       — Да, да, вот так, — стонет он.       Упивающийся Чонгуком, как живительным глотком прохладной воды в сухой пустыне, Тэхен мотает головой, пытаясь зарыться еще глубже, и жаждет быть задушенным этими роскошными бедрами.        Внизу слишком мокро и липко, как в течку, слюна и смазка стекают по гладкой коже мошонки, по которой Тэхен вновь и вновь голодно проезжается всей площадью языка, звучно сглатывая. Но даже это не сбивает чонгуков фокус внимания с натянутой ткани легких брюк вставшим членом альфы.        С начала полового созревания и до настоящего времени Чонгук никогда не вёл счет своим любовникам. Однако так вышло, что ему еще не доводилось орально ласкать ни одного мужчину. Сам он инициативу не проявлял, а партнеры были рады довольствоваться любой близостью и не намекали на большее.        Но сейчас, глядя на скрытый под штанами топорщащийся орган, к нему взывает что-то первобытное и примитивное. Он подается вперёд, слегка онемевшими пальцами подцепляет пуговицу и, под облегченный выдох, стаскивает с бедер Тэхена последний предмет одежды. Тяжелый, налившийся докрасна член шлепается о низ живота, вызывая у блондина слюноотделение. Теперь ему понятны восторженные шушуканья других омег, будь они неладны.       Не мешкая он щедро облизывает ладонь и, кольцуя горячую плоть у основания, ведет ее вверх, до тех пор пока мерцающую от предсемени головку не скроют пальцы, затем снова вниз. И синхронный стон отскакивает от стенок шатра: чонгуков — от скользнувших внутрь него до упора двух пальцев, тэхенов — от болезненно приятного движения плавной руки.       На омежьи лопатки давит незримая сила притяжения и через секунду он, как одичалый, трется носом и щекой о пульсирующий ствол. Ему плевать, если со стороны он выглядит как абсолютное животное, если ведет себя как течная сука. Целиком и полностью пропитаться дымным и густым ароматом ладана — это всё, чего хочет сейчас его внутренняя сущность.       Грудь альфы беспрестанно от хриплого стона вибрирует, когда Чонгук втягивает в рот гладкую головку члена и одновременно прокручивает ладонь. Этот омега взрывает Тэхену разум и тело, и даже не догадывается, что одним своим прикосновением отправляет в нирвану. Хочется дать ему всё и даже больше.        Поочередно перекатывая на языке тяжелые яйца и потирая большим пальцем уретру альфы, Гук глухо взвизгивает, когда фаланги пальцев давят ему на переднюю стенку ануса, безостановочно тараня его простату.        — Т-тэ… — хнычет он плаксиво запрокидывая голову.       — Кончи для меня, драгоценность, — тот оборачивает ладонь вокруг пульсирующего омежьего члена.       Пары движений хватает доведенному до края Чонгуку, и он вскрикивает от прошибающего нутро экстаза. Тэхен еще давит на железу, отчего блондин ловит черные мушки в глазах, а потом ловко переворачивает дрожащее тело на спину, накрывая собой.        То, какая картина предстаёт перед альфой, определенно заслуживает отдельное место в его памяти. Замыленный взгляд, губы оттенка рубина, завившиеся у лица от соприкосновения с соленой кожей блондинистые локоны, — этот омега остается венцом красоты даже со смазанным в уголках глаз макияжем.        — Мой принц, — шепчет Тэхен и едва касаясь кожи обводит контур его лица влажными пальцами.        Чонгук скашивает взгляд на блестящее от его собственной смазки тэхеново запястье и, хватая того за предплечье, похабно слизывает ее, не отводя своих чернющих зрачков от чужих. А альфа, что посмел обмануться на мгновение ангельским видом напротив, чувствует как через глаза с него душу вытягивают, оставляя от него только выжженный желанием сосуд. Молочные бедра призывно раскрываются шире, когда они снова для сладкого поцелуя со вкусом акации притягиваются, словно магниты, и альфа рефлекторно толкается бедрами вперёд, проезжаясь по омежьему члену. Мычание в чужой рот, такое просящее и капризное, раздается в душном пространстве эхана и не отличающийся терпением Чонгук направляет в себя колом стоящий тэхенов член.        Оба брови заламывают от того, как плавно соединяются их тела. Тэхен сжимает зубы от пронизывающего позвоночник удовольствия, когда гладкие стенки ануса вокруг его плоти нарочно сжимаются. В долгу альфа не остается и, отведя бедра назад, вновь смачно погружается мокрую тесноту. Вновь и вновь. Всё, что омеге остается, так это хапать воздух ртом, вскрикивая на выдохах, и полосовать сильную спину ногтями от плавящего его вены кайфа. Шатер наполняется пошлыми звуками секса: высоким и низким стонами, чавкающей между телами смазкой, шлепками кожи о кожу. Не меньше этого заводит мысль о том, что их могут услышать. А Чонгук хочет, чтобы слышали все. Слышали, как ему до истерзанной зубами губы хорошо, как самый лучший альфа их племени трахает его, как шуршат ткани под их телами.        Закусив губу, он надавливает пятками альфе на ягодицы, смотря на того своими большими черными омутами, а Тэхен почти рычит от непонимания, как можно выглядеть так развратно и невинно одновременно. Под протестующий скулеж, альфа отстраняется, но только для того, чтобы сразу же лихо перевернуть омегу на живот, подтягивая его бедра вверх. Пока Чонгук пытается повернуть голову вбок, Тэхен утробно рокочет от великолепного вида открытого омеги. Прекрасен. Разметавшиеся по постели волосы, выгнутая дугой спина и блестящий от их выделений шикарный зад. Он хватает пальцами свой ноющий от возбуждения член и хлопает головкой по натруженному розовому анусу, что жадно сжимается, желая поглотить в себя горячий ствол. Что-то крышесносное есть в этой пытке, когда Тэхен снова и снова проезжается членом по липкой расселине. Но Чонгук не из покладистых, он упрямится, когда не получает чего хочет, поэтому вскоре начинает хныкать и мотать бедрами в поиске потерянного удовольствия.        — Ты такой избалованный, Тин-Хинан, — легкий, но звонкий шлепок обрушивается на вертлявую задницу, заставляя блондина вздрогнуть.       То, что он просчитался в попытке таким образом усмирить омегу, Тэхен понял, когда тот замер на одну секунду, а в следующую снова завертелся. Коварный провокатор. И снова шлепок, но уже по другой половинке. Альфа хмыкает, когда на колечко мышц выступает новая порция смазки, которую он размазывает вокруг языком, добавляя еще больше беспорядка. Вот, что регулярно нужно этому стервозному принцу с его дерзким характером — хорошая порка.        Взвинченный донельзя Чонгук готов был начать умолять заполнить его, пока Тэхен играючи измывался над ними обоими то погружая только головку, то снова отклоняясь, но в следующий момент его сознание превращается в месиво, когда альфа одним слитным толчком входит до упора. Ему даже фантомно кажется, что с ресниц сорвалась слеза облегчения и впиталась в сбитое покрывало.        Чонгук мелодично ахает на каждом размеренном проникновении, пока Тэхен завороженно наблюдает, как плавно раз за разом исчезает член в растянутой дырке, не переставая тискать ладонями сочную задницу. Почему так хорошо, что хочется рассыпаться на атомы? Разве обычный секс бывает таким? До головокружения, до садящегося голоса. И ощущений так много, что на одном сконцентрироваться невозможно.        Однако потерянному в наслаждении омеге всё же удается немного найти себя в пространстве и почувствовать как его запястья кольцуют крепким хватом. А когда Тэхен тянет его руки на себя как чертовы поводья на скакуне и наращивает темп, ему кажется что он отдаст сейчас душу Всевышнему.        По их вискам и спине стекает пот, развязные стоны наперебой слетают с губ, а громкие хлопки сталкивающихся тел всё-таки нагревают чонгуковы щеки. Он течет так обильно, что на внутренней поверхности ляжек сверкают тонкие дорожки влаги и при каждом толчке вязкие нити растягиваются между пахом альфы и подпрыгивающими от интенсивной тряски ягодицами. Меткие удары по простате всё же заставляют его глаза прослезиться от эйфории и он даже не обращает внимание на свои немеющие руки. Зато это делает Тэхен. Всё еще удивляет то, как он чувствует его тело, чего не делал ни один из его бывших партнеров.        Альфа обхватывает его торс, тесно прижимая его спиной к своей груди, чтобы тот не рухнул вперёд, при этом ни на миг не переставая хлестко входить в него.        — Ты мой, Чонгук, мой, слышишь? — рычит ему в шею.       Тот даже не пытается заговорить своим пересохшим от частого дыхания ртом, поэтому в ответ получается лишь вяло кивнуть, хотя его голова и без этого от сумасшедшего ритма раскачивается вперёд-назад как кукольная. Внизу живота знакомо скапливается энергия, чтобы через мгновение разлететься взрывной волной по всему телу. Уши закладывает от собственного вскрикивания. В глазах всё идёт темными пятнами, его лихорадочно трясет от сладких судорог, а от падения удерживает только тэхенова хватка за пояс. Тот же продолжает трахать его, сверхстимулируя до скулежа чувствительную железу, и уже через минуту догоняет свой оргазм, с хриплым стоном замирая, чтобы наполнить омежье нутро своей спермой.        Тэхен укладывает обессиленного Чонгука на плед и валится рядом на спину, тут же сграбастывая в объятия редко подрагивающее влажное тело. В тяжело вздымающейся груди под омежьей щекой грохочет сердце так же сильно, как его собственное.        Это было похоже на парение в воздухе, будто тело потеряло всякий вес. Фантастической силы эндорфиновый всплеск омывал их волнами расслабления, а смешавшиеся феромоны обволакивали ласковым и уютным облаком. Вся эта искрящаяся энергия, что годами копилась между ними, наконец высвободилась.        Вот значит как бывает, когда есть чувства? Когда не просто физика, а захлестывает до помутнения рассудка? Как много, оказывается, можно терять… Кажется, всё, что было до, теперь меркнет необратимо.        Постепенно дыхание замедляется, разгоряченные тела остывают, а тишина внутри шатра щекочет чонгуковы ребра несвойственным смущением. Такая атмосфера для них совсем непривычна. Лежать в объятиях друг друга, при этом чувствовать небывалый комфорт, ласкаться, наслаждаться прикосновениями и просто растворяться в неге.        Перекинуться издевкой, обжечь холодным равнодушием или даже затеять драку — вот это Чонгуку знакомо с детства. А сейчас словно мир вверх дном перевернулся. Если бы кто-нибудь сказал ему лет семь назад, что он голышом будет добровольно валяться под боком у такого же голого Тэхена, оплетая своими конечностями, омега бы выбил этому сказочнику пару лишних зубов. Картинка такая занятная нарисовалась в голове, что он не сдерживает усмешки.        — Что тебя так рассмешило? — спрашивает альфа, кончиками пальцев вырисовывая круги на закинутом на него гладком бедре.       — Да так, неважно, — бурчит он, а Тэхен мягко берет его за подбородок и тянет вверх, чтобы встретиться взглядами.        Чонгук смотрит в глаза своему шайтану и хочет, чтобы стрелки часов остановились. Так у него было бы больше времени разложить на молекулы каждую эмоцию на скульптурном лице. Альфа его, дикого, всё же смог приручить незаметно, возродил вновь то самое, что Чонгук гасил и прятал в себе годами так старательно, а теперь одним своим мудреным взглядом лишает его здравого смысла. Омега будто броню снял, без которой вроде бы легче, но страшно до ужаса.       Альфа наклоняется, чтобы чмокнуть припухшие розовые губы, а затем выбирается из объятий и садится, осматривая периметр вокруг разворошенной постели. От потери тепла сразу зябко становится, но через секунду снова в жар кидает, когда Чонгук смотрит на повернутую к нему спину альфы, который тянется к своим штанам.        — Помнишь, как-то в детстве я сказал тебе, что тебя ни один альфа замуж не возьмет?        Одно предложение, а пульс в глотке уже набирает обороты и стучит, как отбойный молоток. От непонимания Чонгук хмурится и оставляет вопрос без ответа, продолжая сверлить затылок Тэхена. Он же не…?        Внутри всё обрывается.        Тот эпизод из детства, как и все остальные связанные с Тэхеном, он помнит хорошо. Нет смысла скрывать, что тогда это не скребнуло по гордости. Помнит, как еще пару дней переваривал такой «комплимент». Но теперь не получится отряхнуться и забыть. И если альфа сейчас просто оденется и уйдет восвояси, что похоже на то, — это будет слишком даже для дьявола. Чонгук натягивает на себя краешек пледа, хоть как-то скрывая, ежели не душевную, то хотя бы физическую наготу.        Пару мгновений Тэхен копошится и снова ложится близ Чонгука.        — Я уже тогда был прав. Никто не возьмет. Никто, кроме меня, — между пальцев альфы сверкает кольцо, привлекая внимание своим сапфировым блеском. — Ты никому кроме меня не достанешься, Чонгук. Ну, или я бы посмотрел, как кто-то попытается рискнуть жизнью это изменить, — фыркает он. — Сама судьба нас связала, как долго мы еще будем отрицать это? Можешь не верить в очевидное, можешь упираться, но это не изменит того, что я люблю тебя и сделаю всё, чтобы ты полюбил меня.       Он тянет на себя вцепившуюся в плед, но уже не сопротивляющуюся от шока, руку и надевает кольцо на безымянный. Выглядит превосходно. Нежные поцелуи обрушиваются на омежьи пальцы, тыльную сторону ладони, запястье. А тот со стеклянными глазами следит за каждым его ласковым действием, как будто он для шайтана божество, не меньше.        «…Люблю тебя…»       Что?        Не получается собрать мысли воедино. Как у этого альфы выходит так управлять им? Сначала лишить кислорода, а затем вдохнуть жизнь? Любит. Не шутит. Не уйдет. Стекло в глазах всё же трескается и обжигает щеку слезой. Теперь все позади: сомнения, страхи и опасения.        — До слёз я тебе не по сердцу, Тин-Хинан? — бережно вытирает Тэхен солёную влагу с чужой румяной кожи. — Тогда убей. Вонзи такубу мне в сердце — только так избавишься.        Чонгук выдыхает наконец и возмущено шлепает ладонью по стальной груди, усаживаясь на альфу сверху.        — Ты! У меня душа чуть к праотцам не отправилась, мало тебя просто убить! — запальчиво пыхтит он.        Альфа лишь смотрит снизу вверх на принца, что ладошками ему в грудь уперся. Сердитый, но невероятный. Рядом с этим омегой луна не рискнет сиять. Тэхен готов поклясться, что ничего красивее за всю свою жизнь не видел. А от вида фамильного перстня своей семьи на изящном пальце он довольное урчание в груди еле как сдерживает. Плещущаяся в омутах напротив взаимность тушит свирепую вспышку Чонгука, и он прочищает горло, дабы прошелестеть:        — Помнится, я обещал, что на тебя ни один омега не посмотрит. Кхм, что ж… Вряд ли какой-то бессмертный дерзнёт заглядываться на моего альфу, — посматривает он украдкой на мужчину из-под опущенных ресниц.       — …Повтори? — тот кладет руки на его поясницу, усаживаясь, чтобы быть в паре сантиметров от чонгукова лица.        — Я люблю тебя, — с придыханием признается шепотом Гук, — ты отныне мой, Тэхен. Мой альфа, мой будущий муж. А я…       — Мой омега, мой будущий супруг, властитель моего сердца, дар Всевышнего. Мой Тин-Хинан.        Последнее что видит Чонгук, перед тем как утонуть в головокружительном поцелуе, это счастливые лучики-морщинки в уголках тэхеновых глаз.        Интуиция обоих шепчет им о правильности своего выбора и благословении их союза не только почившими предками, но и самóй Вселенной, которая не ошибается никогда, знает как по местам своим всё расставить, сохраняя баланс и гармонию.       А душа царицы-прародительницы с самой яркой звезды на небосводе на детей своих смотрит, радуется оттого, как два горячих сердца теперь в одном ритме бьются.        Будущее этих альфы и омеги из племени туарегов было неизбежно переплетено и крепко связано нитью цвета индиго с самого их рождения. Повелительница-Судьба, которую никогда не обманешь, уже приготовила для них наполненное смыслом и дикой любовью путешествие длиною в жизнь.