Жизнь в амазаре медленно текла своим чередом. Имрады, что остались на стоянке, пасли и поили скот, икланы рыли новый колодец, а омеги занимались домашними делами и ухаживали за непоседливыми детьми. Чимин и Джин почти каждый вечер собирались за ужином у Чонгука своей маленькой омежьей компанией дабы скрасить одиночество. Братья чувствовали его особенно сильно.
Первые семь дней Чимин и особо эмоциональный из-за гормонов Джин выли волком от разлуки со своими альфами, вызывая у Гука усмешку. Прав он был, когда говорил, что любовь выбивает всякий разум из головы, но несмотря на это старался поддержать и приободрить друзей смешными шутками и историями. А когда пошла вторая по счету неделя, ему самому отчего-то стало уже не так весело. Чего-то не хватало. Странное ощущение засевшее под ребрами не получилось перебить ни джиновыми мудреными чаями, ни неспешной прогулкой верхом на верблюде подальше от их поселения, ни даже медитативным плетением люльки из толстой овечьей пряжи, которую хотел подарить Джину на рождение малыша. Ничего, что успокаивало его, не могло унять скребущее по костям нечто.
Когда господин Амади без всякой причины позвал его в гости к эхану их семьи, он растерялся. После обряда с талисманами на празднике Тенде, ему всё еще было немного неловко перед тэхеновым папой, но тот так быстро взял его в оборот своей уютной аурой, что неловкость постепенно сошла на нет. Они много разговаривали, вместе пекли сладкий финиковый хлеб, чтобы потом так же вместе его затрепать с ароматным кофе. Атмосфера была такой комфортной, что Чонгук решился поделиться своими беспокоящими симптомами. Старший с умилительной улыбкой накрыл его руки своими ладонями и вынес приговор. Тоска.
Он тосковал.
А когда понял, что из его привычной рутины ушли дурацкие шуточки и приевшееся игривое «
Тин-Хинан» глубоким бархатным голосом, то пазл сложился сам собой.
Он скучал по Тэхену.
Этот факт стал самой шокирующей вещью для осознания. А когда оно всё же наступило, отделаться от назойливых мыслей оказалось достаточно трудной задачей. Как назло в голову лезли воспоминания об их поцелуе, волнующих разговорах, прикосновениях, и даже глупые подначивания вызывали на его лице такую же глупую улыбку. Конечно, он себя сразу отдергивал, не допуская превращения в сопливую розовую массу. И если сначала мало помогало, то потом случился разговор с папой.
Латиф уже с порога выглядел как блуждающая возле тигра антилопа, вызывая подозрения. Наконец, после стандартной беседы о погоде и самочувствии он всё же перешел к десерту.
— Так что у тебя с Тэхеном? — начал он осторожно.
— А что с ним?
— Чонгуки, сначала вы цапаетесь по поводу и без, ты мне прямым текстом говоришь, что на дух его не переносишь, а потом ты при всем поселении, включая вождя, который, на минуточку, твой отец, даришь Тэхену свой амулет, который кроме брата никому не дарил. Думаешь, не возникает вопросов?
— Пап, я знаю как это выглядит, — вздыхает он, — но не спрашивай о том, на что у меня самого пока нет четкого ответа. Я не уверен в том, что происходит сейчас, и уж точно не знаю, что будет через неделю или месяц. Пусть всё плывет по течению.
— Уж не знаю, куда ты собрался плыть, сынок, но, кажется, Тэхен уже в шаге от того, чтобы перекрыть твоё хаотичное течение крепкой такой плотиной.
— Что ты имеешь ввиду?
Старший омега жевал губу, подбирая слова.
— Обещай, что не будешь психовать.
— Да говори уже, — закатывает младший глаза.
— Перед отъездом, сразу после праздника, Тэхен пришел к твоему отцу с просьбой. Он просил дозволения взять тебя замуж.
Тонкие иголочки впиваются блондину в кожу изнутри, словно его окатили холодной водой, а истерический неверящий смешок вырывается из горла:
— Нет, он этого не сделал.
— Сделал, малыш, — папа поджимает губы в попытке улыбнуться. — Отец разрешил, но по всем нашим традициям потребовал таггальт в размере семи верблюдиц. Но ты не переживай, верблюды с неба не падают, семь голов надо еще где-то найти, это не быстро. Да и с выкупом последнее слово всё равно за тобой.
Это должно было его успокоить? Черта с два. Чонгук просто не верит своим ушам, что этот альфа... Оставляя в шатре папу, он устремляется к эхану аменокаля. Залетев внутрь безо всяких прелюдий, блондин натыкается на двух разговаривающих альф.
— Сын? — брови Дасома сдвигаются на переносице. Вождь поворачивается к собеседнику, — иди, Назир, передай остальным, о чем мы говорили.
Названный тут же откланивается, оставляя родственников наедине. А Чонгук хоть и дышит загнанным буйволом, но только сейчас до него доходит, что здесь показывать характер не стóит, когда черные, точь-в-точь как у него, глаза останавливаются на его лице.
— В чем дело, Чонгук?
— Это правда? — отвечает он вопросом на вопрос.
— Что именно?
— Тэхен, таггальт, моё замужество, — сглатывает он от того, как сумасшедше звучат эти слова в одном предложении.
Вождь усмехается.
— Папа разболтал?
— И спасибо ему, — вскидывает он руки, опуская с хлопком по бокам, — когда я должен был об этом узнать? Почему все молчат?
— Потому что знали, что будет вот так, — бесстрастно обводит ладонью его силуэт с пяток до макушки, — я думал, вы с Тэхеном обсуждали это перед отъездом.
— Этот…! Шайтан! — омега поднимает руку сжимая пальцы в воздухе, мысленно представляя в кулаке горло альфы.
Хриплый смех отца отвлекает его от ярких фантазий.
— Ну вот, теперь я узнаю своего воинственного сына, — Дасом хлопает по мягкой бараньей шкуре, приглашая присесть. — На празднике почему-то я видел другую картину.
Усевшись рядышком, младший утомленно выдыхает и бодает лбом родительское плечо, становясь похожим на кота, выпрашивающего ласку. Несмотря на то, что ему двадцать пять лет отроду, он разрешает себе абсолютно по-детски капризно замычать.
— Ну раз тебе сказать нечего, давай скажу я. Просто так Тэхен бы не пришел ко мне. Это очень серьезный шаг, Чонгук. И я видел глаза этого альфы, когда его губ касалось твое имя. Уж не знаю, что там между вами происходит, но на его груди висел твой оберег, а он был таким решительным, что у меня и в мыслях не возникло ему отказать. Хотя сам я, признаюсь, был весьма удивлен такому повороту. И как бы я не хотел, чтобы ты обрел наконец свое счастье, я не буду тебя принуждать к свадьбе, мне меньше всего хочется быть тебе врагом. Слово омеги для туарега — закон, а слово моего младшего принца тем более, — он хватает сына за нос, получая фырканье в ответ, — но положа руку на сердце, разве Тэхен плохой человек? Самый худший вариант для замужества? Он благородных кровей подстать тебе, из хорошей семьи, отличный воин…
— Да-да, я всё это знаю, — закатывает глаза, — но это же… Тэхен. Не существует больше другого такого человека, способного довести меня до белого каления.
— А в каких семьях у всех всё гладко? Вон, у папы думаешь твоего характер подарок? То, сколько седых волос прибавится у меня с утра пораньше, напрямую зависит от настроения, с которым этот омега проснется. Но, как говорится, Аллах не посылает нам испытаний, с которыми мы бы не справились, — подмигивает он Чонгуку, заставляя того заливисто рассмеяться.
— Я могу использовать эту информацию против тебя, — коварно дергает бровями сын.
— Что ж, не забудь упомянуть, что он моя единственная любовь в жизни, которая подарила нам двух прекрасных детей, и я ни секунды не раздумывая снова взял бы его в мужья, — то, с каким теплом говорит отец о папе, вызывает в омеге щемящее чувство нежности. Такая любовь, пронесенная сквозь долгие годы, служит настоящим примером и достойна уважения. — А теперь послушай меня внимательно, Чонгук. Я даю тебе время до возвращения каравана в амазар. Подумай обо всем, как решишь — так и будет.
Младший кивает и шепчет тихое «спасибо», получая следом поцелуй в лоб. Поднявшись на ноги дабы отправиться к себе в шатер, Чонгук не успевает отодвинуть полог, как в него едва не врезается влетевший в эхан яростной самкой леопарда папа. Не заметив следов шума и пыли, тот сразу тормозится и подозрительно оглядывает семью.
— У вас всё нормально? — щурится Латиф.
— Да, папуль, я уже ухожу. А, кстати, — останавливается на секунду он, — кажется, отец готовит для тебя сюрприз. Я уверен, он имеет ввиду изумрудный перстень, ну, знаешь, в комплект к твоему браслету.
— Чонгук!
***
Взяв на некоторое время перерыв от активного общения с кем-либо, Чонгук дал себе время и пространство, чтобы подумать. О Тэхене, сложившейся ситуации и своем будущем в целом. После того, как родители огорошили его весьма обескураживающей информацией, он словно сел на адскую качель, которая с каждой новой мыслью тревожно набирала скорость, мотая его из одной эмоциональной реакции в другую.
Сначала казалось, что ему всё это приснилось. Нет, правда. Тэхен просто не мог дойти до такого. Может не было никакого намерения на чонгуковы руку и сердце, а всё это просто большое недопонимание, из-за которого омега зря сидит здесь накручивая себя? Но, несмотря на полное неверие, реальность била по щекам, напоминая о том, что отец вполне серьезно и очевидно занёс над его шеей незримый дамоклов меч в виде утекающих сквозь пальцы дней. Дней до его официальной помолвки. Уму не постижимо.
Здесь его накрывали обида и бешенство. Ни один проклятый альфа никогда не позволял себе заявлять какие-либо права на него, а этот перешел все мыслимые границы. Проломил нерушимую стену своим упрямым характером, стоило только Гуку на мгновение оборону ослабить. Еще и провернуть такое за его спиной, не поинтересовавшись мнением омеги. Его хоть кто-то спросил для начала, хочет ли он вообще замуж? Может и к лучшему, что всё выяснилось, пока они далеко друг от друга. Иначе убийства было бы не избежать. Уж слишком Чонгук дорожит своей свободой. Даже если за ней кроется попытка отгородиться от боли и разочарования, которые по пятам за слепым доверием ходят.
Немного остудив пыл, обещая себе, что так просто это не оставит и вытрясет из альфы всю душу за его поступок, он начинает с самим собой торговаться. Не раз приходилось убеждаться, что мудрее его папы омеги не сыщешь, и на ум, подобно бальзаму, приходят слова старшего, которым он изначально не придал значения. Выкуп у туарегов — обязательная составляющая заключения брачного союза. Семь верблюдиц, что для пустынных кочевников дороже любого золота, очень высокая плата, которая не каждому по зубам. А нет выкупа — нет свадьбы. К тому же за то время, пока Тэхен будет набирать таггальт в полном размере, всё может измениться. К этому Чонгук сможет приложить свою руку, в корне изменив дело.
Торг сменяется депрессией, когда ему параноидально кажется, что его загнали в тупик, из которого выхода не найти. Вдруг ему всего лишь дают иллюзию выбора, которого по факту и нет? Отец с тэхеновой семьёй очень дружен, а самого альфу наравне с Хосоком как сына принимает. Да и с вождем кто откажется породниться?
Пальцы запускаются в волосы, сжимая скальп, под которым гудящим улеем роились тысячи мыслей. Подойдя к зеркалу, омега заглядывает себе в глаза и усмехается. Он накидывал шелуху на самую суть и не разу не спросил себя:
Что ты чувствуешь?
По-настоящему, вопреки условностям, обстоятельствам и независимо от мнения остальных.
Что ты чувствуешь к Тэхену, Чонгук?
В этот раз отвертеться не получится. От всех можно убежать, но не от себя.
Глаза закрываются и он концентрируется на своем дыхании, погружая ум в спасительную тишину. Память без усилий воспроизводит ему образ альфы. Воспоминание рук на его талии приносит чувство
безопасности, собственное имя глубоким голосом звучит как
ласка, пронизывающие глаза вызывают в нем
осознание своей ценности, настойчивые губы дарят
блаженство, запах ладана окутывает
умиротворением, своя ладонь в альфьей крепкой дает ощутить
уверенность.
Весь Тэхен, сводящий его с подростковых лет с ума в плохом и хорошем смыслах, ощущается как
дом. Поэтому Чонгук скучает, поэтому волнуется, поэтому переживает. Потому что
влюблен.
Черт возьми, он влюблен в Тэхена.
***
Когда полуденное солнце над Сахарой раскалило воздух до суточного предела, а в эхане стало находиться чудовищно душно, Чонгук устроился с книгой под тентом перед своим шатром, скрываясь от едких лучей в тени. Чтение хорошо помогало отвлечься от самокопания, которое покидало его только во сне. На исходе было утекающее время в воображаемых песочных часах, но омега до сих пор не видел для себя четкого плана. Как будто чего-то не хватало, какой-то последней детали.
Безмятежную атмосферу пронзает звонкое детское:
— Едут!
Мимо проносится маленький мальчик, повторяющий раз за разом одно и то же слово, чтобы оповестить о важной новости всех соплеменников, и чонгукова книга летит на подушку, когда тот подскакивает на ноги.
Караван вернулся. Месяц ожидания закончится сегодня. Осознание постепенно накрывает и омега чувствует как усиленно начинает пульсировать кровь в его сонной артерии, ускорившая свой поток от волнения. Поодаль уже слышатся радостные восклицания, поэтому сомнений не остается. Внезапно Чонгук понимает, что хочется сорваться на бег. Будто где-то там источник воды, а он месяц терпит жажду.
Вопреки такому порыву, он как можно медленнее передвигает ноги к западной части стоянки. Но, как известно, перед смертью не надышишься, так что вскоре он стоит среди встречающих, к которым стройной цепочкой приближаются родные всадники на своих дромадерах.
Джину везет больше остальных. Намджун, как мадугу каравана, первый приветствует вождя и тут же принимает в объятия мужа. За ним, как главный наследник, со своего мехари спускается Хосок, сразу попадая в папины руки. Закусив изнутри щеку, Чонгук наблюдает за остальными прибывающими альфами, но не замечает
того самого.
Однако всё меняется, когда в толпе с придыханием кто-то произносит «смотрите!». Караван замыкал статный, но заметно уставший, верблюд, чей владелец был узнаваемым с дальнего расстояния благодаря тому, как уверенно держался в седле.
Тэхен. Вернулся.
Но не это удивило народ, а то, как позади, привязанными особым образом к ведущему животному, друг за другом шли
семь верблюдиц.
Коварные джинны играли с его воображением? Иначе Чонгук просто не верил своим чертовым глазам. Пока он грозился заработать себе гипервентиляцию, наблюдая за тем, как Тэхен разговаривал с Дасомом, который по-отечески хлопал того по плечу, голос в собственной голове нашептывал — «он правда это сделал». Сделал, ради Чонгука. Как у альфы это получилось за такой короткий срок? Сам омега понятия не имел, но семь грациозных животных были неоспоримым доказательством тэхенова упорства, его силы, твердости его слова, его желания быть с Чонгуком. Черт возьми, он малодушно думает о том, кто еще среди этих альф, что увиваются за ним, смог бы по щелчку провернуть то же, что сделал этот шайтан? На ум даже никто не приходит. А кого бы из них омега с гордостью мог назвать своим мужчиной? Самого достойного. И какая ирония, что им оказался его заклятый недруг детства и первая подростковая любовь. Первая и, по всей видимости, единственная и последняя. Вся эта головоломка, которую он пытался сложить воедино, рассыпалась под его ногами на самые простые части.
И теперь он решает довериться уготовленному судьбой пути, отныне полагаясь на волю Аллаха и вверяя себя в тэхеновы руки.
***
Чернильная тьма уже окутала незримым магическим куполом ночную Африку, укрывая собой и туарежское племя Кель-Адрар. Днем Чонгук дымкой растворился в толпе, скрываясь в своем шатре, чтобы перевести дух перед встречей с альфой. Потому что знает — он придет к нему. От иклана-омеги, что помогал ему с водными процедурами узнал, что празднование успешного возвращения каравана решили отложить до завтрашнего дня, тем самым давая альфам время, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть с долгой дороги. Омега отправил слугу и теперь сидел у зеркала, лениво расчесывая пшеничные волны волос. На очередном отточенном движении он мелко вздрагивает, когда за пологом слышит стук костяшек о дерево и свое имя глубоким голосом, и уголок его губ непроизвольно тянется вверх. Он здесь. Резной гребень откладывается в сторону, а омега делает глубокий вдох и выдох перед тем как ровно произнести:
— Входи.
