Драконы Рунного Камня

      Всё то, чем Деймон Таргариен когда-либо владел, было выковано его руками и незыблемой верой в собственные убеждения. По праву рождения ему достался лишь фамильный меч, громкий титул и истинно валирийский облик, порождённый чистотой драконьей крови почивших отца и матери. Но кроме этого у второго принца государства более ничего не было. Железный трон отошёл старшему брату, родовые имения Ройсов, единственные земли, на которые он мог бы претендовать, принадлежали нелюбимой бронзовой суке, а статус наследника отняли, оторвали от него с кровью и костями, прогнав со двора, как шелудивую псину. Король Визерис I хорошо знал о своём долге правителя, но иногда не ведал о том, как быть добрым и любящим братом. И у Деймона, к сожалению, не было сил ненавидеть его за это.       Единственное, что Визерис никогда не смог бы отобрать у своего нерадивого младшего брата — это его дракон. Часть королевского наследия, которая в равной степени принадлежала каждому Таргариену.       Рассветное солнце красило светлеющий небосвод, раскинувшийся над каменным куполом Драконьей Ямы, в золото и розовый шёлк. В обители королевских драконов, несмотря на раннее время, царила непривычная оживлённость — утренняя кормёжка была в самом разгаре. Смотрители, облачённые в чёрную броню, блестящую в солнечных лучах брызгами свежей крови, общими усилиями водружали тело только что зарезанного коня в телегу, пачкая мощённую камнем площадь алыми разводами. После войны на Ступенях аппетиты Караксеса сделались более претенциозными, чем его размеры, увеличившиеся почти вдвое. Ныне он не удовлетворялся одной лишь бараниной, а пищи требовал всё больше и больше. Норов Кровавого Змея всегда отличался буйством и неукротимостью, в цепях, в тесноте душных подземелий ему было тесно и неуютно. Деймон не мог его за это осудить. Драконы не созданы для заточения, они созданы для завоеваний, войн, для крови, огня и властвования. Заковывать их в кандалы — величайшее кощунство, до которого только сумел додуматься Мейгор Жестокий, положивший начало строительству Драконьей Ямы.       — Скучаешь, дядя? — с лукавой улыбкой поинтересовалась принцесса Рейнира, выскользнувшая из тоннелей логова в сопровождении смотрителей. Следом за ней из темноты мерно выплыла Сиракс, рассеянно встряхнула рогатой главой и принюхалась, провожая телегу с лошадиной тушей задумчивым, но сытым взглядом. Принцесса ласково погладила своего дракона по длинной шее и проверила ремни и цепи, свисавшие с её спины.       Янтарная чешуя искрилась в лучах мягкого света, сочащегося сквозь облака, и была яркой, как отблеск восходящего солнца. За то время, что Деймон отсутствовал в столице, занятый войнами и кровопролитиями, любимица Рейниры подросла и окрепла, став внушительным и красивым зверем, под стать отпрыску из королевского дома. Под стать будущей королеве. Однако это не отменяло той праздной лености, с которой Сиракс переставляла свои широкие крылья и встряхивала узкой главой, увенчанной золотыми рогами и белёсыми костяными наростами. Деймон со сдерживаемым смехом думал о том, что она вела себя подобно благородной даме, степенной и избалованной до крайности вниманием своего окружения, и в своих повадках удивительно напоминала ему племянницу. Молодая драконица ещё ни разу не бывала в настоящем бою, ни разу не вкушала свежую человеческую плоть и кровь. Её чешуя не столь крепка, чтобы отражать болты мирийских и лиссенийских арбалетчиков, а зубы не столь остры и крепки, чтобы разгрызать их в клочья. Но если закалить Сиракс в жерле войны — она станет грозным врагом, устрашающим всех одним лишь видом янтарных крыльев.       — Скучаю в одиночестве без тебя, принцесса, — отозвался Деймон и с обходительной улыбкой обхватил талию своей племянницы ладонями, помогая ей взобраться в драконье седло. Серебристые волосы Рейниры, прямые и тёплые, пахнущие солнцем и мёдом, мазнули по лицу, оставив на щеке душистый след, а застенчивая улыбка, тронувшая тонкие розовые губы, внесла невольную сумятицу в его разум. Но он стряхнул с себя наваждение, не позволяя порочным мыслям туманить голову, и схватился за защитные ремни, прикрепляя племянницу к седлу. — В чём причина столь раннего полёта? Красный Замок в такое время обычно видит десятый сон.       — Я желаю пропустить завтрак в компании своей мачехи, — с насупленным видом сказала Рейнира и демонстративно сморщила нос, словно одно лишь упоминание Алисенты Хайтауэр повергало её в раздражение и бессильный гнев. — Ты ведь согласился слетать на Драконий Камень по той же причине?       Принцесса вдруг прищурилась и склонилась к нему, с игривостью перехватывая его взгляд. В глубине сиреневых глаз сверкнуло тёмное лукавство и праздный интерес, когда она добавила вполголоса:       — Или же ты не желаешь сталкиваться со своей супругой и новоявленными детьми? Она гостит в стенах Красного Замка уже вторую неделю, но ты так ни разу и не навестил её…       Деймон, не сдержав веселья, бросил насмешливую улыбку ей в лицо и, звякнув ремнём, легонько щёлкнул кончиками пальцев по аккуратному девичьему носу, одним безмолвным жестом укоряя её в безмерном и неприличествующем юной леди любопытстве. Рейнира растерянно ойкнула, пошатнулась в седле и воззрилась на дядю с обидой, как когда-то давно, в детстве, когда она была крохотным созданием, облачённым в трогательные кружева и розовый шёлк. Её почившая королева-мать, Эймма Аррен, любила наряжать свою дочь в изысканные одеяния, отчего Отрада Королевства сияла столь же ярко, как сияло солнце, вошедшее в зенит. Жаль, что со смертью первой жены короля Красный Замок утратил былую весёлую лёгкость, променяв её на строгость семиконечной звезды.       — Но я ведь права! — пылко бросила ему в спину Рейнира, обиженная столь очевидной снисходительностью в свой адрес.       — Возможно, — лаконично ответил Деймон, не желающий ворошить змеиное гнездо собственных мыслей столь погожим утром.       Всякий раз, когда он слышал имя «Рея Ройс», его вновь и вновь охватывал гнев, лавой растекающийся по венам вместе с кровью, прижигающий сердце раскалёнными углями. Одно лишь её существование повергало Деймона Таргариена в бессильную ярость и раздражение, с которым он не мог совладать. После той злосчастной ночи, случившейся год назад, остатки хрупкого терпения лопнули, словно нагретое стекло. Леди Рунного Камня использовала его в своих корыстных интересах, тайком опоила вином неясного происхождения, отравила разум сладкими иллюзиями и накинула на себя личину, которую не имела права трогать. Очернила последнее, что оставалось свято. Деймон до сих пор помнил яркие сиреневые глаза своей племянницы, которая пылко целовала его, льнула гибким обнажённым телом, источая кипящую страсть, и отдавалась так, будто завтра не должно было наступить. И оттого ещё явственнее ощущалось разочарование, когда ранним сумрачным утром, что сочилось сквозь высокие окна туманным мороком, он увидел в своей постели обнажённую загорелую спину и тёмные пружинки растрёпанных волос. Ни серебра, ни сирени, ни родного запаха, ни горячего драконьего огня под кожей. Лишь бронза, так и не ставшая родной за столько лет брака. Сладостные видения рассеялись перед его ошарашенным взором, не оставляя после себя ни следа, раскололись об очередную неприглядную правду.       Первой его мыслью в то ненастное утро, омрачённое тучами и подлым обманом, было всадить Тёмную Сестру в горло Реи Ройс, худшей суке из всех когда-либо живущих. Распороть ей живот, выдернуть кишки и отрезать призывно темнеющие соски, возле которых виднелись следы недавних поцелуев. Но Деймон остановил себя в последний момент, когда клинок уже покинул ножны с тихим лязгом, готовый испить крови Первых людей, которой столь сильно гордилась его бронзовая сука. Она наверняка была терпкой, как крепкое красное вино. Умиротворённое лицо законной жены будто бы бросало ему очередной насмешливый вызов: «Давай, убей, если отважишься. Вот тебе беззащитная спина да обнажённая грудь». Но за столь демонстративное убийство леди Рунного Камня Визерис бы снял его голову с плеч, невзирая на родственные узы, что скрепляли их незримыми цепями. Либо же отправил в очередное изгнание, но более — без шанса на искупление. И Деймон не желал испытывать пределы монаршего терпения.       Поэтому в тот день он ушёл, пряча жажду крови и разрушения за прочными железными замками, и с ненавистью оглядывал с высоты полёта горы и равнины, коими славилась неприступная Долина Аррен. Это место по чужому велению приковало его к себе, как приковывали королевских драконов к подземельям Драконьей Ямы. Бабка Алисанна, организовавшая этот брак, своей волею обрекла его на жизнь взаперти, в цепях, именуемых «неудачливым супружеством». Деймон Таргариен никогда не желал себе в жёны деву из рода Ройс. Он никогда её не выбирал. И оттого ещё сильнее желал предать огню весь Рунный Камень, столь же унылый и серый, как и вся Долина Аррен.       — Ваше Высочество, — обратился к нему подошедший смотритель, сопровождающий пробудившегося от сна Караксеса, который алой лентой тянулся вдоль земли, угрожающе изгибая длинную шею. Он тихо рявкнул и сыто зевнул, обнажая ряд острых клыков, каждый из которых сошёл бы за добротный кинжал. Молодой драконоблюститель, стоявший неподалёку, в ужасе попятился назад и, запнувшись о собственные ноги, рухнул на камень, прямо в лужу свежей крови. Рейнира за его спиной весело рассмеялась. Старший же смотритель лишь взглянул на недотёпу с молчаливым раздражением и вежливо добавил, обращаясь к невозмутимому принцу: — Ремни и крепления в порядке, Ваше Высочество, вы можете взойти в седло.       Деймон безмолвно кивнул головой и, скользнув ладонью по горячему носу в мимолётной ласке, ловко взобрался на драконью спину, небрежно отмахнувшись от назойливой помощи. Он поймал озорной блеск на дне глаз своей племянницы, которая любовно похлопала Сиракс по шее и крикнула звонко, сотрясая сонливую рассветную тишину:       — Sōvēs!       Позолоченные солнечным светом крылья распахнулись и, вздымая дорожную пыль, подняли мощное гибкое тело в небо с необычайной грацией. Любимица принцессы Рейниры пронзительно взревела, словно призывала своего старшего брата присоединится к полёту. Караксес ответил ей тихим рокотом, рвущимся из глубин его горла, и, повинуясь велению всадника, последовал за ней, распугивая неудачливых драконоблюстителей, что волею случая оказались у него на пути. Тёплый весенний ветер ударил в лицо, сдул со лба короткие серебряные волоски — остаток его былой гордости, брошенной в жерло войны. Дракон рассёк облака крыльями, словно хорошо выточенный нож, пронзивший масло, и направился за стремительно отдаляющейся янтарной тенью. Деймон с невольной гордостью думал о том, что Сиракс с каждым их совместным полётом всё рьянее рвалась вперёд, не желая уступать более старшему и крупному сородичу. В этом она невероятно походила на свою всадницу, жаждущую лишь неоспоримой победы.       Королевская Гавань осталась далеко внизу, похожая с высоты птичьего полёта на суетливый и грязный муравейник, вдоль которого жилами и венами струились замысловатые переплетения улиц и кварталов. Деймон знал — за их полётом всегда наблюдали с необычайным любопытством. Жители столицы жили вблизи Драконьей Ямы, совсем рядом с обителью королевских драконов, но видели лишь то, что им дозволялось видеть. Те, кого волею судьбы обделили валирийским наследием, имели право лишь смотреть, но никогда — претендовать. С давних времён Таргариены стремились к небесам — здесь, среди золочённых облаков, таилась их обитель, их колыбель.       — Aderī, Caraxes, — шепнул Деймон, поймав победоносную улыбку Рейниры, которая глянула на него через плечо. Пробудившийся азарт стеганул его кнутом, как лошадь по крупу. — Kostā gaomagon sȳrkta.       Кровавый Змей, идя на поводу у откровенной провокации, яростно взревел и выдохнул облако дыма. Утренняя сонливость, вызванная плотным завтраком и тёплой весенней погодой, схлынула с него, оставляя лишь яростное желание преуспеть в этом импровизированном турнире, где побеждал лишь тот, чьи крылья были быстрее. Сиракс юркая и молодая, как и её всадница, но тело Караксеса, как и его выдержка, закалялось в бесчисленных битвах, а потому он без особого труда нагнал её, накрывая янтарную шкурку драконицы своей внушительной длинной тенью. Рейнира взглянула на него с неприкрытым возмущением, окрасившим бледные щёки в румянец, и вильнула в сторону, стремясь уйти подальше, чем вызвала у Деймона лишь беззвучный смех.       Он играючи ловил её вновь и вновь, как кот, забавляющийся с мышкой, и демонстративно не вырывался вперёд, хотя возможностей было множество. Поэтому вскоре их небольшой турнир превратился в занимательные догонялки, которые невероятно веселили Деймона, но необычайно раздражали юную наследницу железного трона, которая всеми возможными способами желала покинуть назойливую компанию Караксеса и его всадника. Сиракс, разделяющая негодование Рейниры, вскоре устремилась вниз, туда, где уже виднелись очертания Драконьей Горы сквозь завесу растекающихся по небу облаков. Древняя резиденция дома Таргариен даже с такой высоты казалась монументальной и устрашающей из-за горгулий, украшавших её стены и гневливо раскрывавших клыкастые пасти. На фоне изящных красных башен столичного дворца она создавала впечатление настоящей крепости, за стенами которой можно сокрыться от любой угрозы. Подобное сооружение в Вестеросе выглядело чуждо и непривычно, как будто бы никогда не должно было принадлежать этим краям.       Они дважды облетели одну из высочайших башен замка и опустились у самой кромки моря, на песке, тёплом от яркого утреннего солнца. Деймон ловко соскочил с Караксеса и позволил ему вновь взмыть в небо, чтобы продолжить прерванный полёт. Эти кратковременные прогулки для Кровавого Змея были глотком свежего воздуха в череде бесконечных дней, которые ему приходилось коротать в темноте пещер Драконьей Ямы. Сиракс, позволив своей всаднице спуститься на песок, устремилась следом за сородичем, который держал путь в сторону вулкана, туда, где ещё обитали их дикие братья и сёстры.       — Не опасно ли им туда лететь? — с материнской обеспокоенностью спросила Рейнира, сияющая здоровым румянцем после длительного полёта. Но в сиреневых глазах её отразилась искренняя тревога. — Каннибал — непредсказуемое чудовище, он уже разорил несколько кладок на днях. Я боюсь, что Сиракс…       — Брось, принцесса, поиграют и вернутся, — со смешком отозвался Деймон. — Не думаю, что Каннибал осмелится напасть на двух взрослых драконов, которые держатся вместе. Караксес не уступит ему в ярости и озлобленности. К тому же… ты явно недооцениваешь свою любимицу.       Рейнира опасливо глянула в сторону вулкана, над которым кружили две крылатые тени, и послушно кивнула, признавая его правоту. Они устремились вдоль берега, наслаждаясь неспешной прогулкой и тёплым ветром, прилетевшим к ним со стороны Эссоса, где уже давно царила не по-весеннему жаркая погода. Здесь же всё ещё ощущалось слабое дыхание зимы, быстротечной, но особенно жестокой в минувшем году. Чуть южнее и выше от них шумела небольшая рыбацкая деревушка, скромная и неприметная, в чём-то даже убогая. Деймон со смехом приметил несколько детских голов, которые с интересом и суеверным трепетом наблюдали за ними издалека, но не спешил прогонять их. На Драконьем Камне Таргариенов чтили куда больше, чем во всём остальном Вестеросе, и почитали также, как принято было обычно почитать Богов. И он этому восхищению не препятствовал.       — Не желаешь поговорить, дядя? — вдруг нарушила воцарившуюся между ними тишину Рейнира и взглянула на него из-под опущенных ресниц, настороженно и внимательно. — Тот вопрос, который я задала у Драконьей Ямы. Леди Рея…       — С чего вдруг тебя столь сильно стала волновать моя леди-жена, племянница? — с насмешливой улыбкой поинтересовался Деймон и остановился, до боли стискивая пальцы за спиной. Утихшая после полёта ярость вновь колыхнулась в груди, облизнула огненными языками сердце, стоило лишь вспомнить надменное и горделивое лицо Реи Ройс. — Не должна ли ты больше переживать о собственном грядущем замужестве?       Наследница железного трона гневливо поджала губы и сомкнула на переносице светлые брови, одним лишь взглядом демонстрируя, как неприятна ей была всплывшая вдруг в разговоре тема. Но это раздражение принесло ему невольное утешение — не он один являл собой дракона, закованного в золотые кандалы.       — Я могу переживать о том и о другом в равной степени, — отозвалась она сквозь плотно стиснутые зубы. — Однако сейчас меня тревожат не столько ваши отношения с леди Реей, сколько то, что ты совершенно не заинтересован в собственных детях. За минувшие дни ты даже не удосужился поинтересоваться у прислуги, где находятся их покои!       — Не думал, что за каждым моим шагом ты следишь с таким тщательным вниманием, — хмыкнул Деймон, щуря глаза. — Даже если и так, то что с того? Пусть моя дорогая бронзовая сука нянчит новоявленных отпрысков в компании кормилиц. Сомневаюсь, что сейчас им есть дело до того, кто меняет испачканные простынки и кормит их с серебряной ложки.       Рейнира не сдержала кривой улыбки, трещиной исказившей красивые розовые губы, и вдруг отвернулась от него, скользнув разочарованным взглядом вдоль беспокойных вод Узкого моря. Что-то тревожило её сердце — Деймон видел это по сжатым до бледноты пальцам, по болезненному сиянию светлых глаз. Ответственность, которую на неё обрушил Визерис, давила на хрупкие девичьи плечи незримым грузом, сдавливала их золотыми цепями, обхватывая белое горло и стягивалась день за днём всё сильнее. Она говорила о Рее Ройс, но те думы, которые омрачали её светлую голову, явно были не о ней.       — Леди Рея — прекрасная женщина. Но мне искренне жаль, что ей не повезло стать твоей женой, — сказала принцесса, не глядя на него. — И искренне жаль моих кузенов, которым не повезло стать твоими детьми. Наверное, все браки по расчёту такие.       — Ты говоришь о моей жене, но думаешь явно не о ней, племянница. Признайся честно, кому отец хочет отдать тебя?       — Претендентов множество, всех я уже и не помню, — равнодушно откликнулась Рейнира, продолжая беспокойно теребить свои кольца. — Но с недавних пор я всё чаще слышу имя «Лейнор Веларион» в стенах палаты Малого Совета. Этот выбор вполне очевиден, я знаю Лейнора с детства, мы росли с ним и Лейной бок о бок, делили одни игрушки на троих. Он мне семья и друг, но…       Деймон пренебрежительно фыркнул, не сумев сдержать в узде пробудившуюся вдруг ревность и алчность, желавшую взять себе то, что так рьяно хотели от него оторвать. Он имел честь познакомиться и с сиром Лейнором, и с леди Лейной из дома Веларионов, потому что не раз был желанным гостем в чертогах Морского Змея. Его старший сын рос у Деймона буквально на глазах и подавал большие надежды, был доблестным воином и драконьим всадником, унаследовав крепкую хватку от отца и гордость от матери. Но крылся в нём один единственной недостаток, о котором в обществе благочестивом говорить не полагалось. Лейнор Веларион совершенно точно не любил женщин — ни взрослых, ни юных, никаких ещё иных. Об этом знал весь Высокий Прилив, вся семья Корлиса Велариона, которая смотрела на похождения юного наследника сквозь пальцы, потому что ничего с этим удручающим фактом поделать не могла. Вот только брак его с Рейнирой, законной наследницей государства, обещал принести им обоим лишь несчастье и горести. Будет большой удачей, если их союз породит на свет хотя бы одного первенца, которого в будущем назовут принцем Драконьего Камня.       — У моего брата всегда дурно получалось быть королём, — процедил Деймон с мрачной усмешкой. Пальцы против воли опустились на прохладную рукоять Тёмной Сестры, которая всегда успокаивала его в те мгновения, когда разум пылал от противоречивых размышлений. — Но я не думал, что с годами он и его решения станут ещё дурнее. И что же, племянница, после свадьбы ты будешь делить покои с Лейнором и его оруженосцами?       — Я люблю тебя, дядя, но сейчас искренне желаю вымыть твой рот от этой грязи, — нарочито непринуждённо откликнулась Рейнира, пряча невольную дрожь в своей ломанной улыбке. Несмотря на видимую браваду, она страшилась грядущего будущего и не желала его — ни навязанного замужества, ни нелюбимого супруга, который никогда бы её не захотел как женщину. Принцесса вдруг перехватила его руку белыми прохладными пальцами и, щуря влажные от морского ветра глаза, сказала с нескрываемым отчаянием: — Иногда я думаю о том, как сложилась бы наша судьба, не женись ты на Рее Ройс… И вижу сны, в которых мы стоим подле железного трона в коронах наших предков. Ты и я, как король и королева.       Её красивое повзрослевшее лицо омрачила тоскливая усталость. Она желала отстраниться, вернуть их к той грани, что определяла его как «дядю», а её — как «наследницу железного трона». Но Деймон не позволил, сжал тонкие пальцы крепче, чувствуя её дрожь своей кожей. Впервые с момента возвращения домой его маленькая племянница, которая не так давно умещалась целиком в его руках, позволяла себе быть с ним настолько честна: в помыслах, желаниях и словах. Теперь отец, невзирая на собственную безмерную любовь к единственному выжившему ребёнку от первой супруги, обрекал её на нежеланное замужество, навязывая монаршие желания как данность. Визерис сам разрушил отношения с лордом Высокого Прилива, а теперь пытался сгладить этот удручающий момент, выдав дочь замуж за её кузена-мужеложца. Его милую племянницу готовились приковать к нелюбимому человеку, как когда-то давно приковали и самого Деймона — к Долине, к Рунному Камню, к клятой Рее Ройс.       Но драконы не созданы для заточения. Они никогда не примиряться с цепями и низкими сводами пещер, которые не дают им расправить крылья. Драконы созданы для завоеваний, для власти, для свободы. А не для того, чтобы безмолвно потакать чужим приказаниям.       — Чудесные сны, принцесса, — с горькой улыбкой проронил Деймон и скользнул губами вдоль её тёплой щеки, пробуя девичью кожу на вкус. Рейнира сжалась смущённо, подняла горящие опасливым блеском сиреневые глаза, но покорно прильнула ближе. Они друг другу — родная кровь и плоть, которая отчаянно желала вновь стать единым целым. — Я бы сжёг всю Долину Аррен вместе с клятым Рунным Камнем, позволь мне Визерис взять тебя после этого в жёны. Но, полагаю, если я сделаю то, что хочу, он самолично снесёт мне голову своим мечом.       — Я говорила с ним, — вдруг призналась Рейнира с печалью. — Говорила о том, что желаю тебя в мужья. Что всегда желала. Леди Рея — добрая женщина, и я бы не была против делить тебя с ней и занять место второй супруги… Но отец так разозлился на меня после сказанного, что на несколько дней запер в опочивальне. Но что дурного в моих словах?! У Эйгона было две жены, у Мейгора — шесть! Так почему тебе нельзя? Почему я должна, вопреки своим желаниям, делить ложе с человеком, который никогда в жизни не захочет меня как женщину и свою жену?!       Деймон ответил на эти слова поцелуем, в алчном порыве ловя её дрогнувший вздох губами и с насмешливостью признаваясь перед самим собой в отчаянной порочной одержимости, которая в действительности не знала границ. И он, и Рейнира — избалованные дети, с юных лет привыкшие получать всё, что они хотели. Но взрослая жизнь разбивала их желания вновь и вновь, сажала на золотую цепь и поучала с демонстративным взысканием голосами чванливых и унылых септ и септонов, которые обожали укорять других в безбожии и греховности, полагая, что в их силах изменить порочную природу людей. Деймон не в первый раз позволял себе эту вольность, не в первый раз со дня своего возвращения целовал венценосную племянницу, которую отец всеми силами желал от него оторвать. Однако более всё происходящее не было сном, не было сладкой иллюзией, которую порождало клятое лиссенийское вино, тайком подлитое ему в кубок. Рейнира в его руках была тёплой и до болезненного желания настоящей. Она льнула к нему доверчивым котёнком и искала помощи, любви и защиты в мире жестоких мужчин, которые за её спиной осуждали одну только мысль, что женщина могла занять железный трон в обход своих братьев. Деймон, её родная кровь и ближайший родственник, оставался последним якорем, за который юная принцесса, тонущая в ворохе дворцовых интриг, ещё могла схватиться.       И если старший брат не желал отдавать свою дочь добровольно, то Порочный Принц мог взять то, что обещано ему по праву, иными путями. В конце концов, Деймону Таргариену всегда доставало безумия делать всё наперекор братской воле.       — Если однажды ты захочешь проститься со своим девичеством не на брачном ложе, племянница, — с лукавой усмешкой шепнул он ей в покрасневшее ухо, не чувствуя ни малейших угрызений совести. — То я буду ждать.

***

      Они вернулись в чертоги Красного Замка, когда полдень растекался теплом вдоль столичных улиц. Их отсутствие не осталось незамеченным, что, разумеется, не вызвало удивления ни у него, ни у самой Рейниры, которая с приобретением статуса «наследницы» привыкла к тому, что ни мгновения не могла пребывать в покое и одиночестве. В свободное время она практически всегда находилась в сопровождении своего верного телохранителя, сира Кристона Коля, чьи весьма однозначные взгляды пробуждали в Деймоне желание замарать кровью его белоснежный плащ. Короля Визериса до безумия заботила сохранность благочестия старшей дочери, но отчего-то совсем не заботило то, что вокруг неё голодными шавками увивались рыцари неясного происхождения.       Но, помимо Кристона Коля, за ними денно и нощно наблюдали и другие обитатели замка. Пташки королевы Алисенты выглядывали из-за каждого угла, из каждого оконца, обращённого в сторону покоев принцессы и её порочного дяди. Эта набожная стерва, скрывающая за маской благодетельности ядовитую змеиную натуру, искала в их совместных полётах брешь, удачную возможность, чтобы нанести неожиданный удар по репутации юной наследницы железного трона.       Честолюбие этой женщины не знало границ, как и его собственная ужасающая алчность. Вот только Деймон свои желания за завесой нарочитой праведности не таил. Уж лучше неприглядная честность, чем подобное лицемерие, присущее, по всей видимости, многим жителям Староместа. Алисента Хайтауэр была удивительно похожа на своего мерзкого изворотливого отца, который зелёной змеёй скользил вдоль коридоров Красного Замка, облачённый в шкуру собственной дочери. Отсутствие вездесущего Отто радовало душу Деймона, но не отменяло того, что он всей душой желал бы снести голову и ему, и всему зелёному выводку Хайтауэров. Одна поганая кровь, одна поганая порода. Визерис по наивной глупости пустил змей в собственный дом и, даже видя это, — ещё глубже зарывался в землю, закрывая глаза на очевидные вещи. Неприязнь королевы и принцессы с каждым годом становилась всё более явственной. Её замечали даже иностранные послы и гости столицы, но в упор не замечал его не по годам дурной венценосный брат. Иногда Деймон даже с огорчением признавался себе, что, быть может, назови Джейхейрис Миротворец в 101 году своей наследницей Рейнис Таргариен, они бы избежали многих бед. Но, конечно, мысли эти были мимолётными.       Когда его милая племянница, утомлённая полётом и собственными переживаниями, скрылась в Твердыне Мейгора, Деймон с лёгким сердцем направился в сторону богорощи, желая насладиться уединением и покоем. Минувший разговор оставил грязный след на его сердце, в очередной раз напомнив о том, что второй принц королевства прав имел не больше, чем плешивая псина, выброшенная со двора. Визерис уже отнял у него привилегию воссесть на железный трон, и ничто не помешало бы ему вновь отослать Порочного Принца со двора, если король вдруг заподозрит брата в нечестивой связи с племянницей. Деймон Таргариен рисковал каждый раз, когда соглашался составить компанию своей тоскующей племяннице, но не мог отказать себе в этой скромной прихоти. Ровно также, как и сама принцесса.       Дворцовая богороща встретила его шелестом алой листвы и зимней прохладой, которую источали белоснежные стволы чардрев, стороживших вход в обитель Старых Богов. Деймон не верил в Божеств — ни в валирийских, канувших в небытие вместе с его подлинной родиной, ни в Семь Звёзд, ни в Детей Леса и прочую ересь, которую проповедовали хмурые северяне. Если высшие силы и существовали когда-либо на этом свете, то им совершенно точно было плевать на людей, ничтожных и грешных по натуре своей. Нет занятия более удручающего, чем наблюдать за тем, как они ползали в грязи, предавались разврату за звонкую монету и не чурались пятнать себя чужой кровью. Деймон Таргариен за годы своей жизни вдоволь искупался в пороке, бросил вызов всем известным Богам, познал всё, что только можно было познать, но так и не получил заслуженной кары за свои кощунственные злодеяния. А все те тяготы, выпавшие на его долю, были творением рук венценосного старшего брата, по ошибке облачённого в корону Миротворца и увязшего в сетях придворных интриганов, которые нашёптывали в его уши ложные истины.       И лики, вырезанные на белой коре, его тоже ничуть не страшили. Их можно срубить, можно оставить кровоточащие алым соком зарубки, которые сияли бы вскрывшейся раной на светлой древесной коже. Возможно, именно по воле Богов он был задуман столь жутким богохульником и грешником, рождённым лишь для того, чтобы попирать грязными сапогами все существующие заветы и святые догмы, отстаивая лишь ему ведомую истину. И от этих мыслей на душе отчего-то делалось покойно, тихо, словно только так и было правильно.       Умиротворённую тишину богорощи вдруг разбил на осколки детский смех, звучавший из темнеющей глубины дворцового леса. Знакомый женский голос, принадлежавший столь ненавистной законной супруге, Деймон с вящим неудовольствием узнал сразу же и невольно поморщился от накатившего отвращения. Рея Ройс не только осквернила то немногое, что ещё оставалось для него свято, но теперь ещё и посягнула на единственное место во всей Королевской Гавани, где он находил мимолётное уединение. Первой его мыслью было уйти отсюда как можно скорее, покинуть компанию нелюбимой жены и нежеланных детей, чтобы в очередной раз не тревожить собственный гнев, дремлющий на прохладном пепле постылой ненависти, которую он взращивал в себе многие годы супружеской жизни. Однако ноги, не повинуясь велению здравого смысла, сами направили его вглубь богорощи, следуя за громкими детскими голосами, которые терялись в алеющих кронах чардрев.       Рея Ройс, нашедшая своё убежище в лоне Старых Богов, смотрелась в нём удивительно естественно, словно была предназначена этому месту с рождения. Подле неё не было ни служанок, ни кормилиц, которых, по всей видимости, леди Рунного Камня отослала, желая провести время с детьми наедине. Тёмные волосы, заплетённые на южный манер, закрутились пружинками вокруг щёк, тронутых россыпью лёгких веснушек, и очертили контур улыбающегося лица. Деймон Таргариен не помнил, улыбалась ли она когда-нибудь ему также, как улыбалась сыну, сидящему на её руках. В мрачном ворохе его воспоминаний о днях, проведённых в Долине Аррен, редкие разговоры с леди Рунного Камня всегда занимали отдельную строку в списке худших. Она была непокорной и жестокой женщиной, которой многие годы удавалось удерживать власть над родовым имением не только благодаря вскормленному в сердцах подданных уважению, но и с помощью страха. Иначе в мире мужчин было не выстоять. Рея Ройс правила железной рукой, но преступала грани дозволенного лишь тогда, когда иного выбора не оставалось. Эти качества Деймон в ней уважал ровно настолько же, насколько ненавидел. Они делали из неё славную и справедливую владелицу знатного дома, но отвратительную супругу, не готовую идти на уступки.       Она всегда принимала его в своих владениях с настороженной и вымученной учтивостью, к которой её принуждал этикет и благородное воспитание, однако не считала нужным сдерживать свой едкий язык, источающий яд и презрение. И удивительно часто попадала своим словами в цель, оправдывая славу умелой охотницы. Гордая, озлобленная и своенравная — такой Деймон Таргариен помнил Рею Ройс. Но ныне не видел в ней ни следа от той женщины, которая порождала семена страха и восхищения в сердцах своих слуг и вассалов. Рождение долгожданных детей сгладило её острые грани, смягчило сердце, которое долгое время было заковано в фамильные бронзовые доспехи дома Ройс. Теперь, видя её в светлом кружевном платье с детьми на руках, Деймон даже готов был признать с некоторым неудовольствием в ней красивую женщину. Но вместе с тем — всё ещё отвратительно нелюбимую.       — Дейнис, не отбирай у брата игрушки, — со смехом сказала Рея, не заметившая его присутствия. Она аккуратно забрала из рук дочери деревянного дракона и передала его насупившемуся сыну. — Солнце моё, прекрати. У тебя есть живой дракон, так что отдай брату хотя бы этого…       Деймон с любопытством оглядывал своих новоявленных детей, к существованию которых так и не смог привыкнуть даже спустя целый год прожитой ими жизни. Всё то время, что они находились подле матери в Долине Аррен, он не позволял себе ни единой мысли о том, чтобы оседлать Караксеса и направить его в сторону Рунного Камня. Больная гордость Порочного Принца не пережила бы новой встречи с женой после недавнего унижения, которое всё ещё жгло его изнутри.       Но, как и все мужчины, когда-то давно Деймон тоже грезил о рождении сына, своего первенца, которого он смог бы обучить военному искусству и тому, как быть могущественным драконьим всадником. Первого ребёнка ему должна была родить Мисария, женщина, невольно вскружившая голову Деймону Таргариену своей валирийской красотой и игривой грацией, которой от хмурых вестеросцев отличались жители развратного и легкомысленного Лиса. В то время она по праву считалась красивейшей девицей на Шёлковой Улице, за ночь с которой всегда платили втридорога. Лишь он один имел честь брать бесплатно. Лицо Мисарии, которое Порочный Принц не видел уже много лет, ныне напоминало ему о былых годах, о сладком чувстве свободы и лёгкости, с которой презираемый всеми наследник железного трона жил, купаясь в разврате и всевозможных развлечениях. Хотя и признавался себе позже в том, что брак с ней — не то, чего желала его мятежная душа.       Однако Деймон в один день потерял и Мисарию, и своё первое дитя, которое крепло в её утробе. И вновь — волею королевского приказа, который Визерис отдал с лёгким сердцем, не чувствуя за случившееся ни тени раскаяния. Он не упомянул об этом ни единого раза за все те дни, что младший брат присутствовал при дворе. Будто бы потеря потенциального племянника, пусть даже незаконнорождённого, была необходимостью, малой кровью, призванной отгородить Деймона от роковой ошибки, от женитьбы на шлюхе, развлекавшей танцами мужчин на Шёлковой Улице. Вот только в его умершем во время шторма ребёнке было бы всяко больше валирийской крови, чем в королевских отпрысках, рождённых от набожной стервы из Староместа. И, к сожалению, больше, чем в его собственных детях от законной супруги.       — Дейнис, солнце, куда ты?       Обеспокоенный голос Реи и едва слышимый топот чьих-то быстрых и торопливых шагов вывели его из зыбкой задумчивости. Когда Деймон поднял взгляд, то столкнулся с янтарными глазами леди Рунного Камня, в которых вновь сверкнула знакомая сталь, скрывшая за своим холодным блеском и материнскую нежность, и несвойственную ей ласку. Казалось, будь у Реи Ройс меч, она бы непременно схватилась за него в безмолвном предупреждении. Порочного Принца здесь совершенно точно не ждали. Полы его одеяний вдруг слабо натянулись, и он с непониманием глянул вниз, на круглое детское личико, белое, словно снег. Дейнис, наряженная в кремовое кружевное платье, улыбалась беззубым ртом, щурила светло-карие глаза, унаследованные от матери, и дёргала его за край чёрной туники, желая привлечь к себе хотя бы чуточку внимания. На голове его дочери серебрились светлые волоски, а на плече, оплетая детскую шею алой лентой, сидел рубиново-алый драконий детёныш, достаточно крупный для своего возраста. Он предположил, что то была самочка.       Деймон с искренним любопытством рассматривал годовалое создание, родившееся от его семени, и невольно вспоминал Рейниру в том же возрасте, потому что иных других детей ему нянчить не доводилось. Маленькая племянница в первый год своей жизни была не менее улыбчивой и общительной. Она всюду носила с собой малютку Сиракс, охотно засыпала на его руках и, не ведая о том, слюнявила дядин камзол, пока королева Эймма не забирала её обратно с виноватой, но весёлой улыбкой. Дейнис, заметив, что её не озвученную прихоть не спешили исполнять, снова настойчиво дёрнула его за край одежды и, покачнувшись неловко на коротких ножках, сказала звонким, но чистым голосом:       — На ручки! — и вдруг добавила с неожиданной уверенностью: — Папа!       Деймон в удивлении вздёрнул бровь и ухмыльнулся, окинув вздрогнувшую Рею заинтересованным взглядом. Леди Рунного Камня побелела от напряжения, которое холодом сковало тонкие женские пальцы, и лицо её сделалось до странного отчаянным и озлобленным. Он смаковал страх, растекающийся на дне янтарных очей, с весельем и мрачным торжеством, как охотник, загоняющий столь желанную жертву в заранее расставленные силки. Рея Ройс боялась его. Впервые в жизни дерзкая на язык Рея Ройс, способная осадить любого недруга одним лишь взглядом, страшилась оставаться с ним в одиночестве. Со всех сторон их окружали лишь высеченные на белой коре лики Старых Богов, которые при всём желании не смогли бы уберечь её, обнажи Деймон Таргариен Тёмную Сестру, таящуюся в ножнах на поясе. Рея, прижимая к своей груди хмурого и молчаливого сына, торопливо схватила Дейнис за руку, силой отводя растерянную девочку от отца. Её светлое личико вмиг скривилось от обиды и слёз.       — С чем пришёл, дорогой супруг? — спросила дрогнувшим голосом леди Рунного Камня, не сводя с него настороженных глаз. Казалось, она и правда ждала от него неминуемого удара. — Не думала, что ты чтишь Старых Богов.       — Я их не чту, — с насмешливой улыбкой отозвался Деймон и брезгливо взглянул на чардрево. Глубокие красные глаза его были неподвижны и жестоки. — Просто богороща — единственное место, где можно было побыть в тишине и спокойствии. До этого дня.       Рея пренебрежительно фыркнула, скрывая за демонстративным негодованием собственный страх, и теснее прижала к груди Эртура, который беспокойно елозил в её руках. Когда он повернул к нему голову, Деймон увидел янтарные глаза, точно такие же, как у его сестры. Вот только смотрели они иначе. Во взгляде Дейнис светилась присущая детям её возраста искренность и наивная вера в то, что этот огромный мир, который она только начинала познавать, нёс ей счастье и любовь. Но во взоре Эртура таилась несвойственная годовалому ребёнку настороженная серьёзность, сокрытая в складках светлых насупленных бровей и в поджатых от напряжениях губах. На плече его сына не было живого дракона. В коротких бледных пальцах красовалась лишь крохотная деревяшка с крыльями, убого имитирующая величественную действительность.       Деймон почувствовал, как едкое разочарование вдруг обожгло сердце калёным железом. Его единственный и первый сын, первенец, пусть и рождённый от союза с нелюбимой женщиной, но нёсший на своих плечах наследие отца, оказался пустышкой, бескрылым драконом, чьё яйцо обратилось в хладный камень. Для любого Таргариена это было ужасным ударом, свидетельством того, что силы его крови оказалось недостаточно. У второго сына королевы Алисенты, Эймонда, яйцо тоже так и не сумело пробудиться, несмотря на то, что мальчишка совсем в скором времени должен был отпраздновать свои третьи именины. И одно лишь осознание того, что его сын родился таким же «неправильным», как отпрыск клятой стервы из Староместа, был для Деймона подобен плевку в лицо.       Сиракс проклюнулась спустя две луны после рождения Рейниры, Морской Дым, принадлежавший Лейнору Велариону, появился на свет вскоре после первых именин наследника Дрифтмарка, одним своим существованием подтверждая чистоту его родословной. Но Эртур Таргариен продолжал делить свою колыбель с мёртвым драконом, так и не откликнувшимся на его зов. Осознание этого растекалось на кончике языка горечью и отчаянным неприятием. Возможно, его законнорождённые дети разделили древнюю валирийскую магию крови меж собой пополам. И Дейнис забрала у брата большую её часть, чтобы дать жизнь своему яйцу.       — Богороща Красного Замка достаточно велика, чтобы ты нашёл себе иное место для отдыха, дорогой супруг, — с раздражением сказала Рея, нарушая воцарившуюся меж ними тишину. Терпение и степенность никогда не стояли в числе её достоинств. Впрочем, он и сам этим не славился. — Чуть южнее есть чудесный пруд под сенью чардрева. Уверена, тебе понравится, так что ступай.       — Если уж прогоняешь меня, то хотя бы делай это не столь прямолинейно, — лукаво откликнулся Деймон, которого вся эта ситуация повергала в неожиданное веселье. — Это не Рунный Камень, дорогая, где ты можешь приказывать мне, что делать. Красный Замок — мой отчий дом. А вот ты здесь… лишь гостья.       — Ну так прояви толику гостеприимства и позволь мне насладиться тишиной и умиротворением в компании моих детей, — упрямо процедила она.       Он в нарочитом удивлении вскинул брови и ухмыльнулся, одной лишь этой пренебрежительной насмешливостью бросая ей беззвучный вызов. Её наглые слова потревожили его гнев и недавние воспоминания, что спали в самых тёмных закоулках сознания. Знала бы леди Ройс, что в то сумрачное утро он приставил к её беззащитно открытой шее лезвие меча, то не проявляла бы столь возмутительную дерзость.       — Твоих детей? — с сарказмом поинтересовался Деймон, щуря глаза. Пальцы вновь сжались на рукояти Тёмной Сестры в надежде обрести желанное успокоение. — Мне казалось, я тоже был причастен к их… созданию. Пусть и не по своей воле. Клянусь, в трезвом уме я с тобой бы точно трахаться не стал.       — Тебя всё ещё беспокоит та злосчастная ночь? До чего мужское самолюбие хрупко, — надменно проронила Рея, кривя губы в издевательской усмешке. — Прости за обман, дорогой супруг, но у меня не было иного выбора. И ты это прекрасно знаешь. Я уповала на то, что ты согласишься на моё предложение, прислушавшись к доводам рассудка, но…       Деймон не сдержал издевательского смеха, который колол его горло мелкими осколками стекла, и сделал шаг вперёд, к ней навстречу. Узкие плечи Леди Рунного Камня, сокрытые под светлой кружевной тканью, напряглись в тревожном ожидании, и она поспешила спрятать сына в своих объятиях. Будто бы это помогло ей защитить его от воина, вооружённого клинком из валирийской стали, которая резала человеческие кости подобно тому, как нож резал масло. Дейнис, замершая и притихшая у их ног, смотрела на Деймона доверчиво распахнутыми глазами, но всей своей маленькой душой чувствовала страх и волнение матери. Он остановился в шаге от неё, достаточно близко для того, чтобы убить, и недостаточно далеко для того, чтобы она успела убежать. Но, несмотря ни на что, Рея Ройс не отступила, не продемонстрировала свою тревогу ни единым движением, сохраняя столь удивительную выдержку, что Деймон даже позволил себе невольное восхищение. Она упрямо задирала острый подбородок, поджимая губы в безмолвном раздражении. И смотрела на дракона, как на равного себе.       — Но я не согласился, — нарочито равнодушно заметил Деймон, раздражённый отчаянным неповиновением этой клятой женщины. Драконы едят овец, а не ведут с ними пространные беседы о том, кто был прав, а кто — виноват. Он склонился к ней и едко сказал: — Ты использовала меня, моя дорогая супруга, мы оба это знаем. Так что, нравится довольствоваться славой матери двух будущих драконьих всадников?       Деймон невольно опустил взгляд на Эртура, который поглядывал на него с материнского плеча. В молчании этого ребёнка ему отчего-то чудилось нечто угрожающее и жестокое.       — Ах, точно, запамятовал… Одного драконьего всадника, — невозмутимо добавил он с хмурой улыбкой. — Несмотря на все приложенные старания, ты смогла родить лишь одного истинного Таргариена. Ужасающая неприятность, не правда ли? Или же… Не говори мне, что в твоих покоях сразу после меня побывал занесённый с дальних краёв лиссенийский путник?       Рея побелела от безмолвной и ослепительной ярости, но Деймон лишь изогнул губы в язвительном довольстве, измываясь над ней с невиданной прежде увлечённостью и мрачным весельем. В первые дни, когда он только вернулся из Долины Аррен, сгорающий от желания собственными руками придушить бронзовую суку, посмевшую использовать его в своих грязных играх, Порочный Принц в действительности планировал устроить покушение. У него были друзья, обитающие в самых зловещих закоулках Блошиного Конца, которые охотно взялись бы за убийство изнеженной благородной дамы за горсть серебряных монет. Эта мысль посетила его тогда не впервые, но прежде Деймон Таргариен никогда не позволял ей задерживаться в голове дольше положенного срока. Какой бы высокомерной стервой Рея Ройс не была, она оставалась его законной супругой, в наследстве которой он нуждался, несмотря ни на что. Если смерть леди Рунного Камня вдруг сочтут не «обыкновенной случайностью», а спланированным убийством, то непременно обратят свой взор в его сторону. Как на самого очевидного и безнравственного подлеца, известного во всех Семи Королевствах.       Поэтому Деймон оставлял эти размышления на потом, откладывал их раз за разом, находя очередное оправдание себе и своей совести. До тех пор, пока не стало поздно. Весть о беременности Реи Ройс облетела Долину Аррен и в кратчайшие сроки достигла столицы, пробудив спящий улей, который с небывалым энтузиазмом принялся обсуждать свежие сплетни. Большинство придворных склонялось к мысли, что Рея Ройс нагуляла бастарда, а потому заранее порочили её имя, смешивая его с дерьмом. И лишь немногие высказывались в защиту леди Рунного Камня, ссылаясь на её благочестие и зрелую мудрость. Деймон же, тем временем, окончательно утратил былой запал, смирившись с мыслью, что теперь положить конец этому браку кровавым путём не смог бы при всём желании. Каким бы извергом его не считали, но убивать женщину, носящую в утробе его собственных детей, было ужасающим кощунством даже для него.       — Не перебрасывай на меня свои грехи, — холодно процедила Рея. Будь её руки свободны от тяжести детского тела, она охотно бы влепила ему пощечину. И, возможно, не одну. — Думаешь, будь я в силах столь легко решиться на измену, стала бы идти на такие ухищрения, чтобы консуммировать наш брак? Думаешь, стала бы я унижаться так перед тобой?! Да будь моя воля, охотнее разделила бы ложе с первым встречным лиссенийским пиратом, чем с тобой! Это бы всяко облегчило мне жизнь!       — «Унижаться»? Унижен здесь был только я, — разбуженной змеёй прошипел Деймон, чувствуя как очередная булавка, брошенная в его сторону, вонзилась прямо под кожу. — Так что же тебе мешало, милая жена, поступиться своей супружеской верностью? Вряд ли бы кто-то заметил подмену. В конце концов, из двух твоих драконов один — явно дефектный. И что это за имя ты выбрала моему сыну? Если уж он Таргариен, значит и имя носить должен соответствующее статусу!       Леди Рунного Камня в гневе разомкнула губы, желая обрушить на него поток оскорблений, но не успела сказать ни слова. Деревянный игрушечный дракон вдруг ударился о его грудь кончиками заострённых крыльев и беззвучно рухнул на примятую траву, стелившуюся под ногами. Между ними вновь воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь отзвуком сбитого и сорванного в криках дыхания. Деймон опустил удивлённый взгляд ниже и встретился с двумя горящими огоньками, мерцающими на дне золотисто-карих глаз. Эртур смотрел на него с безмятежным и поразительно спокойным для годовалого ребёнка лицом, которое не дрогнуло ни разу за всё то время, которое его родители тратили на бессмысленный спор и едкую ненависть в адрес друг друга. Деймон с весельем и интересом подумал о том, что сын, рождённый пустым и бескрылым, без тени страха бросил в него игрушку после всех тех обидных слов, что прозвучали в сторону его матери. Он почти готов был поверить в то, что этот неожиданный выпад на самом деле являлся совершенно осмысленным решением.       Маленькая Дейнис, куда более впечатлительная, чем брат-близнец, вдруг громко заплакала, не выдержав того жуткого напряжения, что воцарилось между её семьёй. Рея встревоженно отступила и, поставив сына на ноги, присела рядом с дочерью, изо всех сил стараясь отвлечь её от слёз. Эртур же без тени страха или сомнения приблизился к нему. Он, подобрав с земли упавшую игрушку, счистил с неё налипшую грязь, а после… вновь бросил в него, вкладывая в это все свои детские силы. Но дракон ударился о высокие сапоги и стремительно рухнул обратно, в примятую траву. Деймон ответил на это, не тая иронии:       — Продолжай пытаться, малыш. Однажды точно получится.       Эртур ответил ему мрачным молчанием, а леди Рунного Камня, окончательно доведённая выходками супруга, вновь осыпала его едкими обвинениями, виня во всех мыслимых и немыслимых грехах и отчаянно пытаясь перекричать детский плач.       — Не желаешь быть им отцом — твоя воля! Я родила их для себя и не нуждаюсь в советчиках! — рявкнула Рея Ройс, баюкая на руках хныкающую Дейнис. Её маленький дракон сдавленно шипел, встревоженный запахом страха и слёз. В темноте глаз его нелюбимой жены впервые за многие годы супружеской жизни зажглось что-то действительно злое и опасное. Её ядовитые слова лились нескончаемым потоком, исторгая из глубин души всё то, что столь долго в ней копилось. — Если бы в день рождения этих детей ты был подле меня, как законный муж, то смог бы наречь сына так, как захотел сам. Но тебя не было! Никогда не было! Они не знали тебя ни единого дня своей жизни, и я сделаю всё, чтобы не узнали и в дальнейшем!       Из глубины чащи вдруг показались испуганные лица трёх служанок, которые поспешили к ним сразу, как только услышали крики и детские рыдания. Женщины с опаской и ожиданием приблизились к своей леди и, поймав в её взоре безмолвный приказ, торопливо забрали на руки плачущую Дейнис, которая всё никак не могла успокоиться, слишком поражённая развернувшейся перед ней ссорой. Дракон на её плече беспокойно шевелился, пугая прислужниц своим угрожающим шипением, но не смел атаковать, лишь тыкался носом в мокрые детские щёки. Его слишком тревожили слёзы собственной хозяйки, чтобы обращать внимание на чужих людей.       — Отнесите Эртура и Дейнис в мою опочивальню, — сказала обманчиво спокойным голосом леди Рунного Камня. Но взгляд её говорил красноречивее любых слов — она едва находила в себе силы сохранять терпение и выдержку. Лишь после того, как спины служанок сокрылись в глубине богорощи, Рея позволила себе вновь разомкнуть уста: — Видят Боги, я старалась избегать тебя эти дни как могла, потому что знала, что так случится. Но раз ты бросаешь мне столь открытые обвинения, то я не могу оставить их без внимания.       — Обвинения — это всё, что мне остаётся, супруга, — с утомлённым смешком откликнулся Деймон. Недолгий разговор с законной женой утомил его в разы сильнее, чем вся война на Ступенях, длившаяся не один год. — Когда ты держала путь в Королевскую Гавань, то должна была понимать, что эта встреча неизбежна.       — Верно, — лаконично ответила Рея, щуря тёмные глаза. И ступила ближе к нему, останавливаясь на почтительном расстоянии. Недостаточно близко, чтобы убить её, и достаточно далеко, чтобы она успела спастись. — Поэтому более никаких встреч не будет. Как только я вернусь в Рунный Камень, ты и шагу туда более не ступишь. И я не желаю видеть в небе над своими владениями ни тени твоего дракона. А детей, существование которых тебе столь претит, буду воспитывать самостоятельно. И, если потребуется, я обращусь с этой просьбой к твоему брату. Или к королеве Алисенте. Уверена, она мне в помощи не откажет.       — Учить Дейнис сидеть в драконьем седле тоже будешь сама? — едко поинтересовался Деймон. Имя шлюхи из Староместа невольно резануло его чуткий слух. — И неужели ты полагаешь, что эта хитрая змея, пробравшаяся в постель к моему брату в день похорон его первой жены, станет тебе верным другом и союзником? Неужто ты всерьёз решила отдать Дейнис замуж за её второго сынка? Да она использует тебя и твою дочь, как разменные монеты в политической игре, чтобы усадить своего сосунка Эйгона на железный трон. Не будь столь наивна!       — Да катись ты в Пекло со своими браками и замужествами! Даже не поминай при мне об этом! — разъярённо откликнулась Рея, стремительно теряя остатки своего терпения. — Я сама разберусь, с кем и когда мне венчать моих детей! И ещё! Если тебя столь сильно беспокоит тот факт, что яйцо Эртура не проклюнулось, то будь спокоен. Когда он вырастет и станет сильнее — непременно возьмёт то, что положено ему по праву рождения. Без твоей помощи!       Деймон не сдержал снисходительной улыбки, поражённый и взбудораженный столь безосновательной уверенностью этой женщины. Рея Ройс, далёкая от тайн королевской династии, полагала, что ребёнок, рождённый от человека с валирийской родословной, был в силах оседлать дракона лишь потому, что появился на свет от выгодного союза. Вот только одного права крови недостаточно для того, чтобы заполучить в руки такую власть. Дикие особи, живущие в глубине вулканических пещер Драконьей Горы, — уже давно не детёныши, охотно принимающие человеческую ласку и привязывающиеся к тому, с кем делили колыбель. Свою Эртур разделил с мёртвым яйцом. Оно не приняло его, преждевременно обратившись в камень, а потому не стоило столь слепо уповать на то, что взрослый дракон поступит иначе, встретив нового всадника с искренним радушием. Эти существа непредсказуемы, как пламя, которое нужно учиться контролировать.       — Хорошо, супруга, будь по твоему, — сказал Деймон с лукавой усмешкой и склонился ближе к ней, с мрачным весельем вглядываясь в искрящиеся гневом карие глаза. — Пусть Эртур попробует подчинить себе дикого дракона самостоятельно. Я не стану препятствовать. Но если потом в драконьей пещере найдут его обугленные кости — не говори мне, что я не предупреждал.       Рея не сдержала судорожного испуганного вздоха, и маска раздражения слетела с неё, обнажая страх, острый, как наконечник копья. Она считала, что драконов можно оседлать столь же легко, как ручную лошадь, выросшую в стенах уютной конюшни, но ошибалась в каждом своём суждении. Деймон с большой охотой возложит бремя воспитания подрастающих наследников на её плечи и понаблюдает со стороны, как овечка из Рунного Камня, бесстрашно скалящая зубы перед драконьей пастью, будет растить детей, в чьих жилах текла горячая валирийская кровь. И если вдруг мальчишка, повзрослев, всё же отважится сунуть голову в темноту вулканических пещер и покинет её верхом на драконе — Деймон признает его своим сыном с распростёртыми объятиями. Ну а если нет… Что ж, он отправит его косточки в Рунный Камень, как последнее, что осталось от Эртура Таргариена. И, возможно, однажды у него появятся другие сыновья, которым повезёт больше.       Решив, что на этом их утомительный и долгий разговор подошёл к концу, Деймон отвернулся, всей душой желая покинуть общество законной жены. В ближайшие дни стоило забыть о визитах в богорощу, потому что ещё одного подобного столкновения его хрупкое терпение обещало не пережить. Он и без того ходил на грани, на острие, с которого грозился сорваться в пропасть, щерящую свою гигантскую пасть.       — Эртур сможет оседлать дракона! И возьмёт то, что принадлежит ему по праву! — хлыстом прилетело ему в спину.       Эта неуёмная женщина не могла оставить последнего слова за ним. Насмешливая улыбка тронула его губы, но он не замедлил шаг. И откликнулся пренебрежительно и спокойно, не скрывая искренней иронии:       — Ничуть в этом не сомневаюсь, дорогая супруга. В конце концов, он ведь твой сын!