Засыпай, на руках у меня засыпай...

Природа в аду, конечно, отличается от того, что мы привыкли видеть. Но если честно, не сильно. Парочка цветочков, ну и растений. Это место отличается от земного, пожалуй, небом. В красном свете любые растения покажутся вам в своем грязно-серо-зеленом обличии, что-то вроде хаки. Как бы там ни было, этот богом забытый, и заброшенный сад и действительно неплохо выглядел, это Аластор подметил этот факт тотчас же, выходя из машины, заодно сразу же открывая зонтик. Влажный воздух ударил в нос, заставля покрыться мурашками, оставляя за собой ощущение свежести где-то внутри. Олень прищурился от удовольствия, несмотря на прохладную погоду, он любил запах сырости, и свежесть, наступавшую вместе с ним. Картина, представшая перед ним убаюкивала, вселяла внутрь какое-то неприлично сильное спокойствие. Когда он последний раз это ощущал? В глаза бросались кустики с неизвестными ягодками различных цветов и оттенков, розовые кусты, источающие замечательный, излюбленный оленем аромат, а рядом с ними произрастала астильба-просто симпатичный цветок, напоминающий гипсофилы. Высокие, многолетние деревья, легонько покачивались в такт ветру, словно пританцовывая, дополняя амосферу. Среди них были уже и подсохшие, и те, что норовили упасть замертво. На стволах расположился мох, который жадно раскидывался чуть ли не в половину длинны стволов. В сыром, как я уже упоминала, воздухе, витал запах сосны, роз и чего-то ещё, перемешиваясь с запахом по-осеннему зрелой травы. Вдали раскинулось золотистое поле. Аластор не являлся экспертом в ботанике, но знал значения некоторых цветов. Например, Рози он часто дарил белые хризантемы, в знак верности, уважения, радости, которая возникает рядом с ней. Но олень мог забить на флориографию, и просто подарить красные розы, потому что тот всегда считал, что она достойна лучшего. Как он сам говорил: "семья, которую ты выбираешь—лучшая". Так вот, Рози, наверное, настолько стала привычна и излюбленна радио-демоном, да и мать напоминала, что уже сама не заметила, как вошла в семью оверлорда. При воспоминаниях о подруге, он окончательно расслабился. Антураж был умопомрачительный, и подходящий для филосовствования, и может даже он бы и погрузился в мир метафизических грез, если бы не подошедший сзади возлюбленный. Вокс посчитал, что мирная, слегка покачивающаяся физиономия возлюбленного просто не может быть обделена объятиями. Было бы просто зверством, если бы он оставил его так и стоять. Наконец, Вокс залюбовался достаточно и тихо подкрался к суженному. Аластор с этим поступком был не согласен, и поэтому даже вздрогнул от неожиданности, когда со спины ему на талию легли чужие руки, которые осторожно прижимали размышляющую тушку к себе. —"Тебя не учили, что так подкрадываться сзади мало того, что некрасиво, так ещё и чревато последствиями?" Вокс, издавший довольный смешок, промурчал старшему в плечо: —"Не-аа..." —"У меня прямо сейчас в руках есть зонт, и если ты не отлипнешь от меня, то я могу засунуть его тебе в анальное отверстие и раскрыть." Зрачки старшего сузились, а уши плотно прильнули к голове, это означало, что он вышел из позиции спокойствия, и опять начал тревожится. Есть у него такое свойство. Он часто прибывает в напряжённости. Но, младший не отступал, и на зло прижал к себе оленя покрепче. —"Ну, хоть какой-то интим." Следом, плазма устроилась у радиоведущего на плече. Сама же подставка, в то время недовольно закатила глаза, смиренно выдохнула. —"Ты безнадёжен." —"Я знаю, любимый, знаю." Аластор попытался развернутся в сторону товарища, дабы предстать к нему лицом, но у него даже на половину этого сделать не вышло, ведь кто-то отпускать его не желал. Тогда Аластор переложил зонт в другую руку, и свободной осторожно погладил по верхнему левому углу монитора. Он нежно ощупывал его, оглаживал, по-своему проявляя ласку. Вокс удивлённо распахнул глаза, и уставился на радиоведущего. Через секунду удивление сменилось удовлетворением, он снова прикрыл глазки. Он упивался ситуацией, пока мог, ведь буквально через час этого всего может не стать. Может, это последний раз, когда он обнимает любимого. Кто знает, что он может выкинуть. Думать об этом не хотелось, иначе можно было начать очень сильно тревожиться, а может даже биться в панике, с очередным окурком, который уже обжигает пальцы, в то время как Валентино будет пытаться его успокоить. Несмотря на осознание всей ситуации, он был совершенно в себе. Его овеяло каким-то странным спокойствием, тихим людским счастьем, кое он даже при жизни ни с кем не испытывал. Будто, его душа улеглась наконец, словно бы спустя долгое время она обрела покой, который он так долго искал, хватался за каждую протянутую руку, а иногда даже за край пальто мимо проходящего человека, а может грешника. Будто преследование внимания продолжалось всю эту сотню с хреном лет. А сейчас... В момент все утихло. И это логично, всё что нужно Воксу для успокоения-Аластор. Лучший антидеприссант, лучший наркотик, самая любимая зависимость, которую он никогда бы добровольно не бросил. Наверное, веяло всем этим именно от оленя, который будто бы тоже ластился к рукам товарища, и быть может, ему даже ситуация приносила удовольствие. Как бы там ни было, столько десятилетий скитания из постели в постель, проститутки Вала, наркотики, тысяча и один бизнес... Нет, ничего не могло этого заменить. Столько боли, в которой Вокс обессиленно и беспомощно захлебывался все это время, которая застилала пеленой ему глаза, и заставляла блевать кровью, вперемешку с алкоголем на различных улицах, пока Валентино аккуратно держит в руках его пиджак, а Вельветт жмуриться и отварачивается. Столько нотаций и скандалов, а следом попыток поговорить с Воксом. Это все было не то, что нужно. Вот оно— лекарство, думал Вокс... Внезапно, поглаживания прекратились, а Аластор каким-то образом оказался лицом к лицу с возлюбленным. Он сам не заметил, как зонт оказался на земле, и обнял Вокса в ответ. Телеведущий лихорадочно хватался за эту возможность, и жался, что есть мочи к возлюбленному, боясь, что это прекратиться, бесследно оборваться, и погрязнуть воспоминанием в трясине запоев и реабилитации, вперемешку с абстинентным синдромом. Вокс сам не понял, как на глазах выступили кристаллы слезинок, как смешки на фоне стали добрыми, и как чужие руки, хотя скорее родные, осторожно пристроились на его экране, смахивая слезы. Должно быть, он сейчас выглядел очень глупо, неподобающе оверлорду, но почему-то было слишком все равно, и почему-то сразу обоим. Это, черт возьми, самые лучшие секунды его жизни, думал он, ощущая неприступные руки на себе, утыкаясь Аластору прямо в грудную клетку... И наверное, лучший день, даже если последний в своем роде. Изо рта сами вылетели совершенно безрассудные слова, но такие правдивые, не прикрытые образом, маской, или ещё чем-то: —"Я... Блять, тебя обожаю." В ответ последовало лишь молчание, но ему ответ был совершенно не нужен. Наверное, в этом молчании смысла было больше, чем в любом ответе, который только приходил в голову. Единственное, наверное, что сейчас омрачало его голову—одна мысль: "А что, если я проснусь?" Но знаете что, даже если это сон... С ним ничего не может сравниться. По-прежнему, он будет лучшим моментом. Тело прошибала мелкая дрожь, то ли от волнения, то ли от удовлетворения. Вокс решил, либо сейчас, либо никогда. Он наконец отлип от бедного Аластора, который выглядел очень озадаченным, удивлённым и смутившимся. Все же, олень продолжал придерживать возлюбленного за плечо одной рукой, впиваясь когтями в его одежду, что говорило о том, что тот себя тоже не особо контролировал. Другой же рукой тот ещё раз смахнул слезинку с щеки товарища. Обстановка сложилась очень уж подходящая, лирическая. —"Ну что за сентиментальность, прекращай... Не уж-то стареешь?" —"Может быть, но знаешь, я думаю это не от старости, а от любви. Я люблю тебя... Очень люблю." —"Ой фу, как романтично. Ужас!" Едва слышно тот следом добавил: —"Может быть взаимно." Товарищ, к счастью или сожалению, не услышал. Вокс быстро нашарил в кармане нужное, попутно наткнувшись на тот самый презерватив, от чего про себя усмехнулся. Он собирался уже опуститься на одно колено, как полагается во всех любовных мелодрамах, но его вдруг резко заботливо ухватили за ворот пиджака. —"Мокро. Штаны намочишь." Радио демон не понимал в общем-то, что он делает, как и не понимал, что делает его любимый, но тем не менее авантюра намочить одежду, опустившись на влажный старющий и грязный асфальт, ему по вкусу явно не пришлась. Возникла неловкая пауза. Вокс попытался убрать руку оленя с пиджака, но тот был неприклонен, ни в какую не желая отпускать. —"Заболеешь... Ах да, точно, ты же у нас электрический..." Аластор исправился: —"Вдруг коротнет что... Я в технике не разбираюсь, если она конечно, не тридцатых годов... Ну ты в курсе". —"Не коротнет, не бойся, ты же не думаешь, что мое тело настолько ненадежное?" Аластор саркастично посетовал, прищуриваясь: —"Ну мало ли, вдруг и вправду хлипенькое". —"У меня есть идея как опровергнуть твои домыслы. Знаешь какая?" Вокс похабно улыбнулся, а Аластор, выучивший эту улыбку наизусть за столько короткий промежуток времени, сквозь зубы ответил: —"Ох нет, спасибо." Снова мертвая тишина, во время которой Аластор опомнился, и поднял несчастный выброшенный на землю зонт. Удивительно, что он так отвратительно обошёлся с вещью, похоже и вправду, совершенно бессилен против своих эмоций, когда рядом этот... Аластор старательно подбирал слово. Идиот. Паралельно этим действиям, младший опустился на одно колено, наконец, и только старший повернулся спросить, какого хрена сообственно, Вокс так отчаянно пытался опуститься на землю, перед ним оказалась небольшая бархатная черная, словно покров ночи, маленькая коробочка, которая нелепо подрагивала в чужих руках. Ответ нашелся без слов. У Вокса перехватило дыхание, и наверное даже, на половину намоченная штанина перестала ощущаться. Он с трудом заставил себя поднять взор на тушку старого товарища. Аластор выглядел так, будто его током ебанули. Он застыл, казалось, даже дышать перестал. Продолжалось это не долго. —"Так... Э-эм... Ты выйдешь за меня? Или женишься?... Да поебать, вообще-то..." В ответ на это Аластор выпалил, несмотря на шоковое состояние: —"Ты даже предложения отвратительно делаешь..." —"Ну извините... И, ты выйдешь за меня?" Аластор честно пытался думать, но во первых, сбившийся пульс и дыхание, мысли, которые невозможно собрать в кучу, здраво это сделать не давали. Даже в таком случае причин отказываться у него действительно не было. Одной из веских причин согласиться была та, что обещала освобождение от сделки пятидесяти процентов души. Олень старательно обходил стороной слова: "полагаю, он любит меня не один. Почему бы и нет?" Конечно, времени на раздумья у него особо не было, но даже за такой мелкий промежуток, единственная причина отказаться—гордость. Но, не успел Аластор вернутся в успокоенное состояние, чтобы принять решение, из него уже как-то само вырвалось короткое, неуверенное, тихое: —"Да...?" Теперь они оба изображали выкованные изо льда фигуры, замершие в одной позе. Ахиревший Вокс, ожидавший такой ответ и реакцию меньше всего. Казалось бы, такой неприступный, утонченный, многими обожаемый оверлорд, достался... Его же заклятому врагу? И Аластор, только что осознавший и стушевашийся, от того что ляпнул, сгоравший от стыда. Единственное, что его отвлекало от самобичеваний-кольца. Удивительно, но они действительно великолепны. Это вообще последнее, что ожидал бы в такой ситуации Аластор. Совершенно прекрасно было видно, что оно сделано... Наверное, даже с душой. Дизайн был ахирительный. Каменный позолоченный цветок розы... Готов поклясться, точно единственные такие в аду... А может и во вселенной. Он всматривался в них, словно в неизведанною бездну. Они очаровывали своим блеском, завораживали, пробивая на мурашки, не давали отвести от них взгляд. А ещё приятнее, что их дарит любимый... Стоп. Ладно, не важно. Все таки, взор отвести не удавалось. Да и... Не хотелось? Так глупо, никогда бы он не признал, что полюбил кого-то. А сейчас весь его образ циничной недотроги голубых кровей рухнул в момент, и может даже он был не против. Три заветных слова крутились в его голове, но признать их было очень сложно. Однако, Аластор не из слабых. Внутри него, пожалуй, шел бой с самим собой, не на жизнь, а на смерть. Продолжался весь этот театр немых актеров, у которых судя по всему, кататонический синдром, пять минут. Хотя ощущался как вечность. Именно у Вокса сомнений в своем решении не было, даже скорее наоборот, оно было необходимым для него как воздух. Какие вообще могут вставать вопросы, если твои глаза прилипают к нему каждый раз, когда ты случайно замечаешь его фигуру, когда находишь его черты в некоторых прохожих, когда столько лет искал в чужих руках и на дне бутылок, не только бутылок. Какие могут быть вопросы, если он останавливает время произнося всего пару букв, заставляет сердце биться аритмично и настолько сильно, что по ощущениям, остаются гематомы. Это было очевидно, он предписан младшему судьбой. Никаких вопросов у него не было. Первым воскрес Вокс, который робко, наконец, встал с земли, и шагнул в сторону... Будущего супруга? Эта мысль согревала продрогшее до косточек и немного мокрое тело Вокса. Аластор, наконец, вышевший из ступора, встрепенулся, быстренько пришел в себя, состроил такое лицо, будто с ним такое каждый день происходит, и сделал оставшиеся пару шагов, которые оставались между ними, явно перехватывая инициативу. Он осторожно вынул одно кольцо из коробки, которую Вокс держал одной рукой на уровне груди, после чего взял мелко дрожащую руку возлюбленного и осторожно надел на неё кольцо. Следом, проделал то же самое с собой. После этого он повернулся к солнцу, оставив Вокса стоять с самым самодовольным лицом, которое он только видел. Аластор задумчиво подставил руку под солнечный свет, и немного прищурился из-за сильного отблеска. Олень присмотрелся к ювелирному изделию, а после констатировал факт, возвращаясь к будущему, но все же, супругу. —"Изумительное." —"Рад, что тебе понравилось." Окончательно раскованный олень, двинулся в сторону младшего, напористо хватая его за талию, а второй рукой придерживая то место, где по идее должен был быть затылок, вцепился в губы возлюбленного, будто в последний раз. Вокс, ахиревающий, уже хуй знает какой раз за день, мягко поддался старшему. Неужели, все это наяву? Наконец, Аластор отлип от бедного, чуть ли не задохнувшегося телевизора, и приспокойненько, но паралельно пытаясь отдышаться, сказал: —"А теперь, милый мой... Аха.... составь-ка мне компанию, и прогуляйся со мной по этому... Хах... замечательному месту!" Все ещё отходящий от сегодняшних событий, расчувствовавшийся Вокс приглушённо ответил: —"Конечно, драгоценный мой..." Внезапно, олень опять прикоснулся к любимому, а именно, огладил его по щеке. —"Забыл сказать. Я тебя люблю. Только не плачь, хорошо?" —"Я тебя тоже!!!!" Вокс нежно чмокнул супруга в щеку, усердно пытаясь не разрыдаться снова. Тот же, взял его под руку и потащил гулять.