”Плач Королевского Советника„

Плач королевского советника. Тела большинства людей остывают, когда они теряют кровь. Циркуляция бесконечных капель крови через крохотные трубочки, пронизывающие каждый уголок их тел, были единственным, что сохраняло комки мышечной и жировой ткани, костей и кожи, то, что они называют телом, в тепле. Но не Мобэй Цзюнь. Ему становится теплее, кожа тает в пальцах Шан Цинхуа, наконец, теплея от его прикосновений, как он всегда и хотел. Но не так. Не так. Кровь Мобэй Цзюня вытекает из его горла, и Шан Цинхуа пытается удержать ее внутри, не задушив его, но все, о чем он может думать, пока бормочет утешения и просит, - это то, насколько теплым стал его король сейчас. Таяние льда. В старом мире Шан Цинхуа, когда ледяные шапки и ледники таяли, было ли такое ощущение? Неужели вся планета держала ледники на своих коленях и засовывала пальцы в рану, пытаясь пережать артерию? Неужели весь мир оплакивал и кричал, как сейчас Шан Цинхуа? Умолял ли мир о пощаде солнце, как Шан Цинхуа умолял Систему? Тело вялое. Глаза темные. Кровь вялая. Кожа теплая. Шан Цинхуа знает, что это такое. В своей первой жизни он видел, как его отца сбила машина, когда ему было двенадцать. В этой жизни он видел сто смертей. Он знает, что это такое. Но его пальцы остаются прижатыми к этой ране, направляя духовную энергию, хотя на данный момент она лишь ненадолго прижигает меридианы Мобэй Цзюня, прежде чем погаснуть. Свеча без воска. Убийца смог подобраться так близко только потому, что Мобэй Цзюнь был отвлечен глупыми вопросами Шан Цинхуа о свадьбе. Он знал, что эти вопросы были глупыми, когда он их задавал! Он знал! Но он хотел, чтобы на него смотрели эти ледяные глаза, он хотел почувствовать, как сильные руки Мобэй Цзюня вытягиваются из-под его мехов и сжимают талию Шан Цинхуа, он хотел этого тихого присутствия всего на несколько мгновений - неужели это была слишком большая просьба? Неужели Шан Цинхуа превысил свою космическую карму, и теперь Мобэй Цзюнь расплачивается за него? Пальцы, все еще питающие энергию Мобэй Цзюня через перерезанное горло. Шан Цинхуа наступает ногой по голове убийцы, который тоже истекает кровью на полу спальни, которую Шан Цинхуа делит с Мобэй Цзюнем. Он скулит, пока еще не умер. Шан Цинхуа лишь жмет сильнее. Снова. Снова. Снова. Снова. В конце концов он перестает скулить. Шан Цинхуа продолжает бить их голову об пол своим ботинком, пока тот не перестает быть похожим на обувь. А затем красная дымка перед его глазами прерывается прохладным синим цветом текстового системного уведомления. Синий цвет привлекает внимание Шан Цинхуа, и на секунду Цинхуа все еще может представить этот оттенок в палитре мантии Мобэй Цзюня, когда тот каждое утро машинально встает с кровати. На данный момент мантия Мобэй Цзюня окрашена в красный цвет. Шан Цинхуа старается не думать об этом. “Доступен новый квест! «Плач королевского советника» Начать квест? [да/нет]” Шан Цинхуа смотрит на экран. На одну пронзительную секунду он осознает липко-резиновую текстуру выброшенной крови Мобэй Цзюня внутри его окоченевшего тела. Он всхлипывает, не желая вынимать руки из раны и вытирать слезы. Он смотрит на экран. Он смеется. — Дай мне свой хуев квест. Система расплывчата и ведет его к местам, где хранятся фрагменты необходимой ему информации, вместо того, чтобы дать ему все, что ему нужно. Это отлично. Шан Цинхуа может быть терпеливым. Он может быть терпеливым. Всё ради Его Короля. Он держит тело Мобэй Цзюня в прохладе их спальни и потихоньку сшивает ему горло аккуратной маленькой иглой, тихо бормоча успокаивающие слова, как будто нервы Его Короля все еще соединяют его мозг и уши, и он может найти какое-то утешение в словах. Но он не может. Он мертв. Мобэй Цзюнь мертв. Ненадолго, учитывая, что Шан Цинхуа есть что сказать по этому поводу. Проходит неделя, прежде чем он покидает холодные залы дворца Мобэй Цзюня. Он впитывает в тело Мобэй Цзюня столько духовной энергии, сколько может. Он знает, что это убережет труп от разложения. Он помнит свой сюжет. Он навещает Му Цинфана, расспрашивает о том, чего он хочет добиться. Му Цинфан бесполезен. Шан Цинхуа знал, что так и будет. Он говорит: «Если Мобэй-Цзюнь болен, почему бы не попросить Ло Бинхэ о помощи?» как будто в этом дело. Как будто Шан Цинхуа истекал кровью из-за болезни. Тем не менее, он стучится в дверь Огурца-Бро, и Шэнь Цинцю сразу видит, что с ним что-то не так, и просит Ло Бинхэ поставить чайник с чаем, прежде чем Шан Цинхуа переступает порог. У Шэнь Цинцю безразлично наигранное лицо, которое из-за веера становится еще более безразличным, а Ло Бинхэ прямолинеен, как зеркальный зал, поэтому Шан Цинхуа не может угадать, как много они видят на его лице. Брат-огурец откашливается и указывает на точку на щеке, и Шан Цинхуа понимает намек и вытирает лицо рукавом. Он становится кроваво-красным. Кровь. Чья? Мобэй Цзюня? Убийцы, тело которого Шан Цинхуа вчера вывесил из окна? Шан Цинхуа, из-за кровотечения из носа от истощения, которое продолжает появляться и исчезать, появляться и исчезать, как вода в поломанном кране, чем дольше он истощает свой организм отсутствием еды, одновременно передавая большую часть своей духовной энергии трупу своего возлюбленного? Шан Цинхуа быстро спохватывается, прежде чем он случайно ошибается и спрашивает Ло Бинхэ о лучших методах хранения трупа будущего мужа. Или, может быть, ему не следует ловить себя на этом. В любом случае, это вопрос, который он действительно хочет задать. Но нет, его вопрос сегодня адресован Шэнь Цинцю - или, скорее, братцу Огурцу, ненавистнику с энциклопедическими знаниями о каждом растении, животном, сюжетной линии и магическом предмете, который использовал в своих произведениях «Самолет, стреляющий в небо». Даже Шан Цинхуа большей части этого не помнит. Половина, которая не была написана в итоговом варианте, пока он был под кайфом от чего-то, была написана, когда он не ел два дня и ему нужно было больше подписчиков, чтобы позволить себе еду. «Шэнь Цинцю», — сердечно говорит Шан Цинхуа. Блять. Он неправильно подобрал тон. Он заметил это по тому, как веер дернулся в руке Шэня. С небольшим изменением позы, которое Шан Цинхуа не может истолковать, а Ло Бинхэ явно может, Шэнь Цинцю произнес: «Бинхэ, этот муж скоро будет признателен за ужин. Принесешь мне ингредиенты?» Ло Бинхэ ухмыляется, явно понимая, что это уловка, чтобы вытащить его из дома, но делает, как велено. Только сказал: «Конечно, Шицзунь», —поцеловав руку, протянутую ему, проходя мимо стола. Как только Ло Бинхэ уходит, Брат Огурец устанавливает заглушающую защиту и кладет веер на стол. «Самолет-бро, — говорит он, — что такое?» Шан Цинхуа улыбается: «Ничего, Огурец-бро. Просто мне нужно позаимствовать твою эйдетическую память.» «Ты используешь такие громкие слова только тогда, когда нервничаешь», — говорит Брат Огурец, снова обхватывая пальцами ручку веера. Улыбка Шан Цинхуа мерцает. Опять оплошность. Вторая с момента его визита - может быть, третья, если он посчитает то, что у него было с выражением лица у двери, то, что заставило Братца Огурца сказать мужу, чтобы тот поставил чайник с чаем. Он надеется, что, если он сохранит молчание, Огурец-Бро уступит своему нетерпеливому характеру и перестанет спрашивать. Шан Цинхуа может быть терпеливым. Брат-огурец не знает терпения. Вся его идея была сплошным спидраном. Шан Цинхуа может заставить его замолчать столько, сколько ему нужно. Шан Цинхуа ломается первым, — «Мне нужна помощь в поиске библиотеки». «В какой библиотеке?» «Я не знаю, братан. Та, у которой есть крайне странный запорный механизм?» «Самолет-бро, таких как минимум шесть из тех, что упомянуты в “Пути гордого бессмертного демона”. Пожалуйста, будь более конкретен.» «Э-э, — ломает себе голову Шан Цинхуа. Он проклинает свою плохую память несколько секунд, пока изящные пальцы Брата Огурца не выдергивают его руки из его же волос.» Лицо Братца Огурца искажено беспокойством. У Шан Цинхуа две пригоршни собственных волос. Он не помнит, как их вырвал, но чувствует боль в голове. Оттуда, должно быть, и взялись пряди. Глубоко в душе он надеется, что они не оставят проплешин. Мобэй Цзюнь будет недоволен лысым женихом, когда тот вернется живым. Шан Цинхуа понимает, что слишком долго находился вдали от Мобэй Цзюня - скоро ему понадобится больше духовной энергии. Он должен вернуться. Он должен вернуться. Он должен вернуться. Он должен вернуться. «Брат-Самолет, — тихо говорит Огурец-братан, — Ты в безопасности. Серьезно, бро, это на тебя не похоже». Шан Цинхуа не помнит, как стучал кулаками по вискам, но чувствует там боль, чувствует, как Огурец-Бро держит его руки по бокам. Должно быть, это выглядит неловко, очень неловко. Владыка пика Цин Цзин неподвижно держит руки повелителя пика Аньдин, словно ребенка в истерике. Он смеется. Это только усиливает напряженное выражение лица Брата Огурца. «Я никогда не изобретал сложных шестеренок в этом мире, — тихо говорит Шан Цинхуа, — не так ли?» Брат-огурец говорит: «Ты изобретал. Есть клан демонов, которые используют их для строительства городов на скалах. Именно там Ло Бинхэ встретил 12 Душераздирающих Красавиц - ты этого не помнишь? Это было в тренде в Твиттере примерно три недели». О да... Теперь Шан Цинхуа вспоминает. Ло Бинхэ сражался со всеми 12 Душераздирающими Красавицами за право жениться на их младшей и самой красивой сестре. Или что-то подобное. Ему отключили воду после того, как он написал первую половину, исследуя построение мира первого и единственного клана демонов, чтобы изобрести элементарные технологии, такие как механизмы, и ему пришлось опубликовать главу из местной библиотеки, потому что он также не мог оплатить свой интернет-счет. Популярность в Твиттере принесла ему еще одну порцию новых подписчиков, достаточно большую, чтобы оплатить счета за воду и интернет, а также купить продукты. Кого волнует, что он по сути испортил пасхальное яйцо, которое он засеял для Ло Бинхэ, чтобы вдохновить клан торговать механизмами с более широкими сферами демонов и культиваторов, по сути, положив начало промышленной революции. Ему пришлось есть овощи с рисом в течение тех трех недель, когда он был в тренде в Твиттере. «Ты успокоился? — спрашивает Огурец-Бро, возвращая голосу свою туполицую апатию. Его руки отпускают руки Шан Цинхуа, и он снова разваливается на своей стороне стола. Он не просит Шан Цинхуа объяснить, что за херня только что произошла, и Шан Цинхуа никогда не был так ему благодарен, — А теперь, — говорит Братец Огурец, — насчет этой библиотеки. Есть ли там статуя-хранитель, похожая на альпаку?» «Нет», — говорит Шан Цинхуа. Он мог бы попросить Огурца-Бро рассказать ему, в какой библиотеке есть свитки о ритуалах жертвоприношения, и он бы легко рассказал ему, но тогда секрет Шан Цинхуа был бы раскрыт. Не вариант. Но, черт возьми , Шан Цинхуа не может вспомнить ничего, кроме того, что эти ритуалы существуют где-то в библиотеке! И что коллекции четырех самых популярных жен Ло Бинхэ пришлось неделями путешествовать, чтобы найти ее… Недели? Если Лю Минъянь понадобилось несколько недель, чтобы добраться куда-либо, то это место также может быть Сибирью. «Какая библиотека находится дальше всего от остальных?» — спрашивает Шан Цинхуа. «Хочешь, чтобы я и Бинхэ сопроводили тебя?» — спрашивает Братец Огурец. Шан Цинхуа говорит ему “нет”, и ему удается сказать это почти нормально. Цинцю вздыхает: «Безночная библиотека. Я могу нарисовать тебе карту, если ты дашь мне немного времени.» Огурец-Бро позволяет заглушающей защите исчезнуть, пока он рисует карту, и Ло Бинхэ, должно быть, ждет снаружи, потому что в тот момент, когда начинается затухание, он входит внутрь, целует Братца Огурца в макушку и начинает молча делать ужин. Он делает три порции и отдает одну Шан Цинхуа. Шан Цинхуа слишком увлечен тем, насколько теплым должен быть Мобэй Цзюнь, чтобы в полной мере оценить превосходные кулинарные навыки главного героя. Мобэй Цзюнь ест все замороженное, и это, вероятно, будет вкуснее, чем любое божественное блюдо, о котором мог мечтать Ло Бинхэ. Все было бы безупречным на вкус, если бы Мобэй Цзюнь был здесь и разделил бы это с Шан Цинхуа. Он мог бы вернуться к вытаскиванию жуков из риса и приготовлению его в микроволновой печи для сотрудников библиотеки, даже если он там не работает. Что-угодно. Ло Бинхэ видит карту, которую заканчивает Огурец-Бро. Его брови нахмурились, приближая их к знаку небесного демона, — «Шицзунь, должен ли этот муж сопроводить своего шишу?» Огурец-Бро похлопывает Ло Бинхэ по щеке, вызывая у главного героя Шан Цинхуа зубастую улыбку, созданную так, чтобы она была вся с острыми краями, — «С ним все будет в порядке. Цинхуа-шиди - опытный культиватор». Его кормят ужином, а потом отправляют домой с картой. Он почти проносится мимо различных насмешливых куртизанок, и один демон помоложе отпрыгивает в сторону, когда он проходит мимо. По мнению Шан Цинхуа, слишком много чести. Он тянет тяжелую голову Мобэй Цзюня к себе на колени, стараясь не смотреть на неумелые швы на шее. Неловко держит его за запястье под таким углом, но держит его близко,однако когда он такой теплый, это кажется путешествием в подвешенное состояние, но Шан Цинхуа также не может держаться подальше от Его Короля. Он питает Мобэй Цзюня духовной энергией до тех пор, пока тот полностью не лишается сил, пока из его носа снова не идёт кровь, пока Мобэй Цзюнь наконец не чувствуется снова прохладным на ощупь. Он вытирает лицо и спит на полу. На следующий день какой-то высокопоставленный граф демонов ломится в дверь и требует аудиенции у Мобэй Цзюня еще до того, как Шан Цинхуа даже сел. Блять. Он не может сказать этим ублюдкам, что Мобэй Цзюнь болен, так как это делает его уязвимым для нападения. Он также не может изображать труп марионеткой, как ебаный «Уикэнд у Берни», и он не может вести чревовещание. Все знают, что, Мобэй Цзюнь даже мало говорит. Если Шан Цинхуа сможет придумать способ двигать головой в нужный момент, он, вероятно, сможет это осуществить. Да. Подождите, блять, нет. Это ужасная идея. Шан Цинхуа никогда не изобретал солнцезащитные очки в этом мире — все увидят его теплые, тусклые, безжизненные глаза! Шан Цинхуа кашляет с истерическим смехом, что такая простая вещь может его погубить. Солнечные очки! Он потеряет своего короля, королевские владения, все уважение, а возможно, и жизнь — из-за солнцезащитных очков. (Не из-за убийцы, не из-за его усталости, не из-за его преданности. Нет. Эти вещи вообще не приходят в голову Шан Цинхуа. Он не хочет о них думать и поэтому не думает. Легко. Не надо лить слез. Это будут солнцезащитные очки, которые убьют его и Его Короля, его любовь, его Мобэй Цзюня). Но позвоночник Шан Цинхуа, каким бы маленьким он ни был, управляет его телом, когда он открывает дверь, закрывает ее за собой и превращает лицо во что-то достаточно фальшивое, чтобы перекрыть морщины на его одежде от сна на полу. Он сообщает куртизанке-демону, что Мобэй Цзюнь уехал в долгое путешествие и некоторое время не будет дома. «Ну, тогда позови его! — требует куртизанка. Его голос гремит, заставляя греметь все маленькие безделушки на тумбочке. Расческа, которой он расчесывает волосы своего короля. Флакон с лосьоном, который несколько месяцев назад попросил у Му Цинфана для потрескавшихся рук, которым он почти не пользовался. Свеча, которую он не зажигал несколько дней.» Однажды, когда Шан Цинхуа был «Самолетом, стреляющим в небо», он написал особенно сентиментальный любовный роман. Один из немногих, что он написал. Речь шла о неврологе и библиотекаре. Невролог начал приходить в библиотеку, чтобы провести исследование для статьи, которую они писали, но затем продолжал приходить, чтобы поговорить с библиотекарем. В любом случае, для этого «Самолет, стреляющий в небо», провел много исследований частей мозга. Зона Вернике занимается обработкой языкового ввода. Гиппокамп отслеживает декларативные, эпизодические и узнавательные воспоминания. Миндалевидное тело контролирует гнев, страх и агрессию. Миндалевидное тело Шан Цинхуа прижимается к передней части его мозга и поворачивает пресловутое колесо, реагируя на этого демона. «Давайте встретимся по поводу вашего…» — Шан Цинхуа пытается вспомнить, чего хотела эта куртизанка. Пытается вспомнить. Останавливается на «территориальном споре». Он идет по коридору в ледяной тронный зал Королевства Северной Пустыни. Главными обитателями зала суда являются различные демоны, ожидающие высказать свои мелкие жалобы королю, а также свита преданных слуг. Второй участник этого спора находится в центре комнаты, демон с высокими рогами на голове, который в раздражении вскидывает руки вверх, когда видит их приближение. «Наконец-то, — рявкает он. «Эта-эта-эта... сука, — кажется, он вышел из терпения и использует негативные псевдонимы, обращаясь к куртизанке гулким голосом, — украла половину моей территории. Лучшую половину для охоты! Главный экспорт моего клана — меха ледяного волка!» «Это. Моя. Территория!» — куртизанка гудит. «Уважаемые куртизанки, — говорит миндалевидное тело Шан Цинхуа, — эта дискуссия слишком мелкая, чтобы ее можно было представить Моему Королю. Разберитесь с этим сами, иначе вы пожалеете об этом». «Мобэй Цзюнь - наш король!» — говорит рогатая куртизанка, — Он должен быть здесь, чтобы выступить посредником в таком споре!» — несколько его сопровождающих строго кивают в поддержку. Шан Цинхуа улыбается так приятно, как только может, но его терпение на исходе из-за такого бесполезного канонического мяса. Если бы не он, они бы все были сейчас мертвы. Он спас Своего Короля и, как следствие, их самих. Без него они бы даже не существовали. Он создал каждого из них. Он не чувствует отцовского инстинкта, если только не считать отца Кроноса. Он говорит достаточно громко, чтобы его услышала вся комната: «Король Севера ушел. Он не вернется в течение некоторого времени. Решайте свои споры сами». В тронном зале немедленно вспыхивает шум. Несколько куртизанок постарше уходят, а несколько более умных служанок убеждают своих хозяев отложить расспросы. Многие остаются. Все кричат, злятся, громко-громко. Слишком громко. Шан Цинхуа почти не чувствует, как его рука вытаскивает меч из ножен, но чувствует, как она пронзает плоть ревущего демона. И он режет. И он режет. И он режет. И он режет. И он режет. И он режет. И он режет. Затем он вызывает слугу, чтобы он навел порядок в тронном зале и сообщил суду, что его не будет на следующей неделе. Ледяные равнины Северной пустыни ужасны, это правда, но, когда он парит вокруг острых шпилей Ножевых скал, он жаждет комфорта в объятиях своего короля. Ветер шипит и швыряет острые капли дождя в глаза Шан Цинхуа. Из носа снова идет кровь. Ему действительно нужно найти какой-то способ быстрее восполнить духовную энергию. Прежде чем уйти, он отдал Мобэй Цзюню всю возможную духовную энергию, так как не может быть уверен, насколько долго его не будет. Он мог бы попросить Брата Огурца охранять дверь в комнату его короля, чтобы продолжать пополнять духовную энергию, необходимую для сохранения прохлады его тела, но он не мог заставить себя сделать это. Не тогда, когда слуги все еще выковыривали зубы из затирок на полу тронного зала. Шан Цинхуа летит на максимальной скорости, так что он, вероятно, доберется до библиотеки к вечеру, а затем сможет вернуться к своему королю на рассвете. Он знает, какая книга ему нужна. Он знает, на какой полке она стоит. Он почти заставил Ло Бинхэ использовать эту книгу в оригинальном сюжете, чтобы оживить жену, просто чтобы посмотреть, как фандом справится с некрофилией, но затем он сошел с кайфа от всякого дешевого дерьма, которое его дилер склеил из бытовых чистящих средств и понял, что это было бы чертовски безумно, поэтому он разрушил эту сюжетную линию. Но он помнит эту книгу, и он бог, поэтому он знает, что эта книга существует. Он проходит мимо обломков рейса Malaysa flight 320, из-за которых Огурец-Бро был в ярости, потому что они были пасхальным яйцом в той или иной главе (вспомните напыщенный комментарий из 12 абзацев о нарушении погружения в историю), поэтому он знает, что он близок к краю Ножевых скал и, следовательно, приближается к Безночной библиотеке. Вход находится на вершине одной из шпилек, пробивающих дыры в небе, поэтому Шан Цинхуа поднимает свой меч вверх и грациозно приземляется рядом с входом. Пара существ в мантиях, украшенных золотым солнцем, охраняют вход и останавливают его приближение. «Я здесь ради книги», — говорит Шан Цинхуа. «Это место священно, — говорит одно из существ одновременно высокомерно и стоически, — Только те, у кого есть…» — и тогда они никогда не заканчивают, потому что Шан Цинхуа разрезает им лицо пополам около рта. Мокрые верхние зубы и глаза падают на землю, а нижние зубы и тело сразу же разрушаются. Другое существо кладет руку на меч и начинает его вынимать. Шан Цинхуа не дает им такого шанса. Он поднимает меч в руке и вонзает его им в грудь. Он чувствует, как кости вокруг кончика меча раскалываются, — «Почему…», - кипит он, вонзая клинок в безжизненный труп существа, - «ты стоишь у меня на пути!?» И затем, отбрасывая трупы в сторону, он входит в Безночную Библиотеку. Тридцать тремя этажами ниже, на второй полке снизу, лежит книга, переплетенная на западный манер («анахронизм!» — кричал Огурец-Бро), под названием “Методы демонического культивирования.” Шан Цинхуа вытирает кровь, вновь стекающую из носа, засовывает книгу в мешочек цянькунь и прячет его в рукавах. Он смеется над пустой библиотекой. Наконец-то. Наконец-то. Он начинает возвращаться домой. Заклинание простое, но оно требует большого количества жертвенной крови среди других компонентов, которые Система побудила Шан Цинхуа собрать раньше, и он уже убил большинство куртизанок Мобэй Цзюня. Недальновидно, правда. Для чего нужны куртизанки, как не для кровавых жертвоприношений, чтобы воскресить Его Короля? Но есть еще одна главная цель: Линьгуан Цзюнь. Этот скользкий ублюдок уже на подходе, и Шан Цинхуа считает, что он имеет право, как бог этого мира совершить некую кармическую справедливость, заставив коварного дядюшку умереть, чтобы спасти племянника, которого он всегда пытался притеснять. Да, сюжетная линия будет замечательной, и кровь послужит свою службу. Шан Цинхуа пишет все более дрожащим почерком записку (у него снова идет кровь из носа. Это нормально, капли на бумаге добавляют драматизма), в которой говорится, что Мобэй Цзюнь очень болен, отравлен и хотел бы видеть Линьгуан Цзюня как можно скорее относительно дел короны. Он посылает записку через своего самого быстрого слугу, и эффект оказывается восхитительно быстрым. Линьгуан Цзюнь прибывает менее чем через три шичэня. Линьгуан Цзюнь пробирается на три фута во внутреннюю спальню, где тело Мобэй Цзюня остается прохладным под осторожным потоком духовной энергии Шан Цинхуа, а затем Шан Цинхуа, покачиваясь на ногах и улыбаясь, слишком быстро вытаскивает свой меч, чтобы Линьгуан Цзюнь мог его перехватить. Предположения о потенциальной опасности человеческого советника короля демонов, и вот Шан Цинхуа уже проделал дыру в горле Линьгуан Цзюня своим мечом. Он убирает меч, и Линьгуан Цзюнь, заикаясь, делает шаг вперед, сжимая руками горло, пытаясь закрыть рану, пытаясь удержать кровь - точно так же, как Шан Цинхуа знал, что значит удержать Мобэй Цзюня после его смерти, Линьгуан Цзюнь чувствует, как темный призрак кружит вокруг него, как рьяная собака, а затем он падает в обморок, задыхаясь, пытаясь глотнуть воздуха, который никогда не достигнет его легких, и его руки обмакают, поскольку его сердце замедляется слишком сильно, чтобы заставить мышцы сокращаться должным образом. Шан Цинхуа действует быстро. Он будет делать это снова столько раз, сколько понадобится, но только один раз было бы бесконечно удобнее. Одна рука держит голову Линьгуан Цзюня за волосы, а другая держит большую миску под краном с его кровью. Он ждет. Он ждет. Когда жизненная сила Линьгуан Цзюня высохла в чаше, Шан Цинхуа опускает в нее пальцы и рисует символы заклинания на теле Мобэй Цзюня, затем добавляет другие ингредиенты и вталкивает это в горло Мобэй Цзюня. Медленно. Быстро. Лучший баланс, который он может обеспечить и тем, и другим. Все, чтобы вернуть своего короля, холодного и дышащего. Содержание чаши попадает в горло Мобэй Цзюня. Сердце Шан Цинхуа замирает. Его зрение становится красным. «Эй, Система?» — он шепчет. Ответа нет. «Эй, ты, блядская Система! - кричит он, — Отдай его мне, или я разорву тебя на части, строчка за гребаной строкой кода!» — Его горло чешется. Прошло несколько дней с тех пор, как он пил воду. Однако в нем, должно быть, еще осталось немного жидкости, потому что из носа все еще капает кровь. Он разговаривает с одним из столбов кровати, которую делит с Мобэй Цзюнем, но зато со смертельным намерением для Системы, которая поместила его в этот мир. Он произносит: «И я перепрограммирую тебя, чтобы ты почувствовала всю боль, чтобы я смог сделать с тобой то, что Ло Бинхэ сделал с Шэнь Цинцю в мире, который я написал». Возможно, Система знала, что он серьезен. Возможно, заклинанию просто нужно время, чтобы подействовать, но в любом случае Мобэй Цзюнь начинает кашлять, хрипеть и задыхаться, поэтому Шан Цинхуа немедленно перенаправляется на то, чтобы держать на руках своего короля, своего жениха, своего возлюбленного и нежно помогать ему сориентироваться. «Убийца!» — это первое, что выдавил из себя Мобэй Цзюнь. «Он мертв уже неделю, мой король», — говорит Шан Цинхуа. «Неделя?» — Мобэй Цзюнь явно пытается понять смысл упущенного времени. Он рассеянно сжимает горло, но его золотое ядро уже залечило большую часть повреждений. Так что теперь эта область удерживает кровь внутри там, где она должна быть. Все, что осталось от прошлого состояния, это швы Шан Цинхуа, которые выглядят неопрятно и странно на неповрежденной плоти, — «Шан Цинхуа, что случилось?» Шан Цинхуа открывает рот, чтобы сказать ему, но один из холодных, холодных, прекрасно холодных пальцев Мобэй Цзюня вытирает кровь с губ Шан Цинхуа, и все, что он может подумать, все, что он может сказать, это: «Я убил большую часть вашего дворца».