Пять стихий

Глава Не был… Удивительным человеком. Смеялся до срыва голоса, щурился хитро и рассказывал истории, которые слушаешь, широко раскрыв глаза, подобно маленькому ребенку. Хлопал по плечу так, что невольно оступаешься — но смеешься, смеешься в ответ и мгновенно отпускаешь горечь, какой бы тяжелой она не была. Цзян Фэнмянь давно не был похож на несмышленое дитя. На плечи опустился клан, пригнув на долгие мгновения к земле, медленно рассыпала боль осколками — и вынудила разогнуться. С трудом. Растерянно щурясь на солнечный свет, что бил в глаза оттого, как запрокинул голову от чужого, шутливого крика, который звал его по статусу… «Глава Цзян» Мужчина невольно дернулся, словно просыпаясь ото сна. Ему показалось, что знакомый голос его вновь окликнул — поднялся чуть порывисто, обернулся через левое плечо. Вроде и делать ему здесь нечего, а вроде и странно печально, что друга не увидеть. Он давно не был в Цинхэ… Стоит наконец это исправить… На столе лежат бумаги — Фэнмянь сдвигает их рукой и достает чистый свиток, неторопливо поднимая кисть, смоченную тушью… Голос, зовущий его, раздается снова. Нет, ему, действительно не показалось, его звали — разве что дверь открыл адепт… И что-то сразу не понравилось в позе его, в глазах и шаге… Кажется, он не слышал, что ему сказали. Только письмо оказалось в руках чуть быстрее, чем обычно он брал его — печать на свитке сломалась от треска духовной силы. Ряды неровные иероглифов, знакомый, но едва ли ясный почерк… О чем-то говорил… До чего-то доносил… А мысли дрожали и путались, словно не желая униматься в голове в должной мере. Тихий звон пиалы, шелест разливающегося вина, просто искреннее, спокойное, веселое и яркое, такое, что бьется пятнами перед глазами, и живет, и дышит, и движется навстречу сухому ветру… Вино терпкое, слишком крепкое, но приятное — не столько любил вино Фэнмянь, сколько то, что оно порой дарит встречи и мгновения. Он всё запоминает. Что может увидеть, всё остается в памяти, и голова болит уже не первый день. Длинные пальцы мягко гладят свиток, как гладили некогда краешек пиалы, наполненной вином до середины… Ночная охота… Ночная охота. На границе Цинхэ и Цишаня. Если бы Фэнмянь не знал, что письмо было личным, то решил бы, что это ему ни к чему… Сабля… Рана… Глава Не был… человеком. Тем, кого можно было назвать человечным, светлым. Как ясность безоблачного дня. Не солнце и не небо, ни облако в жаркую сень. Простота и пожимание широких плеч, спокойствие, для клана Не непривычное. От беспокойства, ему в руку вложенный колокольчик. Такого друга… поискать и не найти во всем свете под небесами. Небожители, видно, также решили… Быть может, Цзян Фэнмянь ещё ждет его. Где-то тихо прислушиваясь к звону колокольчика при медитации — слушает и ждет, когда же вновь его позовут, весело прикрикнув, по статусу…