-
Земля сидел, сгорбившись, на неудобном диване, обитом кожей, которая казалась липкой и грязной под его пальцами. Голова гудела, как переполненный улей, от какофонии пьяных голосов и запаха перегара, что плотной пеленой висел в воздухе. Он морщился, чувствуя, как желудок сжимается от отвращения. Взгляд его метался по комнате, словно ища хоть что-то, за что можно зацепиться, чтобы не сойти с ума от этой мерзости. Вместо привычной красоты планет перед ним были разбросаны раздутые опухшие тела, словно сгнившие фрукты, покрытые пленкой пота и блевотины. Их голоса, обычно мелодичные и гармоничные, превратились в хриплый бессвязный бред. Венера, зачинщица этого безумия, валялся на полу, раскинув руки, словно распятый. Ено волосы, обычно струящиеся золотым водопадом, были спутаны и испачканы. Марс, воинственный и гордый, сейчас напоминал избитого пса, уткнувшись лицом в колени. Даже Юпитер, обычно сдержанный и мудрый, сейчас издавал какие-то нечленораздельные звуки, сидя на диване и бессмысленно глядя в одну точку. Сатурн с его обычно величественными кольцами, теперь поникшими и тусклыми, словно отражающими его внутреннее состояние, склонился над Меркурием, превратившимся в бесформенную кучу на диване. Алкоголь развязал ему язык, и слова лились из него, как вода из прорванной плотины. Он жаловался на несправедливость мироздания, на одиночество, на то, что его никто не понимает, что его кольца - это тяжкое бремя, а не украшение. Слёзы, смешанные с остатками макияжа, текли по его щекам, капая на спящего Меркурия. Тот даже не шелохнулся, погруженный в глубокий алкогольный сон. Его маленькое тело едва заметно поднималось и опускалось в такт дыханию, а лицо было спокойным и безмятежным. Сатурну было все равно, спит первая планета или нет. Ему нужен был слушатель. Кто-то, кто просто будет рядом, пока он изливает свою душу. А Меркурий даже в бессознательном состоянии идеально подходил на эту роль. Он не перебивал, не осуждал, не давал непрошенных советов. Он просто был. И этого было достаточно. "Ты понимаешь, Меркурий," всхлипывал Сатурн. - "никто не понимает, как тяжело носить эти кольца. Они такие тяжелые, такие холодные... Они душат меня, давят... Я чувствую себя пленником собственной красоты.". Он продолжал говорить, переходя с одной темы на другую, пока его голос не стал хриплым, а слова не начали путаться. В конце концов, утомленный собственным монологом и выпитым алкоголем, Сатурн опустил голову на плечо Меркурия и погрузился в беспокойный сон."Какое жалкое зрелище" - пронеслось в мыслях третьей планеты.
Земля чувствовал, как гнев и отвращение поднимаются в нем, как цунами. Он ненавидел алкоголь, ненавидел его запах, его вкус, ненавидел то, что он делал с людьми, с планетами. Он всегда считал это слабостью, уходом от реальности, предательством самого себя. И сейчас, глядя на это жалкое зрелище, он чувствовал себя преданным всеми ими. Его взгляд упал на Луну, своего верного спутника. Тот сидел, обхватив голову руками. На его обычно светлом лице застыла странная гримасса. Терра знал, что Луна не хотел быть здесь, что его, как и самого Землю, силой притащили сюда. И теперь голубоволосый был в ловушке, заперт в этом аду из пьяных тел и мерзких запахов, чувствуя, как его собственная решимость тает, как лед под палящим солнцем. Он закрыл глаза, пытаясь укрыться от этой реальности, но образы развратных планет продолжали преследовать его, вызывая тошноту и отчаяние. Земля почувствовал, как рядом кто-то сел, и запах алкоголя стал ещё сильнее. Он был уверен, что это очередной пьяный "братец" пришедший поплакаться ему в футболку, как Сатурн. Но когда горячее дыхание опалило его ухо и прозвучал бархатный голос Ирис, по спине Терры пробежал холодок. "Давно не виделись, Земля. Как тебе этот вечер?" прошептал Ирис, и от его голоса, от его близости у названного закружилась голова. Он сжал кулаки, пытаясь взять себя в руки. "Если, честно, отвратительно. Это все выглядит мерзко" - ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и безразлично. Что выходило плохо. Ирис усмехнулся. "Хах, согласен с тобой, они выглядят жалко.". Его рука скользнула по бедру Земли, спускаясь ниже к ляжке. От этого прикосновения бедную планету словно током ударило. Он застыл, не смея пошевелиться, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Ирис, заметив красные щечки, игриво подмигнул и убрал руку. "Я шучу, не волнуйся ты так" - сказал он, и в его голосе слышалась насмешка. Земля выдохнул, чувствуя, как бешено колотилось в груди. "От таких шуток может и сердце остановиться", - подумал он, пытаясь унять дрожь в руках. Он ненавидел Ириса за его игры, за то, как легко он манипулировал им, хоть это и вторая их встреча, за то, что вызывал в нем такие противоречивые чувства: отвращение и влечение, страх и эйфорию.И всё же Земля не мог заставить себя отодвинуться, не мог разорвать этот порочный круг. Он был словно мотылек, летящий на огонь, зная, что это принесет ему боль, но не в силах сопротивляться.
Третья планета чувствовал себя загнанным зверем. Вокруг него царил хаос, пропитанный алкоголем и отчаянием. Его "братья" превратились в жалкие подобия самих себя, и это зрелище вызывало в нем тошноту. Единственным островком спокойствия в этом море безумия был Ирис, сидящий рядом. Его глаза, словно два драгоценных сапфира, манили и завораживали. В них Земля видел и обещание, и опасность, и это притягивало его с непреодолимой силой. Он боролся с собой, понимая, что поддаваться этому влечению – значит идти по опасному пути. Но сердце его не слушалось разума. Все это неправильно. Всего этого не должно происходить.Земля понимал, что Ирис не тот, кому можно доверять. Они виделись всего два раза. Голубоволосый знает его имя только из-за болтливого Нептуна.
Терра не догадывался о его коварстве, о его жестоких играх, но почему-то именно эта неизвестность и привлекало его. Было в Ирисе что-то темное, запретное, что будоражило кровь и заставляло забыть о здравом смысле.Ирис, в свою очередь, видел в Земле идеальную жертву. Его невинность, его хрупкость, его наивность – все это вызывало в нем желание сломать, разрушить, подчинить себе. Он наслаждался тем, как легко манипулирует Землей, как тот, сам того не понимая, идет к нему в руки. Коварная планета хотела заполучить себе эту фарфоровую куколку.
Их отношения были подобны танцу на лезвии ножа. Опасные, непредсказуемые, но от того еще более притягательные. Терра и Ирис, словно мотыльки летели на свет, зная, что это может привести к гибели, но не в силах сопротивляться влечению.И пока Земля оставался в неведении о том, что Ирис знает о нем все, их игра продолжалась. И кто знает, чем она закончится – гибелью одного из них или же чем-то еще более темным и непредсказуемым?
Ирис наблюдал за Землей, как хищник наблюдает за своей добычей. Он знал каждый его шаг, каждую его мысль, каждую его слабость. Приход сюда вчера и сегодня были тщательно спланированным шагом в его игре. Нептун, сам того не подозревая, стал пешкой в его руках, инструментом для сближения с Террой. Ирис видел, как голубоволосый, словно завороженный, смотрит на него, как поддается его чарам. Он наслаждался его наивностью, его доверчивостью, его неспособностью противостоять его манипуляциям. В его голове уже созрел план, как сломать Землю, как превратить его в послушную марионетку. Он знал, на какие струны души нужно надавить, чтобы вызвать в нем боль, отчаяние, страх. Он хотел видеть, как рушится его мир, как исчезает его свет, как он становится таким же темным и циничным, как сам Ирис.Ирис не испытывал к Земле ни здоровой любви, ни сострадания. Он видел в нем лишь объект для своих жестоких игр. Игрушку, которую можно сломать и выбросить. И пока Земля, ничего не подозревая, поддавался его чарам, Ирис продолжал плести свою паутину лжи, из которой ему уже не будет спасения.