· · ─────── ·•· ─────── · ·
На небольшом балконе, утопающем в теплом свечении луны, стоит Гию, которому совершенно не спалось. Несмотря на поздний час, его разум все еще бодрствует. Он облокотился на деревянные перила, его взгляд устремился вдаль на слегка покачивающиеся от ветра листья деревьев. Лунный свет серебрит его темные волосы и резкие черты лица. Его глаза глубокие и задумчивые, как будто они видят больше, чем просто физический мир перед ним. Ветер нежно развевает его локоны, а прохладный ночной воздух ласкает его кожу. Он глубоко вздыхает, впитывая успокаивающую тишину ночи. В мыслях он блуждает по воспоминаниям. Он думает о своей жизни, своих мечтах и страхах. Он размышляет об окружающих его людях, которых боится потерять, о человеке, что перевернул его жизнь на сто восемьдесят градусов. Ночь — время для его размышлений, момент, когда он может освободить свой разум от шума и суеты прошедшего дня. Он любил и любит эту тишину, эту возможность побыть наедине с самим собой. Он простоял на балконе еще долго, наслаждаясь покоем и уединением. Темное время суток было его убежищем, местом, где он мог быть со своими мыслями и размышлять о своей жизни со спокойствием и ясностью. Но совсем скоро, позади себя он слышит сонный, хрипловатый и до боли родной голосок: – Гию... Сердце Томиоки сильно ударяется о ребра, когда он вновь слышит свое имя. Теплота окутывает его, словно мягкий плед в холодную ночь. Имя, произнесенное с такой нежностью, послало волну мурашек по коже. Повернувшись, он встречается взглядами с сонным мальчонком, который, потирая рукой глаз, стоит перед ним, сдерживая из раза в раз подступающую зевоту. Прошло около двух недель с момента, как Танджиро начал звать своего Господина по имени и обращаться к нему на «ты». Поначалу он жутко смущался, каждый раз запинался и путался, когда общался с ним. Однако со временем он все же привык, и теперь с широкой улыбкой на лице и с ноткой нежности в голосе произносит имя старшего, из-за чего внутри Хаширы вспыхивает яркий огонек. Волна тепла и любви затапливает все сильнее, изгоняя всю усталость и заботы дня. – Ты чего не спишь еще?... – парень перестает тереть покрасневший глаз, осмеливаясь подойти чуть ближе. – Скоро пойду, – Гию уклоняется от ответа, проводит рукой по взъерошенным волосам юноши. – Иди спи. С того раза, как Томиока попросил остаться мальчишку на ночь рядом с ним, тот попросился остаться и на другую ночь под предлогом: «Я волнуюсь за вас», а потом на еще одну, затем на еще, и в конечном итоге вовсе потихоньку перебрался жить в его комнату. Однако со второй ночи, младший все же притащил свой футон, хотя вскоре он оказался по большей части бесполезным, ибо каждое утро мальчонок каким-то образом просыпался на половине футона Хаширы. – Нет, – Танджиро отрицательно слегка мотает головой. – Либо я останусь здесь, пока ты не созреешь для сна, либо пойдем сейчас. Без тебя не пойду. – Почему? – глупый вопрос, ибо ответ он знает: малец с недавних пор больше не засыпает без него. Юноша, все же зевнув, нежно берет за руку старшего. – Пойдем уже. Нам вставать рано и идти далеко. И Томиока, ни капли не сопротивляясь, идет за ним, расплываясь в слабой улыбке. Он рад проводить больше времени наедине с Камадо, потому не отказывал ему в просьбе побыть рядом еще одну ночь. А когда тот и вовсе перестал спрашивать разрешения и просто начинал уже по привычке ложиться спать совсем рядышком, Гию лишь немного подшучивал над ним на этот счет, мол: «Что, одному спать внезапно страшно стало?» Днями и ночами Хашира наблюдал за всеми действиями младшего — украдкой в основном, чтобы он ничего не заметил, но иногда будто прожигал своим взглядом в нем дыру, смотря либо ему в спину, либо прямо в глаза. И только когда паренек буквально начинал во весь голос произносить его имя, старший возвращался в реальный мир, выползая из своей паутины мыслей. Привыкнув к постоянному нахождению мальчишки рядом с собой, Томиока чувствовал себя одиноко, когда либо он сам, либо Танджиро уходили на задание. Засыпать ночами, да и просто находиться в пустой комнате становилось некомфортно, словно в эти моменты от души медленно отрывали какую-то важную частичку. Но завтра они отправляются на задание вдвоем в незнакомый им густонаселенный городок. Это хоть и радует, но в сердце появляется страх и беспокойство. Парни ложатся на свои спальные места, молчат некоторое время, рассматривая и словно вновь изучая лица друг друга, будто увиделись впервые. – Спокойной ночи, – шепчет Танджиро, первым нарушив тишину. Прежде чем прикрыть веки, он одаривает Гию ласковой улыбкой и поворачивается к нему спиной, по шею накрываясь одеялом. – И тебе, – чуть позже отвечает Хашира. Он снова сверлит взглядом чужую спину, что скрывает белое покрывало, и вздыхает, вспоминая тот самый момент, когда наконец осознал и разобрался со своими чувствами, которые впоследствии разрушили первую защитную и невидимую стену, что Томиока выстроил своими руками вокруг себя в попытке оградиться от каких-либо теплых связей. А ведь именно в момент осознания и наступает час, когда тебе хочется уничтожить то, что ты любишь, чтобы оно тебя больше не мучило. А мучило оно невероятно сильно, и эта сила с каждым днем только увеличивалась. Он был и все еще является искусным мастером обмана, прячущим свои чувства под видом привязанности. Как только их взоры встречались, Гию в первое время надевал маску безразличия, скрывая бурю эмоций, бушующих внутри, и только иногда позволял себе проявлять к парню ту самую заботу, какую ранее не проявлял никогда и ни к кому. Но быстро поняв, что свою отстраненность он больше контролировать был не в силах, решился рискнуть, проявив себя с другой стороны, более нежной. Каждое его прикосновение было наэлектризовано желанием, но он умело выдавал это за простое проявление некого внимания. Любовь, которую он испытывал, была подобна запретному плоду, сладкому, но недоступному. Он боялся признаться в своих чувствах поначалу даже самому себе, опасаясь разрушить то хрупкое равновесие, которое он построил вместе с ним. Он напоминает человека, что ведет двойную жизнь: с едва контролируемым фасадом при мальчишке и кипящими эмоциями внутри в одиночестве. Его любовь также сравнима с нежной розой, распускающейся в тени его сердца. Ей не хватает солнца признания, но она все еще продолжает цвести, питаясь тайной надеждой. И он, подобно заботливому садовнику, поливает ее своими невысказанными словами и бережет от суровых ветров страхов. Время словно замедлилось, когда он впервые увидел своего товарища в новом свете. Его смех был подобен музыке, его улыбка — лучезарному солнцу, а глаза — окнам в его прекрасную душу. Это было похоже на пробуждение от долгого сна. Внезапно он осознал, что его сердце всегда принадлежало этому жизнерадостному юноше, но до этого он был слишком слеп, чтобы это заметить. Каждое проведенное вместе мгновение, каждый обмен взглядами и каждое незначительное прикосновение — все это было пронизано скрытой любовью. Осознание поразило его как гром среди ясного неба. Он был напуган и взволнован одновременно. Он и подумать не мог, что сможет полюбить кого-то настолько сильно, что захочется уничтожить все и всех вокруг. Однако он уже не сможет отказаться от этой любви, как бы он этого не хотел. Она стала частью его самого, и он был готов бороться за нее, несмотря на все препятствия. Ибо его любовь была подобна путеводной звезде, освещающей путь его сердцу в неизведанные дали. Лишь когда Камадо был на грани того, чтобы навсегда покинуть этот мир, Хашира принял свои чувства к нему. Принял и то, что, вероятнее всего, они так и останутся жить в нем, медленно, но уверенно пожирая и убивая его изнутри. Танджиро же, будучи смышленным малым, распознать обман старшего не в силах — считает, что это и есть проявление искренней доброты и заботы к нему. Даже необъяснимый и нежный запах, который он временами улавливает от Томиоки, ни о чем ему не говорит. Почти. Но он ни разу сильно не задумывался об этом. И хоть его внутренняя интуиция в конвульсиях бьется, по какой-то причине он игнорирует ее так же, как игнорирует и громкие мысли в своей голове, что проносятся мимолетно и оставляют после себя лишь глубокий след с выжженными словами: «Здесь что-то не так». Но парень даже в упор не замечает того, что происходит на самом деле. Или же просто делает вид, отказываясь верить.***
На горизонте, где ночь еще не совсем уступила место дню, начинается танец света и тьмы. Первые лучи солнца, словно золотые нити, проникают сквозь густые облака, окрашивая их в оттенки розового и фиолетового. Воздух пронизан свежестью и запахом утра, будто обещание нового начала. Птицы начинают пробуждаться, напевая свои мелодии в ответ на первые лучи солнца. Деревья, словно вдохновленные этим моментом, простирают свои ветви к небу, жаждущие прикосновения солнечных лучиков. Мир медленно оживает. Рассвет — это время перемен, время надежды и возможностей, когда все еще спит, но уже готово проснуться к новому дню.· · ─────── ·•· ─────── · ·
Как и планировалось, два охотника начали свой пусть очень рано. Они покинули Поместье, когда еще только начинало светать, направляясь в город. Однако какова была цель их пути туда знал лишь Хашира. По неизвестной причине Танджиро ее не знал, ибо старший то и дело, что повторял из раза в раз: «Придем и сам все поймешь». Дорога была пустынной, и только изредка они встречали других путников. Иногда они останавливались, чтобы отдохнуть немного и напиться из ручья. По мере того, как они шли, пейзаж вокруг них менялся. Поля сменились лесами, а леса — горами. Они шли через бурные реки и поднимались на крутые холмы. Под поздний вечер Камадо практически лишился сил, но смотря на своего товарища, по виду которого и не скажешь, что он устал, мальчишка словно воодушевлялся и продолжал идти, не думая даже о том, чтобы начать жаловаться. Наконец, на горизонте появился город. Подойдя ближе, юноша широко улыбнулся, увидев, насколько он великолепен. Окружавшие его высокие из белого камня стены казались чем-то невероятным. Парни вошли в город через главные ворота и сразу же оказались в водовороте городской жизни. Люди сновали туда-сюда, радостно бегали и кричали маленькие дети, а воздух был наполнен запахом различной еды и специй, цветов и благовоний. Узкие, извилистые улочки вымощены камнем и обсажены деревянными домами. Крыши домов покрыты черепицей, а их фасады украшены бумажными фонариками. Торговцы раскладывали свои товары на лотках, а ремесленники демонстрировали свои навыки. Сердцем города является большой и в любое время суток оживленный рынок. Здесь можно купить все: от свежих продуктов до изысканных тканей. Толпы людей торговались с продавцами, а уличные артисты развлекали их своими представлениями. Каждый вечер фонари зажигались, отбрасывая теплый свет на дома и улицы. Люди выходили на прогулку, любуясь красотой ночного неба. В этом густонаселенном городе жизнь течет своим чередом, неторопливо и гармонично.· · ─────── ·•· ─────── · ·
– Гию, – окликивает мальчишка, смотря то в одну, то в другую сторону, разглядывая каждый сантиметр нового места, – может, уже расскажешь, зачем мы здесь? – Вон за тем, – Томиока вытягивает руку вперед, указывает пальцем на темноволосую девушку, что стоит впереди, махая им рукой. Танджиро устремляет взор на нее, вновь расплываясь в дружелюбной улыбке. – Госпожа Шинобу! – кричит младший, чем заставляет обратить на себя внимание некоторых жителей и подбегает к охотнице. – Боже-боже, какой шумный, – произносит она, разумеется, не в негативном смысле. – Привет, давно не виделись. – Да! – громко соглашается парень. Он делает шаг в бок, позволяя своему только-только подошедшему напарнику встать рядом. – Предлагаю начать поиски демона с завтрашнего дня, – Кочо переводит взгляд с парнишки на своего знакомого. – Вы, вероятно, очень устали, пока добирались до сюда. – Я в норме, – Хашира глянул на мальчонку, – а вот Танджиро... – он начинает медлить с ответом, ибо еще несколько минут назад Камадо был готов развалиться прямо на землю от усталости, но сейчас выглядит довольно бодрым, словно никакой усталости и не было. Девушка, не дав возможности ответить юноше за Томиоку, говорит: – Но все же, лучше начнем завтра. Будем искать сейчас, и шанс того, что мы сразу одолеем демона, оставляет желать лучшего. – Почему? – младший смотрит с непониманием, хлопая глазами, ведь с ним два Хаширы — сильные и опытные охотники. Вдвоем они вполне могут в считанные минуты разделаться с врагом и без его помощи, и как раз из-за этой мысли, он и не может понять, почему охотница решает перенести поиски на следующий день. Однако ответ на свой вопрос он не получает, а Шинобу лишь мягко, как и всегда, улыбается ему. Тогда он глянул на Гию, во взгляде которого сразу стало понятно, что он догадался, в чем дело. «– Видимо, я один ничего не понимаю... Нужно будет потом спросить у него, в чем заключается проблема», – думает малец.· · ─────── ·•· ─────── · ·
В густонаселенном городе поздний вечер — это не время покоя, а скорее продолжение дневной суеты, пусть и в несколько ином ритме. В многолюдных переулках воздух пропитан ароматами жареного мяса, лапши и сладких вафель. Уличные торговцы зазывают прохожих, предлагая попробовать их товары. Из некоторых окон доносится веселый гомон и звон пивных кружек. Несмотря на толпу, в атмосфере города царит удивительное чувство порядка и гармонии. Даже в самом сердце ночной суеты можно найти уголки тишины и спокойствия. В отдаленных парках и садах прогуливаются женщины с детьми, в основном в сопровождении своих мужей, любуясь прудами, отражающими свет фонарей, и звездным небом, которое кажется не менее прекрасным в искусственном освещении. Здесь они находят передышку от городского шума и наслаждаются тихим созерцанием. Однако в подобных местах все равно присутствует негатив. На темной, мощеной улице, шатаясь и спотыкаясь чуть ли не каждый пройденный сантиметр идут двое весьма высоких мужчин с бутылками в руках с недопитым ими алкоголем. Они, врезаясь в прохожих, замечают только косые и злые взгляды на себе, но заговаривать с ними никто не пытается — считают тратой времени. Глаза пьянчуг были мутными, а речь невнятной, почти невозможно было разобрать, о чем они говорят друг с другом. Внезапно один из них налетает на идущего навстречу парня, едва не сбивая его с ног. Тот, отшатнувшись слегка, сразу же кланяется. – Извините! – произносит Камадо, невольно морщась. В нос ударяет сильный запах перегара. – Слышь, пацан, – мужчина, налетевший на него, хмурится злобно, – тебя, че, мамка в детстве не учила внимательнее быть?! – Чем ты недоволен? – Томиока заслоняет спиной мальчишку, становясь между ним и тем прохожим. – Он извинился. Иди туда, куда шел со своим дружком и не трать наше время. Разница в росте его ни чуть не пугает, говорит он уверенно, а хладнокровное выражение его лица словно отрезвило приятеля мужчины. – Правда, Горо, пойдем, не стоит нам... – Нет! – воскликнул Горо, грозно взглянув на своего собутыльника. – Тот мальчуган и этот наглый сукин сын от меня просто так не отвяжутся, пока... – его речь обрывается, когда рядом с его горлом сверкнуло острое лезвие. – Томиока, сейчас же убери клинок! – кричит Кочо, стоявшая немного в стороне. – Не нужно привлекать еще больше внимания! Однако люди, что находились поблизости, наблюдали за конфликтом, шептались, а проходящие мимо останавливались, смотря на представшую перед их глазами картину. Некоторые говорили с испугом, ибо в этом городе редко кто позволял себе вот так просто угрожать оружием, другие же очень тихо восхищались действиями Гию. – Пока эта свинота не извинится перед Танджиро за свои слова, я и глазом не моргну. Хашира продолжает буквально пожирать своим ледяным взглядом пьянгучу. Тот, больше от страха за свою жизнь, нежели от внезапного наплыва совести, нервно сглатывает слюну и прозносит, запинаясь: – Прошу... прошу прощения. – Так, все! – Шинобу разворачивается к окружившей их толпе. – Представление окончено, можете возвращаться к своим делам! Это была просто такая сценка, а клинок вообще не настоящий! – она широко улыбается, но про себя думает, что устроит лекцию Томиоке о том, как правильно вести себя в общественных местах и как правильно решать конфликты. Тот прячет меч, взглядом провожая чуть ли не убегающих с улицы двух мужиков. Гию поворачивается к ошеломленному парнишке, однако выражение его лица остается хладнокровным. – Ты как? – Порядок... Спасибо... Люди постепенно начали расходиться, но разговоры о данной ситуации не прекращались.· · ─────── ·•· ─────── · ·
Все остальное время вплоть до местной гостинницы, старший не проронил ни слова ровно так же, как и Камадо с Кочо. Одному становилось не по себе от равнодушного взгляда другого, а другой казалось, что слова были лишними, и чтобы никак не усугубить положение, решила воздержаться от них. В гостиннице ребята сняли одну комнату на троих, и уже будучи там, наконец заговорили друг с другом. – В следующей подобной ситуации не извиняйся, – Томиока глядит на младшего, медленно попивая горячий чай. – Такие как они понимают только язык насилия, извинения для них пустой звук. – А ты в следующей подобной ситуации поменьше маши клинком! – охотница, хоть и улыбалась, выглядела злой. – Вот только неприятностей с местной властью нам и не хватало. – По-другому до них бы не доперло, что они всего-навсего безмозглые идиоты, умеющие только бухать сутками напролет, – Хашира переводит взгляд на знакомую. – А клинком я просто решил напугать, не более. – Но тем не менее, можно же было и без этого обойтись! – Шинобу вздохнула глубоко. Она с некой надеждой посмотрела на юношу, что все это время сидел возле Гию за маленьким столиком. – Танджиро, может, ты объяснишь ему?... – Я?! – Камадо неуверенно глянул на старшего, в глазах которого читалась заинтересованность. – Ну... На самом деле, я считаю, что все зависит от самих людей. Конечно, сперва можно попробовать спокойно поговорить, но если это не поможет, то можно и прибегнуть к более жестоким методам... Наверное. Томиока громко цыкнул и отвел взгляд в сторону. Ответ его не сильно удовлетворил. Считает, что доброе сердце этого мальчишки рано или поздно погубит его самого. – Нельзя быть настолько добрым ко всем подряд, в особенности с такими подонками. – Но и злостью отвечать тоже необязательно. Со всеми можно найти общий язык, если приложить к этому определенные усилия, – парень старается переубедить товарища, продолжая смотреть на него. – С тобой же я нашел... – последнюю фразу он произнес почти шепотом. – Я, что, злой подонок? – Гию вновь устремил взор на мальца. – Д нет же! Я совсем не это имел в виду! – Танджиро нервно заулыбался. – Я имел в виду, что раньше... – Успокойся, я понял, – старший слабо дернул щекой, а выражение его лица тут же смяглилось. Шинобу, наблюдавшая за разговором своих напарников, думает лишь о том, как сильно влияет на Томиоку этот забавный и милый мальчонок. Вспоминая поведение ее знакомого с другими и смотря на его поведение сейчас, рядом с Камадо, она без сомнений может сказать, что Хашира, наконец, обрел некое счастье.***
– Отвяжись ты уже от меня! Тебя самого не раздражает твоя навязчивость?! Томиока молчит. Он только крепче сжимает чужое запястье в своей руке. Ком, образовавшийся в горле, давит, не давая возможности даже вдохнуть, не говоря уже о том, чтобы что-то сказать. – Хватит... – юноша, приложив силы, все же выдергивает свою руку из крепкой хватки. – Просто оставь меня в покое. И развернулся, направившись в неизвестность. Сердце старшего сжимается в груди, когда он смотрит вслед уходящему Танджиро. Боль от их ссоры пульсирует в его теле, отзываясь в каждой клетке. Он наблюдает, как удаляется знакомая фигура, с каждым шагом все больше растворяясь меж деревьев. Он знает, что должен что-то сказать, что-то сделать, чтобы остановить его, но слова застряли у него в горле, а ноги словно приросли к земле. Камадо не оглядывается. Его спина излучает холодную отчужденность, будто он уже оставил позади не только это место, но и их отношения. Гию все больше чувствует, как в нем нарастает паника. Он понимает, что совершил ошибку, сказав что-то в запале ссоры, что-то, что глубоко ранило его. Он хочет извиниться, объяснить, что не имел этого в виду, но было уже поздно. Слова были произнесены, и, казалось, они создали непреодолимую пропасть между ними. По мере того как до боли родная фигура исчезала вдали, Хашира чувствует, как его надежды и мечты тают вместе с ней. Он больше не может отрицать, что их отношения оказались на грани краха, и это было полностью его виной. Он стоит неподвижно, парализованный чувством вины и сожаления. Ему хочется кричать, плакать, но он не может произнести ни звука. Все, что он может сделать, это смотреть, как его любовь уходит от него, возможно, навсегда.***
В приглушенном свете спальни парень отчаянно пытается разбудить Томиоку, скованного кошмаром. Тело его сотрясается от невидимых ужасов, а его дыхание стало поверхностным и прерывистым. «– Ну же, проснись уже!» Юноша осторожно трясет старшего за плечо, но тот никак не реагирует. Кошмар крепко держит его в своих объятиях, утаскивая все дальше вглубь зловещих пучин. Тогда мальчишка понимает, что обычные методы не сработают, и нужно что-то более радикальное. Он наклоняется к уху Хаширы и начинает шептать его имя, сначала мягко, тихо, а затем все громче и настойчивее. Тот застонал и зашевелился, но не просыпался. «– Ладно... Заранее прости меня, пожалуйста...» – думает малец, решаясь на отчаянный шаг. Он хватает Гию за нос и слегка сжимает. Реакция оказалось мгновенной. Томиока резко подскочил, рукой отбрасывая одеяло в сторону. Его глаза широко раскрылись от страха. Кошмар был развеян. – Ты... – Танджиро смотрит взволнованно. – Ты как? Сердце темноволосого бешено колотится в груди. Он тяжело дышит, пытаясь прогнать остатки кошмара, все еще цеплявшиеся за его сознание. Слова, которые сказал младший, все еще звенели в его ушах: «Просто оставь меня в покое». Конечно, он знает, что это был всего лишь сон, но он все равно оставил в его душе ноющее чувство потери и одиночества. Гию все же посмотрел на юношу, сидевшего рядом с ним, и волна нежности захлестнула его. Осознание того, что его любовь все еще рядом, было огромным облегчением. Он провел рукой по волосам Камадо, наслаждаясь ощущением мягкости под пальцами. Мальчонке показалось на мгновение, что Томиока вот-вот уронит слезу. Однако кошмар все же посеял в душе семя сомнения. Хашира не может отделаться от мысли, что в их отношениях есть некая неуловимая трещина, которую он не замечал раньше. Он задается вопросом, не были ли слова, сказанные во сне, отражением его собственных скрытых страхов. – Гию... – парень подсаживается ближе. Не получив ответ на первый вопрос, он решается задать второй: – Что тебе снилось? – Так... Ничего особенного. Обычный сон, хоть и страшный. – Ничего особенного?! Я тебя едва разбудить смог! Старший слегка распереживался, думая, как бы Шинобу криками не разбудить. Он начинает бегать глазами по комнате, но ее нигде видно не было. – Она ушла прогуляться. Не спалось, – словно читая мысли произнес Танджиро. – Расскажи, пожалуйста.. – Ты считаешь меня навязчивым? – резко спрашивает Томиока, пронзительно глядя на парнишку. Тот сильно удивляется вопросу. – Нет, конечно! – Тогда остальное знать тебе необязательно. Ложись спать. Хашира ложится на бок, натягивая на себя одеяло. Его веки тяжелели от усталости. Вскоре он почувствовал, как к его спине прижимается Камадо. Теплое дыхание коснулось его шеи, и Гию невольно улыбнулся. Однако, он знает, что это будет последним прикосновением к нему. – Не знаю, что тебе приснилось, и мне жаль, что ты не можешь поделиться этим со мной, – в полголоса говорит юноша, – но я хочу, чтобы ты знал, что я никуда не уйду. И так они, словно вплетенные друг в друга, лежали молча, пока ночь медленно и плавно переходила в рассвет.***
Следующие два дня прошли гладко, если не учитывать необъяснимую отчужденность Томиоки по отношению к мальчишке. На все его вопросы и предложения, например, сходить куда-нибудь, старший отвечал сухо, можно было сказать, что даже без всякого интереса. В какой-то незаметный для всех момент он принял труднейшее решение в своей жизни: он отпустит Танджиро. Он откажется от своей любви к нему сейчас, чтобы потом не было так больно, если вдруг их пути перестанут пересекаться. Это было решение, перечеркнувшее всю его жизнь, которой он жил до этого. Конечно, он осознает, что потеря юноши будет невосполнимой утратой. Однако того самого сна хватило, чтобы понять, что с ним будет и что он будет чувствовать, если внезапно они оборвут общение друг с другом. Он боится этого. Не хочет, чтобы сердце ныло от боли. Он знает, что ему потребуется время, чтобы залечить раны, но он был полон решимости двигаться дальше в этом направлении. Он верит, что однажды мальчонок снова почувствует себя счастливым, пусть и не с ним, найдет любовь, за которую будет цепляться руками и зубами. Но подумал ли он о самом Камадо в момент своего решения? Ответ напрашивается сам. Все это время мысли младшего метались в беспорядке. Он не мог понять, почему тот, который улыбался ему, проявлял заботу, снова начал холодно к нему относиться, снова надел маску безразличия. Еще несколько дней назад они были счастливы вместе. Они смеялись, разговаривали обо всем на свете и проводили вместе каждую свободную минуту. Но что-то изменилось. Гию стал отдаляться, вновь стал более замкнутым и отстраненным. Юноша неоднократно пытался поговорить с ним, выяснить, что не так, но Хашира либо отмахивался от него, либо отвечал односложными ответами. Это сводило с ума. Танджиро не может понять, что он сделал не так, чтобы заслужить такое отношение. Он изо дня в день перебирал в памяти все их недавние разговоры, пытаясь найти момент, когда все пошло не так. Но он ничего не мог вспомнить. Он был добр к Томиоке, поддерживал его и всегда был рядом с ним. Он чувствует, как в его сердце растет отчаяние. Не может смириться с мыслью о том, что крепкая нить, связывающая их, видимо, оборвалась.***
– Томиока, – проглотив недавно сваренную лапшу в местной забегаловке, Шинобу, не взглянув на своего знакомого, что сидит рядом, продолжила: – Что с тобой внезапно произошло? Тот лишь мельком глянул на нее вопросительно, делая вид, что он и понятия не имеет, о чем сейчас говорит Кочо. – Танджиро сам не свой в последнее время. Да и ты тоже. Неужели не замечаешь? – Нет, – сухо отвечает Гию. – Все как обычно. В следующую секунду он ощутил, как его щека мгновенно стала горячей. Девушка ударила его ладонью, однако его выражение лица осталось невозмутимым. – Что ты несешь?! За эти дни я устала от твоего безразличия! Она резко схватила Томиоку за запястье, силой заставила встать и пойти за ней. – Не хочешь говорить мне — пожалуйста! Но ему ты обязан объясниться.· · ─────── ·•· ─────── · ·
Они пришли в тускло освещенное место, в парк, где на одной из скамеек сидел Камадо, наблюдавший за звездным небом. Охотница толкнула темноволосого в спину, из-за чего тот едва не клюнул носом в землю, а сама, сделав пару шагов назад, осталась стоять в стороне. Юноша заметил его, а значит, что отступать некуда. Хашира молча садится рядом, не слишком близко, но и не слишком далеко. – Что-то случилось? – спрашивает Камадо, не отрывая от него своих глаз. – Нет, – Гию даже в его сторону не глядит. Сердце Танджиро скулит, разрываясь на части из-за непонимания происходящего. – Ясно... – он вновь устремляет взор на звезды. Когда люди расстроены, они поднимают голову вверх, чтобы не дать волю слезам. – Танджиро, – Томиока произносит его имя с едва заметным проблеском нежности, – ты привязался ко мне, правильно? – Да, – в полголоса отвечает младший, – и поэтому мне больно от твоих поступ... – Отвяжись, – перебивает Хашира. – Забудь все, что было. Все объятия, разговоры и прочую... – он делает паузу, словно собираясь с силами, чтобы закончить фразу одним режущим душу словом: – ерунду. – Чего?! – предательская слеза все же кривой линией скатилась по щеке парня и он срывается на крик: – Нет! Да что на тебя вдруг нашло?! Я тебя вообще не узнаю! – Ничего не нашло, – и вновь безразличный ответ. Тогда юноша подвинулся к старшему почти вплотную, дрожащими руками обхватил его лицо, заставляя взглянуть на себя. К удивлению, тот не сопротивлялся. – Гию, объясни, пожалуйста, что я сделал не так?... В его глазах Хашира видит отражение его души, разбитой на тысячи осколков. Будто сам мир обрушился на него, раздавив его дух своим беспощадным грузом. Слезы текут по его лицу, как прозрачный дождь, каждая капля несет с собой боль и отчаяние. Его сомкнувшиеся в ниточку губы дрожат, а вспотевшие руки лишь сильнее прижимаются к лицу Гию. Томиока чувствует, как боль мальчишки отдается эхом в его сердце. Ему хочется обнять его, взять на себя его страдания, но он сдерживает себя, сжимая кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Он понимает, что его объятия могут быть неправильно поняты, что они могут принести больше боли, чем облегчения. Его собственное сердце разрывается от противоречивых эмоций. Он хочет быть рядом, вытирать его слезы и говорить ему, что все будет хорошо. Но он не позволяет себе сделать этого. Во взгляде младшего он видит призрак сломленных надежд, разбитых мечтаний и потерянной веры. Он выглядит таким уязвимым, таким раненым, что Хашира не вынес вида его слез. Отвернулся. И хоть его тело жаждет близости, его разум говорит ему держаться на расстоянии. Наконец, он поднимается с места, отступает на шаг. С тяжелым сердцем он оставляет Камадо наедине с его болью, в глубине души молясь о том, чтобы он нашел утешение и исцеление, которых он заслуживает. – А твои обещания?! – Танджиро начинает кричать ему вслед. Он стискивает зубы, судорожно набирает побольше воздуха в легкие, продолжает: – Ты же, сука, обещал мне быть рядом в любой момент! Для тебя теперь это пустой звук?! Каждый шаг темноволосого кажется тяжелым, словно невидимые оковы пытаются удержать его на месте, но он не останавливается. Его сердце разрывается под тяжестью своих решений, но лицо старательно выражает лишь спокойствие и решимость. Громкий, отчаянный крик пронзает воздух, но Томиока не оборачивается. Он знает, что если даст себе хоть малейший признак слабости, это будет концом. Проходя мимо Кочо, Гию лишь мельком взглянул на нее, задавая немой вопрос: «Этого ты хотела?» – и продолжил идти вперед. – Какой же ты, блять, ублюдок... – выругалась девушка. Прежде она не позволяла себе использовать нецензурную брань, но сейчас эмоции били через край. – Неужели так трудно по-нормальному все объяснить?!... Она не спеша направилась к Танджиро. Ее шаги тихие, даже незаметные, как падающие листья. Она присаживается рядом с ним, кладет свою руку на его плечо, словно нежное прикосновение крыла бабочки. Юноша вздрагивает от неожиданности, но не отстраняется. Ее прикосновение было подобно бальзаму на его израненную душу, принося ему своего рода утешение и покой. Она, не произнося ни слова, просто молча обняла его, давая ему понять, что он не одинок в своей боли. Ее объятия наполнены теплотой и состраданием, как объятия матери, утешающей своего плачущего ребенка. Мальчонок утыкается лицом в ее плечо, позволяя слезам свободно течь. Он все думает о том, как хорошо было бы вырвать из своей груди сердце, которое стало у него таким тяжелым. Девушка держит его крепко, но нежно, давая ему знать, что она рядом, что она здесь, чтобы выслушать его и помочь ему пережить этот трудный момент. Постепенно слезы иссякли, и Камадо поднимает голову, все еще всхлипывая, но уже более спокойно. Шинобу бережно вытерла последнюю каплю слезы с его щеки и взглянула ему в глаза, в которых отражается невысказанное «спасибо». Он благодарен ей за то, что сейчас она рядом, за то, что она не осуждает и не пытается исправить его. Она просто предлагает свою поддержку и позволяет ему хотя бы немного исцелиться в своем собственном темпе. – Все будет хорошо, – мягким голосом произносит охотница, улыбаясь. – Сейчас он наиграется в свое безразличие, успокоится и все образумится. – Но почему он... – Тс-с-с, – Кочо прислоняет указательный палец к губам младшего, едва касаясь их. – Даже не думай об этом. В тот момент между ними возникает безмолвная связь, основанная на сострадании и понимании. Она была там не как любовница, а как верный друг, который предлагает свое плечо, на котором можно поплакать, и ухо, которое готово выслушать.· · ─────── ·•· ─────── · ·
– Госпожа Шинобу, – мальчишка поднимает глаза на идущую впереди него девушку, – что мы все еще делаем в этом городе? Демонами здесь, видимо, и не пахнет... – за дни, проведенные в этом новом месте, он так и не расспросил Гию подробнее об их задании. – Демонами — нет, – подтверждает она, – а вот определенным демоном — да. – Определенным?... – парень вопросительно вскидывает бровь. – Что это значит? – Мы ищем демона, которого обратили относительно недавно и который прежде был в наших... – охотница резко замолкает. Тяжело было произнести заключительную часть фразы. Однако, Камадо и без этого прекрасно понял. «– Который прежде был в наших рядах», – мелькнула мысль в голове. – То есть, мы здесь, чтобы его...? – Да, – Кочо взглянула на юношу с улыбкой. Но улыбка на ее лице подобна хрупкой маске, скрывающей боль и страх, терзавшие ее душу. Она знает, что скоро ей предстоит убить своего товарища, превратившегося в демона. Ее рука дрогнула, когда она представила себе этот момент, а сердце сжалось от тоски и скорби, однако несмотря на переполнявшие ее чувства, она полна решимости сделать то, что должна. Она также знает, что это будет одним из самых трудных решений в ее жизни, но она, в случае неминуемой опасности, будет готова пожертвовать собой ради спасения других. – Откуда мы можем быть уверены, что он именно где-то здесь? – У меня свои источники информации, Танджиро. Не сомневайся, я знаю, что он где-то тут.***
Томиока бесцельно бродит по улицам темного города, словно бездомный дух, потерявший свое место в мире. Его шаги эхом отдаются в ночной тишине, и каждый шаг кажется тяжелее предыдущего. Его взгляд устремлен в никуда, а мысли мечутся в хаосе, как стая перепуганных птиц. Он не знает, куда идет и зачем. Он просто двигается, будто пытаясь убежать от самого себя. Городские огни отражаются в его глазах пустыми и безжизненными, как глаза куклы. Он видит толпы людей, спешащих по своим делам, но они кажутся ему далекими. Он потерял все, что было ему дорого, и теперь он словно не видит смысла в своем существовании. Тяжесть прошедшего разговора с Камадо легла на его плечи, как груз, который он не может сбросить. Он видел, как юноша плакал из-за него, и его собственное сердце разрывалось от боли и сожаления. Но Гию ушел, не оглядываясь, однако слова мальчонки плотно засели в его голове, преследуя и эхом отдаваясь в его мыслях. Он буквально все еще слышит его крик, полный боли, и он с ужасом для себя осознает, что никогда не сможет забыть его. В конечном итоге он останавливается на мосту, глянув на реку внизу. Вода течет спокойно и безмятежно, и он завидует ее беззаботности. Он хочет смыть свою вину и боль в этой реке. Он хочет начать все заново, но знает, что это невозможно. В тумане разбитых мечтаний он просто молча стоит, с некогда сияющими глазами, затушевленными тенью утраты. Его лицо — карта боли, выдолбленная страданиями, но закрытая маской равнодушия. Ощущение пустоты поглотило его, затмив все остальные эмоции. Он утратил надежду, веру и даже желание жить. Он стал всего лишь оболочкой своего прежнего «я», ребенком, потерявшимся во тьме своей собственной горечи. В его душе тлеет последний огонек надежды, пылающий в бездонной пустоте. В его сердце зияет пропасть невозврата, заполненная молчаливой скорбью. Будто шторм, вырвавший с корнем крепкие деревья, боль разорвала его жизнь в клочья, оставив лишь обломки воспоминаний, что преследуют его в собственной голове, словно голодный зверь, следовавший за ним по пятам. Он решился потерять буквально смысл своей жизни, чтобы защитить свою душу от новых ран, но в этом отчаянии он находит странное спокойствие — покой изгнанника, заточенного в своем собственном мире боли. Внезапно Хашира слышит позади себя странный шум, похожий на чье-то приземление. Он резко обернулся и тут же опешел, распахнув глаза в изумлении. – Здравствуй, – в полголоса произносит длинноволосый парень, – Томиока Гию. Давно не виделись. Его длинные волосы, некогда струящиеся, как шелк, теперь напоминают спутанную паутину, запятнанную кровью. Его глаза, некогда ярко-голубые, теперь светятся зловещим светом. Его кожа бледна, как у мертвеца, на лице и шее странной формы бирюзово-синие метки, а его клыки удлинились и заострились, вызывая страх. Но несмотря на эти демонические изменения, он все еще выглядит как тот человек, которым был когда-то. Его черты лица были теми же, его голос был тем же. Только в его взгляде появилось что-то новое — что-то темное и злое. Хашира молча смотрит на демона, чувствуя, как кровь в жилах стынет. Это был тот самый человек, который когда-то делал ту же работу, что и он — сражался и убивал демонов. А теперь он и сам стал одним из них. Гию чувствует, как к горлу подступает тошнота. Он хоть и был готов к их встрече, но он все еще не может поверить, что его