✠
Утром он проснулся от того, что кто-то бережно поднял его с пола и уложил обратно на аккуратно застеленную кушетку. Чуя открыл глаза и увидел перед собой озабоченное лицо своего похитителя. Таким он выглядел даже в каком-то смысле забавным, и Чуя выдавил слабую улыбку, которая исчезла как только он вспомнил все недавние события и перенесенные ночью страдания. — Доброе утро, красавица, — поздоровался Дазай, продолжая смотреть на него сверху вниз, — ты хотел проломить стену? Они тут довольно крепкие. Голубоглазый с презрением поморщился. — Ты все слышал? Должно быть, тот и крики его слышал. Однако смущения он почти не чувствовал. Зачем смущаться перед психованным маньяком? — Да. Интересная у тебя ночка выдалась. Я же говорил, что сознание тебя погубит. Есть хочешь? — будничным тоном спросил он, будто они просто жили в одной квартире, а не разделялись на жертву и преступника. — Хочу, — ответил Чуя, принимая сидячую позу. — Тогда садись за стол, - последовал очередной приказ. На столе оказались яичница и стакан воды. — Весьма мизерно для последнего завтрака в моей жизни, — прокомментировал Чуя, вооружаясь вилкой. Дазай подошёл к нему и, на удивление ласково убрав чужие завитки волос с лица, оценивающе посмотрел на разбитый в кровь лоб. Шатен безмолвно удалился в ванную и вышел оттуда с небольшой аптечкой, - Чуя так и не понял, откуда она там взялась. ведь он заранее все обыскал - после чего занялся обработкой раны, заранее приказав Чуе не обращать внимания и продолжать есть. — И какого хрена ты со мной нянчишься? Все равно же завтра расчленишь, — озвучил тот. Дазай все молчал. Он вернул аптечку на место, вымыл посуду, расставил по местам и покинул помещение. Весь день Чуя просидел в комнате один. Стены давили на него и грозили вот-вот захлопнуться, солнечный свет слепил и топил взгляд и разум. Чуя пододвинул стол к окну и выглянул через прутья мелкой решетки. За ним виднелись несколько домиков и беспроглядный лес. На лужайке гуляла по видимому отлучивашаяся от стада овечка. Значит, он здесь не единственный скот, подумал про себя рыжий. Можно было сказать, что стояла жара. Хоть в помещении было прохладно, и на том спасибо. Из людей он никого так и не заметил, даже после пары часов пристального наблюдения. Остаток времени он провел, размышляя над планом побега. Однако любая идея фатально оканчивалась провалом. Окова на ноге была не слишком тугая, но и ниже лодыжки не опускалась. Сама цепь была намертво прикреплена к стене. Сколько бы он не пытаясь ее оторвать или хотя бы немного расслабить, все усилия оказывались зазря. Нога начинала болеть и саднить от попыток освободиться, а вчерашняя рана не давала о себе забыть. Чуя взял вилку и поковырялся ей в замочной скважине на окове — не открывается. Всё-таки надо было согласиться смотреть тот дешёвый американский ужастик с Ширасэ, где всех героев похищают и убивают один за другим, и в итоге лишь один сбегает. Может, тогда он хотя бы знал, что возможно сделать в такой ситуации. Хотя какая теперь разница, он ведь не в фильме, а значит, добрый дядя-режиссер не даст ему выжить просто потому, что он главный герой. Ведь кому ещё быть главным героем? Ширасэ умер первым. Поэтому он отыграет свою роль и пойдет домой, да? О чем это он думает? Чуя покачал головой. Он попросту сходит с ума, вот что происходит. Не удивительно. Это его последний день в этом мире. Интересно, чем занимается Дазай в жизни кроме чтения одной и той же книжки и пожирания человечины? А, ну и фальшивой заботы о своем "скоте". Но Дазай вовсе не выглядел таким, каким Чуя представлял себе людоедов. Худой и тонкий, по нему не скажешь, что у он много кого сожрал. Отобрали всех на аукционе? — усмехнулся про себя Чуя. А такое вполне вероятно учитывая то, как Дазай любит медлить и оттягивать.✠
Ночью шатен снова заявился, с «Безупречным» в руках и в простой черной толстовке, что совсем ему не шла. Висела на нем как мешок и выделяла его чрезмерную бледность. А ещё сделала его каким-то обыденным, уничтожила образ маньяка. В такой одежде он ничем не отличался бы от обычного студента. Ничего не говоря он опустился на кушетку напротив Чуи, что сидел в прострации на протяжении нескольких часов и едва ли почувствовал чужое присутствие. Приступ окатил рыжего снова и из глаз цвета незабудок текли капли, которые он не в силах был контролировать. — Чего тебе надо? — спросил Чуя через несколько минут, заметив и удостоверившись, что перед ним не очередная галлюцинация. — Посижу с тобой, а то вдруг ты и вправду возьмёшь и протаранишь стену, — Дазай раскрыл книгу, закинул ногу на другую и сделал вид, что начал читать, а на самом деле подглядывал через края обложки на дрожащие пряди огненных волос. Когда рыжий поднял голову, он впервые увидел, как тот плачет. Красные щеки, покусанные губки, милые веснушки, усталый и отчаявшийся взгляд. Чуя неимоверно красив. Должно быть, и на вкус он так же превосходен. Накахара пустыми глазами смотрел на него, не отрываясь, будто намереваясь проделать в нем дыру. — А на самом деле я боюсь, как бы ты с собой чего не сделал. Не хочу, чтобы ты тихонько покончил с собой и испортил мне все веселье, — хмыкнул тот. Тишина. — А еще я страдаю от кошмаров, — нехотя признался Дазай, не выдержав. — Кошмары? — повторил за ним Чуя, — серьезно? — Да… ты думаешь, раз я каннибал, то ничего не боюсь? — …пока тебе снятся кошмары, для меня кошмар стал явью, - спокойно констатировал рыжий. Шатен замер. Затем он отложил книгу в сторону и растянулся на голой кушетке, как переросший кот, переваривая сказанное. — Да, ты прав. Я ужасен. Но могу оправдать свои действия, — он закинул руки за голову и его коньячные глаза загорелись интересом. — Мне поебать на твои оправдания, — сплюнул Чуя. Какое-то время они молчали прежде, чем рыжий спросил: — Ты убьешь меня завтра? — Да. — Ясно… — Только не начинай бушевать сейчас. Я дарую тебе драгоценное время. Чуя снова спрятал лицо в руках. — Иди нахуй, — раздраженно процедил он. — Тебе страшно? — поинтересовался убийца. — Иди нахуй. — Мы можем поговорить о чем-нибудь другом, если хочешь. Другого собеседника у тебя все равно не будет, — предложил каннибал после долгой паузы, — Ты читал “Последний день приговоренного к смерти" Виктора Гюго? — Нет. — А зря. У тебя теперь та же ситуация, что у главного героя. Ты взаперти и ждёшь скорой смерти. Отличие в том, что во-первых, ты не совершал преступления, а во-вторых, у тебя есть с кем поговорить и не надо записывать свои впечатления на бумаге. — Какой ты добрый, раз даёшь мне такие привилегии, спасибо, — с сарказмом протянул Чуя, — но если уж так захотелось почесать языком, то давай меняй тему. Я уже понял что мне остаются считанные часы. — Но ведь мне интересно, что ты чувствуешь! — Так почему же не расспросил своих прежних жертв? Сколько у тебя их вообще было? Дазай задумчиво поднял глаза в потолок. — Я спрашивал у них, конечно же. Само собой разумеется, я прекрасно знаю, какого это — чувствовать себя загнанной крысой, — сообщил он. — Так сколько их было? — настоял Чуя. — Я не считал, — пожал плечами тот и отвернулся спиной к Чуе, перевернувшись набок и поджав ноги. Ему должно было быть больно лежать выступающими костями на железной доске. — По тебе не скажешь, что ты много жрешь, — заметил Чуя. — Да? — послышался тихий голос. — Ты ужасно худой, — заявил рыжий. Дазай помолчал, будто снова что-то обдумывая. — Чуя, — позвал он, и обладателю имени стало не по себе от неожиданной хрипоты в голосе парня, — Каким бы ты меня описал? — Издеваешься? Каким по твоему мнению я должен видеть того, кто убил и расчленил моего друга, похитил меня и собирается сожрать? — Если бы ситуация была другая. Чуя вздохнул. — Физически или морально? — смирился он. — Морально. — Ты самый аморальный человек, которого я встречал, — без замедления выпалил Накахара. — «Человек»? — Дазай снова поменял позицию и теперь снова повернулся к Чуе, по-детски ошеломленно рассматривая его, будто видя в первый раз. — Ну да. Ты ведь все ещё человек, даже если питаешься себе подобными. Дазай покачал головой. — Ты мне не подобен, и… какой же я человек… Шатен мямлил и бормотал что-то неразборчивое, словно не мог решить, кому стоит верить: Чуе или своим убеждениям. В этот момент растерянности он был совсем похож на самого что ни на есть обычного молодого человека с недосыпом и экзистенциальными загонами, что увлекаются литературой и философией, живут сегодняшним днём и спят в канаве. — Самый настоящий человек. Не думай, что какое-то мясо сделает из тебя бога, — с укором сказал Чуя. Дазай уставился на точку в полу. Затем быстро встал, зашагал холодильнику, извлёк оттуда бутылку виски и не без усилий открыл подрагивающими пальцами. После чего уселся обратно напротив своей жертвы и начал пить прямо из горлышка. Накахара заметил, что ножа, как и любого другого оружия, у Осаму с собой не было. Однако нападать было бы бесполезно: Чуя рассчитал в голове, что пусть сам он кажется сильнее физически несмотря на рост, Дазай сможет легко отскочить к двери, куда цепь не достает. А какое наказание он потерпел бы за внезапную атаку он не желал и представлять. — Как ещё? — спросил Дазай, оторвавшись от бутылки и делая вид, что изучает названия выведенные мелким шрифтом на наклейке. — Неуравновешенный. Двуличный. Внушающий страх. Мне продолжать? — Ты боишься меня? — Очевидно. Хотя без ножа ты выглядишь жалко и беспомощно. Ещё более жалкий, чем я, хотя позорно умирать завтра мне. Ты как будто уже мертв внутри. — А ты наблюдательный, — поощрил его Дазай, — ты все это заметил за какие-то полтора дня? — Этого сложно не заметить, Дазай, — мрачно ответил Чуя. Он впервые обратился к нему по фамилии, или нет, впервые обратился. Тот поник и съежился словно от холода. — Ненавидишь меня? — спросил он. Чуя нервно хохотнул. — Ненавижу ли я тебя? Разумеется, ты прикончил моего друга. — А что, если бы твой друг был все ещё жив? — В смысле? — Что, если бы я похитил только тебя? Ты бы ненавидел меня так же? — Сложно сказать, — задумчиво хмыкнул Чуя, — но причина моей ненависти не то, что ты хочешь меня убить, я скорее просто не могу тебя понять. А вот за Ширасэ я не прощу никогда. Дазай кивнул и чему-то улыбнулся. Отпил ещё пару глотков, после чего предложил: — Не хочешь выпить? — Я не пью, забыл? — Так почему бы не попробовать? Я знаю, тебе уже есть восемнадцать, — хитро пощурился парень. Он быстро взвесил все "за" и "против, и под конец махнул рукой: — Наливай. И вот он уже делал аккуратный глоток из до краев заполненного стакана, молясь, чтобы в нем оказался подмешан яд. На вкус так себе, но вероятно, эффект того стоил. — А зачем ты носишь бинты? — ни с того ни с сего спросил Чуя, делая ещё один неуверенный глоток. Эти белые ленты закрывали каждый сантиметр тела от кистей рук до шеи шатена и весьма напрягали. — Под ними шрамы, — пожал плечами Дазай, — это, впрочем, секрет, но ты возьмёшь его с собой в могилу… или ко мне в морозилку, ха-ха. Накахара ухмыльнулся. Он точно сходил с ума в компании этого психопата. Все вокруг начинало казаться комичным. Или это алкоголь? — Хах, да. И со всеми жертвами ты так откровенничаешь? — Нет, только с тобой. За красоту. Ты очень красивый, по правде говоря. Я слышал, что красивые люди намного лучше на вкус. Пора выяснять, правда ли это, да, Чуя? — Вот завтра и выяснишь. — Жду с нетерпением.✠
— Давай сыграем в игру, — предложил Осаму, когда стакан в руках у Чуи опустел. — С каннибалами не играю, — усмехнулся тот, сидя в расслебной позе и ощущая сравнительное облегчение после всего вчерашнего стресса благодаря выпивке. Время давно перевалило за полночь. — Ну же, когда тебе ещё выпадет такой шанс? Давай. Игра называется “я никогда не…”, знаешь такую? — О боже, мы что, дети малые? Те сколько лет, кстати? — Мне двадцать. — Значит я правильно угадал, — победно вскрикнул и стукнул по металлу Чуя. — Это неважно, все равно — давай играть. Правила знаешь? — Да! — Тогда начинай. — Я никогда не жрал человечину, - воскликнул он, — пей!!! Дазай послушно отпил из бутылки. — Я никогда не совал вибратор себе в задницу. — Блять, еблан! Чуя резко вырвал виски из чужой руки и отпил из горлышка без капли отвращения. — Я никогда не убивал. … — Я никогда не красился в рыжий. — Идиот! Это мой натуральный цвет! Моя очередь — я никогда не жил в деревне! — Я никогда не дрочил на парней. — Извращенец, а мои видео забыл? — в шутку спросил Чуя, ожидая увидеть негодование Осаму. — Ой, а это тоже считается? — спохватился тот. — Ты что… — изумленно округлил глаза рыжий, а его и без того красные от алкоголя уши залились новой краской, — Ты реально это делал?! Дазай только ухмыльнулся в ответ. Ему в лицо тут же полетел пустой стакан, но он ловко словил его в воздухе. Первая буьылка быстро осушилась, а алкоголь начинал вбиваться в голову и лишать рассудка. — Я никогда не целовался, — сказал Дазай. Чуя вопросительно изогнул бровь. – Да ладно? Не может быть, тебе двадцать и ты привлекательный, - ответил он, но все же отпил от второй за ночь склянки. – Думаешь? – возбужденно воскликнул шатен. Он незаметно (в таком состоянии Чуя и слона в комнате не заметил бы) уселся рядом с Чуей и подался вперед. Коньячные радужки считали блеклые веснушки на чужих пухлых щеках. Рыжий фыркнул и пожал плечами, игнорируя его действия. – Типа да, ну и что? – Хочешь украсть мой первый поцелуй, Чуя? – Чего, блять?! – Пососаться не хочешь? – А может, и хочу, – сплюнул пьяный в стельку Чуя. В последний день своей жизни он понял, что плохо переносит алкоголь. Дазай тем временем поднес руку к чужому лицу и провел большим пальцем по щеке, фиксируя потресканные от стресса, но по какому-то капризу желанные лепестки губ. Тот не сопротивлялся, рассеянно наблюдая за действиями. Лицо шатена было слишком близко, он затаил дыхание и в предвкушении слегка разомкнул губы, приглашая. Пристальный взгляд манящих глаз скрылся под веками, когда Осаму легко коснулся чужих губ своими прежде, чем накрыть полностью. Его руки легли рыжему на спину и крепко сжимали, будто в страхе что тот вот-вот исчезнет или захочет убежать (о чем Чуя даже не думал в тот момент). Резкое слово “сосаться” к поцелую никак не подходило. Это скорее был первый, самый нежный и незабываемый поцелуй, однако Дазай соврал. Он в этом деле оказался довольно опытным. Нерасторопные движения сменились резкими, Дазай без стыда смаковал Чую, а тот начинал мычать от наслаждения и нехватки воздуха. Напоследок Осаму прикусил чужую нижнюю губку до крови и Чуя вздрогнул от негодования. – У тебя сладкая кровь, – облизнулся каннибал. – Ублюдок, ты все испортил! Ты наврал мне, ты точно уже целовался. – Раз уж тебе так понравилось, можем повторить, – расплылся он в искренней улыбке. И они повторили. Еще и еще. А затем играли до утра, смеясь и подкалывая друг друга как старые знакомые под эффектом виски. Забывая о том, как распределены их роли в этой пьесе. Вскоре Чуя не выдержал и откинулся на свернутые покрывала. Под ровное сопение рыжего Дазай покинул комнату, и, бережно заставляя последнюю щеколду снаружи, рухнул на пол от усталости и опьянения.