связанные на словах

      авантюрин получает этот поцелуй из небесной тьмы. впервые за свою жизнь ощущает какую то заботу, в каких бы корыстных целях она не проявлялась. ему страшно нарушать это спокойствие, что медленно разрастается по телу лианами, нежными и цветущими, вовсе не шипованными стеблями дикой розы. он и слова не скажет, лишь прикроет глаза и постарается полностью пропитать себя этим моментом, ведь понимает, что совсем скоро им придется разойтись, и более никогда не подвернется момент и человек, когда можно будет разрешить обнять себя.       воскресенье и не лгал вовсе, когда говорил о том, что и сам перестает чувствовать тревогу, когда рядом с собой видит авантюрина. он действительно является поводом для того, чтобы забыть о всей печали, что настигает его после смерти сестры. когда авантюрин рядом и ничего не утаивает, воскресенье осознает, что совсем скоро все получат по заслугам и тогда точно можно будет вздохнуть с облегчением. он знает, что доверие авантюрина – ценнейшая для него вещь, и овладев им, чувствуется власть. любимая и привычная. воскресенье так же прикрывает глаза, не переставая поглаживать авантюрина по волосам, слышит его тихое дыхание и ощущает биение сердца – он спокоен и доверяет ему свою самую большую ценность.       воскресенье прекрасно знает, что ничто в этом мире не бывает просто так. все нужно заслужить своими действиями, и даже чувство спокойствия никогда не сойдет на него из пустоты. необходимо самому создавать его для себя. осторожничать и всегда думать наперед, доверяясь кому то или чему то, ведь даже авантюрин до сих пор остается большой загадкой, пусть и постепенно раскрывается. только сейчас они сумели почувствовать меньше тревоги лишь потому, что поработали над этим всеми разговорами.       но авантюрин не может смириться со своей слабостью, ему мерзко от того, что он разрешает кому то коснуться себя. мерзко от осознания, что он действительно нуждается в этом, хочет объятий, хочет этой иллюзии понимания и любви. он напряжен, в моменте сильно жмурит глаза и приподнимается на руках, удивленно сверху смотрит на воскресенье, а после изменяется на отвращение. авантюрин чувствует, как вновь сильно раздражена кожа, просит расчесать до крови. самовнушение, может, но авантюрин действительно испытывает это омерзительное чувство.       – хватит. мне неприятно. это грязно.       – грязно? ты о чем?, – воскресенье удивлен словам авантюрина, пусть мысленно уже и строит цепочку его додумок. он ведь следил за руками, чтобы авантюрин не почувствовал себя дискомфортно.       – ну, знаешь... факт, что мне действительно нужно было обнять кого то. это мерзко, сильным людям такое, наверное, не нужно, – авантюрин боится сказать что то неверно, и все равно произносит свои слова. он старается отсесть подальше, но воскресенье цепляет его за руку и тянет обратно.       – тебе это кажется странным только потому, что раньше такого не было. странно отрицать, что такому, как ты, не нужна чужая забота. все твои проблемы буквально появились из за ее отсутствия, понимаешь?       – пусть так, но взрослый человек должен отвыкать от этого.       – с чего ты это взял?       – да какая разница?, – настроение авантюрина меняется слишком резко, сейчас он кажется обозленным и недовольным.       – человек – плод... хм, любви двух людей. ты ведь был желанным. твои родители тоже заботились друг о друге, а сейчас ты все это отрицаешь. я просто обнимаю тебя потому, что касания успокаивают. ты встревожен, мы с тобой говорим и волнующем, и все равно ты показываешь характер. тебе сложно принять свою потребность в заботе, или что?       авантюрину слишком больно слышать такое, он готов разрыдаться прямо перед воскресеньем, но все равно держится. он абсолютно не понимает своих чувств. сначала думает об одном, разрешает себе что то, а потом запрещает, винит себе, придумывает другие возможные исходы и думает о прошлом, потом вновь о будущем, но никогда не задумывается о том, чего хочет в настоящем. будто боится принять слабости, которые прятал даже от самого себя долгие годы, но воскресенье такой внимательный, способен раскопать даже самые неприятные воспоминания и заставляет чувствовать себя непривычно. никогда не ругает, будто выстраивает линию специально для авантюрина. относится к нему не так, как другие люди, старается рассмотреть авантюрина с другой стороны и ведет себя порой слишком тепло. воскресенье стал первым человеком, которого авантюрин сумел обнять, но даже так он остается невероятно тревожным.       – я не стану настаивать, и все же, помни, что мы разойдемся, и я могу навсегда остаться единственным исключением. не бойся каких то действий в мою сторону, мы больше не пересечемся.       а ведь воскресенье действительно прав. он становится единственным исключением, рядом с которым удалось показать свою слабину, и никто никогда не узнает о том, что происходило в стенах этой резиденции между двумя живыми-мертвыми. авантюрин итак зашел далеко со своими приступами аутоагрессии, так почему нельзя так же просто принимать какие то попытки воскресенья позаботиться о нем? какой бы характер не имели его действия, авантюрин, пусть и опаской, хотел бы их принимать.       он смягчается, взгляд наполняется нежной печалью. авантюрин расслабляет руку, за которую его все еще держал воскресенье, а после и сам укладывается обратно. не боится лечь напротив, чтобы смотреть ему в лицо, рукой и сам приобнимает воскресенье, чувствуя, что, кажется, так и должно быть – нужно хоть раз в жизни довериться кому то, пусть и совсем немного. авантюрин хотел бы не привыкать к такому хорошему отношению, но соблазн слишком велик.       воскресенье лишь принимает его, старается не делать резких движений и аккуратно прижимает авантюрина к себе. кажется, ему тоже идет это на пользу, ведь объятия всегда имеют четкую ассоциацию с теплом и спокойствием. воскресенье обнимал лишь свою сестру, когда вырос и вошел во взрослую жизнь отдельно от родителей. для него касания тоже должны значить очень много, но он не брезгует касаться авантюрина, ведь сейчас они нужны друг другу.       может, воскресенье не так сильно нуждается в словесной поддержке, как авантюрин, ведь он и сам умеет прекрасно разбираться со своими мыслями, но нахождение другого человека рядом... успокаивает. точно успокаивает.       авантюрин не может лежать на кровати спокойно, принимает, что может обнимать воскресенье сколько захочет, и так старательно пытается найти позу поудобнее, прижимается ближе и руками тянется за спину и очень хорошо чувствует под своими ладонями чужое тело. это так странно, слишком нереально для чего то, что могло произойти с авантюрином.       – ты ведь просто исключение из правил, да? я больше не смогу ни с кем так..., – авантюрин будто слова забывает, ему слишком волнительно вот так доверяться кому то. он открыл ему душу и тело, обрушил всю защиту, которую отстраивал годами. авантюрин уверен, что при других обстоятельствах никогда бы так не поступил.       – в нашем случае слово 'исключение' не несет негативный окрас, к твоему сведению. поэтому – да, мне приятнее считать себя исключением.       авантюрин замирает, едва ли показав на лице недовольство тем, как его же слова против него обернули, а воскресенье только кратко посмеивается.       – сколько у нас дней?, – авантюрин резко меняет тему. ему не хочется больше говорить о себе и о всех этих психологических играх воскресенья.       – ...почти трое суток. совсем немного. может быть, мы выйдем в город чуть раньше и узнаем обстановку. корпорация должна начать свою работу на пенаконии в ближайшее время.       авантюрин получает ответ на свой вопрос и снова замолкает. не хочет больше утруждаться разговорами. кажется, ему лучше попробовать самостоятельно поработать головой и обдумать все, что воскресенье выложил ему этим вечером.