Тень улыбки

      Тогда Макс не выспался. Да, играя с веществами (не бездумно, как могли подумать, у него была цель), нужно быть бодрячком, а не еле-еле ковырять ногами и чуть ли не каждую минуту зевать. Макс был в полудрёмном состоянии и почти не соображал, что он делает и чего хочет. Где-то далеко голос шептал, тоже сонно и вяло, что Макс хочет немного подпортить комнату сестры, – кажется, бомбой-вонючкой; а может он не комнату, а костюм супергеройский хочет ей испортить... Макс уже и не вспомнит.       Не вспомнил и того, что данную смесь категорически нельзя нагревать, только заморозить, чтоб реакция пошла. И, угадайте что? Конечно, способности Макса его подвели, те видно тоже ещё не проснулись, вот и устроили чёрти что. Огненное дыхание само вырвалось на колбу, но даже тогда, когда Сандермен понял свою ошибку, он ещё не проснулся. Только когда колба взорвалась в его руке, а осколки вонзились не только ладонь, но и лицо, – вот тогда Макс и проснулся.       Лучше уж ледяной душ, а не кислоту в лицо. Или что там в этой склянке было. Впрочем, чтобы там не было, Макс не может вспомнить, что было после осколков. Ему кажется, что он потерял сознание.       Судя по лицам медработников пролежал он здесь немало. Медсестра улыбнулась. Врач, который сидел за столом, обернулся, осмотрел Макса и встал. Он медленно шагал в сторону его койки. — Повезло тебе, мальчишка, — сказал он, поглядывая на подростка сквозь стёкла очков, — у нас здесь есть библиотека, а там учебник по химии. Возьми, понадобится. — Благодарю, — спокойно ответил Макс, не чувствуя внутри даже злости, — но я просто не выспался.       Врач закатил глаза. — Мэри, позови тех надоедливых родственников мальчишки. — сказал он и медсестра, кивнув, ушла. — Даже врача заколебали. — Не то что "достали", — аккуратно отвечает он, — просто за эту неделю они словно поселились в больнице. — Неделю? — Макс говорит это без интонации, ведь внутри всё также ничего. — Я так долго был без сознания? — Может всё-таки возьмёшь учебник по химии?       Макс ответить не успел: в палату ворвались родители, Нора, Билли и, конечно же (удивительно) Фиби. Хэнк придерживает Билли за шкирку, ведь тот хочет прибежать быстрее всех к койке Макса. Фиби же, у которой глаза на мокром месте, подбегает к брату и обнимает. — Дурак ты, — шмыгая, говорит она, — напугал нас!       После, когда она всё-таки вспомнила про родителей, отошла, и эта процедура прошла ещё четыре круга. Макс всё также ничего не почувствовал: ни слабого счастья, ни капельки радости. Волнение семьи и так не должно было тронуть струны его чёрного сердца; но всё же хоть рассмеяться должен был, – вот, переживали, а он вернулся, напугал, да?       Барбара внимательно смотрела на сына у которого на лице и мышца не дрогнула. Внутри её что-то засуетилось. Но она смолчала, скидывая такое отстранённое поведение на то, что Макс, как он сам думает, злодей. "Не нужны мне эти телячьи нежности", — Барбара считает, что именно так Макс сейчас и думает. — Спасибо, братик, — Нора улыбается, — мы школу пропустили. — Хоть помог, — говорит Макс, даже не улыбнувшись, — и скоро я отсюда выйду? — обращался он к врачу. — Да поскорее бы, — отвечает тот, не отвлекаясь от каких-то очень важных бумаг, — идите сейчас. Я всё сделаю.       Хэнк делает шаг вперёд, чтобы помочь, но Макс останавливает его движением руки и сам, опираясь на койку, тяжело встаёт. Голова кружится, а в глазах мутнеет. Но ровно через секунду состояние вернулось в норму, и теперь Макс стоит уверенно на своих двух, не покачиваясь из стороны в стороны, как было секунды три назад.       Семья уже вышла с палаты, Макс же останавливается около дверного проёма и смотрит на врача. — А насчёт моего состояния, последствия... Ничего странного со мной не должно происходить? — Первые дни может быть головокружение или рвота, — отвечает врач, — а так, ничего сверхъестественного происходить не должно. — Спасибо.       Макс выходит с палаты и слышит вслед слова врача: — Чтобы я тебя здесь больше не видел, Макс Сандермен.

***

      Прошло чуть больше недели, а если точнее, то восемь дней и девять часов. За это время Макс выходил из логова только по нужде и, как бы странно это не звучало, почти не ел. Люди с суперсилами могут не есть несколько недель, поэтому дискомфорта он и не ждал. Все было прекрасно. В логове мёртвая тишина, первые дни нарушаемая только болтовнёй взволнованного (не хотел признавать это) доктора Колоссо. Последние три дня в его лаборатории шумели только склянки и бумага, которая периодично горела до тла от огненного дыхания Сандермена.       Конечно, такая тишина никому из жильцов дома не нравилась: первые дни они опасались, что он устраивает масштабный розыгрыш, но потом начали переживать. И довольно сильно. Особенно Фиби. Макс не запрещал заходить, но иногда (странно, что не всегда) она раздражала своими бутербродами и попытками его разговорить. Впрочем, и сегодня она решила зайти в гости. — Макс?       Зачем звать? Он всё равно не ответит, за эти дни она должна была это понять. Как обычно, Макс не удостоил её даже взглядом. — Я принесла сэндвич. — как хреново слышать нотки волнения в голосе сестры. — Ты всё отказываешься есть, но... — Я не хочу, — отвечает он, исписывая весь листок, — можешь кролику дать.       Кролик возмущённо фыркнул, ведь он не кролик, а доктор Колоссо, но промолчал. Фиби же махнула рукой и все бумаги полетели в сторону. Макс никак не отреагировал, достал ноутбук и начал печатать что-то там. — Я заберу доктора Колоссо. — Забирай, — бросает Макс, продолжая что-то печатать, — мне он не нужен, только работать мешает. — Я последние дни я вообще молчал! — возмущённо кричит кролик. — Я понимаю, что ты злодей и все дела, но так поступать с другом... — Другом? Ха! — его смешок звучит уж слишком безэмоционально. Макс сам замечает это и смолкает. — Ладно, ты прав. Перегнул немного. — Немного? Ты восемь дней сидишь как куст, не двигаешься, только и делаешь, что пишешь и молчишь! — Обиделся что ли? — Макс наконец закрывает ноутбук и смотрит на Фиби. — Ты что так распереживалась, сестрёнка? — он хватает сэндвич и суёт себе в рот. — Странно. Это вкусно.       Фиби как-то по-глупому улыбается, наблюдая за тем, как Макс ест сэндвич. Он телекинезом призывает к себе листы и разглядывает их. — Потом разберусь, — Макс улыбается, но Фиби кажется эта улыбка какой-то неестественной, — надо хоть на свет выйти. — Я рада, что... — Всё, Фибс, не начинай. Я понимаю, что акция одноразовая, так что давай без соплей, м? Продолжим ненавидеть друг друга, как тебе идея?       Фиби хмурится и слабо кивает. Макс быстрее неё вылетает из логова. От него отскакивает Бабара и Хэнк, Нора и Билли прячутся за диваном, словно их здесь не было. Выглядело это довольно смешно и глупо, поэтому Макс позволяет себе слегка улыбнуться и даже издать что-то напоминающее смешок. Напряжённые лица, при виде улыбки Макса, расслабились. — Соскучились? — Макс не перестаёт натянуто улыбаться. — Вот прошёл период депрессии, ха, даже помощь специалиста не понадобилась. — Депрессии? Макс... прости, мы.. — Да шучу я, — он улыбается как-то через силу, — просто был занят. — Все восемь дней? — Ага. — телекинезом он открывает холодильник и призывает к себе бутылку сока. — Нужную формулу долго не мог вывести.       Барб расправляет руки и обнимает своего сыночка. За эти дни они ужасно переживали. Не могли слова сказать ему, думали, что это из-за недельной комы. Всё ждали, сидели у двери и только Фиби осмелилась зайти к нему. Она входила, выходила и качала головой. Пробовали зайти младшие: вылетали ледяные статуи, а родителей он и вовсе не пускал, запирая двери. — Я так испугалась... — Всё, мам, — Макс слабо улыбается, — всё нормально, правда.       Младшие выходят из укрытия. Видят лицо Макса и ужасаются: на нём ни единой эмоции. Он просто обнимает, ни улыбается, ни закатывает глаза, ничего. Пустым взглядом смотрит на них, Нора и Билли оборачиваются, но не видят там желанного призрака. Но так не бывает. Каким бы Макс не был злым, он просто не может так холодно реагировать на объятья матери. Здесь очевидно что-то не так.       Макс, кажется, понял, что его лицо пугает детей – вот как те съёжились. Но не находит в себе сил даже улыбнуться. Шепчет, что всё, пора бы его опустить и дать вздохнуть. Барбара, смеясь опускает его; внутри вновь пугается, когда не замечает на его губах даже тени улыбки. — Какой-то ты, Макс, странный. — осмелилась сказать Нора, скрещивая руки на груди. — Да он же просто не улыбается! — говорит Билли, как всегда, прямо. — Я просто устал, — отмахивается Макс, — ничего серьёзного. — Правда? Может сандермонитор проверит..? — Мам, всё правда хорошо, — он громко выдыхает, когда ловит уж слишком обеспокоенные взгляды родных, — но если хочешь, можем проверить.       Хэнк тут же достаёт пульт и включает сандрмонитор. На экране он выбирает нужную функцию, – сканер, — и включает её. Макс послушно расправляет руки. Секунды шли медленно, напряжение росло, только вот сам Макс был пугающе спокоен. — Физически ничего не повреждено, — начал голос, Сандермены выдохнули, — но психологическое состояние Макса Сандермена нестабильно, чтобы защититься, мозг отгораживается от эмоциональных травм. — То есть, эта пустота внутри меня, которая только в книжках бывает, – отсутствие эмоций? — Да. Я не могу выявить точную причину такого решения мозга.       Несколько минут в доме царила тишина. Её нарушил громкое ругательство Хэнка. — Вот же чёрт!