Семейные узы

Моя рука неуверенно останавливается в нескольких дюймах от дверной ручки. В чём дело? Неужели я нервничаю? Это что-то новенькое. Обычно я без колебаний распахиваю эту дверь, чтобы пройти мимо стола секретарши и точно по расписанию плюхнуться на кушетку в кабинете доктора Фицджеральда. В зависимости от настроения я даже могу принять игривую позу и сказать что-нибудь в духе: «Ну же, док, нарисуй меня неотразимым, как одну из своих чешуйчатых подружек», что, конечно же, вызовет у него недовольную гримасу, сопровождаемую щелчком ручки, которой он запишет обо мне несколько нелицеприятных отзывов в свой блокнот. Не могу быть уверенным, но, похоже, ему не очень-то нравятся мои шутки, что в принципе неудивительно, однако мне кажется, что из-за них между нами всё время возникает невидимый барьер. Или же это просто моё воображение, и у нас совершенно нормальные отношения, какие и должны быть между психиатром и пациентом. Так почему же я нервничаю? Кремовые стены и флуоресцентное освещение в коридоре работают как обычно и своей тошнотворной медицинской палитрой настойчиво подталкивают меня идти вперёд. И всё же я никак не могу нащупать эту чёртову ручку. Может, у меня инсульт? На всякий случай я несколько раз вдыхаю носом воздух, чтобы убедиться, не чувствую ли я поблизости запах подгоревших тостов (ведь именно их должен ощущать человек с инсультом). Но нет, я лишь чувствую мерзкий запах дезинфицирующего средства для мытья полов и то, что, как мне кажется, является ароматизатором с лавандовыми шариками, от которых жутко болит голова, но при этом все постоянно ими пользуются из-за длительного срока хранения и чудесного лесного аромата. А может, я просто себя накручиваю? Ведь у меня и без того полно проблем помимо обязательных походов к доктору. Я делаю глубокий вдох и наконец-то открываю дверь. Декор и эстетика кабинета психиатра гораздо приятней и не похожи на тот мрачный коридор, откуда я только что пришёл. Вместо тошнотворного кремового цвета стены окрашены в спокойные тёмно-синие тона с дубовыми панелями по краям. Дешёвое потолочное освещение заменено тёплым сиянием нескольких вычурных ламп на стенах, а на потолке можно заметить светильник с четырьмя закрытыми плафонами лампочками, которые окружают мягко вращающийся вентилятор. Так что куда бы ни шли деньги, что люди тратят на психиатров, можно с точной уверенностью сказать, что хотя бы часть из них идёт на успокоение вашего разума, когда вы приходите в подобное место. – Добрый день, мистер Мус! – бодрым голосом здоровается секретарша-диплодок, поворачивая свою невероятно длинную шею, чтобы улыбнуться мне. Несмотря на её… впечатляющие размеры, голос у Сьюзан на удивление мягкий и женственный. Я отвечаю на её улыбку своей и прохожу через зал для посетителей ко второй двери слева. Мне не нужно ничего говорить или советовать, я уже несколько раз бывал в этом месте, а потому точно знаю, куда надо идти и что делать. Кроме того, доктор Фицджеральд так же пунктуален и предсказуем, как я. А значит, стоит мне только открыть эту дверь, как он сразу же улыбнётся мне и скажет… – А, здравствуй, Анон. Очень рад тебя видеть. Вижу, сегодня ты опоздал на несколько минут. Доктор поднимает свою маленькую руку и выразительно переводит свой взгляд с наручных часов на меня, вскинув одну бровь. Я знаю, что он не пытается быть со мной грубым и это обычное вступление для начала беседы, но будь я проклят, если оставлю этот упрёк просто так. – Да ладно тебе, док. У меня же должно быть немного времени в запасе, верно? Ведь мы с тобой постоянно заканчиваем наши сеансы на несколько минут раньше. Например, в последний раз я ушёл от тебя за семь минут до конца, – ворчливо произнёс я, опускаясь на кушетку. Его бровь вновь приподнимается, а на лице появляется ухмылка, демонстрирующая мне устрашающий ряд острых зубов. – Да, можно сказать и так. Просто я удивлён, что ты опоздал. Ну-с, как у тебя сегодня дела? – произносит он, усаживаясь в своё рабочее кресло психиатра и скрещивая ноги. В одной его руке зажат блокнот, а в другой впечатляюще миниатюрная для такого здоровяка ручка, которой даже мне было бы трудно писать. Но вот ему как-то это удаётся. – Что ж, я бы сказал, всё как обычно. Я не могу спокойно спать. По три раза за ночь просыпаюсь с криками и в поту. У меня в ушах постоянно раздаются вопли и свистят пули. Ну а из нового, я недавно начал надевать в постель подгузники для взрослых, чтобы избежать ненужной стирки простыней, если ненароком обделаюсь от преследующих меня кошмаров. Ты должен помочь мне, док! Есть ли у тебя какие-нибудь лекарства, чтобы этот кошмар прошёл?! А то те, что ты мне выписываешь, совсем не помогают! Хотя бровь доктора Фицджеральда всё ещё остается на прежней высоте, его ухмылка заметно слабеет, и я вижу, как он начинает хмуриться. Возможно, на этот раз я немного перегнул со своими шуточками. Кроме того, я всегда должен помнить, что хоть этот парень немного меньше хорошего друга моей семьи, "дядюшки" Мо, его челюсть тираннозавра всё равно очень большая и может запросто оторвать мне голову всего одним движением. И пусть я сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдёт, первобытная часть моего мозга, движимая стремлением к выживанию, приказывает мне немедленно бежать из этой комнаты. К счастью, ничего ужасного не происходит и док лишь приглушённо вздыхает, очевидно, не собираясь меня сжирать, за неудачно брошенную шутку. – Ну же, Анон. Мы это уже проходили. Я знаю, что тебе не нравится посещать психиатра. И ты считаешь это… – он бросает взгляд на блокнот, который держит в руке (или, скорее, лапе), – …«пустой тратой времени и денег налогоплательщиков», если мои записи верны. Но, несмотря на твоё отношение к нашим сеансам, ты должен понимать, почему тебя отправили ко мне. Мои глаза на мгновение блеснули от слёз, и я отвернулся от доктора Фицджеральда. Конечно, я понимаю, почему. Мы обсуждали это уже дюжину раз. И хоть я практически не участвовал в боевых действиях, после обучения меня отправили на какую-то военную базу, расположенную на относительно безопасном расстоянии от горячих точек. Там я целыми днями сидел в здании связи, следил за радио и составлял редкие пресс-релизы по четырнадцать часов в день. Это была скучная и унылая работа, но моё начальство, видимо, решило, что мой крупный первобытный мозг принесёт куда большую пользу армии, чем мои хиленькие на тот момент мышцы. И всё было бы в порядке, если бы за четыре дня до отправки домой и завершения моего контракта какой-то бешеный террорист не выстрелил по нашей части из РПГ, засев на большом расстоянии, чтобы наши часовые не смогли его заметить. Его чёртова ракета угодила прямо в пешеходную дорожку между столовой и радиостанцией. И если бы я ушёл на обед на пятнадцать секунд раньше, то это мои кишки сейчас были бы разбросаны по всей пустыне. Но вместо этого рядовому Уэстону выпала честь отдать жизнь на службе своей стране, будучи уничтоженным ракетой, выпущенной каким-то гребаным героем-смертником, которому наверняка пообещали огромное количество девственниц в загробном мире. Неизвестно, получил ли этот кусок дерьма своих девственниц или нет. Хотя это не так уж и важно. Да и у его изрешечённого пулями тела, что спустя пару минут рухнуло лицом вниз, уже этого не спросишь. Я встряхнул головой, прогоняя от себя болезненные воспоминания. Физические шрамы на груди по-прежнему напоминали мне о том, как близко в тот день я был от смерти, равно как и душевные переживания оттого, что именно я стал тем, кто застал последние секунды жизни рядового Уэстона. И хотя с тех пор прошло немало времени, страшные воспоминания до сих пор преследовали меня и не давали спокойно спать по ночам. Не дав слёзам покинуть мои глаза, я снова поворачиваюсь к доктору Фицджеральду. – Да, док. И мне кажется, что мы уже исчерпали эту тему. Многие солдаты проходили через куда более худшее дерьмо, так что не нужно вспоминать об этом. С тех пор как я начал ходить к тебе на сеансы, мне стало гораздо легче и мой разум очистился, чего никак не скажешь о штанцах, которые я испачкал, когда пережил это. Он вновь на меня посмотрел, и я несколько раз виновато кашлянул. – Ах да. Прости за нездоровый юмор. Доктор Фицджеральд успокоительно поднял вверх свою маленькую руку. – Не беспокойся об этом. Юмор – это совершенно нормальный механизм для борьбы с душевными травмами. Однако я бы попросил тебя не шутить так в присутствии людей или динозавров, которые не являются твоими психиатрами, – он на мгновение замолчал, чтобы что-то записать в своём блокноте, после чего продолжил: – Итак, согласно твоим словам, ты чувствуешь себя намного лучше и уже забыл о том инциденте, который привёл тебя ко мне? Что ж, рад это слышать. В таком случае мы можем закончить сегодня пораньше. Если, конечно, ты не хочешь ещё что-нибудь со мной обсудить? – Ещё что-нибудь? – удивлённо повторяю я. – Да, мне почему-то кажется, что тебя ещё что-то гложет и это никак не связано с твоей службой в армии, – утвердительно кивает док. Ох уж этот доктор Фицджеральд! Шерлоку Хорнсу определённо есть чему поучиться у этого тираннозавра. Я неуверенно щёлкаю языком, пытаясь подобрать нужные слова. – Что ж… да, есть кое-что. Но это связано не со мной, а с моей женой, Люси. Психиатр вновь поднимает бровь, доказывая, что она – реальный соперник в борьбе с бровью Дуэйна "Скалы" Джонсона, после чего смотрит в свой блокнот. – Женой? Так-так, интересно, в моих записях сказано, что ты начал встречаться с ней, ещё когда учился в школе. А после возвращения со службы сразу же сделал ей предложение. Надо же, а ты не из тех, кто откладывает столь важные решения на потом. Жаль, что меня не позвали на свадьбу, я бы обязательно пришёл к вам с подарком. Он вновь широко улыбается своими пугающе острыми зубами. Однако меня это уже не напрягает, и я спокойно отмахиваюсь от этой улыбки. – Не переживай так, док. Признаться, я и сам был немного удивлён такой скоростью. В смысле, я её очень люблю, это правда, и мы оставались с ней на связи на протяжении всей моей службы, благодаря чему смогли сохранить наши отношения на плаву, хоть и на большом расстоянии. А потому брак после моего возвращения к ней казался совершенно нормальным и естественным. Чёрт возьми, да большая часть нашей переписки за последний год моей службы была практически посвящена планированию нашего совместного будущего. Так что я решил не тянуть саблезубого тигра за хвост, и когда вернулся домой, практически сразу же сделал ей предложение. Довольная ухмылка растянула лицо доктора. – Что ж, я искренне рад за вас. И как прошёл день вашей свадьбы? Наверняка на нём собралось много гостей, среди которых были ваши друзья и родственники. Я печально поджимаю губы и выдыхаю воздух через нос намного резче, чем планировал. Думаю, док уловил моё напряжение, потому что ухмылка на его лице быстро исчезла. Ей богу, дайте этому тираннозавру гребаный олений посох и накидку из листьев, и он станет неплохим прорицателем, умеющим читать мысли. – Ну, это как сказать, – неуверенно начинаю я. – Церемония прошла по высшему разряду, да и сам приём был очень милым, вот только… на нём практически никого не было. То есть мы буквально почти никто не приглашали. Там были мои и её родители. Её брат Насер, который хоть и ворчал, что ему пришлось приехать издалека и пропустить несколько дней в медицинском колледже, но всё же был рад за свою сестру. Несколько друзей семьи, вроде друга её отца, "дядюшки" Мо, который, кстати, тоже тираннозавр. Но это всё. И мне, если уж говорить начистоту, было немного неуютно, когда я вместе со своей женой вышел на пустую танцевальную площадку, которую окружали редкие друзья и родственники. Доктор Фицджеральд слегка поёрзал в своём кресле. – Что ж, на мой взгляд, маленькие приёмы не так уж плохи. Но, судя по всему, он не оправдал твоих ожиданий, верно? – Ну, не совсем. Честно говоря, меня вполне бы устроило и простое свидетельство из суда, но её родители настояли на том, чтобы наша свадьба прошла в церкви перед лицом Господа, а после обязательно должен был быть приём, на котором нас ждало большое количество еды для ничтожно малого числа гостей. Это… очень сложно объяснить. – Сложности – это то, ради чего я здесь, Анон. Пожалуйста, продолжай. Я подношу руку к голове. Я не уверен, что мне стоит рассказывать о тараканах Люси своему психиатру, но я уже выпустил этого джинна из бутылки, а значит, поздно отступать. – Дело в том, что у меня в жизни было не так уж много знакомых, которых можно было бы пригласить. И это в какой-то степени понятно, ведь я никогда не был душой компании или своим на вечеринке. За время службы я встретил только одного парня из тех, кто был хоть отдалённо близок к Волкалдера-Блаффс, но он был тем ещё придурком, а потому я не собирался приглашать его. Но вот Люси… она прожила здесь всю свою жизнь, и ей было некого пригласить, кроме своих родных. Доктор Фицджеральд снова заглядывает в свой блокнот. – Ты уже упоминал, что познакомился с Люси в старших классах. Тогда у неё тоже были проблемы с друзьями? – Ну, да… то есть, нет, не совсем. Конечно, она никогда не была общественницей, а из-за её скверного характера не всякий хотел с ней общаться, но у неё были друзья. К сожалению, ближе к концу последнего семестра всё пошло наперекосяк, причем самым катастрофическим образом. Не буду утомлять тебя подробностями, док, и скажу лишь, что практически никто из нас не сделал ничего правильного в тот день, когда был выпускной вечер… даже я. В итоге мы растеряли всех, с кем когда-то дружили. – Мне жаль это слышать. И, судя по всему, Люси так и не завела себе новых друзей, пока ты был в армии? Я громко вздохнул. – Насколько я знаю, нет. Она упоминала пару коллег из церковной школы. Но никогда не приглашала никого из них на ужин. Тираннозавр на мгновение широко раздвинул ноги и закинул одну из них на другую. Довольно впечатляющий подвиг, если учесть, какие у него чертовски огромные растопыренные конечности, но он сделал это весьма ловко. Это подсказало мне, что мы уже приближаемся ко времени окончания нашей встречи, поскольку его ноги всегда начинают затекать примерно в один и тот же момент. Похоже, что он здесь не единственный детектив. Приняв удобную позу, тираннозавр вновь заговорил: – Скажи, Анон, как думаешь, а она сама хочет завести друзей? – Честно? Она никогда не говорит об этом напрямую, но я не раз замечал грусть в её глазах, когда мы гуляли по улице, и она смотрела на других людей и динозавров, которые собирались вместе не только как муж и жена, но и со своими друзьями. Я знаю, она счастлива со мной, просто я не думаю, что это нормально, когда её единственный друг – это её муж, не так ли? – Ну это довольно спорный вопрос. На самом деле это очень распространённое явление, когда партнерам никто больше не нужен и она счастливы в компании друг друга. И пусть кому-то этого кажется мало, другим не нужны друзья, кроме близких и родственников. И это было лишь началом. Он с энтузиазмом начал рассказывать мне обо всех преимуществах семейной дружбы и явно не намеревался останавливаться (чтобы наш оплачиваемый государством сеанс плавно перетёк в консультацию за деньги), так что я решил, что пора уже вмешаться. И, спотыкаясь, я максимально вежливо и тактично произнёс: – Да-да, я понял тебя, док, понял! И да, я, типа, искренне рад быть не только её мужем, но и другом. Не пойми меня неправильно, я люблю свою жену всем сердцем. Но… чёрт побери, мужик! Мне кажется, что она стала зависима от меня или что-то в этом роде. Я люблю её и всегда хочу быть рядом с ней, но… вдруг со мной что-нибудь случится и у неё больше никого не останется? Её родители не будут рядом вечно, а её брат уехал в медицинский колледж. И когда он его закончит, то наверняка куда-нибудь переедет, и не факт, что в наш город. И тогда она останется совсем одна! Сломленная и беззащитная! А я этого не хочу! Мои глаза становятся влажными, и по щекам начинают течь слёзы. Что за фигня? Я не плачу. Мужчины никогда не плачут. Я не плакал даже когда рассказывал, как рядового Уэстона разорвало на кусочки, а теперь вот… плачу. Чёртов слабак! Доктор Фицджеральд, кажется, понимает моё разочарование и без слов протягивает мне коробку салфеток, чтобы я быстро убрал эту ненужную влагу, ну и плюс ту струйку, что потекла у меня из носа. Быстро высморкавшись, я выбрасываю в расположенную рядом урну свидетельство своего недостойного сучьего поведения. Сделав глубокий вдох, я наконец-то собираюсь с мыслями. – Когда-то давно я пообещал себе, что не буду пытаться быть спасителем для кого бы то ни было. Я не супергерой и не раптор Иисус. Я – всего лишь класс поддержки. Я отдаю всё, что у меня есть, чтобы помочь тем, кто мне близок, но я не могу в одиночку решить все их проблемы. Я могу лишь сделать всё возможное, чтобы помочь им. Однако когда дело касается Люси, я не знаю, что мне делать. Я могу только давать ей подсказки и подталкивать. Я несколько раз предлагал ей воссоединиться с нашими старыми друзьями, но у неё всегда находилось оправдание или отговорка, которые не давали нам этого сделать. Я знаю, что она хочет, чтобы всё было по-другому, но я… я… я просто не знаю, знает ли ОНА, чтобы всё может быть по-другому. Понимаешь? В ответ на моё безжалостное издевательство над английским языком доктор Фицджеральд разводит ноги и потирает нос. Это верный признак того, что мы подошли к окончанию нашего сеанса. – Что ж, Анон. Твоя ситуация определённо не из лёгких, и я не могу предложить для неё универсальное решение. Ты правильно заметил, что не можешь в одиночку решить чужие проблемы, но я твёрдо убеждён, что ты всегда можешь приложить дополнительные усилия для достижения хорошего результата. Не сдавайся только потому, что натолкнулся на несколько мелких препятствий, но также и не думай, что безоговорочно знаешь, что будет лучше для Люси. Она – твоя родственная душа, но её, к сожалению, сейчас нет здесь, поэтому мы не можем спросить у неё мнения по этому поводу. Однако если ты не прочь, то я был бы рад предложить свои услуги по… Я прерываю его: – Ну да, я догадываюсь, к чему ты клонишь, док, вот только вряд ли это произойдёт. Она и так не в восторге от того, что мне приходится посещать эти сеансы и оставлять её в одиночестве каждую вторую среду после обеда, и я уверен, что предложение пройти терапию вскроет в её голове очередное гнездо взбесившихся тараканов. Тираннозавр тихо вздыхает. – Понимаю. Но всё равно, если понадобится помощь, моя дверь всегда открыта для вас, если она захочет прийти на сеанс. Технически я не занимаюсь консультированием пар, но, возможно, я всё же смогу вам помочь. В любом случае я настоятельно рекомендую тебе поговорить с ней об этом. Очевидно, что этот вопрос занимает не только твои мысли, но и её тоже. Серьёзный разговор о том, что вас беспокоит – это первый шаг к исцелению. И, замолчав, док даёт мне несколько минут, чтобы собраться с мыслями, пока делает ещё несколько заметок в своём блокноте. Я искренне удивляюсь, как его крошечные ручки могут дотянуться друг до друга, чтобы совершить этот подвиг. Прежде чем я успеваю заговорить, он решительно щёлкает ручкой. – Боюсь, это всё время, которое у нас есть на сегодня, включая те минуты, что ты сэкономил на прошлых сеансах. Я хихикаю, довольный тем, что он наконец-то ответил взаимностью на одну из моих банальных шуток. – Чёрт! И даже пары минут не осталось? А я так хотел рассказать тебе о своём любимом пони. Он улыбается, и я слышу, как из его ноздрей раздается низкий утробный гул. Неужели он так смеется? – Ах да, чуть не забыл… твой рецепт. Он поспешно встаёт и вытаскивает из своего стола небольшой блокнот с официальными бумагами, на одной из которых начинает писать множество сложных рун на древнем давно забытом языке, который ныне могут понять только аптекари и знахари. – Кстати, как тебе эти новые лекарства? Мне помнится, ты упомянул, что они недостаточно сильны? Я пожимаю плечами. – Это была шутка, док. Эти лекарства прекрасно мне помогают. Я не говорю ему, что уже давно не принимаю таблетки. Примерно с двух дней после того, как мне выписали первый рецепт. Единственный эффект, который они вызывали – это заставляли меня чувствовать себя сонным и глупым. Да и вообще, я не любитель медикаментозной терапии, но я не собираюсь рассказывать моему доброму доктору о том, что может помешать дядюшке Сэму выделить ещё несколько долларов на моё лечение. Кто знает? Может, когда-нибудь у меня и вправду случится жуткая мигрень и я приму парочку таблеток, чтобы убавить боль и отдохнуть. Я даже в шутку подумывал о том, чтобы продать их каким-нибудь школьникам. Сомневаюсь, что они такие же мощные, как карфентанил, но какие-нибудь глюки они наверняка вызовут. Недаром же Рид говорил, что ему не помешал бы деловой партнер, когда мы учились в школе. Пока я думаю об этом, у моего уха раздаётся звук рвущейся бумаги, который возвращает меня к действительности и стирает одурманенное ностальгическое выражение с лица. Я приподнимаюсь с кушетки, когда доктор Фицджеральд протягивает свою корявую руку с рецептом на максимальную длину, но мне всё равно приходится тянуться за ним, при этом стараясь не пододвигаться достаточно близко к его огромной клыкастой голове. Когда я забираю рецепт, он прощается со мной. – Как всегда, приятно было поговорить с тобой, Анон. У нас осталось всего два оплаченных сеанса. Однако… – Да-да, ты будешь рад, если я и дальше буду встречаться с тобой, когда деньги налогоплательщиков иссякнут и ты без зазрения совести сможешь обчищать мои собственные карманы. Ну уж нет, мошенник, я тебя раскусил. И со смешком я направляюсь к двери. Но, не дойдя до неё пары шагов, оборачиваюсь. – И всё же… спасибо, что выслушал меня, док. Мне даже немного стыдно, что пришлось говорить о чём-то личном вместо того, чтобы и дальше делиться с тобой ужасными историями о своей армейской жизни. Он снова улыбается мне, куда теплее, чем обычно. – Ничего страшного. Я вижу, что ты очень любишь свою жену, парень. Твоя забота о ней очевидна. И я знаю, что ты обязательно сможешь изменить всё к лучшему… для вас обоих. Увидимся через пару недель, Анон. Я улыбаюсь ему в ответ. – Ага, до встречи, док.