Парус

Первый июльский день он встретил в объятиях жаркого солнца, организационной суматохи до позднего вечера и гнёта директора лагеря. Тучный мужичок лет сорока, Павел Александрович, был уж совсем смурной: всё бегал по лагерю назойливой мухой, тыкал в макушку даже за небольшие оплошности и повторял: "Всё должно быть идеально! Старайтесь лучше!". Надоел всем просто безумно, но и его можно было понять. Дети – огромная, вредная и непослушная ответственность, требующая максимальной самоотдачи. Поэтому, не бросаясь в возмущённые крики, измученные труженики молча выполняли обязанности, значительно увеличивающиеся с каждым окликом. Вахит разбирался с несортированными документами подопечных, любезно отправленных родительским составом заранее, помогал подготавливать корпусы, в одном не хватило кровати – пришлось тащить из соседнего, отсидел планёрку, успел познакомиться с некоторыми вожатыми и согласился помочь починить вытяжку в столовой. И теперь, под конец дня, когда руки и ноги от переутомления тряслись, а язык нещадно заплетался – думать о завтрашнем приезде детей совсем не хотелось – Вахит мысленно молился о том, чтобы на землю упал какой-нибудь астероид, а когда, с противоположной от него стороны, послышался приглушённый вскрик и звонкий грохот, воскликнул: — Господи, да когда это уже закончится?.. Что там с кем произошло?! И остановился. Натиском железобетонной плиты на плечи рухнула вселенская усталость, лишний раз куда-то бегать и что-то решать желания не было. Захотелось развернуться и убежать подальше. Да, возможно, в таком случае он поступит как самая настоящая сволочь, как... Как животное! Но он морально истощён. Безумно вымотан. Можно он пойдёт отдыхать? Вахит глубоко вздохнул и, досчитав до пяти, выдохнул. Как бы он не старался заверить себя, что без него там все справятся, и вообще ничего серьезного случится не могло, всё равно не смог перекричать слишком обострённый голос совести и вымученно поплёлся обратно. Мама всегда ему говорила, что, если у есть возможность, то надо помочь – Лучше сделать, чем не сделать. И маме он безоговорочно верит. Звук, по ощущениям, раздался от синего досчатого здания, величавшеегося клубом, а на деле являющимся небольшой библиотекой. В понарамном окне в пол было видно только несколько стилажей с книгами и потёртый стол. Обратив внимание на отпёртую дверь, Вахит внимательно осмотрелся – никого не увидел. Он недоумённо отпрянул назад, встал на крыльцо, испугавшись, что сегодняшнее переутомление вызвало галлюцинации, но услышал шорохи с тыльной стороны постройки. Вахит прошёлся вокруг клуба и вдруг заметил валяющуюся в кустах стремянку. И парня, скрючевшегося от боли. — Ты там живой вообще?! — Подорвался Вахит. Высота была не слишком большой, но паренёк наверняка получил сильный ушиб. Не дождавшись ответа, юноша расторопно перетащил лестницу к стене, затем потянул незнакомца за плечи, вытаскивая из густого кустарника, осторожно усадил на траву и всмотрелся в лицо. На щеке красовалась глубокая царапина, пару ссадин расположились на подбородке, руки и ноги тоже были покрыты яркими полосами – несерьёзными, от чего Вахит с облегчением выдохнул – а в кучерявых волосах красовались листики с веточками. Одну, уж больно длинную, он вытянул и кинул под ноги, и тут же покраснел, сам не до конца определив от чего. — Встать сможешь? – Смогу... — прокряхтели в ответ. Это был физрук. Валера, кажется. Вахит видел его сегодня раз, наверное, десять, но не подошёл познакомиться – хотел, да времени не выкроил. – Точно? – недоверчиво переспросил, косясь на смехотворные попытки подняться – сильно ушибся. — Давай помогу. — Вахит дёрнул парня на себя, перекинул руку поперёк спины и покачнулся от ощутимого веса. — Ну, спасибо. — Физрук благодарственно улыбнулся и протянул свободную руку, другой опёрся на чужие плечи. — Валера Туркин. — Приятно познакомиться. Вахит... — смутившись своего слишком вычурного и манерного тона – совсем не так он хотел начать знакомство – неловко ответил на рукопожатие, на пару секунд замешкался и продолжил: — ...Зималетдинов. — Как так получилось, что ты с лестницы грохнулся? — парень сделал пробный шажок вперёд, снова чуть не упал из-за валеркиной нерасторопности, чертыхнулся. — Павлюха, — Вахит усмехнулся с того, как по-детски Туркин исковеркал обращение к их начальнику. — попросил крышу проверить. Сказал, что протекать начала, а по прогнозам под конец смены грозу обещают. — Ну и как, Проверил? — улыбается в ответ. — Как видишь. — весёлое настроение физрук не разделил, недовольно поморщившись из-за накатившей боли от очередного шага. — Если честно, смысла в этом не было особого. Крыша уже давно протекает. Это сегодня он взъелся что-то, — остановился на пару мгновений, видимо, опять из-за кольнувшей боли и добавил: — А вообще он спокойный. — Так ты здесь не в первый раз? — Ага. Я тут, считай, вырос! Ещё ребёнком маленьким отдыхать приезжал, а теперь вот, — Валера, обвёл взглядом округу, а брови Вахита поползли вверх от удивления. — гоняю детишек на стадионе.— и наконец-то расслабившись, издал смешок. — Сам-то что так поздно тут забыл? — Вытяжку чинил. Ты прикинь, она новая совсем, а сломать как-то умудрились. — почувствовав как Валера старательно пытается шагать уверенней, без прихрамываний, приулыбнулся. — Так я ещё прихожу, спрашиваю, мол, как так получилось, что нажимали, а повариха такая: "Ничего не трогали. Она сама!", Да как глянет на меня, как будто это я сам эту вытяжку сломал, так ещё и нахаркал на всех. — Она всегда такой была. — Туркин хихикает. Шагает он уже ровнее, приноровившись к их неровному темпу. — Какой? — Своеобразной. — Валера неопределённо помахал рукой в воздухе и разразился смехом. Вахит тоже. Остальную дорогу парни провели за незатейливым диалогом о том, откуда они – оказалось, оба из Казани, что несказанно обрадовало – чем занимаются, где учатся. Выяснилось, что Валера знаком со вторым вожатым Вахита, Вовой, что он тоже в лагере не впервые и что в их отряде будет его младший брат – балагур тот ещё, но, в целом, славный малый. Темы переплетались между собой, смешивались и путались. Не смотря на ощутимую тяжесть и затёкшие руки, было хорошо. Каждый раз, когда физрук сжимал покрепче его плечо или оказывался лицом непозволительно близко, или рьяно и сбивчиво рассказывал, в груди Вахита что-то трепетно щемилось, скручивалось, покалывало тёплым восторгом – что с этим делать, было непонятно, но Зималетдинов перманентно понял одну вещь – он нашёл замечательного товарища. Возле развилки к основным корпусам и медпункту чуть не подрались – Вахит настаивал на посещении медсестры, а Валера твердил, что сам в состоянии подлатать себя. Решили, что оба пойдут в вахитову вожатскую. — Осторожнее! — Да, ёб... Стараясь не упасть, парни протискиваются в узкую дверь. В комнате темно и пусто. Зайдя, Зималетдинов сразу же бросился искать оставленную тут утром аптечку. Валера присел на кровать у окна. В выглядывающем из под кровати гитарном чехле и сложенных на небольшой тумбочке аккуратной стопкой тетрадных листах с аккордами, он разглядел явный Вовин след, огляделся внимательнее, и, как в доказательство своей догадки о принадлежности этого закутка, разглядел фирменную адидасовскую олимпийку. Усмехнулся, вспоминая, как в прошлом году Суворов чуть не поджёг её, выделываясь на последнем костре перед своей ненаглядной медсестрой – бегал за девушкой всю смену тогда. Может и сейчас ошивался с ней. — Нашёл! — победно пропел Вахит, отвлекая от мыслей. Он незаметной тенью скользнул к Туркину, держа в руках перекись и вату. — Будет больно – говори. — в пол голоса произнёс парень, бережно обхватив валерино лицо. Он осторожно коснулся царапины на лице и тотчас подул, как дуют заботливые матери на ранки детей. От этого под рёбрами что-то с грохотом ухнуло и Валера сжался. Тело пробил мандраж. Как-то это уже слишком. Зималетдинов, кажется, не заметил резкого движения, продолжая циклично обводить ссадины с царапинами и дуть на них, аккуратно и нежно. — Ну ты уже совсем со мной как с маленьким... — К щекам прильнул жар, и Валера взмолился, чтобы он позорно не покраснел. Получается – ведёт он себя как мелкая влюблённая девчонка, это пугало, и, одновременно, остро будоражило. Так, стоп. Он не был девчонкой, чтобы так реагировать, а Вахит – его пассией! Они ведь даже не знакомы толком! Чрезвычайное негодование, вспыхнувшее молниеносно, немного потупило смущение. Туркин принял для себе решение сейчас же оттолкнуть Вахита, плюнуть какую-нибудь колкость и свалить спать. Но не смог – только взглянул на его сосредоточенное лицо и резко отвернулся. Нет. Отталкивать тоже нельзя, получится совсем неуважительно. Валера просто переутомился сегодня, вот и думается всякая чепуха. Да. Всё именно так и есть. — Я просто помогаю. — Зималетдинов просто пожал плечами, не видя в своих действиях ничего принижающего или компрометирующего, по всей видимости. Валеро на это нервно дёрнул уголками губ и замолчал. Вахит справился довольно быстро: обработал лицо и руки. Когда дело дошло до ног, Валера нерво вскочил, да пролепетал, что помощи достаточно – и так всё заживёт прекрасно, сказал, что хочет покурить. Они покурили, чуть не спалившись перед директором – мужчина, резко порицающий курильщиков (об этом он протрещал им все уши ещё сегодня утром, как только встретил) появился недалеко от корпусов внезапно, они еле успели выкинуть сигареты и растерянно пожелать доброй ночи. Договорились встретиться завтра за полчаса до планёрки – насладиться последними минутами спокойствия – и неловко попрощались. И сейчас Вахит засыпал под аккомпонимент храпа Володьки, который завалился уже за полночь, ничего не сказав о своих похождениях, и роя мыслей, волнительных и покалывающих, и думал-думал-думал. О сегодняшнем и завтрашнем дне, о заселении детей, об утренней планёрке. О Валерке. Он никак не уходил из головы, словно цепкими клешнями зацепившись за краешек сознания. Сегодняшняя встреча прокипятила все внутренности, чуть не вывернув наизнанку – отчего-то, разлившееся тепло от харизматичной улыбки и уверенного взгляда, опалило от макушки до кончиков пальцев. Казалось, с Валерой они знакомы с самого рождения и без труда чувствовали и дополняли друг друга. Окончательно запутавшись, утопнув в волнительном тепле, Вахит заснул крепким сном.