Парус

В автобусе Вахита сильно укачивало. Он сидел впереди и всю дорогу, оперевшись плечом на пыльное окошко, смотрел то на тянущийся пейзаж, то себе под ноги. Деревья пролетали удивительно быстро – водила, расслабившись, вдавливал педаль в пол непозволительно сильно, если учесть инструктаж, который перед поездкой провела им женщина, чьё имя он, честно говоря, даже прочитать с бейджика не удосужился. Но так было даже лучше – чем быстрее они приедут, тем быстрее вылезут из этого дурацкого автобуса, ритмичный стук которого настолько сдавил черепную коробку, что, казалось, вот-вот размозжит. На очередной кочке парень стукнулся об стекло лбом и, болезненно ойкнув, сел ровно. По бритой голове как чернилами по бумаге растеклась тупая боль. По нервым струнам, и так до невозможности натянутым из-за страшной жары, словно с нажимом брякнули. Захотелось взметнуться злобно и выпрыгнуть из автобуса, попутно покалечив громко шебуршаших чем-то пассажиров с галёрки молотком. Но, как бы тягостно не было, воплощать в жизнь Вахит свои помыслы не собирался, он лишь устало скатился на сидении, вытянув ноги вперёд, и скучающе уставился на пейзаж за окном. Он успел три раза убедить себя в том, что подработка вожатым в лагере окажется полезным, хорошо оплаченным опытом и тридцать три раза усомниться в своих словах. Возможно, плохая всё-таки была идея, раз ему ещё в автобусе так поплохело. Тридцать четыре. Но, может, не так уж и плохо всё? — Подъем... Поздно... Проспишь!.. Обволакивающая нега сна никак не хотела спадать. Всё вокруг ощущалось странным пограничным состоянием – казалось, что Вахит просто пассивный наблюдатель будущего и прошлого одновременно, и единственное настоящее – тягучий странный сон, который будет повторяться из раза в раз, ежедневно, ежесекундно... Он перевернулся на бок, поморщившись от громкого голоса, и бруркнул что-то оскорбительное в ответ. Вахит повернул голову , чтобы подетальнее рассмотреть то, что творится на задних сидениях с неугомонным постояльцами, и взгляд его упёрся в кучерявого подтянутого парнишу. Он взвинченно что-то рассказывал соседу, ярко жестикулируя и, изредка, потряхивая роскошными кудрями. Симпатичный. Ну, тоесть, симпатичный как парень. Как тот, на кого хотелось бы быть похожим. Зималетдинов приложил руку к ушибленному месту и тяжело вздохнул. Не хватало ему ещё помутнения сознания. — Вах-и-и-т!.. — Вахит? — Спросила позади сидящая светловолосая девушка – Наташа. Успели познакомится перед злосчастным утренним инструктажем. Она мило ему улыбнулась и слегка приподняла брови. — Всё хорошо? — Волновалась. — Да... Да, Наташ, всё хорошо. — Парень отразил её выражение лица и отвернулся, чтобы больше не пугать своим заторможенным поведением. Щёки предательски заалели – не от палящего солнца, а от дружелюбной наташиной улыбки. Совсем-совсем тёплой, но не обжигающей раскалённым железом, отзывающейся трепетом под рёбрами. Наталья была писанной красавицей. И тоже кудрявая, вся искристая и энергичная. Смахивала чем-то на Валеру... Так стоп. Мысли куда-то не туда пошли. И вообще, откуда Вахит имя его знает? Автобус снова взметнуло, Зималетдинов снова ударился о стекло, на удивление совсем не болюче. В глаза потемнело и всё вокруг перемешалось. — Вахит! — Неизвестный голос – было непонятно мужской или женский – выкрикнул его имя, надрывно и пугающе. Он пришёл в себя только тогда, когда жёлтый Пазик, скрипя шинами и подпрыгивая на кочках, уезжал вдаль. Стало так тоскливо из-за него – потрескавшаяся краска, громыхающая подвеска, с трудом работающий кондиционер – пропитанного старостью. Еле дышит, но пашет, не сдаваясь. Вахит медленно перевёл изучающий взгляд на цветасную вывеску над воротами в лагерь. "җилкән". Почему именно так, никто им не объяснял. Впрочем, Вахит в заурядных легендах о приключениях первооткрывателей лагеря и не нуждался. Парус, так парус. Главное, чтобы никто за смену, вдохновившись названием, не полез в озеро, разлёгшееся в метрах пятиста отсюда, играть в моряков. Снова послышался крик. Небо заволокло тучами. Странно, дождь не обещали же... — Вахит! Ну что с тобой такое? — Распахнув глаза, первое, что увидел Вахит – это недовольное лицо Вовы. Ещё не до конца проснувшись, парень подумал, что потерял сознание из-за автобусной духоты и проспал весь... день? — Вставай давай. Через семь минут планёрка! Я тебя тут час уже бужу. Если не подорвёшься с кровати сейчас же, оболью тебя водой. — Встаю-Встаю... — В горле пересохло, говорить – точнее, скрипеть – было больно, но хотя бы беспамятное состояние прошло. Вахит облегчённо выдохнул – сознание он не терял, никого не подводил. Но тут же резко подскочил, встрепенувшись. Подвёл. — Через пятнадцать минут?! — Да. — Суворов неудоумённо уставился на него. — А что не так? — Долго объяснять, Вова! Что ж ты меня водой всё-таки не облил? — Сипло произнёс парень, второпях поднимаясь с кровати. Он стянул с тумбочки свои тёмные джинсы, принялся натягивать их, попутно разыскивая брошенную перед сном светлую футболку с небольшой эмблемкой парусника на груди. — Я пошёл! — Расправившись с одеждой, Зималетдинов в два шага добрался до двери и, чуть не забыв обуться, негромко ругнулся. — Ладно... — растерянно бросил Володька вслед убегающему Вахиту. Он даже не успел среагировать на нецензурную брань и сделать замечанте, стоя в замешательстве и непонимающе сверля глазами хлопнувшую дверь. — Да бля!.. — Вахит мчался к актовому залу, не разбирая дороги. Он пару раз чуть не свалился в клумбу и почти сшиб какую-то темноволосую барышню, скомкано извинился и побежал дальше уже аккуратнее. Стало стыдно и перед Валерой, и перед этой девушкой, и перед цветущими бархатцами. Туркин наверняка его ждал. А он взял и проспал. Получалось крайне некрасиво, даже не столько от нарушенного договора, сколько от осознания того, что он разочаровал, заставил подумать, что не так уж для него это и важно. Парень наконец-то добрался, по ощущениям не дольше чем за минуту, до цветастого зданиния актового зала. Оно было красиво обрамлённо аккуратными кустиками сирени по бокам и резными клумбами из шин. Тёмно-зелёная листва приятно нашептывала тихую песенку под руководством ветра-дирижёра, а небольшие жёлтые цветочки искрились солнечными зайчиками от проворливых лучей солнца. Вахит глубоко вздохнул утреннюю морозную свежесть. Он сейчас найдёт Валерку и объяснится. Не маленькие ведь дети, чтобы из-за каких-то пустяков по углам друг от друга шкериться, верно? Зималетдинов отворяет широкую дверь, краем глаза замечает приближающегося Владимира в компании с его вчерашней кудрявой знакомой и заходит внутрь. Аудитория встретила запахом сырости и громким голосом замдиректора. Крик чем-то или кем-то недовольной женщины разрезал приятную утреннюю тишину лязгающими ржавыми ножницами. Захотелось закрыть уши и, позабыв про все извинения перед Туркиным, уйти обратно в корпус. — ...А если что-то случится?! Вы об этом подумали, молодой человек? — Флюра, наверное, отчитывала кого-то из вожатых – Вахиту так и не удалось усмотреть бедолагу из-за столпившихся вокруг людей – с желчью выплёвывая слова. — На озеро! Может, вас ещё и до города отпустить, чтобы уж наверняка! Детям ведь хочется!.. — дальше слушать он не стал, ушёл в крайний угол длинного помещения и припёр стенку. Он внимательно обвёл взглядом всё вокруг и с горечью отметил, что Валеры на горизонте не видно. Стоит подойти поближе. — Валерий, вы меня разочаровываете! — Иронично восклицает замдиректора и, махнув рукой, отходит в сторону сцены. — Чего встали? Стулья составьте. — ровным тоном кидает Флюра столпившимся зевакам. "Валерий"? Зималетдинов отрывается от стены и быстрым шагом подходит к месту столпотворения. Юноши и девушки разошлись врассыпную, после нравоучительного нагоняя зама, поэтому обзор стал намного шире. Действительно – на пластмассовом хлипком стульчике, страдальчески согнувшись, сидит Туркин. — Ну и чо ты натворил? — Улыбчиво спрашивает Вахит. В ответ измученный физрук резко поднимает склонённую голову и криво усмехается: — Явился всё-таки? — Вопросом на вопрос рубит с плеча, в миг расстворяя смешливый настрой. В горле встаёт неприятный ком, и Вахит виновато пожимает плечами. — Да... Я проспал, – честно сознаётся в надежде на снисхождение. — И как проснулся, сразу же сюда побежал. Тебя искать начал, но не нашёл, а потом услышал, как Флюра орёт... Извини. — Понял. — Пожимает плечами Валера и улыбается. Под рёбрами что-то приятно покалывает. — Я не обижаюсь, нормально всё. — он лениво поднимается со стула и хлопает по плечу. – Предложил Габдуловне сводить детей, взрослых уже, не прям милипиздриков, конечно, на речку за лагерем, так она разоралась так, что я даже подумал – последний рабочий день мой! — Серьёзно? Это ж опасно очень. — Вахит недоуменно скривился. Он понимал – детям важна физическая активность, времяпровождение на природе... Но водить их на речку?! Чтобы они поутопились все? — Я бы на её месте даже разбираться не стал. Сразу за ворота. Валера глаза закатывает и фыркает. — Опасно-опасно! Покупались бы, и не случилось бы ничего. Зря панику разводите. Разгореться спору не дали – на сцену вышел директор и поздаровался. Сегодня он выглядел не так помято, как вчера, ярко улыбался и размахивал планшетом с, видимо, планом на сегодняшний день. Очень долгий и трудный день. — Доброе утро, уважаемые коллеги. Рад приветствовать всех вас в нашем замечательном детском оздоровительном лагере. Вижу много знакомых лиц, а незнакомых ещё больше – очень счастлив, что у нас так много замечательных ребят. Желаю вам успешной смены... — Каждый год одно и тоже говорит. — Отвлекая от прослушивания "наинтеререснейшей" речи Павла Александровича шепчет Валера. — И делает это, походу, чтобы быть типа ближе к нам, к холопам, — Он забавно протягивает гласные в слове и поднимает указательный палец вверх. — дурость, да? — Да... — Вахит шикает тихо, сдерживая рвущийся смех. И вправду дурость, стоило бы возмутиться, но почему-то с валеркиных слов сделалось до ужаса смешно. — Передаю слово нашему уважаемому старшему вожатому!.. — О, а старшего вожатого знаешь? — Тычет Вахита в бок Туркин. — Мутный тип. Понятия не имею, как он вообще устроился сюда. На сцену выходит невысокий темноволосый мужчина. Походка его была плавной, как редкие покачивания лодки в штиль, взгляд острым, улыбка ехидной. Создавалось впечатление уверенного и характерного человека, способного проворачивать многоступенчатые махинации по обману международной банковской системы – никак не следящего за распорядком дня в детском лагере. Он представился Константином, закончил показушную часть мероприятия несмешной шуткой про какие-то игры на выживание и, усевшись на край сцены, начал разбор полётов. — Тебе вообще нефиг жаловаться! — Валера в сердцах пинает валяющуюся на земле шишку. Его нагрузили уймой организационной работы и оформили головомойку за особо длинный и недовольный язык позже. — Не тебе учить убогую зарядку под песни из мультиков, и не тебе на вечерках плясать тупорылые танцульки! — Ну, так-то танцульки не тупорылые, — Вахит пасует обратно отлетевшей ему под ноги шишкой. — И мне тоже придётся во всём этом участвовать. — Тоже верно... — Физрук запускает шишку куда-то в кусты и несильно толкает Вахита. — Хотя тебе тоже не повезло. Отряд подростков как приговор. Напляшетесь с ними с Вовой. Зималетдинов хватается за свою шею, изображая удушье, которое так хотелось провернуть со вчерашнего дня, и прикрывает глаза. Может, морально он и был готов, физически – едва ли. Время до обеда проходит в темпе вальса: Вахит по второму кругу проверяет корпус, наличие наборов постельного белья и полотенец, вспоминает про брошенную лестницу за библиотекой и утаскивает её в подсобное помещение актового зала, переговаривается с Вовой. Их отряд приезжает с опозданием в почти час – автобус по дороге поломался, и, как поведал Володин брат, пришлось организовывать внеплановый кемпинг и бойню с комарами. Какой они там кемпинг за полчаса организовали вожатые решили не спрашивать. Сводили ребят в столовую, дали время оставить вещи в комнатах и повели на мероприятие. — Раз, два... Шесть, семь... — Пока Вова громогласно разучивал кричалки с подопечными, Вахит их пересчитывал. — Восемь... Восемь, где пара? — Укоризненно обратился он к темно-русому парнишке – его имени не запомнил. — Да не знаю... Рядом он только что был, может отошёл куда-то. Не видел. — Как ты умудрился его проворонить?.. — Вожатый хмурится и прерывает восторженное вещание напарника. — Вов, у нас тут мальчик пропал! Никто никуда не отпрашивался у тебя? — Как пропал? — Володя вопросительно выгибает брови. — все же выходили... Так! Ну-ка все осмотрелись, никто не видел... Как его? — Вахит пожиимает плечами и поворачивается на парня. — Миша. — Где Миша?! — Я тут! — Из корпуса выбегает потрёпанный светленький мальчишка и покорно встаёт к товарищу. — Простите... — Отпрашиваться нужно. — Снисходительно отвечает Володя и возвращается к спорам о том, какое название отряда выбрать. — Всё, идём! — Колонна построенных детей замолкает и через мгновение неторопливо выдвигается. Сегодня в планах не было грандиозных игр: знакомство, свободное время, вечерка и свечка, так что, скинув подготовку к вечерней сценке и представлению отряда на Вовку, Вахит мог бы сбегать к Валере...