Пузырь тишины и пузырь немоты

Очень громкая тишина после тяжёлого и длинного дня, такая бывает всегда, и когда случается что-то плохое, и вся земля ощущается как огромная рана, и когда что-то хорошее, и лицо болит от улыбки, и когда хорошее и плохое смешиваются вместе, получается такой ненастный и несносный ком, от него пухнет голова и чуть болит живот, он растворится, если долго и хорошо поспать, однако спать не хочется. Даже наоборот, Твайлайт желает новых приключений, она проходит по покоям, и копыта шуршат по вычищенному ковру, это не привычное «тук-тук», совсем иначе, как молодой феникс проводит по тверди хвостом, Твайлайт прислушивается — где-то храпят, сопят и пахнет пуншем и конфетти, даже не смотри, и так ясно, что это комната Пинки Пай. Где-то расслабляет мышцы уставшая от трюка Рейнбоу, где-то пахнет яблоками, где-то звериной шкуркой, где-то чешуей дракона, где-то благодатной частотой, но во всех комнатах покой, Твайлайт проходит в следующий коридор, не открывая тяжёлую дверь. Даже не показываясь на глаза стражам, она знает некоторое заклинание, но мало его знать, главное — кто-то, кто позволит так перемещаться, есть и находится по другую сторону двери. Так Твайлайт понимает — Луна здесь, не занята, не отправляется в путешествие по чужим снам, а значит, с ней можно поболтать, ну или хотя бы рассказать, что она пропускает. Хотя ей наверняка уже обо всём доносят и раскладывают по полочкам, преподносят большой свиток, где красивым почерком выведено о происшествии на свадьбе в Кантерлоте и уже стоит подпись Селестии, ей нужно расписаться рядом, её подпись, конечно, не меньше, они похожи, но не одинаковы, цвет чернил идентичен, а всё-таки подпись Селестии будто заметнее. Но главное «будто» и «почему-то кажется», Луна не обращает на это внимания, хотя замечает краешком глаза, а может, Твайлайт просто придумывает, раз даже Луна не говорит по этом вслух. Покои Селестии направо, а Луны — налево, но в обоих одинаково тихо, так, что можно услышать даже дыхание мыши, Твайлайт ступает к четвертой двери — три всегда запертые и образуют стену, отгораживают внутренности от коридора, наверное, никогда не используются как двери. За ними спальня, умывальня и всё такое, куда не нужно проходить напрямик, только если ты не слуга, для них есть маленькая дверца, Твайлайт её уже проходит, принцесса и приглашённые попадают в покои через четвёртую дверь. Она ведёт в небольшую комнатку, типа гардеробной, где можно подкрасить глаза или добавить блеска на гриву, или почитать на подушках перед сном, ведь в кровати вредно и плохо влияет на глаза, а принцесса обязана видеть, куда идёт, и какие бумаги подписывает. Твайлайт не крадётся, но ступает к заветной двери как можно тише, конечно, её слышно, но вряд ли кто-нибудь слушает, в личных покоях почти нет лишних ушей, около Луны уж точно. Дверь в комнату белая, с синими линиями, в темноте они кажутся темнее, почти чёрными, заветная дверь приоткрыта, Твайлайт не смотрит в скважину, а проникает в проём, петли, разумеется, отлично смазаны и не скрипят. Они словно спят, как всё вокруг, как комната, погрузившаяся в полумрак, не горит ни одна свеча, только луна, и большое панорамное стекло, через которое проникает лунный свет, только самой луны нигде нет. Твайлайт смотрит влево, в сторону гардеробов, и вправо, на дверь, ведущую в дальнейшие покои, на все чистейшие поверхности и отполированный паркет, на множество полупрозрачных, цвета воды, переливающихся и даже зеркальных гранённых штучек. Это подвески из Кристальной империи, или подаренные в ходе визитов представителей соседних стран, их много, у Селестии таких почти нет, ей больше нравятся статуи, а тут каждый метр что-то спускается с потолка и щекочет рог. Твайлайт уверена, что Луна здесь, а, вот же она, приподнимает завесу невидимого пузыря, она успевает обернуться и заметить, что приходит та пони, которая... приглашена, ей нужна, с которой она хочет поболтать, Твайлайт не знает, как это назвать, она делает несколько шагов вперёд и ныряет под голубоватый пузырь, теперь он скрывает их вдвоём. И есть от кого: королевский двор полон охраны, любой из ночных стражей может заметить, что чуть позади принцессы стоит кто-то ещё, а ещё неподалёку гуляет улица. Уже поздно и празднующим стоит крепко задуматься о важности ночного сна, гуляк немного, но они далеко и сосчитать не удаётся, вряд ли кто-то смотрит в это окно, подозревает, что оно существует, но пузырь явно не лишний. Он словно скрывает не только их тела от посторонних по ту сторону окна, но и слова Твайлайт от неё самой, она хочет что-то рассказать, пускай отвлечённое и лишённое смысла, или другое, с тяжёлыми вопросами и не менее грузными ответами, такую беседу не выдержит это тонкое стекло, оно разлетится на кристаллы сахара или мелкой соли. Но ничегошеньки не получается сказать, ни доброту, ни пакость, ни «что нам осталось делать?», ни «красивые украшения», даже показать язык или сощурить брови, Луна не глядит на Твайлайт, только вперёд, Твайлайт разглядывает её. И острые, острее, чем у сестры, скулы, и маленький лоб, и ёмкое, мелкое, но сильное тельце, никто не знает, но в юности Луна отлично плавает и неплохо швыряет тяжеленные мячи, она может заниматься этим и сейчас, правда реже. У Луны жёсткий, хотя и не грубый голос, и тонкие губы, и блестящие волосы, они ходят волной, однако совсем не шуршат, где-то в соседней комнате, может, этажом ниже, ходят напольные часы — «тик-так, тик-так», Твайлайт чувствует движение их стрелок под копытами. Рядом и королева легенд, и пророчица из некоторых баек из совсем уж далёких земель, и владычица снов, этих странных послов яви, кто-то говорит, что она — правительница всех миров, какие может создать голова пони, она же говорит, что «единственный правитель у ваших снов — вы сами», «я лишь подсказка». Да, не острие стрелы, а так, шапка от гвоздя, даже не часть важной резьбы у винта, просто синеватая крупица, заметите сор, не обращайте внимания, ещё Луна как-то говорит, что ощущает себя птенцом, недавно вылупившимся из яйца и совсем не понимающим мир вокруг. Однако узнающим его, он ведь так долго сидит в яйце, питается окружающим теплом, боится холода, слышит звуки, они хоть и приглушены, но похожи, птенец дышит тем же воздухом, но всё остальное не то, слишком броское и несносное. «Тебе нужно время» — предполагает Твайлайт, а потом добавляет: «я не знаю, сколько, но могу помочь тебе на всём этом пути». Твайлайт ухмыляется, расслабляет лоб, магия обвивает её рог, это для усиления пузыря, нет, его не сложно держать, но красиво, когда это делают двое, Твайлайт прикасается рогом к рогу Луны, та вздрагивает, но не отстраняется, на её лице читается сомнение, потом смесь смирения и удивления, она закрывает глаза. Твайлайт интересно всё, что было — где была Луна, как живётся там, где нет ничего, ни пони, ни ярмарок, ни бодрых голосов петухов или механических часов, как это — быть до смерти озлобленной, а затем настолько же раскаивающейся. Пузырь становится двухслойным, голубой мешается с сиреневым, тёмный синий с пурпурным, Твайлайт понимает, что ей нравится не только вся эта история — элементы гармонии, загадочные кристаллы и тысячелетняя магия, запрятанная в них, и несколько сердец, подходящие к ними, как к ключам, и старые обиды родом из дворцовых коридоров — но и пони, которой она принадлежит. Только как это сложно обличать в слова, это невозможно обличить в слова, Луна переводит глаза к окну, так, словно что-то чувствует, Твайлайт прослеживает её взгляд. На тёмной улочке, в дальнем переулочке, который из окон этой башни еле как виден, и заметен только потому, что башня достаточно высокая, какая-то старушка выпрыгивает на улицу с клюкой, зажатом в копыте, и, наверное, в ночном чепце, отсюда нельзя разглядеть, старушка замахивается тростью и ударяет по спине кого-то тёмного, с блестящими и тонкими, хитиновыми, а не перьевыми крыльями. О, это один из тех несчастных, которых не отшвыривает волна любви, наверно, они зацепляются за что-то, стражники весь вечер убирают обрывки крыльев с мостовых и улиц, некоторые лоскуты больше похоже на паруса для небольших судов, самодельных плотов мальчишек, они огромны, одного такого лоскута хватит на два, если не на три оборотня. Старуха лупит и лупит его по спине, и по шее, и вообще везде, куда достанет палатка, может быть это и не старуха, а старик, или даже молодой пони, подобравший первое, что попадается под копыто. Оборотень пытается спастись бегством, он хромает на две из четырёх ног, и, кажется, немножко оглох — Луна вовремя подключает к пузырю ещё одно заклинание, у него сложное название, в начальных классах говорят просто — «супер-слух». Твайлайт морщится от оглушительного «засранец!», раздающегося в её голове, оборотня наверняка лупит старуха. А тот даже не оборачивается, он продолжает спасаться только от клюки, Луна закусывает губу — то ли капельку перебарщивает, то ли старушка взаправду вопит так, как не вопит целый рой оборотней. Твайлайт тяжело вздыхает: от «засранцев» до «соседей», а уж тем более до «друзей» нужно пройти очень много миль, прошагать, пропеть, преодолеть, должно взойти столько лун и сесть столько солнц, что на небе не найдётся такого числа звёзд, хотя нет, обязательно найдётся, обязано найтись и сойтись, Твайлайт очень хочет этого. Она верит, что не бывает совершенных врагов, бывают стороны, не понявшие друг друга до конца, смотрит в чернеющее небо, как огни большого города красят его в малиновый, в слегка розоватый, тёмный, как фиолетовый, но всё-таки больше яркий и ягодный, Твайлайт ещё думает о призраках. Это всегда тяжело, а иногда и невозможно, даже когда призраков не очень много, даже когда один или два — Твайлайт до сих пор странно думать о матери Эпплджек и о том, как та бродит по ферме, так же держа деревянное ведро на голове, между ушей, и работающая вон теми старыми граблями, что всегда прислонены к стене северного амбара, и о мелкой Блум, она ведь знает лицо матери только с фотографии. И о тех, кого она не знает, или знает, но лишь частично, поверхностно, те, кто сегодня обратились в лёгких дымок — как от лейки, от прохудившегося шланга, «ЭпплДжек, как это починить?», Твайлайт думает, что призраки не такие чёткие и похожие на пони, как пишут фантасты, они больше ощущение прикосновения, нахождение кого-то рядом, чем явный образ. Старуха бьёт засранца, наверное, обещает сотворить над ним жестокую расправу, если он ещё раз посмеет заглянуть на их улицу, просто подумать о том, чтобы свернуть в этот переулок, это уже не слышно, однако очень хорошо и ярко додумывается. Надо прогуляться по той улочке при свете дня, посмотреть, что так отважно охраняет старушка, Твайлайт переводит взгляд с далёких фигур на Луну, отмечает, что не может ориентироваться так быстро и использовать нужный трюк в нужном месте, ей лале не приходит в голову заклинание про слух, а Луна словно подсматривает её мысли. — Этому нельзя научиться, можно только напрактиковаться. Применять магию в разных ситуациях, тогда появится и скорость, и ловкость, и почва для использования чего-то более сложного. И разговор ползёт, сначала как ленивая и сытая змея, потом как небольшая река, сперва равнинная, но очень скор горная, оживленная и быстрая, где вода белая, серебристая, а не прозрачная или синяя. Твайлайт говорит и о призраках, видных только ранним утром над рекой, или в очень жаркую ночь над мощённой дорогой, Луна вздыхает, ей ещё тяжелее смотреть на такую дымку и слушать споры интеллигентов, есть она или её нет, это магический след от умершей пони или просто иллюзия. Ведь в её обязанности входит не допускать появления дымки, позволять ей проявляться как можно реже, так, что внимательные наблюдатели, как Твайлайт, не станут беспокоиться о ней. Твайлайт рассуждает про оборотня: он ранен и не представляет угрозы, скоро будет схвачен ночным патрулём, ему дадут воды и позволят слегка подсушить раны в зарешётчатой камере, а с утра отправит в родные земли, «однако...», и Твайлайт жуёт губу, старясь подобрать слова. — С тех пор, как я учусь, мне странно смотреть на абсолютных врагов, и всё чаще кажется, что таковых нет, есть только пони, которые совершенно не понимают друг друга. Ну, и не только пони, хотя эти существа очень странные, и я не могу найти в самых старых книгах их описание, может быть.... — Нам стоит быть дружелюбнее? — Луна вопросительно поднимает бровь, и говорит так, как говорят ученику: «если получишь ещё одну плохую отметку, то за семестр выйдет неудовлетворительно!». — Понятное дело, что не сейчас. Но для преодоления всех ступеней от «засранца» до «союзника» нужно очень много времени, это не год и не два, это целая лента лет, и даже страшно предполагать, до каких пор она будет тянуться. — Кто-то из них сказал, что намерен преодолевать эти ступени? — спрашивает Луна. — Пока нет, — говорит Твайлайт. — Но дай им шанс. — Вот этим ты отличаешься от нас, — Луна отворачивается от окна и смотрит на Твайлайт, — от всех нас. Луна забирается совсем высоко, пора идти в кровать, а Луна теперь совершенно недалеко, близко, и она ухмыляется, по-доброму, а не как учительница, как подруга, или... Твайлайт замечает, как причудливо магия вьётся вокруг двух рогов, сплетаясь то в единую волну, то расходясь на две, синеватую и сиреневую, цвета сочетаются, а повторяющееся «с» похоже на змею. Луна любит змей и пауков, её комната — единственная в замке, где им позволено жить, конечно, не в спальне и не в умывальне, но в углах этого зала точно есть несколько паутин, висящих друг на друге, как этажи, Твайлайт не чувствует к ним никакого страха, смахни, если мешает, или оставь в покое, а вот Селестия — только это секрет — страшно их боится. Магия плетётся между двух рогов, образуя шар, в нём снова тишина и немота, вьётся между двух-трёх несказанных, но понятых слов, а за окном уставшие пони ловят первые сны. Сны как послы недоступных для пони миров, пустынных и водных, подземных и инопланетных, далёких как звёзды, слова иногда тоже кажутся такими послами, выходцами из тех земель, куда обычной пони ходу нет. Да и на Луну сны смотрят как на влияющего, но не повелителя, в большинстве случаев — не повелителя, а на Твайлайт — просто стёклами, за которыми расстилается тёмный двор замка, и опущенными веками. Засранец завывает, как волк на луну, старушка, наверное, выгоняет его на широкую улицу и прибавляет на прощанье, или испаряющаяся вода после жаркого дня, или призраки свиваются в серебристый дым над мостовой и уходят ввысь, к луне — в одной из башен замка всего на одну секунду, тонкую, как волос, никто не думает о них.