могло получиться

сонхва знает — розовые очки бьются стёклами наружу. они царапают глазницы, ранят слизистую, режут белки. сонхва, кажется, немного привык (только плакать стало больнее — стеклянная крошка теперь забивает слёзные каналы). — вы опять расстались? — хонджун переводит взгляд от монитора на сонхва (и почти) ничего не чувствует. — это… пятый за полгода? хонджун смешно откидывается на спинку стула, прислоняет карандаш к губам, мечтательно поднимает глаза к потолку (и думает: жаль, что не за что зацепить верёвку). чтобы повеситься; сначала — сонхва, рядом — себя (как самое искреннее признание). — наверное, пятый. тебя слишком волнует их количество? — сонхва, откровенно, хамит. он хмурит брови, отворачивается агрессивно к стенке (и обнимает сам себя за плечи). — спасибо за поддержку, друг. хонджун горько усмехается и садится рядом — на край кровати. он кладёт аккуратную ладонь на худое плечо, гладит через ткань мягкого свитера. хонджун знает — сонхва больно (но ему, хонджуну, больно не меньше). просто по-разному: сонхва из-за очередного бойфренда, хонджуну — из-за сонхва. — расскажешь, дурилка? — хонджун смягчает голос, наклоняется ближе (и смешно выдувает горячий воздух в чужое ухо). сонхва дёргается, закрывает ладонью лицо, но сразу сдаётся. — мне просто кажется, что у меня с ним могло бы получиться, хонджун. то самое вечное и тёплое. — сонхва шмыгает носом, стирает солёную влагу со щеки (и приподнимается на локте). — вы встречались две недели. — хонджун поджимает губы и чувствует — внутри что-то ломается до хрустальной крошки. — и? — сонхва переспрашивает с претензией, хмурит густые брови, садится по-турецки и опирается спиной на стену (смотрит на хонджуна выжидающе — из-под ресниц). — тебя это как-то волнует? хонджун моргает — и чувствует пробежавшую по телу злость. дальше —разочарование. ещё дальше — отчаяние и подступающие слёзы. это всё мешается внутри в непередаваемую смесь эмоций из ревности и обиды (и кислотой выжигает рациональность). хонджун опирается коленом на кровать, тянется мягко ближе, прижимается мягкими губами к губам сонхва (холодным и с корками). и отстраняется — пустота внутри льётся за пределы допустимости, когда сонхва мягко давит ладонями на плечи (просит отстраниться). — что ты делаешь, хонджун? — и вздыхает — показательно. — ты идиот, сонхва. — смесь внутри пенится и шипит, контактирует с искренностью (как с кислородом), вот-вот — и взорвётся. — и слепой придурок без эмпатии и понимания ситуации, без желания открывать глаза на очевидное. на то, что рядом. и загорается. — прости? — сонхва поджимает неловко губы, теряется в мыслях, жмётся ближе к холодной стене. — я хочу плакать, хонджун. хонджун заталкивает собственные эмоции подальше — бьёт их стилетами, режет ножами, ограждает забором с острыми пиками. сейчас — не время, не место, не важно. он лезет по кровати ближе, тянет сонхва к себе — подхватывает под руки, приглашает лечь сверху. сонхва (брезгливо к себе) шмыгает носом и ложится щекой на чужое плечо. почти спасает. а хонджуну, правда, скулы сводит обидой; хочется хмыкнуть, психануть, скинуть ноющего сонхва со своего плеча и вывернуться рёбрами наружу — чтобы почувствовал. — всё будет хорошо, сонхва. — хонджун чувствует себя ёбаным лицемером (когда ласково гладит по волосам, перебирает пряди). и знает — конкретно у него уже ничего хорошо не будет. — я буду рядом столько, сколько нужно. и даже здесь — хонджун врёт. после выходных сонхва возвращается в пустую комнату — ни плакатов с «нирваной» и эминемом, ни раскиданных грязных вещей, ни дурацкой голой статуэтки (кажется, кто-то привёз из африки). сонхва смотрит на свободное пространство вмиг поникшим взглядом, жуёт нижнюю губу, нервно пинает кедом собственный рюкзак (хонджун даже не сказал, что съезжает). обида поднимает от желудка вверх — по гортани, забивает горло горечью, сочится из глаз солью. сонхва капризно растирает слёзы рукавами по щекам и падает на собственную кровать (даже подушку с кошачьей лапкой забрал). — эй, меня уён зовут. мы тут, типа, соседи? — нагловатой наружности пацан опирается плечом о шкаф и жуёт за щекой жвачку. — погуляешь вечером пару часиков? ко мне мой бойфренд заедет, не хотим тебя смущать, конфетка. сонхва вздрагивает от растекающейся по телу злости, смотрит молча, долго, безразлично — и ничего не отвечает (только небрежно скидывает кеды и лезет под одеяло с головой). — приму твоё молчание за согласие, конфетка! — уён звенит браслетами, хлопает дверью с обратной стороны. (а сонхва поджимает к себе колени и заходится в тихой истерике). воздуха перестаёт хватать минуты через три, железяка на худи вдавливается в щёку (до больного), сопли не дают нормально дышать, слёзы размывают темноту перед глазами. сонхва опирает телефон ребром на матрац и большим пальцем набирает текст:       mother mothering 15:34       почему ты съехал, придурок? ты нравишься мне. возвращайся следующий час тянется вечностью. сонхва успевает немного — дважды поплакать, засрать почти пачку салфеток, трижды проверить ответ хонджуна и почти задохнуться в истерике (и так грустно — ему, наверное, никогда не было).       sun and moon 16:45 я не очень верю в твои внезапные порывы, сонхва вчера тебе нравился один. сегодня — другой. я не верю в слова и не уверен, что сейчас этому есть место. извини сонхва перечитывает дважды — и снова хватает губами воздух. обида и ощущение «не здесь» грызётся изнутри — так, что хочется выть в голос. и рядом — никого (к счастью — сонхва успевает просто заснуть в этой истерике до самого вечера, зарывшись в одеяло). — эй, я же просил! — и будит его — не знакомый голос (а недовольный скулёж над ухом). сонхва смотрит на уёна (предположительно) через плечо, щурит опухшие веки, безразлично моргает. — уйди отсюда, уён. снимите себе отель, если хотите трахаться. — сонхва огрызается — хрипло, надорванно, снова отворачивается к стене, рычит на разрядившийся телефон. — эй, детка. ты не в порядке, кажется. — уён моментально меняется в лице (подмигивает коротко какому-то мужику сзади), садится на корточки перед чужой кроватью и осторожно тянется ладонью к плечу. — расскажешь какая глупышка разбила тебе сердце? можем покидаться в её фотку дротиками или навести порчу. через пару часов уговоров и успокаиваний сонхва немного оттаивает — выходит на адекватный диалог, нормально знакомится, забивает желание написать разговорами почти до самого утра. уён правда помогает пережить короткий кризис (и утром от него уже не спасает — только содействует).       mother mothering 10:23       я могу приехать?       я хочу поговорить, хонджун       sun and moon 10:59 о чём?       я не хочу больше слушать кто с кем встречался, сонхва. я устал и мне от этого больно. дай мне время, пожалуйста       mother mothering 11:02 я хочу поговорить о том, что чувствую       не веришь словам — дай возможность их доказать       sun and moon 11:27       у тебя будет один шанс, сонхва. и срок его действия — не бесконечный       после пяти я буду дома. наберёшь, когда подъедешь — я встречу хонджун переворачивается на другой бок, прячется от солнца (медлит несколько минут — и скидывает адрес). никаких дел у хонджуна, на самом деле, нет — только поплакать над фильмом, привести себя в порядок, дописать домашнее задание (и выйти в магазин — может быть, хлеб закончился). желание видеть сонхва — меньше всего, но всё ещё не равно нулю (а даже если бы и было — хонджун бы не смог ему отказать). просто потому что это всё тянется не первый день — а долго, больно, тихо, за плотными мышцами и крепкими костями. хонджун немного жалеет, что людей нельзя вырезать из сердца — он бы заплатил любые деньги просто чтобы перестань чувствовать эту боль. потому что взаимность уже не приносит ожидаемой радости — в неё просто не верится (и от этой самой взаимности — страшно). хонджун думает, что если бы афродита была более милостивой — она бы не разрешила им так страдать. к вечеру на улице становится совсем холодно — хонджун выкручивает климат-контроль на максимум, надевает плюшевые тапки с уточками, на кровать кладёт второе одеяло (и грустно улыбается — кровать придётся делить с сонхва). рядом. друг к другу. *** — прости, что я назвал тебя придурком. — сонхва говорит это вместо «привет» только в квартире хонджуна (в лифте они едут молча). — я просто был в отчаянии. — а сейчас нет? по твоему опухшему лицу и не скажешь. — хонджун понимает — он знает сонхва лучше чем кто-либо другой и хонджун знает — сонхва искренен (но верить в это — это уже сложнее). — из еды осталась только пицца, можем что-нибудь заказать. — не надо. я приготовлю что-нибудь. — сонхва стягивает промокшие от дождя кеды, вещает куртку на крючок, неуверенно проходит дальше. — у меня носки промокли. можно что-нибудь надеть вместо них? и с грустью оглядывается на влажные следы на ламинате. хонджун тяжело вздыхает, щёлкает дверным замком, закатывает глаза под верхнее веко — иногда сонхва правда как ребёнок (брошенный самыми близкими — и это откликается). но хонджуну всё ещё не хочется (или хочется — он сам не понимает). — можешь надеть мои, свои оставь в ванной комнате. — хонджун достаёт из шкафа (с бардаком — кажется, он даже не пытался) вязаные гольфы, отдаёт сонхва и отвлекается на уведомление в телефон (только чтобы поставить «не беспокоить»). в квартире прохладно и мало места; сонхва честно не понимает как хонджун (как свободолюбивый во всём скорпион) здесь не задыхается. хонджун бы обязательно отшутился — что без сонхва везде легче (на самом деле — нет). без сонхва ещё тяжелее чем рядом с ним. — здесь уютно. — сонхва опирается неловко (словно они не знакомы) задницей на край стола и складывает руки на груди. на нём — футболка одного из розовых оттенков, бледные засосы на шее (кажется, им несколько дней), тяжесть на плечах, сломанный задний зуб. хонджун смотрит на него из-под ресниц и хочет сбежать — ему кажется, что его сердцебиение в этой тишине услышит даже глухой. — да. хочу ещё гирлянду повесить над кроватью — новый год скоро, всё-таки. — хонджун поддерживает диалог, чтобы перебить тишину, и наблюдает — сонхва пытается натянуть гетры, нелепо стоя на одной ноге. — о чём ты хотел поговорить? от неожиданности сонхва вздрагивает и теряет равновесие — его неосторожно клонит в сторону, он отступается, сносит рукой книги со стола, падает на кровать. всё как в глупой дораме. хонджун снова тяжело (и почти безразлично) вздыхает. — прости. — сонхва наскоро натягивает носки, складывает книги обратно, садится на самый край (до ужаса мягкой кровати). — всё нормально, они не из библиотеки. — о нас, хонджун. о том, что чувствую. — сонхва буквально перебивает, царапает собственными ногтями колено через джинсы. — я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы ты верил в эту искренность. — не знаю. ждать? — хонджун коротко пожимает плечами, переключает свет с верхнего на лампу, лезет на кровать. — я не могу тебе ничего обещать. я не знаю, что будет дальше. теперь мне нужно время, чтобы начать доверять и верить. понимаешь, сонхва? хонджун подтягивает к себе ноги, обхватывает их руками, кладёт подбородок на колени. сонхва улыбается — печально, уголками губ (и даже двинуться с места боится). — я тебя понимаю, хонджун. и дальше — не происходит ничего. две недели тянутся вечностью (липкой, скользкой, непонятной). между универом, хонджуном, парами, желанием умереть — сонхва существует уже по инерции (где вместо «общага» выбирает «<3» в точках гуглкарт). *** сонхва, кажется, в хорошее верить перестал; он сползает с кровати, обувает плюшевые тапки (с уточками), накидывает на плечи плед. утренний свет слепит через не до конца закрытые шторы (сонхва с раздражением задёргивает их и выходит на балкон). честно — хочется прыгнуть и остаться только воспоминанием «дата смерти: 28.12.2023» в памяти всех знакомых (возможно, болезненным). но сонхва держится — иначе нельзя; он поджигает сигарету, затягивается на голодный желудок, выдыхает дым в сторону (чтобы в комнату ее залетал — хонджуну не нравится). — оденься нормально, сонхва. здесь холодно. — хонджун ворчит рядом, когда выходит в тёплом халате и смотрит так, что, кажется, хочет убить (сонхва понимает — не выспался). — я не собираюсь тебя лечить. — это не твоя ответственность, хонджун. я поеду домой. — сонхва спокойно пожимает плечами, стряхивает пепел в снег (который намело небольшой кучей на поручень балкона). — я не хочу вмешиваться в твою жизнь, если я не смог стать её частью. мне жаль. хонджун на секунду зависает и не знает, что говорить (неужели всё сейчас закончится так просто?). он сглатывает подступившую обиду, убирает руки в карманы, поджимает губы до тонкой полоски — и громко вздыхает. — мне казалось, что вчера я достаточно чётко дал понять в каком контексте ты мне важен и нужен, сонхва. — хонджун говорит тихо — чтобы не было слышно дрожащего голоса. — я не буду тебя держать, если ты уже всё решил. *** сонхва злится, психует, бьёт носком ботинка сугроб — снег разлетается грязным бризом в сторону и падает па тротуар. ему хочется разодрать себе горло — чтобы больше не говорить, чтобы больше не обижать. — закончил? — хонджун окликает тихо, подтягивает шапку с нелепым помпоном выше на лоб. — надеюсь, ты представлял не моё лицо. оно бы такого не выдержало. и смеётся — до ужаса неловко, но искренне. — прости. — сонхва кривит губы в подобии улыбки и прячет половину лица в ангоровый шарф. сеульская ночь — тяжёлая и колючая, с пролетающим между домами ветром. чуть выше — редкие фонари с отвратительным жёлтым светом; на тротуаре, среди россыпи снега — неловкость и непонимания в двух разных фигурах. сонхва ковыряет носком ботинка обломанную ветку, заталкивает её в снег, грызёт изнутри щёку. — мы за клубникой вышли. идём. — хонджуну эта клубника, на самом деле, не надо — ему нужен сонхва. цельно, рядом, навсегда. ещё — хонджуну страшно где-то на периферии здравого смысла и обиды. он проверяет время на телефоне — 04:34 (пересменка, кажется, закончилась), заталкивает руки в карманы искусственной шубы; сонхва отходит на три шага вперёд и останавливается — ждёт. сеульская зима — она тёплая и почти мягкая (как хонджунова кровать), а сонхва проводит для себя ассоциацию на будущее — чтобы расставаться было больнее, но навсегда. *** — мне курсовую завтра сдавать. — хонджун говорит первый — бьёт повисшую тишину хриплым голосом и смотрит в потолок с проекцией северного неба. — меня отчислят, сонхва. я её не сделал. хонджуну хочется в объяснительной преподавателю так и написать — причина несдачи: потому что мне не похуй на одну драматичную шпалу с другого потока. но хонджун проглатывает раздражение и пишет: завтра скину справки, у меня орви и температура. — тебя не отчислят из-за одной курсовой. меня же не отчислили. — сонхва тяжело вздыхает и прижимает севшую «нинтендо» к груди — играть больше не хочется. — тебе нужно отдохнуть. — уже почти пять. спать не к чему. — хонджун трёт ладонями глаза (кажется, только сильнее растирает синяки), садится на кровати, поджимает под себя ногу и тянется за не разобранным магазинным пакетом. — нужно покушать. — я не хочу. — сонхва по инерции садится следом, накидывает на плечи розовый плед, обнимает сам себя — в нелепой попытке согреться. — мы ходили за твоей клубникой. поешь хотя бы её, пожалуйста. — хонджун звучит с долей раздражения, но быстро смягчается — сонхва, кажется, правда выглядит не очень. — и померь температуру, выглядишь ты не очень. — про мой внешний вид мне будет говорить отличник на стипендии, у которого на поссать уходит больше времени, чем на сон? не смеши меня. — сонхва шуточно огрызается, но принимает в руки градусник и пластиковый контейнер с клубникой (хонджун выбрал самую большую и самую красную). — можешь меня обнять? сонхва хочется добавить: «если тебе не противно» (он не успевает); хонджун сгребает сладости с газировками в конец кровати, залезает на постель целиком — и забивается в угол между стенами. — ты такой глупый придурок, сонхва. — хонджун говорит это как факт (и сонхва не спорит). он ложится головой на плечо (почти как в общаге месяц назад) и прикрывает глаза. и внутри — море беснуется не так сильно. — я знаю, хонджун. прости меня за всё, что можно. — сонхва говорит почти неслышно (чтобы скрыть подступающие слёзы), натягивает пушистый плед до самых глаз. хонджун чувствует — сонхва плохо (и ему самому — не лучше); ему хочется расцеловать каждый сантиметр чужой кожи (вау, лёд тронулся) или сразу врезать по лицу (или не совсем) — чтобы было больно. чтобы прочувствовал. но хонджун сглатывает, прижимается щекой к макушке, говорит: — померь температуру, поешь и постарайся поспать. я подожду, пока ты не уснёшь. *** — с новым годом. не хочу ждать утра. — сонхва протягивает хонджуну коробку в розовой плёнке с смешным кошачьим стикером сверху (и ждёт, что они соприкоснуться хотя бы пальцами). — надеюсь, тебе понравится. хонджун отвлекается от планшета, поправляет очки (толкает их выше на переносицу), медлит несколько секунд. что-то неловкое и покалывающее стекает по позвоночнику — хонджун ничего ведь не приготовил (не успел, не придумал, забыл — не хотел). — сонхва. чтобы это не было — я не могу это взять. — он отвечает с заметной грустью и перекручивает в пальцах перо. — хотя бы потому что я ничего для тебя не купил. — я купил это ещё два месяца назад и не кушал обеды, чтобы мне хватило денег. — сонхва пожимает плечами (кажется, обиделся), опускает коробку на кровать рядом с хонджуновым бедром и возвращается обратно — за стол с раскрасками. — не хочешь — не бери, хочешь — выкинь. возвращать я это не буду. хонджун поджимает виновато губы и правда не понимает этой жертвенности — он такого не заслужил (и сонхва, в целом, он тоже не заслужил). — прости. — он говорит одними губами, когда с детской осторожностью притягивает коробку ближе и отклеивает наклейку. дальше — осторожно разматывает свои упаковочной бумаги, скидывает её на пол с кровати и небольшую коробку подтягивает ещё ближе. и сонхва видит, что у него начинают блестеть глаза (хонджун только не говорит, что он стыда, взлетающего в геометрической прогрессии). хонджун только снимает крышку с тяжёлой коробки, немного нервно достаёт пыльник и перекатывает содержимое в пальцах (догадывается, но не уверен). — где ты это нашёл? — и подаёт голос — тоже первым (а на памяти сонхва это едва ли не единичный случай, когда он начал диалог). — это невероятно и я правда не могу это взять. язык хонджуна говорит одно, но любопытство всё равно берёт верх; он вытягивает из мешка аккуратный берет в красно-чёрную клетку, трогает плотную ткань пальцами, рассматривает фурнитуру (в виде украшений для пирсинга по самому краю). — знакомый был по контракту в америке — оттуда и привёз. — сонхва рисует красным карандашом рыбий хвост в разукрашке и громко хмыкает — хорошо, что открыл сейчас (потому что ждать утра сонхва не хочет). или не уверен, что доживёт. — можешь его перепродать. что хочешь делай — это теперь твоё. сонхва чувствует подступающую обиду и кусает изнутри щёку (а глаза начинает неприятно щипать — ужасно хочется плакать). потому что сонхва чувствует — здесь он не нужен. в самом простом понимании этого слова. здесь — он как часть интерьера, с которой можно иногда обсудить что-то из новостей и поблагодарить за уборку. сонхва натягивает на ладонь рукав свитера (в чёрно-белую полоску), подпирает ей щёку, громко шмыгает носом — он слишком сильно устал. от жизни, от себя, от проблем, от хонджуна — тоже. от вечного непонимания и неопределённости, где нет чёткого «нет» (но и «да» за этот месяц тоже ни разу не звучит). хонджун складывает вещи обратно в коробку, неуверенно сползает с кровати (и медлит, оставаясь сидеть на самом краю). страшно и немного стыдно — потому что хонджун прекрасно видит, что происходит с сонхва. видит и не может заставить себя чувствовать иначе (наверное, он плохой человек). — сонхва. — он зовёт почти неслышно, боится разбить хрупкую тишину (сонхва надавливает сильнее на цветной карандаш — так, что грифель трескается и рассыпается по бумаге). — я могу тебя обнять? сонхва жмурит крепко глаза, растирает подушечкой пальца синий пигмент — наверное, не очень красиво (точно так же — как и подступающие слёзы). он шмыгает громко носом, игнорирует вопрос, мягкой тканью свитера стирает влагу с левого глаза (и искренне надеется, что хонджун этого не видит). — не надо, хонджун. — надо, на самом деле (сонхва не понимает зачем он от этого отказывается). наверное, потому что больше не хочет чувствовать себя виноватым и быть в этой квартире лишним (посторонним, ненужным, неправильным). — я поеду в общагу. прости, что вечер получился таким. хонджун наблюдает большими глазами, приоткрывает губы, следом — нервно кусает нижнюю (и чувствует, что сердце начинает барабанить по рёбрам). а у сонхва голос дрожит и в общаге — их общая (бывшая) комната и шумный сосед. сонхва облизывает палец, чтобы стереть пигмент с подушечки, растирает несуразно по щекам слёзы (и ему на мгновение кажется, что они превращаются в битое стекло). — сонхва, пожалуйста. иди ко мне. — хонджун понижает голос, но поднимается на ноги сам (вина подбирается к горлу комком рвоты, царапает нёбо). он подходит ближе, обнимает сонхва со спины, неудобно сгорбившись, и утыкается носом в затылок. — хочешь поговорить? сонхва, честно, сдаётся — и срывается. заходится в какой-то истерике, цепляется руками за предплечья хонджуна, растирает слёзы, хватает губами воздух. и время тянется — как цветная мастика (а хонджун думает, что ему семь и он ест невкусный торт с черникой). он перетягивает осторожно внимание на себя, ведёт сонхва за собой — на кровать. — я полежу рядом, потом сделаю тебе чай и можем что-нибудь посмотреть. хочешь? сонхва прячет лицо в одеяло, плачет почти неслышно (и только чувствует, что подушка мокнет от слёз, а дышать становится нечем). хонджун неловко поджимает губы, снова медлит, кладёт ладонь на тёмную макушку. — хочу. хонджун подвигает к кровати простой стул, ставит на него чашку, горький шоколад (закрытый) и позавчерашнюю клубнику. а сам — садится на край, но на большее не решается. — вылезешь? я принёс тебе мокрое полотенце и салфетки, если нужно. — хонджун не уверен, что так — правильно (но он правда пытается). и сейчас он действительно чувствует себя последней мразью (и расплачивается, кажется, вполне большой суммой — за своё поведение). *** сонхва поджимает к себе ноги, опирается голыми пятками на край стула и обхватывает колени рукой. сигарета тлеет от холодного ветра и отбрасывает пепел на домашние спортивки (сонхва хочется так же — безрассудно и с крыши). он терпеливо затягивается до горячего фильтра, хмурится от горечи под языком, втягивает дым в лёгкие (папа бы не одобрил); хонджун в ванной комнате гремит своими уходовыми банками и размазывает кокосовый скраб по лицу (наверное). первое января отпечатывается в жизни как самый худший день — и следующий год будет точно таким (по инерции). ветер задувает в приоткрытую балконную дверь, залетает под свободную одежду (сонхва заметно передёргивает плечами и поджигает новую). вообще он не любит сигареты (тем более — черничные), но сейчас — очень хочется. хонджун открывает дверь и опирается плечом о косяк, складывает руки на груди (слишком быстро вернулся — точно пропустил пару этапов умывания). сонхва глотает кисло-сладкий дым, переводит взгляд на хонджуна — и поджимает губы. говорить уже просто нечего (сонхва вывернул себя наизнанку — и его внутренний мир хонджуну не понравился). — надень хотя бы тапки, пожалуйста. — хонджун бросает пару плюшевой обуви (с уточками) сонхва под ноги и недовольно хмыкает. — ещё лучше — идём домой, ты температурил не так давно. — докурю и приду. — сонхва толкается голыми стопами в тапки и закидывает ногу на ногу. — спасибо. хонджун поджимает губы (зеркалит сонхва), прикрывает за собой дверь и падает бессильно на кровать — тревога собирается внутри горьким, пульсирующим комком. она забивает мысли, перетягивает все внимание на себя. сонхва тушит окурок с подгоревшим фильтром о пепельницу и обречённо вздыхает — возвращение обратно с недавних пор кажется каторгой (и, кажется, пора домой). — давай спать, сонхва. почисти зубы только. не хочу, чтобы новая постель воняла сигаретами. — хонджун отвлекается от телефона, переводит взгляд на сонхва и ловит в ответ тихий смешок. сонхва вымученно закатывает глаза и возвращается через три минуты — и несёт от него не пряным табаком, а смесью груши и мяты. он лезет под стенку, прижимается к ней спиной — в максимальной дальности от хонджуна, чтобы не нарушать его личное пространство (насколько это возможно). хонджун суёт телефон под подушку и переворачивается на бок — и смотрит. и сонхва, честно, дёргается — в попытке встать и выскочить с балкона (но вовремя передумывает). потому что хонджун рядом — это как медленнодействующий яд лимонного цвета. его или пить сразу и в большой дозе или не прикасаться вовсе (сонхва выбирает третий — пить мало и по расписанию, чтобы совсем схуёвило). — сонхва. — хонджун зовёт тихо, смотрит большими глазами (а сонхва чувствует — какой-то пиздец). и тревога внутри у них — теперь одна на двоих (а у хонджуна ещё гирлянда отблескивает в радужке). — что? — ты говорил, что с тем парнем у вас «могло быть навсегда». — хонджун натягивает одеяло выше и складывает руки под голову. — а со мной? — покурим? — сонхва смотрит на хонджуна в рассветных сумерках — и хонджун чувствует себя (немного) легче. как минимум — сонхва не сбежал. середина зимы падает на город лёгким снегом, а сонхва целует осторожно, со всей своей допустимой нежностью — выворачивает всё самое горькое вперемешку с сигаретным дымом. хонджун обнимает ладонями его щёки, нетерпеливо толкается языком в рот, почти скулит — он так бессилен перед сонхва, что ему немного страшно. у хонджуна всё ещё мягкие губы и от него пахнет кокосом — сонхва такое не любит, но оторваться не может (почти как запретный плод, который сонхва добровольно принял). и что будет дальше — ему уже не важно. — мы попробуем, хонджун. мы должны с этим справиться. — хонджун мажет мокро по щеке сонхва, прячет холодный нос в изгибе шеи (и руками — под ту же дурацкую футболку одного из розовых оттенков). — прости меня, сонхва. — ты не виноват. — сонхва обнимает в ответ, жмёт ближе к себе, подбородком укладывается на чужую макушку. — мы обязательно со всем справимся. ты — моё солнце и звёзды даже в атомной пыли; и я буду цепляться за этот свет до последнего. — полтора года, сонхва. полтора года ты ничего не замечал. — хонджун коротко усмехается, трётся щекой о костлявое плечо (кажется, сонхва скинул слишком много). — оставим всё самое плохое в позавчера. я не хочу терять с тобой ни минуты того, что есть сейчас. и сонхва думает, что так — правильно. хонджун ведёт тёплыми ладонями по рёбрам, гладит бока, выдыхает тепло в шею. — как скажешь, хонджун. теперь — спать. и хонджун знает, что завтра — сонхва будет рядом. и во все последующие дни — тоже.