Ради тебя

Тишина унылого чужого двора пленила Аббакио, сегодняшнее спокойствие сменилось переменчивым ветром с тем самым неприятным дождём и как только первые капельки-слезинки упали на случайно оголённую шею подростка, Лео заскочил в рандомный подъезд. Ну как рандомный... Он изначально не был настроен на бездумное пинание камушек по городу и без дела выходить из дома не стал бы, даже простое отвлечение от четырёх стен для него являлось путь от пункта А к пункту Б. Никак иначе. Поэтому даже если сейчас, возвращаясь от захламлённой хаты Ризотто, не мешая ему и его новой подружке, подсознательно знал куда он направляется. Подсознательно знал где он уже находится. 3 подъезд, 3 этаж, 15 квартира, белый дверной звонок, коврик с надписью «ПОЖАЛУЙСТА вытирайте ноги!», осторожный не высокий фикус в горшке, в углу лестничной площадки, чуть приоткрытое окно, что оставили для проветривания подъезда от запаха табака. Леоне пробрался на цыпочках перед консьержкой, злой бабкой лет 60-ти, ненавидящей его всей душой, чисто за то, что однажды Леоне использовал пожарную лестницу не по значению. Пф, подумаешь... И после беловолосый поднялся по лестнице, потому что лифта в этом доме нет, нет надобности для каких то 6-ти этажей. В комнате Буччеллати светил медово-приглушенный свет, пахло чем то не ясно странным, словно медицинский спирт и марганцовка, а в комнате было чуть прохладно – окно было открыто на всю, благо апрель был не таким жутким, как в прошлом году, что способствовало спокойно проветривать помещения даже по вечерам. — Последняя фигурк... – звонок в дверь и Бруно чуть вздрагивает, прихмурившись, а его рука за длительное движение кистью, немного заколола, оставляя за собой пару не так сделанных фиолетовых мазков на фигурке. Чёрт. Но выглядело это не плохо. — Иду, иду. Кого в таком часу занесло то. Буччеллати выходит из своей комнаты, ослепший от темноты, не понимающий почему тут так темно, хотя догадаться просто — его отец уходил на работу ещё днём, а сейчас поздний вечер и свет Бруно включал лишь в своей комнате, из которой он не вылезал с 5 часа дня. В прочем, юноша уже привык к темноте и интуитивно прошёл к двери, открывая глазок. За дверью его встретила фигура в спортивках, потасканной толстовке, белые чуть растрёпанные волосы и скучающий вид. Он стоит тут долго или ему просто скучно? Лицо Аббакио как обычно не выражало точной эмоции, нет, оно не кривилось в миллионах других, просто было трудно понять что он испытывает и даже такому всего знающему Бруно, было тяжко понять что ожидать от беловолосого парня. Пропустив Леоне в прихожую и включив свет, оба чуть пожмурились от освещения, уже после этого поздоровались и неприятная минута молчания заполнилась кашлем Аббакио. — Кхм, ты не занят? Я не слишком поздно? — Да нет, я просто... Из глины леплю. Разувайся и проходи раз пришёл. — Ага. Хулиган скинул с себя ветровку, повешав его поверх курточки Бруно, а пошерканные найки отставил к стене, стараясь её не запачкать. В коридоре на кухню крутился кот, а как только пушистый заприметил в своей видимости гостя, тут же выпрямился и зашипел. Но напасть полосатый не успел, Леоне ловко залетает в комнату Буччеллати и закрывает дверь прямо перед носом кота. В комнате было довольно прохладно, стол завален разными вещами, от посуды и кухонных приборов до присущих книг и учебников, а некоторые из предметов были в отпечатках пальц, серых и сухих, как мазок глины после продолжительной сушки. На хозяине комнаты был надет фартук, а волосы собраны в небрежный, уже разваливавшийся хвост, с носа слетали стёклышки-очки, мешки под глазами сулили усталость, чуть скрытую за заинтересованностью в своём деле. Бруно оглянул своё рабочее место и поведя носом от него, посмотрел на Аббакио. — И сколько ты уже так сидишь? — поинтересовался Леоне, ближе подойдя к столу. Под его взор легли рандомные шматки глины базовых цветов и довольно занятная вещица, видимо уже покрытая лаком. Осторожно коснувшись её, за спиной послышалось тихое "не трогай" и Аббакио тут же поставил фигурку её на место. — Сижу не так много на самом деле, с пяти вечера, как отец уходил на работу. Вот слепил не много, лучше не трогать, как минимум сутки, чтобы точно высохло. — Ладно, как скажешь. Беловолосый продолжил молча всё осматривать, пока Буччеллати так же сохраняя тишину, прибрался: отнёс кухонные приборы на свои места, кисти, которыми сглаживал все не ровности унёс в ванну, что бы позже отмыть, а по пути снова вернулся на кухню, чтобы покормить кота, явно ревнующего своего хозяина к неожиданным, но уже знакомым гостям. По приходу Бруно встал столбом, тихо подкравшись к однокласснику: под небольшим светом медовой лампы, Леоне осторожно скатывал комочек из глины, остатки которой остались на столе, после чуть приплюснул двумя пальцами, а затем бережно и с особой осторожностью, которой он только обладал заострил один уголок, а второй вогнул вовнутрь. Криво и косо, зато с трудом, у амбассадора матерной брани и несоотношения к подобным вещам получилось серое, не большое, буквально сантиметра три, сердце, которое юноша положил за остальные фигурки на столе, а следы на доске, которые он оставил и грязь на своих руках Леоне стёр сухой салфеткой, так же оставшейся от работы Бруно. Такому действию Буччеллати был удивлён и не скрывал своего любопытства. — Что делаешь? О боже, осторожней! Леоне встрепенулся, поднявшись со стула, ударился боком об салазки, задвигая их, руки, что были чисты, скрыл за спиной. если бы эта сцена произошла в каком нибудь мультфильме, зритель бы точно видел его посиневшее со страху лицо, а по виску стекала бы жалостная капелька пота. Но наш герой не из простых и не пальцем деланный, так что видом он не подал ничего, что можно было бы засчитать за испуг. — Просто присел. — А ты вообще... Чего пришёл? И та самая минута неловкого молчания проносящаяся как столетия, но она была прервана голосистым мурчанием кота Бруно. Прохвост тёрся об ноги Буччеллати, мяукал и словно звал его куда-то, чему был смущён сам Бруно. Ситуация доходила до точки кипения. Все троя, включая кота, были вынуждены думать быстрее. И время поджимало и чего собственно завалился сюда Аббакио, бог весь не знает. Хотя, если так подумать, тот и сам не в курсе событий что именно надоумило его обратится вспять от своего дома ровно на 90 градусов и повернуть в сторону двора своего одноклассника, с которым они толком даже не дружат.. Или дружат? Вопрос открытый. *** *** — До завтра? — До завтра, — Буччеллати встаёт на край порога, открывая дверь Леоне, пропуская его вперёд. Проходя через Бруно, Леоне осторожно проводит рукой по плечу одноклассника, имитируя мимолётное объятие. Чуть пригнувшись, подумав что сейчас прилетит по затылку, Бруно прикрыл глаза, но открыв их обратно, следа от Леоне не осталось. Что приходил, чего хотел? Закрывшись на пару оборотов, пробравшись на кухне, вымыв за собой кружки, юноша вернулся в комнату, осматривая свои фигурки, вспоминая о сокрытом маленьком глиняном дельце его одноклассника. Не боясь, Буччеллати отодвигает сделанные собой фигурки и достаёт неясное свето чудо: потрескавшееся, серое и с отпечатками чужих пальц сердце лежало в ладони Бруно, вот-вот начиная засыхать. Интересная подделка чужого производства отправилась на полку с другим фигуркам, а Бруно отправился в ванную, обдумывать всё с самим собой и водой, что помогает ему смыть тяжести каждого дня. Проходя по безлюдным улицам, заворачивая то в один заколулок, то в другой, Аббакио поспешно пришёл к своему двору, что уже начал казаться ему тошнотворным, грязным и нелюдимым, непривычным, не родным. он всё больше и больше задумывался о том, что будет дальше, как завтра проснуться без боли и уснёт ли он вообще. Мысли. Мысли и его глаза. Мысли всегда были сильнейшей вещью, которую Аббакио не мог контролировать, а ещё он не умел контролировать свои воспоминания. Воспоминания о чужих ледяных, но таких проницательных глаз, таких умный глаз.