Soul Presence

      Охотник захотел оспорить это заявление.       Особенно ощутив, сколько в нём странного раздражения, сдобренного капелькой надменности. Точно сказавший это объясняет неразумному дитю очевидные вещи таким образом, чтобы тот больше никогда не задавал вопросы в принципе.       Выход, на самом деле, был, и даже несколько. Он самолично установил его неподалеку от цветника — синий Фонарь Посланников, который его сюда и принес. Одно легкое касание, и лазурный свет далекого Предела Осознания перенесёт его в личный Домен, в его собственный Сон, из которого он сможет перенестись в любое из уже посещенных мест. Или же взять новую Чашу Причащения и поэкспериментировать с глифами — и не бросать странные золотые амулеты внутрь. «А если я могу уйти?» «Тогда уходи.»       Всё ещё лёжа на цветнике, приподнявшись на локтях, Охотник окончательно убедился в обратной связи между собой и невольным собеседником. Оставалось понять, как именно этот самый «собеседник» умудрился прицепиться к нему. «Ты разбудил меня.» «С добрым утром?»       Отголосок. Очень осознанный. Николас впервые сталкивался с таким — обычно отголоски хранятся в крови существ. Предсмертная воля, достаточно сильная или определенная, могла превратиться в Холодную Кровь, и любой Охотник поглотив её, мог поглотить опыт и воспоминания существа, став сильнее. И, вместе с тем, безумнее. Память могла перемешаться, инстинкты зверя могли одержать верх над разумом человека, а тайное знание — разрушить сознание, слишком неподготовленное для такого объёма ощущений и опыта.       Но вот Отголосок с полноценной личностью, примешанный не к крови, а просто к последнему месту пребывания? Он мог вспомнить аналоги, но вот степень — нет. «Зачем ты здесь?» «Я не знаю. Почему бы и нет?»       Ответ «собеседнику» Охотнику показался вполне резонным. Он никогда не задумывался над целями своих походов куда бы то ни было. Сам поход и был целью — а в процессе он мог приобрести дополнительные. Всегда найдется тот, кому нужна помощь. Всегда найдутся чудовища, которых нужно сразить. Всегда найдутся люди, что этих чудовищ создали или впустили, и кого придется убить, чтобы ситуация не повторилась.       Посланники никогда не приводили его в пустой мир, без конфликтов и трагедий — возможно потому, что эти озорные ребята при таком раскладе ничего не могут забрать. «Для тебя это игра?» Охотник задумался, но ненадолго: «В какой-то мере.»       После этого ответа Охотник почудилось, будто собеседник начал раздражаться. Словно человек, который до этого смотрел ровно на тебя, отвёл взгляд с едва заметным выдохом, предпочтя уставиться на проносящийся пейзаж в окне поезда. Да, Охотник видел поезда, нет, не в Ярнаме. «…Ясно.»       Странное Присутствие исчезло, но не полностью — будто человек, который с ним общался, решил ещё и лечь, повернувшись к нему спиной. Возможно, на всю оставшуюся поездку. Или до следующей остановки, когда что-нибудь заставит упрямца повернуться и сломаться в своей «решительности» не разговаривать. «Зато мне пока ни черта не ясно,» — Охотник наконец соизволил встать, отряхнув пальто от возможной земли и лепестков цветков, погибших от тяжести стокилограммового мужчины. Затем оглядел цветник. Цокнул. — «…не знаю кто, но он явно старался держать тут порядок. Так что…»       Он свистнул. Маленькие, костлявые и бледные существа возникли по краям цветника, выползая из молочно-туманных лужиц, тихо угукая и шипя на своём странном наречии. Охотник удовлетворенно кивнул, заметив, как парочка из них сажает несколько Сонмов заместо странных умерших цветков. Затем, развернувшись, тихо двинулся по коридору пещеры.       Охотник зажег ручной фонарь, повесив его на пояс за крючок — света было не очень много, но много ему было и не нужно. Коридор почти сразу свернул вправо, обрамленный арочным входом с двумя мраморными колоннами по бокам, держащими на себе арку. На арке красовался любопытный символ — круг, под которым находились три равносторонних треугольника: двое направлены вершиной вверх, а один — средний — вниз. По бокам от кружка находились два крыла. Охотнику это изображение напоминало попытку своеобразно изобразить солнце. «Это Дельта-Руна. Королевский символ.» — сухо проинформировал его голос в голове. Охотник только сейчас задумался, что не может облечь его в какой-либо облик — потому что «голос» не звучал в ушах, а был скорее внезапной мыслью, сбивающей с размышлений. Что конкретно изображалось на арке, голос пояснять не собирался.       Он прошел внутрь, практически сразу выходя к аналогичному входу в пещеру, на этот раз явно рукотворную, так как стены были неестественно гладкими, а помещение создавало ощущение внутренней полости шара. Ещё один арочный вход был впереди, в семи метрах от первого. Охотник задался вопросом, зачем нужен был этот участок вообще, но быстро отбросил эти мысли, ускорив шаг.       Войдя внутрь, он остановился на мгновение — окружение резко сменило стиль и даже тон. Теперь его взгляду предстало относительно целое помещение, состоящее из неестественно-розового кирпича, и пола с чуть более розовой плиткой. Здесь было светло, словно сам камень создавал какой-то свет, при этом не светясь в привычном понимании. Тропинка из розовой плитки, более светлой, чем окружающий пол, вела вперёд, к квадрату странных красных листьев рядом со сдвоенной лестницей, ведущей в следующий переход, с отсутствующей дверью и двумя окнами по бокам от неё.       Охотник поднялся по лестнице, по пути касаясь розовых кирпичей пальцами, глянул на странные красные листья — не цветы, именно листья — затем на вход, над которым висела серая табличка, надписи на которой не вышло разобрать, несмотря на отсутствие пыли. Затем шагнул во вход. Еще одно помещение — на этот раз меньше. В четырёх метрах от входа — ещё один ход вперёд, на этот раз закрытый каменной дверью с «Дельта-Руной». С левой стороны от двери — серая табличка, уже целее, с правой — желтый рычаг. На полу, со стороны рычага, находились пять нажимных пластин. «Лишь бесстрашные смогут пройти. Храбрецы, глупцы. И те и те не пройдут посередине.» — вчитался Охотник. Снова посмотрел на расположенные «звездой» пластины, подошёл к ним, поочередно наступая на две крайние слева, затем справа, проигнорировал две пластины по середине, вытянув правое запястье, выстрелил в сторону рычага Авгуром, поддевая его краем щупала.       Дверь открылась сама, в отличие от дверей Птумерианских гробниц. Определенно, это Подземелье пока выигрывало перед своими жестокими аналогами. Следующая комната представляла из себя коридор, уходящий резко вправо, куда-то на метров двадцать. Перед Охотником была табличка с красной надписью поверх первой — «нажмите Х, чтобы прочесть». Разобрать, что было написано изначально, было невозможно. Под табличкой сидели хихикающие Посланники, у одного из которых в руке был фломастер.       Коридор был абсолютно пустым. Лишь только кристально-голубая вода журчала под мостиком у своеобразной канавки, да шелестел от легкого сквозняка зеленый вьюн на стене. Охотник спокойным шагом двинулся дальше, стараясь не раздумывать о том, насколько нелепо он выглядит на фоне этих светлых стен — во всём чёрном, точно отрицательный герой мрачной сказки, нарушитель спокойствия, чей приход не сулит ничего, кроме боли. Страх Цветка становился отчетливее и яснее — Охотник был слишком Чужеродным. Чем это отличалось от приступа Безумия у тех, кто видел Великого впервые? «Одной перспективой.» Он машинально дергал за рычаги в стороне от себя Авгуром, потому что сразу разглядел, что кто-то заботливо написал заранее о необходимости их дёргать. Дойдя до края коридора, с недоумением взглянул на «препятствие» — полуметровые шипы, от силы десять сантиметров, что в высь, что в ширь. «Вот это должно кого-то остановить?» — Охотник не стал дергать за последний рычаг, несмотря на подсказку — разогнавшись, просто перепрыгнул препятствие. «Уау. Да ты действительно что-то с чем-то.»       Мысль была сухой, но сарказм ощущался едва ли не кожей — Охотник закатил глаза, сразу же обратив внимание на ещё одно уменьшение комнаты. У стены стояло странного вида чучело. У мужчины было четкое ощущение, что чучело было далеко не таким простым, каким пыталось казаться. Он ощущал взгляд, подобный тем взглядам, что могли вызвать приступ безумия у неподготовленных охотников от прямого внимания висящих на стенах соборов и зданий Амигдал, которых они попросту не видели. Метательный нож вонзился в голову манекена. Ничего не произошло. «Ух ты, осторожнее! Он ведь и разозлиться может.» «Не умничай.» «Боюсь представить, как ты на фроггитов отреагируешь, трусишка. Предупреждаю — они квакают.» — не унимался голос. «О, так они тебе родня?» «…Пошёл в жопу.» С удовлетворением от морального превосходства Охотник принялся выполнять просьбу — то есть, двигаться вперёд.

***

— Да вы издеваетесь. — Охотник не спрашивал. Он констатировал, глядя на странное существо перед собой, чем-то походившее на холодец — однако розового, как и всё вокруг, цвета.       Существо его пока не заметило — если оно вообще могло что-то «замечать» — поэтому Охотник пользовался моментом. До сих пор ему не встречалось ни одно живое существо в этих Руинах, и судя по странному эмоциональному окрасу голоса в голове — это было что-то из ряда вон выходящее. Он так и не увидел что такое «фроггит», «мигосп» или «вимсам», но судя по всему, Охотнику они должны были докучать с завидной частотой. Желеобразное существо, тем временем, замерло, точно животное ощутило присутствие хищника, и теперь в любой момент готово было дать дёру. Охотник решительно не понимал, каких проблем может доставить существо, ростом не дотягивающее даже до пуфика для ног. «Сейчас узна-а-а-ешь.»       Голос Попутчика был ехидным, почти злорадным, точно что-то должно было предвещать мужчине беду. Он нащупал в подкармане разноцветные конфеты, которые до этого подобрал в одном из предыдущих помещений (голос в голове весьма настойчиво, почти томно, искушал его взять абсолютно всё, но они нашли компромисс в половине). Взял одну и, прицелившись, кинул в желе. Желе едва заметно дёрнулось, вздыбилось вверх, вытягиваясь почти втрое. Задрожало с такой силой, точно готово было разорваться на месте, а затем...       Резко уменьшилось, едва не растекшись лужицей и рассыпалось в прах. Охотник продолжал ждать ещё несколько секунд, ожидая подвоха. Голос в голове красноречиво замолк. — Я не понял, — пожав плечами, Охотник двинулся к так называемому «паззлу». На этот раз препятствие было совсем уж глупым — надо было просто перетащить три камня к пластинам, ради того, чтобы те же самые шипы, что и в начале, опустились. Почему Охотник не мог перешагнуть или перепрыгнуть через канавку, не стал объяснять даже голос. — Э-э-эй, партнёр, притормози! — мужчина даже умудрился не дёрнутся, когда с ним заговорил КАМЕНЬ. Место определенно начало влиять на него. — Кто сказал, что ты можешь толкать меня, А? М? Хочешь, чтобы я передвинулся? Ладно, тыковка — но только для тебя. «А тебе даже подходит. Ну знаешь — цвет располагает.» «Так, а вот на эту тропу лучше на заходи.» «Да что ты. Это будет слишком бездушно.»       Охотник выдохнул, решив позволить паразиту («Во всех смыслах») свести счёт к ничьей — тем временем, Камень, который пообещал подвинуться, подвинулся. На пару сантиметров. На повторную просьбу сдвинуться, он подполз к самой пластине, но не встал на неё. Николас начал подумывать о том, чтобы достать Церковный молот.       Мужчина приметил взглядом в сторонке оставленную Посланниками надпись, свидетельствующая, что в каком-то мире, схожим с этим, в этот же самый момент, кто-то оставил послание. Он прочитал его: «Попробуй пинок, как дыра.» — а вместе с тем, увидел в отголоске Колокола образ фигуры в глухом медном доспехе, энергичным движением ноги отправляющей Камень в воду. «Грубовато... Давай повторим?» Послышался глухой «бульк!».

***

      Мужчина уставился на разлегшееся на красных листьях белое полотно, напоминавшее ему скатерть с глазами — впрочем, возможно именно этим оно и было. Существо нарочито громко издавало храпящий звук, больше походивший на жужжание мухи, и всеми способами старалось дать понять, что оно не собирается вставать и пропускать его.       Охотник посмотрел по бокам от призрака, заметив, что у него вполне достаточно места, чтобы пройти, прижался к стене, аккуратно проскользнув в полтора шага на другую сторону. Двинулся в ближайшую комнату, уловив разочарованный выдох за спиной.       Комната представляла из себя небольшое и голое помещение, обвешенное паутиной по стенам — в середине стояла табличка, в которой было написано о продаже паучьей выпечки, и что все деньги с неё пойдут настоящим паукам. Внизу была расценка: «паучий пончик» — семь золотых, «паучий сидр» — восемнадцать.       Охотник вспомнил о пауках в Хорах Мерго — огромные, размером с самого человека, а некоторые ещё и с человеческими белыми лицами и тонзурами на голове — потомство проклятого Лоскутика и Паучьей королевы. Перспектива встретиться хоть с чем-то подобным, вызывала не страх, совсем нет — скорее, злость до скрипа зубов и желание избавить любой мир от мерзости. Он бросил в паутину ровно двадцать пять золотых монет, ожидая. Рука нащупала огнемёт, выкрутив его на полную мощность.       Однако, по паутине через секунду сползли обычные пауки, пусть и размером с ладонь. Двое несли на своих лапках пончик размером с них самих, а еще трое тащили графин с лиловой жидкостью, умудряясь ничего не проливать. Передав покупку, они мгновенно уползли обратно. Охотник убрал огнемёт, не решившись пустить струю огня. Вместо этого подобрал свой заказ, внимательно его осматривая. По запаху и виду всё было нормально — сидр даже напоминал виноградный сок, разбавленный в воде. «Мама не разрешала нам пробовать. но так как сейчас его пьёшь ты...» «То я подам хороший пример и не буду пить тоже.» «Ты только-только начинал мне нравиться, зануда.»

***

      Ториэль проснулась. Вновь одна.       Где-то в глубине её измученной одиночеством и сожалениями души беспокойно дал о себе знать давно поселившийся росток боли, но быстро унялся, поняв, что день, когда он наконец разворошит и растащит её душу на части, ещё не настал. Пока что у Королевы... бывшей Королевы Подземелья были силы, чтобы жить. Но сил на то, чтобы выплеснуть горе тихими слезами в подушку, уже давно не было.       Одиночество стало вечным спутником Ториэль последние... Как долго? Бессмысленно. Время в Подземье, а уж тем более в Руинах, текло довольно лениво, и монстр-босс не решалась ответить, сколько именно одиночество составляло ей компанию, в определенной степени боясь конкретизировать степень своего затворничества — пусть и добровольного. Ведь тогда она вновь столкнётся с фактом, насколько бессмысленным был этот поступок, раз уж за всё это время она не добилась буквально ничего.       Последний человек свалился в дыру по её вине, дёрнув не тот рычаг — и уже там, чудом пройдя через нижний уровень Руин, вышел на Сноудин, продолжив свой поход до конца. Ходили слухи, что он добровольно отдал свою душу Азгору. Ториэль не могла убедиться в этом лично.       Она ненавидела Азгора за то, что, видя такое самопожертвование, её бывший муж не отступил. Не пощадил, не увидел в нём то, что было в их приёмном ребёнке — готовность к самопожертвованию. Столь глубоко ненависть к людям и горе от потери их детей отравила его суждение.       Женщина скинула с себя одеяло, потянулась в кровати, проскрипев суставами на спине. Уперлась взглядом в потолок тёмной комнаты, размышляя о том, чем она должна заняться обязательно, а чем — чтобы просто занять себя. Хотя, чаще всего, эти два понятия были неотличимы друг от друга.       Пушистые ноги приземлились на коврик, пару секунд женщина потратила на то, чтобы убедиться в своем равновесии, придерживаясь руками за края кровати — головокружения не было, и то хорошо. Старой Ториэль не была, но и сильно молодой её было не назвать — сама Тори об этом уже давно не задумывалась, виня в редких головокружениях не слишком здоровый образ жизни из-за затянувшейся депрессии. Монстр в который раз пообещала себе, что будет начинать день с утренней зарядки. Да, завтра и начнёт.       Старое платье сушилось после стирки, так что встав, она направилась к тумбочке на противоположной стороне стены. Проходя мимо, в полумраке оглядела своё отражение, с недовольством отметив последствия образа жизни на боках. Всё было далеко не так критично, как монстр себе представлял, но женский глаз и остаток Королевской гордости шептали в пушистое ухо, что в этот раз она не может скинуть всё на «просто пушистая».       С еще более подавленным настроением женщина накинула платье в цветочек, забыв о белье, и вышла из комнаты в темный коридор её дома. Путь её лежал до кухни. Она не любила это платье, так как в последний раз, когда она его надела, все вокруг говорили ей «отличное муу-муу»*. Больше при прогулках она его не надевала. Сейчас не было никого, кто сказал бы ей такую бестактную грубость, а если бы и сказал —у Тори бы нашлось, чем ответить. Фроггиты не понаслышке знают, как страшна в гневе раздраженная королева.**       Она вспомнила, что сегодня должна была сделать. Пойти к цветнику и принести шоколад с кусочком пирога.       Прошло ровно пятнадцать лет — Ториэль старалась не представлять это число в днях.       Кухня встретила её тьмой, равно как и коридор с гостиной до этого. Ториэль не видела смысла включать свет, не видела смысла зажигать камин — сегодня она проведёт большую часть дня в Руинах, блуждая в забытом городе, лишь бы не провести его весь день у цветника, рыдая или разговаривая сама с собой, как было первые несколько лет. Возможно, найдёт что-нибудь интересное — какие-нибудь старые книги, которые она ещё не читала или не переводила со старого диалекта монстров на новый. Этим Ториэль зарабатывала, анонимно отсылая книги через посредника в библиотеку Мэджика.       Неопределенный взмах ладони зажег перед ней небольшую сферу огонька. Женщина достала из-под фольги тарелку с ещё теплым ирисковым пирогом. Открыла холодильник, достав плитку шоколада, отломила половину — закусив губу и всхлипнув, решила положить всю плитку — при жизни, её дочери нельзя было есть его много из-за аллергии, но теперь...       Теперь уже разницы не было.

***

      Она вышла из дома, держа в правой руке тарелку с шоколадом и кусочком пирога. Оглянулась вокруг, не приметив на красной поляне листьев фроггитов, которых обычно заставала по утрам у её стен. Ториэль относилась к этому снисходительно до тех пор, пока они не разбрасывали тщательно уложенный ковёр из листьев дальше нужного. Но сегодня никого рядом не было.       Странно. Хоть кто-то мог ожидать её здесь, чтобы, возможно, выпросить какой-нибудь еды. Они легко проживали на подземной кукурузе, что росла в Руинах круглый год благодаря плюс-минус стабильной температуре — или на мушках. Но, как и любой разумный организм, иногда они желали чего-то... разнообразнее. Ториэль соглашалась изредка готовить им и радовать — если они соглашались поработать и принести кукурузу. — Может, отвлеклись на что-то... — пробормотала женщина, продолжив путь и проходя мимо черного древа, что зацвело красными листьями вновь — редкость. Обычно, они выпадают практически сразу.       Ториэль шла до тех пор, пока большие, пушистые уши не уловили звуки шагов, с каждым стуком каблука сапогов приближающихся всё ближе и ближе. Изумленная женщина остановилась, не веря своим ушам — ещё один ребёнок. Сегодня! Ториэль боялась проснуться. Боялась, что реальность в итоге разочарует её и из поворота выйдет не человек, а стучащие чем-то Луксы.       .Воодушевление сменилось холодящим душу ужасом в тот же момент, когда зрение, словно в замедленном времени, зацепило размер носка черного сапога, постепенно обрастающего ногой и остальным телом — чернее, чем кора древа за ней. Фигура в черном напомнила ей отдаленно о забытом прошлом, о том, кто мог носить такие же одежды — Лодочник или... Другой. Тори не могла вспомнить имени. Или не хотела.       Человек заметил её практически сразу, уставившись желтыми, как фонарики, глазами словно ей в душу, выглядя изумлённым. Лицо его было скрыто маской практически по самый нос, голова была под треугольной шляпой, которую Ториэль могла увидеть лишь в картинах, где изображались люди-охотники, держащие в руках луки. «Это взрослый.» Ториэль уронила тарелку.