Бездомных сновидений сброд, отстаивающий свою независимость перед лицом всех догм

Сосуды, кажется, лопнут в любую секунду. Чужая рука как всегда с силой сжимает запястья, переходит к ладоням и пальцам, трёт их, насильно тащит под струи холодной воды. Дайнслейфу никогда не нужна была вторая рука во время этих процедур — Хальфдан знает, что несмотря на разницу в силе, ему и при всём желании не вырваться из цепкой, стальной, как лежащий рядом окровавленный клинок, хватки капитана. Правая рука Сумеречного меча поглаживает спину. Успокаивающе, но неуместно грубо — на другое он не способен — это начинает пугать. Чего он хочет? Вода окрашивается в красный. Кровь стекает с рук Хальфдана под трением о грубую перчатку капитана — он даже не удосужился её снять. На некоторых участках кожи кровь уже запеклась — на них Дайнслейф давит ещё сильнее. Останутся ли синяки, Хальфдан не думает. Он лишь растворяется в моменте, когда последние частицы убитых, вырвавшиеся из самого их нутра, которое видел только он и сама смерть, смываются подзеиным ручьём. Он не может больше думать. — Будешь так запоминать каждого — рано или поздно сойдёшь с ума и закончишь на пенсии в одиночестве, — холодно шипит Дайнслейф. Хальфдан знает, что он лишь пугает. Давно запомнил. Он делает это из раза в раз. На руках остаются лишь незаметные следы былых пятен — Дайнслейф безмолвно заявляет о конце экзекуции, помогая подняться и резко, как всегда грубо, кажется, через силу и наотмашь, прижимает к себе, похлопывая по спине. Сейчас один из немногих моментов, когда Хальфдан хочет только отстраниться.