Мера счастья (Measure of Happiness)

      — Значит, ты был бунтарем, да? — спросил Джим, передвинув свою пешку на уровень выше. Прошла неделя после нападения, и они сидели в комнате отдыха с шахматами Джима. Они потратили последние пять с половиной дней на то, чтобы найти возможные зацепки и прочесать логи, но их попытки найти предполагаемого убийцу потерпели неудачу по всем статьям. Возможно, подумал Спок, это действительно было лишь небрежное хранение. Люди не славились своим вниманием к деталям.              — Ваша человеческая концепция бунта неприменима к вулканцам, — сказал Спок и забрал коня Джима, успешно разрушив стратегию упорных попыток Джима.              Джим хмуро посмотрел на доску.              — Тебе кто-нибудь говорил, что ты раздражающе играешь в шахматы?              Спок не улыбнулся самодовольно, как это сделал бы Джим, но, должно быть, Кирк увидел что-то в его лице, потому что он надул щеки и передвинул случайную пешку.              — В любом случае, припоминаю, ты говорил, что не являешься образцом вулканской правильности, — сказал Джим, пока Спок изучал доску. Хотя ход Джима казался бессмысленным, в расстановке его фигур было что-то такое… Внезапно Спок понял, что три из четырех его вариантов нападений будут бесполезны в следующие пять ходов.              Спок почувствовал, как непроизвольно сжалась его челюсть, но, заметив ухмылку Джима, сменил выражение лица.              — Как ты, вероятно, уже знаешь, я отказался от зачисления в Вулканскую академию наук и предпочел поступить в Звездный флот, — сказал Спок, пересматривая свою стратегию, а затем передвинул своего слона на уровень выше.              Джим сделал ход конем.              — Я поставлю тебе мат через пять ходов. Почему ты отказался?              На несколько мгновений Спок обнаружил, что не может говорить. Он уставился на доску, проигрывая в голове последний ход Джима. Джим каким-то образом, без ведома Спока, изменил ход игры в свою пользу. Если Спок не хотел проиграть, ему нужно было пожертвовать своим ферзем.              Джим взял его с торжествующей и абсолютно безжалостной улыбкой.              — Было бы нелогично посвящать мои исследования и будущие достижения группе индивидуумов, которые считали меня неполноценным из-за моего происхождения, — сказал Спок и замолчал. Это было не похоже на него — раскрывать такие личные темы. Возможно, это было последствием того, что все его стратегии были так тщательно и легкомысленно уничтожены. Спок подумал, что, возможно, это была стратегия Джима, целью которой было разговорить его о личном.              — Ты, черт возьми, издеваешься, — ровным голосом произнес Джим. Казалось, он был зол, и Спок осознал с чем-то похожим на тревогу, с каждой секундой становясь все более разъяренным. — Они думали, что ты… неполноценный… — последнее слово он выплюнул, скривившись от отвращения.              — Как вы знаете, половина моего генетического материала происходит от человека, — объяснил Спок, пытаясь успокоить его.              Джим сбил ладью с такой силой, что вся доска задрожала, и пешка упала с третьего уровня. Джим проигнорировал это. Спок поставил ее обратно, поскольку это была одна из его фигур.              — Это… просто… могу я отправиться на Вулкан и надрать кому-нибудь зад?              — В этом нет необходимости, — сказал Спок. Он посмотрел в сторону, по какой-то причине избегая взгляда Джима. Спок знал, что Джим был предан своим друзьям до самопожертвования, просто никогда не предполагал, что к нему когда-нибудь будут относиться с такой заботой. Было… неожиданно почувствовать, что он для кого-то ценен не только за его интеллект. Неожиданно и поразительно волнующе. Он безжалостно подавил неподобающие эмоции.              — Я считаю, что удовлетворен результатом. Если бы они не выразили своих убеждений, я бы не поступил в Академию Звездного флота.              — И то верно, — выдохнул Джим через нос. — Все еще хочу надрать задницу какому-нибудь вулканцу, но я рад, что ты здесь, — сказал он, тепло улыбаясь.              Затем Джим сказал:              — Шах и мат.              Спок посмотрел на Джима.              Джим ухмыльнулся.              — Ну, и кто теперь раздражен? — спросил Джим.              — Раздражение — человеческая эмоция, — сказал Спок, расставляя фигуры по местам.              Джим рассмеялся, и этот яркий и счастливый звук заставил Спока замереть, а затем Кирк внезапно перестал. Когда Спок посмотрел на него, рот Джима был слегка приоткрыт, а глаза широко раскрыты, как обычно, демонстрируя свои эмоции в такой очевидной и человеческой манере. Спок задумался, какие эмоции сейчас испытывал Джим, когда тот резко вскочил на ноги, ударившись коленом о край стола и опрокинув четыре пешки и слона.              — Ладно, извини, придется перенести матч-реванш на другой раз, — пробормотал Джим, натягивая куртку.              — Я чем-то тебя обидел? — озадаченно спросил Спок. Он обдумал их разговор со всех сторон, но не смог вспомнить ничего из сказанного им, что могло бы привести к столь резкому уходу. Однако это был не первый и не последний раз, когда он непреднамеренно оскорблял человека, ведя себя слишком по-вулкански.              — Нет! Нет. Я только что вспомнил, что должен был сделать кое-что, — улыбнулся Джим, его взгляд по-прежнему был дружелюбным, поэтому Спок кивнул. Ему было бы полезно потратить это время на медитацию; он не должен испытывать такого сильного чувства разочарования. Это были всего лишь шахматы.              — Увидимся позже, Спок, — сказал Джим, слегка помахав рукой, и практически бросился прочь.              Именно во время своего необъяснимого безумного броска к двери Джим столкнулся со светловолосой кадеткой, которая направлялась в комнату отдыха. Последовало секундное замешательство, в результате которого девушка чуть не упала навзничь, но Джим схватил ее за плечи и удержал на ногах. Спок встал, чтобы помочь, но остановился, когда понял, что в этом нет ни необходимости, ни желания.              Девушка запрокинула голову, чтобы посмотреть на Джима, слегка приоткрыв губы и широко раскрыв глаза.              Спок снова сел.              Он убирал шахматные фигуры одну за другой обратно в футляр, наблюдая за происходящим из-под опущенных бровей. Он не мог видеть лица Джима, но то, что тот сказал слишком тихо даже для Спока, заставило кадета засиять в улыбке.              Скипетр ферзя сломался в руке Спока.              Да, подумал Спок, аккуратно укладывая ферзя и его сломанный скипетр в футляр, возможно, ему стоит помедитировать.       

***

             Элизабет Денер, сногсшибательная блондинка и гениальный психиатр, поражала всех с жизнерадостной и эффективной жестокостью. Она без малейших проблем могла буквально допрашивать Джима о факторе Дюка-Гейдельбурга, одновременно надирая ему зад в карточной игре, или обсуждать свою медицинскую диссертацию об экстрасенсорно ориентированных существах. Она понравилась даже Боунсу, который с оттенком восхищения сказал, что она, в чисто споковской манере, без всяких угрызений совести заткнула какого-то бедолагу-профессора медицинского направления. Она была умной и красивой, и в ней было все, что Джим искал в женщине, но, увы. Джиму она нравилась, и на нее, очевидно, подействовало печально известное обаяние Кирка, но он не был заинтересован ни в чем большем, чем простая дружба.              Во-первых, когда они с Элизабет расстались после беззаботного обеда в среду днем, Гэри возник из ниоткуда и пристал к нему в коридоре.              — Откуда ты знаешь Денер? — спросил Гэри.              — Лиз? — пожал плечами Джим. — Ты же знаешь, как это бывает. Мы только начали тусоваться вместе. А что? Она тебе нравится?              — Ты об этом ходячем куске льда? — уголки губ Гэри скривились, и Джим уставился на него; он никогда не видел такого выражения на лице своего друга. — Она меня отшила.              — Вот черт, эй, — сказал Джим, широко распахнув глаза. — Это не так, клянусь. Мы просто друзья.              — Кажется, ты ей нравишься и так, — угрюмо сказал Гэри.              Это было правдой, но что Джим мог поделать, если кто-то испытывал к нему влечение. Он был осторожен, чтобы не увлечь ее, сохраняя дружескую дистанцию, не поощряя ни один из тонких (и не очень) намеков, которые она делала в его сторону.              Но Джиму она действительно нравилась, и, в любом случае, он ценил возможность отвлечься. Случай с ромуланским супер-гриппом по-прежнему занимал первое место в его сознании, хотя… Ничего. Не. Происходило. Он был так уверен, что подбросивший колбу, нападет снова, но вместо этого было просто полное радиомолчание. Он должен чувствовать облегчение; он подумал, может Спок решил, что это действительно была просто ошибка, но Джим знал, что это не так. Никто не стал бы так тщательно заметать за собой следы, если бы это было просто ошибкой. Сидеть сложа руки невероятно раздражало, но проводить время с друзьями было хорошим отвлечением: выпивать с Боунсом, играть в шахматы со Споком или обедать с Лиз.              Поэтому он просто заверил Гэри, что между ним и Лиз ничего нет, и продолжил проводить с ней время. Гэри обиделся, но они больше не гребанные первоклашки, так что он мог и пережить это.              Во второй причине, по которой Джим поддерживал с ней платонические отношения, он никогда бы никому не признался, даже самому себе. Элизабет Денер не была вулканкой.       

***

             Лиз отхлебнула кофе, но, должно быть, он был слишком горячим, потому что она в отчаянии обмахивала лицо, выпучив глаза.              — Отлично, — рассмеялся Джим.              — О, конечно, смейся над ранеными, — фыркнула Лиз, вытирая уголки рта.              — Сними крышку, так быстрее остынет, — сказал Джим, беря ее чашку, чтобы сделать это за нее.              — Как логично.              — Что ж, проживание с вулканцем сказывается, — улыбнулся Джим.              — Я не буду чувствовать ничего целую неделю, — вздохнула Лиз, забирая свою чашку, чтобы подуть на дымящийся кофе.              Занятия неуклонно набирали темп, профессора отчаянно пытались втиснуть информацию целого семестра в одну неделю подготовки к экзаменам. Джим был рад предлогу сделать перерыв, когда получил немного яростное сообщение от Лиз: «Давай выпьем кофе, пока я не выбросила профессора Ван Гелдера из окна».              — В любом случае, — сказала Лиз, сделав осторожный глоток. — Прежде чем я снова унижусь в твоих глазах, что ты делаешь на Рождество?              Джим даже не подозревал, что Рождество уже не за горами, свидетельствуя о том, насколько хаотичной стала его жизнь. Он пожал плечами.              — Наверное, проведу его со Споком.              На самом деле, Джим понятия не имел, что Спок собирается делать на Рождество, но он полагал (надеялся), что, как и Джиму, ему просто нужно будет сделать несколько звонков, а затем тот будет свободен делать все что угодно, и, возможно, захочет (надеюсь) побыть с Джимом.              — О, — сказала Лиз, ее улыбка погасла.              — Лиз, послушай… — Джим поморщился.              Лиз вскинула руку, не давая Джиму закончить это ужасное предложение.              — О боже, пожалуйста, не надо говорить мне: «дело не в тебе, а во мне». Я не хочу давать тебе пощечину, но влеплю, если придется, — вздохнула она. — Все в порядке, Джим. Просто подумала, стоит попытаться, и знала, что попытка будет не из простых, учитывая, как ты все время болтаешь о своем вулканском соседе.              — Я не… это не… — вздохнул Джим. — Неужели все так очевидно?              — О, как мило, ты считал себя скрытным.              — Ты ужасный человек, — сказал Джим, хотя и улыбался с облегчением. После того как Гэри закатил свою маленькую истерику, Джим немного волновался, что, возможно, он случайно спровоцировал Лиз.              Кстати, о…              — Гэри должен вернуться пораньше, если ты собираешься остаться, — сказал Джим, начиная издалека. — Он хороший парень.              — О, ты про до или после того, как он назвал меня фригидной сучкой, когда я ему отказала? — спросила Лиз, скривив губы в презрительной усмешке. — Извини, но я справлюсь сама.              — Ты шутишь, — ровным голосом произнес Джим.              — Нет, я определенно серьезна, — Лиз отпила кофе. — Без обид, Джим, я знаю, что он твой друг, но этот парень — придурок.              — Должно быть, у него какие-то проблемы, о которых я не знаю, — неуверенно сказал Джим.              — Да, проблемы с чрезмерным самомнением, — Лиз перекинула сумку через плечо и встала, быстро поцеловав Джима в щеку. — Твой Вулканец — счастливчик.              — Я могу поговорить с Гэри…              — Боже, пожалуйста, не надо. Увидимся позже, ок? У меня сейчас темпоральная механика, — она нахмурилась. — У тебя когда-нибудь раньше вел профессор Вассбиндер? Странный чувак.              С этими словами она стремительно вышла из кафе, оставив Джима хмуриться над чашкой кофе.       

***

             Но затем, ленивым и унылым утром в четверг, Джим облажался настолько сильно, что Гэри Митчелл, который вел себя как придурок по отношению к Элизабет Денер, сразу же вылетел у него из головы, возможно, навсегда.              Проблема в поддержании с Лиз чисто платонических отношений и тихая подростковая влюбленность в Спока, заключалась в том, что он получал гораздо меньше активности, чем за последние, что ж, годы. Он лениво потянулся, кожа приятно гудела после хорошего ночного сна и смутных полузабытых снов о бледно-зеленой коже и любопытных темных глазах. Обычно он… не брал дела в свои руки в их общей комнате, чувствуя, будто дрочит в общественном месте, но кровать Спока была пуста, и, в любом случае, Джим знал, что он на занятии, поскольку на этом занятии должен был быть и он. В любом случае это был всего лишь обзор. Джим не переживал.              Он мог пойти в их общую ванную, но чувствовал себя слишком уютно и слишком лениво. Он даже не удосужился достать бутылочку смазки из-под кровати, вместо этого просто облизнув руку, прежде чем запустить ее в пижамные штаны.              Джим взял за правило никогда не думать ни о ком из своих друзей при мастурбации, но если сознание продолжало снабжать его образами заостренных ушей, что ж, никому не стоило об этом знать.              Он вздохнул в томном оргазме и расслабился, откинувшись на подушку. Несколько минут он валялся, наслаждаясь ощущениями, а потом спустил ноги с кровати и, пошатываясь, побрел в ванную, тихо напевая себе под нос. Мастурбация была далеко не такой увлекательной, как секс, и даже не снимала напряжение, но оргазмы всегда доставляли удовольствие.              — Если тебе так необходимо заняться соитием, я настаиваю, чтобы ты и твой партнер осуществляли свои дела вдали от нашей комнаты.              Джим выполнил сложный акробатический трюк, подпрыгнув почти на метр в воздух и опрокинув флакон средства после бритья и тюбик зубной пасты. Он уставился на Спока через открытую дверь ванной, все еще держа в руке скомканную салфетку. Спок неподвижно стоял у входа в их комнату так прямо, что казалось, будто он стоит по стойке «смирно», сцепив руки за спиной.              Спок выглядел… Спок выглядел раздраженным, брови его были опущены так низко, что его черные глаза почти скрывались в тени. Совершенно неуместная дрожь пробежала по спине Джима, несмотря на то, что он только что подрочил.              Краска медленно прилила к щекам Джима.              — Эм, да, — сказал он, желая, чтобы земля разверзлась под ним прямо сейчас, — как ты, эм, узнал, что я занимался сексом?              — Человеческий мускус чрезвычайно сильно пахнет.              Все катилось к чертям. Спок почуял, что Джим занимался сексом. Черт.              — И, кхм, — продолжил Джим, румянец разлился по его шее, пока не залил все тело. — Ты думаешь, что… в «соитии» участвовало несколько человек?              Это заставило Спока задуматься. Его ноздри слегка раздулись. Джим увидел тот самый момент, когда Спок понял, что утреннее развлечение Джима включало только одного человека.              Джим подумал, что это была, вероятно, самая неловкая вещь, которая когда-либо случалась с ним.              — Я… собираюсь принять душ, — быстро сказал Джим.              — Да, — сказал Спок. Джим закрыл дверь ванной.       

***

             — Биологически не обязательно, чтобы человек искал разрядки в отсутствие другого партнера, — сказал Спок на следующее утро, потому что, по-видимому, хотел продлить его позор. Он поставил свой поднос рядом с подносом Джима.              — Боже мой, — сказал Джим.              Боунс поперхнулся кофе. Джим отказался давать какие-либо объяснения, когда появился с диким взглядом у двери Боунса днем ранее, красный как помидор. Он продолжал отказываться давать какие-либо объяснения, даже когда потащил Боунса за собой, пытаясь утопить свое унижение в алкоголе, который только был в Федерации.              — Что? — в ужасе переспросил Боунс, но его губы дернулись, и Джим понял, что этот подлый ублюдок был в шаге от истерики.              — Могу я как-нибудь заставить тебя уйти? — спросил Джим Боунса.              — На всем земном шаре нет ничего, что могло бы заставить меня сдвинуться в этот самый момент, — радостно сказал Боунс.              Джим обратился к Споку.              — Если я пообещаю никогда-никогда больше так не делать, мы можем перестать говорить об этом прямо сейчас?              — Если сексуальное удовлетворение, осуществляемое в одиночку, не требуется для выживания человеческого вида, зачем это делать? — спросил Спок, полностью игнорируя мольбу Джима.              — Значит «нет», — радостно сказал Боунс.              Спок терпеливо ждал.              Джим уставился в потолок. Его щеки снова покраснели. Как, черт возьми, он должен был объяснить взрослому вулканцу, что такое пестики и тычинки, не говоря уже о цветах и их собственных пестиках.              — Я могу ответить на этот вопрос за тебя, — сказал Боунс, поднимая руку. Мудак. — Потому что это весело.              — Вулканцы не умеют «веселиться».              — Это помогает снять стресс, — перебил Джим, прежде чем Боунс и Спок успели вцепиться друг другу в глотки. — Иногда, когда много наваливается, приходится что-то с этим делать.              — Понимаю, — кивнул Спок. Затем, противореча самому себе, спросил: — Но почему бы тебе не привлечь партнера?              — Просто Джимми оказался в пролете.              Спок приподнял бровь.              — Поясните.              — Он не смог найти партнера, поэтому обратился к своей руке.              — Я мог бы! — запротестовал Джим, потому что, эй. Просто в данный момент он переживал небольшой сексуальный кризис… да не то чтобы у него когда-либо был кризис из-за желания женщины, или мужчины, или даже инопланетянина. Нет, все из-за того, что он хотел Спока.              Боунс посмотрел на Джима, затем снова на Спока.              — Извини, ошибочка вышла. Он мог бы, но слишком зациклен на ком-то другом, чтобы сделать иначе.              — Поразительно, — сказал Спок, явно делая неверные выводы.              — Ладно, с меня хватит, — сказал Джим, быстро вставая. — Я иду на занятие.              — Твои занятия через сорок минут.              — Тогда я пойду на пробежку! — сказал Джим, и Боунс, наконец, сдался и разразился истерическим смехом.              — Не обращай на него внимания, Спок, — прохрипел Боунс.              — Что происходит? — спросила Гейла, решив, что сейчас самое подходящее время присоединиться к веселью.              — Мы обсуждаем достоинства онанизма, — сказал Спок.              — О, — глаза Гейлы загорелись, и она бросила на Джима понимающий, даже слишком самодовольный взгляд и села рядом с Боунсом. — Я эксперт по онанизму.              Любой хороший капитан знает, когда пора отступать. Джим отступил оттуда к чертовой матери.       

***

             Невозможно было избегать кого-то всю оставшуюся жизнь, если ты жил с этим парнем, но Джим все равно попытался. Он взял за правило надевать наушники всякий раз, когда Спок с пристальным взглядом открывал рот, суля только годы интенсивной терапии.              Помогало то, что они оба были заняты: Спок проводил сразу несколько экспериментов, одновременно завершая «Кобаяши Мару» и готовясь к зимним экзаменам. Джим тоже готовился — если под «подготовкой» можно понимать «непринужденное листание ПАДДа».              В конце концов, Спок оставил эту тему, и Джим постепенно выбрался из своей норы унижения на достаточное время, чтобы успешно сдать все экзамены и поесть. Поскольку Спок был воплощением чистого зла (или чистой логики, Джим постепенно понимал, что эти понятия взаимозаменяемы), он проигнорировал добровольную изоляцию Джима и настоял на том, чтобы присоединиться к нему за ужином.              — Мы что-то упускаем, — сказал Джим однажды вечером, решив взять разговор под свой контроль, прежде чем Спок, ради всего святого, заведет речь об онанизме.              Столовая была почти пуста, большинство студентов разъехались по домам на каникулы. Спок ел свой обычный ярко-оранжевый суп, а Джим, из уважения к одному другу, который был параноиком-ипохондриком, и другому, вегетарианцу, взял себе салат. Он старался сделать его как можно более непохожим на салат, добавляя гренки, соус ранч и другие добавки, но, на его вкус, он все равно было слишком зеленый. Не то чтобы он имел что-то против зелени, наоборот, оказалось, что та ему очень нравится, но салат определенно не вызывал у него сексуального влечения. Не так, как если бы это был, скажем, бургер.              — Поясни.              — Я имею в виду ромуланский супер-грипп. Мы слишком много думали о методе и недостаточно о мотиве, — сказал Джим, с хрустом вгрызаясь в сухарик. Он уже давно собирался поговорить со Споком о нападении, но был слишком занят, избегая его.              — Нам нужно сосредоточиться на «почему», а не на «как».              — Это логично, — сказал Спок, и хотя интонация его не изменилась, по небольшой паузе Джим понял, что Спок удивлен. Грубиян.              — Думаю, нетрудно понять, почему кто-то хотел убить меня, — с сожалением сказал Джим. — Необоснованная зависть. Люди считающие, что могут справиться с моей работой лучше меня. Взбешенная бывшая. Или, может, моя мама кого-то разозлила, это была бы новая и захватывающая альтернатива.              Брови Спока поползли вниз, его не впечатлили все эти многочисленные и разнообразные причины, по которым люди могли желать смерти Джима.              — Люди либо очень-очень любят меня, либо очень-очень хотят моей смерти. Третьего не дано, — пожал Джим плечами.              — Что касается меня, — сказал Спок, вытирая рот салфеткой, — то нет логической причины желать мне смерти. Однако возможно, что у кого-то могут быть крайние предубеждения к моему виду. Или, возможно, профессор Вассбиндер был зол на меня больше, чем казалось на первый взгляд.              — Профессор Вассбиндер, профессор темпоральной механики? Лиз говорила, что этот парень немного чудной.              Уголки губ Спока сжались. Не знай Джим, он бы подумал, что Спок выглядел раздраженным. Этот профессор Вассбиндер, должно быть подложил вулканцу свинью.              — Я все еще не понимаю, зачем тебе заниматься онанизмом, — сказал Спок ни с того ни с сего.              — Боже мой, Спок, ты серьезно? — Джим провел рукой по лицу. Он не понимал, почему Спок так переживал, ведь не похоже было, что Джим когда-нибудь снова будет дрочить.              — Нелогично заниматься таким низменным делом, если у тебя есть альтернатива.              — Это не так уж сложно, Спок. Я был возбужден, и, вопреки всем лживым и беспочвенным слухам, которые ты, возможно, слышал, я не снимаю штаны при каждой милой улыбке. Так что я взял дело в свои руки, если ты понимаешь, о чем я.              Он попытался ухмыльнуться, но это вышло слабо и больше походило на гримасу. Черт возьми, Спок. У Джима мелькнула мысль пнуть его в голень, но Спок, скорее всего, просто отчитал бы его за ребячество.              — Я не понимаю, — сказал Спок.              Джим застонал, уронив голову на руки.              — Послушай, Спок, это невозможно объяснить. Если тебе так хочется узнать, попробуй сам.              Глаза Джима расширились, и он вскинул голову, уставившись на Спока.              — Нет, подожди, я имею в виду…              — Твоя точка зрения обоснованна, — сказал Спок.              — Правда что ли?              — Я подумаю над твоим советом.              — Ты серьезно? — слабым голосом произнес Джим.              — Да.              — О, ладно. — Джиму показалось, что его глаза вот-вот выскочат из орбит, но Спок спокойно доел остатки супа.              Вулканцы, Господи.       

***

             Спок взял за правило больше не обсуждать онанизм, зная, что его любопытство доставляет Джиму нескончаемый дискомфорт. Даже спустя неделю после инцидента Джим, казалось, был готов вскочить с места, хотя они едва начали играть в шахматы и обсуждали совершенно безобидную тему механики варп-ядра.              — Итак, Рождество, — сказал Джим, что совершенно не соответствовало их предыдущей теме разговора. Он казался немного взволнованным.              Спок терпеливо ждал, но когда Джим больше ничего не добавил, Спок сказал:              — Вулканцы не празднуют Рождество.              — Да, я тоже. Не хочешь не праздновать Рождество вместе?              — Это предложение не имеет смысла, — запротестовал Спок.              Джим пожал плечами, поигрывая пешкой. Такая застенчивость была на него не похожа.              — Знаешь, возьмем бургеры и пломиковый суп. Посмотрим рождественские фильмы XX-го века.              — Насколько я понимаю, люди предпочитают проводить праздники с теми, кто им небезразличен.              Настала очередь Джима ломать голову над предложением Спока, что было несправедливо, потому что оно было абсолютно грамматически корректным. Спок уловил момент, когда Джим понял сказанное, его щеки почти сразу же приобрели розовый оттенок. Очаровательно. За последние пятнадцать целых и шесть десятых дня, еще до инцидента, о котором Спок старался не упоминать, Спок заметил, что расширение сосудов на лице увеличилось на двадцать целых и три десятых процента, что приводило к появлению слабоватых красных пятен в верхней части щек Джима. Спок знал, что покраснение связано с эмоциональным стрессом, чаще всего оно связано со смущением, но также может быть вызвано тревогой, гневом или романтическим интересом.              — Ну да, — сказал Джим, решительно уставившись на шахматную доску.              — Разве ты не собирался провести Рождество с доктором Денер? — спросил Спок.              — Что? — спросил Джим, моргнув. — Нет. Мы с Лиз просто друзья.              — Мы тоже друзья?              Что-то застыло в глазах Джима, и он снова отвел взгляд, скривив губы в легкой гримасе разочарования. Спок выпрямился. Казалось, он обладал исключительной способностью нечаянно сказать что-то, что могло ранить этого человека. Это было… неприятно.              — Ты мой друг, — сказал Джим, и Спок услышал невысказанный вопрос: — «А я твой?»              — У вулканцев нет друзей, — сказал Спок, заметив, как опустились плечи Джима при этих словах. — Однако, как и во многих других аспектах твоей жизни, Джим, я считаю, что ты — исключение.              Джиму потребовалось некоторое время, чтобы снова очень медленно поднять взгляд на вулканца. Легкая улыбка на его губах становилась шире, пока не засияла во все тридцать два зуба.              — Знаешь, ты мог бы просто сказать: «Ты тоже мой друг, Джим».              — Именно это я и сказал.              Джим рассмеялся, и этот радостный звук отозвался в ушах Спока подобно звону соборных колоколов. Он почувствовал, что наклоняется вперед, ощущая притяжение Джима Кирка, и почувствовал легкое покалывание в затылке, указывая на расширение его собственных сосудов.              — Эй, — внезапно удивленно произнес Джим. — Что случилось со скипетром ферзя?