вОу, лИдЕр СеКтЫ цЗяН, КаКоЙ у ТеБя БоЛьШоЙ нЕфРиТоВыЙ сТоЛп! (– все, 500 г. н.э.)

Всё начинается с того, что Цзян Чэну скучно. Обучение в Гусу, опять-таки, скучное, и несмотря на то, что ему приходится вбивать в голову их правила, у Цзян Чэна всё ещё нет ни капли дисциплины, не в том, что касается социальных норм. Так что это его вина, что его поймали с членом в руке, когда он неторопливо дрочил, чтобы не заснуть, бормоча под нос правила, который он должен был выучить; однако Цзян Чэн считает, что это вина Вэй Усяня, вошедшего в его комнату без предупреждения. То, что они разделяют одну комнату, совершенно неважно, конечно же. Цзян Чэн смотрит на него, приподняв бровь и не убирая замершей руки со своего члена. Удивительно, но первое, что он чувствует, это не смущение – но это Вэй Усянь, так что неудивительно, что он просто чувствует раздражение из-за того, что его прервали. И они пялятся друг на друга – Вэй Усянь широко распахнул глаза, а Цзян Чэн на самом деле чувствует себя довольным тем, что впервые в жизни лишил Вэй Усяня дара речи, и наблюдает, как глаза его шисюна скользят по его одежде, которую он не снял, туда, где он лишь приспустил штаны и раскинул по бокам слои ханьфу, а затем и к его члену. Цзян Чэн не знает, должен ли он ругать себя за то, что прихорашивается под таким вниманием. – Цзян Чэн… – наконец говорит Вэй Усянь, и… – Проваливай, – скучающим тоном говорит Цзян Чэн. – Что? Значит, ты можешь… значит, ты можешь… – бормочет Вэй Усянь, отчаянно жестикулируя. Цзян Чэн приподнимает бровь. – Мастурбировать? – Да! Это! – Ты флиртуешь буквально со всем, что движется – и, возможно, с некоторыми вещами, которые не двигаются, – и тебя это смущает? Лицо его шисюна краснеет. – Это другое! И как это может не смущать тебя?! Цзян Чэн пожимает плечами. – Мне как-то всё равно. Проваливай или найди себе занятие. Оставайся, если хочешь. Если только ты не будешь после этого вести себя странно. Вэй Усяню требуется мгновение, а затем ещё два, прежде чем он проходит через комнату и рушится на свою собственную кровать, и на этот раз он не болтает без умолку о Лань Ванцзи, Лань Цижэне или о чём-то ещё, что приходит ему в голову. На этот раз это благословенная, блаженная тишина. Если бы Цзян Чэн знал, что так будет, он определённо сделал бы это раньше. Цзян Чэн позволяет себе вернуться к учёбе, бормоча правила одно за другим, чтобы запомнить их; это не очень помогает, но всё же лучше, чем впасть в бессознательное состояние, думает он, сдерживая стон, когда правильным образом поглаживает себя. В учебных целях Цзян Чэн натренировался не позволять себе кончать слишком быстро; это сводит на нет весь смысл и просто делает его ещё более сонным. Благодаря этому он научился держать себя в напряжении и достаточно ясно мыслить, чтобы сосредоточиться на своих уроках. Дополнительным бонусом стало то, что Цзян Чэн теперь мог успешно выполнять несколько задач одновременно, научившись и мастурбировать, и выполнять домашние задания, не теряя при этом концентрации. Он слышит, как Вэй Усянь в другом конце комнаты переворачивается, плюхаясь на живот. Цзян Чэн поднимает бровь, глядя на него, и Вэй Усянь замечает это лишь несколько секунд спустя, потому что он... он был слишком занят, пялясь на член Цзян Чэна. От этой мысли у него по спине пробегает дрожь гордости, и Цзян Чэну приходится подавлять желание самодовольно ухмыльнуться. Не следует быть горделивым, гласят правила. Они также гласят, что не следует быть распутным, но Цзян Чэн считает, что в целях обучения это нормально. В комнате стоит тишина, понимает Цзян Чэн некоторое время спустя, потому что Вэй Усянь не то что не пытается отвлечься на что-нибудь другое – он даже не старается скрыть тот факт, что смотрит на Цзян Чэна и... Ебать, ругается про себя Цзян Чэн, потому что... потому что... Под бёдрами Вэй Усяня лежит подушка, и он немного приподнимается, задирая задницу в воздух, когда... Ебать, он трётся о подушку, глядя, как дрочит Цзян Чэн. Мысль об этом вызывает у Цзян Чэна трепет, и он заглушает стон кулаком. Вэй Усянь, его невыносимый шисюн, мастурбирующий на зрелище доставляющего себе удовольствие Цзян Чэна... одна только эта мысль делает его твёрже. А потом Вэй Усянь тихо задыхается и трясётся в своей постели, его бёдра прерывисто вздрагивают, и он со всхлипом вздыхает, и чёрт возьми, Цзян Чэн знает, что он кончил, что Вэй Усянь только что наблюдал, как он дрочит, и что у него встало на это, и что он решил заняться тем же, чем и Цзян Чэн; эта мысль не должна быть такой возбуждающей, как она есть. Когда Цзян Чэн достигает кульминации секундами позже, он проливается на свой кулак, пока звёзды взрываются за его закрытыми веками. Обычно – обычно, когда он трогает себя во время учёбы – оргазм в основном ощущается чем-то дежурным, но на этот раз это лучше. Как будто в знании того, что Вэй Усянь возбудился из-за него, есть что-то, от чего Цзян Чэн чувствует удовлетворение. Они не говорят об этом. Цзян Чэн быстро приводит себя в порядок и идёт купаться; когда он возвращается, Вэй Усянь ведёт себя так, как будто ничего не произошло, болтая о том и о сём, а Цзян Чэна на самом деле это не особенно волнует, поэтому он тоже возвращается к их привычному взаимодействию, шлёпая Вэй Усяня подушкой всякий раз, когда тот говорит что-то глупое. Ничего не меняется, и Цзян Чэн этому рад. И если Вэй Усянь иногда нарочно заходит к нему, когда он учится, отводя глаза и всегда, всегда сворачиваясь в своей собственной постели или в углу, то он ничего не говорит об этом. И так это продолжается. Они никогда по-настоящему не говорят об этом – это скорее одна из тех вещей, которые задерживаются в глубинах их разумов, но которые они никогда на самом деле не обсуждают, – и Цзян Чэну, честно говоря, нравится это намного больше, чем альтернатива, которая заключалась бы в Вэй Усяне, высмеивающем его. А потом... все, кого он знал, умерли, все они оставили его, вынужденного в одиночку восстанавливать целую секту, и... ну. Как бы он ни ненавидел это признавать, эти конференции чертовски скучные. Он в буквальном смысле скорее предпочёл бы вырвать себе глаза, чем часами сидеть на них, но факт остаётся фактом: чтобы быть сильным лидером секты, он также должен быть хорош в общении – в чём он никогда не был хорош, в отличие от Вэй Усяня, мастера вводящих в заблуждение слов и сладких речей. Поэтому, когда он ловит себя на том, что ласкает свой член во время конференции, – он не останавливается. Он позволяет другому лидеру секты продолжать бормотать, пытаясь скрыть зевок за ладонью, в то время как другой ладонью гладит себя – и в кратчайшие сроки он становится твёрдым и относительно более бодрым, чем был некоторое время назад... проклятье. Возможно, ему следует делать это чаще. После этого конференция проходит быстро. Цзян Чэн слишком поглощён своей задачей, чтобы сосредоточиться на том, как медленно на самом деле всё идёт, и к тому времени, когда встреча заканчивается, его настроение гораздо лучше, чем обычно. Все, кажется, тоже удивлены этим, и Цзян Чэн прячет ухмылку, стремительно покидая комнату, его плотные одеяния аккуратно скрывают его стояк. Ему определённо следует делать это чаще. И он это делает. Всякий раз, когда собрания сект становятся скучными – а так бывает почти всегда, – Цзян Чэн привыкает скользить рукой под ханьфу и брать свой член в руку, наполовину обращая внимание на ту чушь, которая изливается на окружающих в данный момент. И не то чтобы люди не знают. Столы ничего не скрывают, а Цзян Чэн достаточно крупный, чтобы, если он откинется назад, все вокруг смогли увидеть, как он дрочит. Когда он впервые решает подрочить как следует, устроившись за столом с удобством, он уверен, что кто-то роняет и разбивает тарелку. И да, ощущение, что за ним наблюдают, ощущение, что он обнажается перед публикой, – это то, что ему нравится, и Цзян Чэн получает удовольствие от того факта, что по крайней мере половина зала наблюдает за ним с широко раскрытыми глазами и эрекциями, натягивающими их штаны, когда он ласкает самого себя. И таким образом, никто не может даже обвинить его в том, что он обрезанный рукав – не без указания на всех других мужчин, которые возбуждаются, наблюдая за Цзян Чэном. Он действительно польщён. Когда слухи о его выходках распространяются, Цзян Чэн начинает получать брачные предложения – и отвергает их все. На данный момент он не хочет жениться, и, возможно, никогда этого не захочет, учитывая то, насколько несчастным и непредсказуемым делом является брак. Кроме того, если он когда-нибудь женится, Цзян Чэн хочет, чтобы это был кто-то, кто любит Пристань Лотоса так же сильно, как и он сам. Все эти люди, приезжающие за славой и богатством, определённо не подходят. Что ещё более удивительно – никто никогда по-настоящему не говорит ему ничего о его привычке. Они игнорируют это – или наблюдают – во время самих конференций, но после все ведут себя как обычно. Если они кажутся взбудораженными, он полагает, что ничего не может с этим поделать. Он знает, что щедро одарен природой, любит выставлять это напоказ, любит, когда люди наблюдают за ним, когда он трогает себя. Пожалуй, самым необычным является то, что люди как будто поощряют его. Всякий раз, когда он приходит в другие секты на эти встречи, столы обычно очищаются от украшений, а Цзян Чэна почти всегда размещают там, где его будет лучше всего видно. На самом деле, это неплохо – это даже работает в его пользу, потому что люди становятся доброжелательнее с ним. Они буквально уговаривают его что-нибудь поесть и выпить перед началом собрания, чтобы он «не отвлекался» в течение дня. Иногда Цзян Чэн сардонически думает, – пока лидер секты Су бессвязно рассуждает о своих достоинствах и достижениях, – что эти люди приглашают его только для того, чтобы увидеть, как он мастурбирует. Однако эта мысль не отталкивает его, и он потворствует им, потому что это никому не вредит, не так ли? На самом деле, это даже помогает, так как это означает, что Цзян Чэн слишком занят, доставляя себе удовольствие, чтобы злиться на других людей и пытаться наброситься, желая ускорить завершение встречи. И всё в порядке. Отношения между ним и другими лидерами сект теперь улучшились, особенно с Лань Сичэнем и Не Хуайсаном, и если они неотрывно смотрят на него во время встреч вместо того, чтобы сосредоточиться на документах, он ничего об этом не говорит. Всё резко обостряется, когда наступает очередь лидера секты Яо проводить собрание. Столы чертовски низкие. Даже сидя за ними, им приходится наклоняться до боли в спине – им даже некуда просунуть под них ноги. Этот старик и правда злится на Цзян Чэна, да? Что ж… это не имеет значения. Цзян Чэн не собирается сидеть полдня на конференции, не имея под рукой ничего, что поможет ему сохранить рассудок. Его заместитель послушно вручает ему носовой платок, когда Цзян Чэн ослабляет завязки на ханьфу и вынимает член. Он уже наполовину твёрд, возбуждение усиливается тем фактом, что, хотя он и делал это раньше, он никогда полностью не выставлял себя на всеобщее обозрение. Но ему ведь нечего стыдиться, не так ли? Он вздыхает, на мгновение прикрывая глаза, и неторопливо двигает рукой, в то время как лидер секты Яо всё время болтает о том, какой он хороший, добрый и щедрый, о том, какое это удовольствие – видеть их всех сегодня здесь, и когда Цзян Чэн открывает глаза, то обнаруживает, что на него смотрит гораздо больше людей, чем он привык. Возможно, дело в том, что он твёрже, чем обычно? Его член тяжёлый и длинный, и ему приходится поддерживать его в вертикальном положении, медленно поглаживая себя. Ему хочется ухмыляться, глядя на то, как Лань Сичэнь смотрит на него, с румянцем на щеках, но не отводя взгляда, на то, как Не Хуайсан старательно зарисовывает на листе бумаги, который определённо не является каким-либо официальным документом, над которым они должны работать, и даже Цзинь Гуанъяо кажется отвлечённым, бегая взглядом между членом Цзян Чэна и лидером секты Яо, изо всех сил стараясь сосредоточиться. Цзян Чэн ухмыляется. Он хочет, чтобы Цзинь Гуанъяо не мог отвести от него взгляд. Его рука набирает скорость, и он тихо стонет, когда предсперма просачивается наружу, смачивая его ладонь и улучшая скольжение. Лидер секты Яо не замолкает. Цзян Чэн шепчет ехидные комментарии о нём своему заместителю, который весело фыркает, быстро маскируя смех кашлем, когда кто-то поворачивается, чтобы посмотреть на них. Ухмыляясь, Цзян Чэн откидывает голову назад. Так даже приятнее, думает он, потому что здесь ему не мешает стол, о который он мог бы удариться рукой, потому что… ну. Потому что люди могут смотреть на него, и он наслаждается этим очень, очень сильно. Наконец, спустя некоторое время, – Цзян Чэн не может сказать точно, потому что не пытался за этим следить, – лидер секты Яо, кажется, наконец-то замечает, что внимание более половины присутствующих больше не сосредоточено на нём, и он вертится, вероятно, чтобы возмущённо потребовать слушать его, но… Но его глаза расширяются, когда он видит ухмыляющегося Цзян Чэна, томно сидящего на своём месте и стимулирующего свой член одной рукой, в то время как пальцы другой барабанят по столу. – Л-лидер секты Цзян! – Лидер секты Яо, – возвращает Цзян Чэн тщательно контролируемым голосом, – хотя я очень… ценю ваш тёплый приём и… ах, щедрые подарки, я искренне считаю, что мы должны продолжить обсуждение по более насущным вопросам. Что касается разговоров и развития дружеских отношений, то с этим можно… кончить… позже. Заикаясь, с покрасневшим от шока и возмущения лицом, – Цзян Чэн ухмыляется про себя, – лидер секты Яо бубнит что-то о том, чтобы двигаться дальше, о налогах и возмещениях, и… Так-то лучше. Цзян Чэн победоносно откидывается назад и закатывает глаза, когда его заместитель смотрит на него с весельем в глазах. Не его вина, что лидер секты Яо, вероятно, намного меньше него. Сегодняшняя встреча проходит гораздо быстрее, чем обычно. Если бы он знал, что для этого достаточно было всего лишь подрочить на публике, Цзян Чэн сделал бы это намного раньше. Но, к его удивлению, после того, как он просидел на банкете несколько часов ради поддержания репутации (это проходит необычайно хорошо для него, потому что все слишком взволнованы, чтобы разговаривать с ним, а это означает, что никто не надоедает Цзян Чэну бо́льшую часть времени. Это чертовски великолепно), Цзян Чэн встречает подростка, околачивающегося возле его комнаты, который выглядит… ну. Он выглядит так, будто приличный шум может напугать его до смерти практически мгновенно. – Чего ты хочешь. Парень вздрагивает, стремительно оборачиваясь с таким видом, будто его душа вот-вот покинет тело. – Лидер секты Цзян! – Это я. Чего ты хочешь? Подросток краснеет и низко кланяется. – Этого зовут Мо Сюаньюй из Ланьлин Цзинь. Хах. Значит, он – один из тех бастардов, которых принял к себе Цзинь Гуаншань? Цзян Чэн вскидывает бровь, призывая его продолжать. Парень – Мо Сюаньюй – краснеет ещё сильнее, выглядя так, словно действительно находится в нескольких секундах от смерти. Цзян Чэн задаётся вопросом, нужно ли ему позвать целителя для него. Время идёт, Мо Сюаньюй ничего не говорит, и терпение Цзян Чэна начинает иссякать. – Выкладывай, мальчик, – рычит он. – Или возвращайся в свои покои. – Яправдахочуотсосатьвам, – выпаливает подросток. Цзян Чэн моргает. Он понимает, что тот сказал, – разумеется, понимает, нельзя прожить с болтуном полжизни и не начать разбирать безумно быструю речь, – но, конечно же, он ошибается. Не может быть, чтобы кто-то из секты Цзинь – сын Цзинь Гуаншаня, из всех людей – хотел бы… – Что? – рявкает Цзян Чэн. – Это шутка? – Нет! – заикается парень. – Я серьёзно! Точнее, мой друг на самом деле подбил меня на это, но я сам действительно очень сильно хочу отсосать вам, если вы не возражаете… и вы можете сказать нет! Я просто… правда очень хочу… Цзян Чэн поднимает руку, качая головой, и подросток сразу же останавливается, прекращая свою нервную тираду, но его руки всё ещё беспокойно двигаются, переплетая между собой пальцы, пока Цзян Чэн оценивающе смотрит на него. – Столько тебе лет? Парень вздрагивает и отвечает: – Девятнадцать, лидер секты Цзян! Это… несколько моложе его обычных сексуальных партнёров, но Мо Сюаньюй первым сделал ему предложение. И несмотря на то, что это была шутка его друга, ясно, что ему тоже очень нравится эта идея. – Хорошо. Мо Сюаньюй моргает, глядя на него своими широкими бесхитростными глазами, и у Цзян Чэна внезапно возникает желание ущипнуть его за щеку. – Лидер секты Цзян?.. – Должен ли я повторяться? – рычит Цзян Чэн, скрещивая руки на груди, что, как он знает, воспринимается как нетерпеливый жест, но для него это скорее жест самозащиты. – Нет! – пищит молодой человек. – Гм! Ладно! Тогда хорошо! – Хорошо, – говорит Цзян Чэн, а затем проходит мимо него к своей комнате, кладёт руку на дверь и… – Ты не идёшь? Мо Сюаньюй приобретает поистине багровый цвет. – Эмм, – выдаёт он. – Я не могу ждать весь день. – Я имел в виду… – говорит Мо Сюаньюй, нервно шаркая. – Я имел в виду… завтра? Это заставляет Цзян Чэна вновь вскинуть брови – завтра должно означать ночь, но по какой причине Мо Сюаньюй отказывает ему сегодня? Единственное логическое объяснение – это… – Ты хочешь отсосать мне на публике, – прямо говорит Цзян Чэн, слишком поражённый мужеством этого парнишки, чтобы сдерживать себя от грубости. – Какого хрена. Мо Сюаньюй краснеет, опуская голову. – Это просто… я… – заикается он, глядя куда угодно, только не на Цзян Чэна. – Да! Всё в порядке! Даже если не так и не завтра! Я хотел бы всё, что вы можете мне дать, так что, эмм. Да. Пожалуйста. Это… да. Цзян Чэну почти хочется посмеяться над тем, как застенчиво ведёт себя этот парень, но он не жестокий и не собирается смеяться над кем-то, кто явно вышел из своей зоны комфорта, чтобы поговорить с ним. Он оценивающе смотрит на Мо Сюаньюя ещё секунду, а затем… – Хорошо. Молодой человек начинает говорить, но прежде чем он успевает сказать что-нибудь ещё, Цзян Чэн останавливает его. – Тогда я буду ждать тебя завтра. Не разочаруй меня. Глаза Мо Сюаньюя загораются, и он нетерпеливо кивает, кланяясь Цзян Чэну и благодаря его. – Не беспокойся, малыш, – говорит ему Цзян Чэн. – Если это всё, то спокойной ночи. Мо Сюаньюй ещё раз кивает и кланяется, сразу же отступая, но когда Цзян Чэн присматривается внимательнее, то видит, что парень уходит от него вприпрыжку. Цзян Чэн фыркает. Эти дети. Как и было обещано, когда встреча должна вот-вот начаться, Цзян Чэн наблюдает, как Мо Сюаньюй отделяется от своей группы делегации Цзинь и практически летит к нему. Он нервно смотрит на всех окружающих, когда приближается к Цзян Чэну, который похлопывает по сиденью рядом с ним. Мо Сюаньюй в явном смущении смотрит на него широко распахнутыми глазами. – Не сейчас, малыш, – поясняет Цзян Чэн, – только когда собрание начнётся. Прояви немного терпения, ладно? Удивительно, но это вызывает у молодого человека смех, и Цзян Чэн едва заметно улыбается, пока они устраиваются поудобнее, ожидая прибытия остальных лидеров сект. Люди пялятся на Цзян Чэна, и на этот раз не потому, что он дрочит на публике – из-за Мо Сюаньюя, в его откровенно цзиньском наряде сидящего рядом с Цзян Чэном и выглядящего так, как будто он убил человека и всю его семью накануне вечером. – Прекращай, – шепчет Цзян Чэн Мо Сюаньюю. – Ты выглядишь таким виноватым, что даже странно, почему никто ещё ничего не сказал. Парень старается принять более спокойный вид, но ему это едва удаётся. Когда прибывает лидер секты Яо и начинает говорить, Цзян Чэн понимает, что это будет долгий день. Неужели этот человек ничему не научился вчера? Закатывая глаза, Цзян Чэн намеревается потрогать себя и уже тянется ладонью, но его останавливает ладонь поменьше. Он переводит взгляд в сторону и видит, что Мо Сюаньюй смотрит на него с ясным намерением в глазах. Пожав плечами, Цзян Чэн откидывается назад, чтобы устроиться поудобнее, наблюдая, как изящные пальцы Мо Сюаньюя ловко расстёгивают его верхнюю одежду, а затем тянут вниз штаны, ровно настолько, чтобы вытащить его член – и снова он уже наполовину твёрд, а Мо Сюаньюй смотрит на его член с чем-то похожим на голод в глазах. Молодой человек облизывает губы, словно очарованный видом его члена. Словно прихорашиваясь, член Цзян Чэна полностью твердеет в его руке и даже слегка дёргается. Мо Сюаньюй смотрит на него в поисках окончательного подтверждения, и когда Цзян Чэн кивает и немного отстраняется назад, молодой человек устраивается поудобнее и наклоняется, касаясь губами кончика члена Цзян Чэна в поцелуе. Это божественно. Цзян Чэн едва сдерживает стон, когда Мо Сюаньюй облизывает его член, поддерживая его в вертикальном положении своей маленькой ладонью, и блядь, он выглядит таким красивым, лакомясь членом Цзян Чэна вот так. Его рука неосознанно поднимается, чтобы погладить волосы Мо Сюаньюя, слегка прочёсывая пальцами сбившиеся пряди его неопрятной причёски – они поразительно мягкие, думает Цзян Чэн отстранённо. В то время как Мо Сюаньюй спускается вниз вдоль члена Цзян Чэна, продолжая целовать и по-кошачьи облизывать его, Цзян Чэн понимает… Все – даже лидер секты Яо – перестали говорить. Вместо этого их взгляды сосредоточились на нём – или, скорее, на Мо Сюаньюе, счастливо лижущем член Цзян Чэна, но когда он меньше всего этого ожидает, молодой человек открывает рот и обхватывает губами головку его члена. Цзян Чэн ничего не может с собой поделать – он издаёт стон, сжимая пальцы в волосах Мо Сюаньюя, и он почти уверен, что кто-то рядом с ним сдавленно вздыхает. – Сюаньюй, – тихо говорит Цзян Чэн, но это всё равно звучит слишком громко в тишине конференц-зала. – Посмотри, взгляни на всех, как они смотрят на тебя. Хочешь быть хорошим мальчиком и показать им, как хорошо ты умеешь принимать мой член? И Мо Сюаньюй скулит вокруг него; его горло вибрирует, посылая отголоски в член Цзян Чэна и заставляя его течь так сильно. Цзян Чэн вспоминает о том, что все наконец-то потеряли дар речи, и он может в полной мере воспользоваться этим. И действительно – все просто пялятся, некоторые с уже натянутыми от возбуждения штанами; не то чтобы он останавливал их от прикосновений к себе прямо здесь, но это их вина, что они этого не понимают. Цзян Чэн наблюдает, как Лань Сичэнь пристально смотрит на них с пылающими щеками, как он сжимает ткань своего ханьфу в кулаке с побелевшими костяшками пальцев. Не Хуайсан внимательно разглядывает их, его рука скользит по бумаге со скоростью, недоступной даже заклинателям, и Цзян Чэн с удовольствием понимает, что Цзинь Гуанъяо тоже смотрит на них, его глаза неизбежно притягиваются к зрелищу того, как Мо Сюаньюй поглощает член Цзян Чэна. – Ну? – подсказывает Цзян Чэн. – Разве мы не обсуждали сектантские дела? Пожалуйста, продолжайте, мне бы не хотелось, чтобы вы останавливались из-за меня. – Честно говоря! – восклицает Не Хуайсан. – Я очень устал! Ха-ха, должно быть, это из-за… всех этих сектантских дел, которыми мне приходится заниматься! Нам следует на некоторое время отложить встречу и снова собраться позже! Что, как понимает Цзян Чэн, по сути, является оправданием Не Хуайсана для того, чтобы все сидели и смотрели, как Цзян Чэн получает оргазм. Он не особенно против, по правде сказать. Рот Мо Сюаньюя на нём тёплый и нежный, и хотя он не может принять Цзян Чэна целиком, он предпринимает отважную попытку – и это вполне понятно, поскольку Цзян Чэн уверен, что мало кому удалось бы справиться на его месте. Он наблюдает, как парень тихо хнычет, потирая бёдра друг о друга в стремлении облегчить собственное возбуждение. Прервавшись, Мо Сюаньюй стекает на пол и устраивается между ног Цзян Чэна, возвращаясь к его члену, целуя его, облизывая и стараясь вместить как можно глубже в себя. Ладонь Цзян Чэна мягко нажимает на его голову, когда он неглубоко толкается бёдрами вверх навстречу ему. Люди ходят по залу, слуги разносят чай и закуски, и всё же всё, на чём Цзян Чэн может сосредоточить своё внимание, – это мягкое влажное тепло рта Мо Сюаньюя на его члене, то, как он обводит кончиком языка венки и вершинку, то, как он смотрит на Цзян Чэна своими большими, исполненными блаженства глазами, которые Цзян Чэн начинает находить неукротимо привлекательными. – Хочешь кончить? – ласково спрашивает его Цзян Чэн. Мо Сюаньюй лихорадочно кивает, насколько у него получается с членом во рту, и Цзян Чэн мычит, скользя ногой между его бёдер, чтобы молодой человек мог потереться и найти своё освобождение – и это не занимает много времени: вскоре его ресницы трепещут, когда он прикрывает глаза и стонет вокруг члена Цзян Чэна. И это заставляет его тоже прийти к финишу, крепко держась за голову парня и проливаясь в его рот. К его удивлению, Мо Сюаньюй глотает всё, после чего вытирает рот тыльной стороной ладони, откидывается назад, садясь на ноги, и смотрит на него. Ища одобрения. – Хороший мальчик, – мягко говорит Цзян Чэн, обхватывает его щеку одной ладонью и привлекая его в поцелуй. Мо Сюаньюй тихо стонет между их губ и улыбается. На самом деле, никто не должен был удивляться, когда месяц спустя они пришли на конференцию, проводимую на Пристани Лотоса, и увидели Цзян Чэна на троне с Мо Сюаньюем, полураздетым и сидящим на члене лидера секты Цзян.