***
Утро Витторио Ринальди, будь то понедельник или суббота, всегда проходило строго в определенном порядке. Сначала спортивные упражнения, потом душ и завтрак, который обязательно должен включать в себя чашечку (а то и две: лишним не будет) терпкого кофе. Это утро ничем не отличалось от других. Однако Витторио чувствовал себя... Странно? Пожалуй, это самое подходящее слово. Как будто что-то изменилось, но, сколько бы он ни вглядывался в окружающие предметы, ничего необычного найти не мог. То ли ему не хватало внимательности, то ли началась необъяснимая паранойя, то ли он просто взял не ту кружку, и теперь казалось, что все идет по наклонной. И все же здесь было что-то не так. Витторио долго не мог понять, в чем дело, пока, по обыкновению заваривая себе кофе, не обернулся к окну и не заметил чужую машину около своего дома. Поправочка: не чужую, а машину своей дочери, которую они с Джулией подарили ей на совершеннолетие. Машину дочери, которая давно их не навещала. И в этом – он, конечно, знал – была их с женой вина. И они жили с этой виной в сердце. На кухню в синих тапочках прошлепала сонная Джулия. Она зевала на ходу и куталась в махровый халат, в попытках согреться. Ее темные кудри были собраны в неаккуратный пучок. – Джулия, – сдержанно позвал Витторио. – Дорогая. – Да? – отозвалась она. – Антуанетта приехала. В душе у Виттрио творился балаган – руки непроизвольно затряслись, из-за чего чашка дрогнула, слегка стукнув по блюдцу. Почему она вдруг приехала? – Что? Это же не?.. – Джулия тоже заметила за окном машину. Она выбежала в коридор и, обнаружив на вешалке пальто, которое раньше там не наблюдалось, в изумлении прикрыла рот ладонью. – О Господи! – Джулия, подожди!.. – окликнул ее муж, когда она стала подниматься по лестнице. Однако Джулия не остановилась. Она проскочила на второй этаж в обычно пустующую комнату. Сегодня эта комната не выглядела одинокой: на столе небрежно лежала сумка, телефон, ключи и другая мелочь, которая добавляла этому дому оживленности. Антуанетта укуталась в красный плед, чуть ли не свернувшись калачиком, и мирно посапывала на кровати. Должно быть, она замерзла под такой тонкой тканью. – Витторио, не могу поверить!.. – воскликнула женщина и тут же понизила голос, чтобы не разбудить дочь. – Она действительно здесь... На глазах женщины застыли слезы. Витторио, вслед за женой поднявшийся на второй этаж, в порыве эмоций вышел из комнаты. Он всегда пытался казаться холодным, даже тогда, когда это было неуместно. Но не сегодня. Уж точно не сегодня. Он вернулся с одеялом в руках и вместе с женой накрыл им дочь. Прямо как в те времена, когда Антуанетта была еще совсем ребенком.***
Антуанетта всю ночь мерзла под тонким пледом, но, проснувшись, поняла, что ей тепло. Кто-то укрыл ее одеялом. Антуанетта резко вскочила с кровати и подбежала к столу. Нужно было срочно узнать время. «Сколько? – удивилась девушка, а потом рассердилась на саму себя. – Конечно, дурочка, ты проспала все будильники!» Антуанетта прошмыгнула в ванную, нервно оглядываясь по сторонам, боясь столкнуться с родителями. Умылась, рассчесалась, на скорую руку нанесла макияж и, захватив все свои вещи, поспешила вниз по лестнице. Чтобы поскорее уйти. «Или сбежать», – призналась себе Антуанетта. Раз. Ступенька. Глупо надеяться, что они ее не заметили. Два. Ступенька. Но она все равно надеялась. Три. Четыре. И понимала, что незаметно ускользнуть не получится. Пять. Шесть. Не стоило сюда приезжать. Семь. И восемь... Девушка остановилась на середине лестницы. Снизу на нее смотрела женщина. Такая знакомая и незнакомая одновременно, близкая и далекая. Женщина, которую так хотелось обнять и назвать мамой. Но той женщины из прошлого больше не существовала. – Останешься на завтрак? – неловко спросила Джулия, переминаясь с ноги на ногу. – Я делаю прекрасный кофе, – напомнил Витторио, выглянув из-за двери, ведущей на кухню. – У меня нет времени. Свои планы, – отмахнулась Антуанетта. Джулия опустила печальный взгляд в пол. Она не стала спрашивать, почему Антуанетта приехала. Не стала, потому что боялась узнать ответ. – Тогда, может, тебе положить завтрак с собой? А то в дорогу и на голодный желудок... Антуанетта хотела вежливо отказаться. Сказать, что не стоит так заморачиваться и что ей не нужна их забота. Но ее будто схватила за горло чья-то цепкая рука, мешающая вытолкнуть из себя хоть слово. Она какое-то время молчала, широко распахнутыми глазами уставившись на родителей. И вдруг выдавила из себя совершенно неожиданные слова: – Я не останусь, потому что мне некомфортно. На минуту горло вновь сжала эта невидимая рука, провела своими когтями. Антуанетта через силу продолжила: – Да, знаете, мне некомфортно. Я приехала сюда не потому что хотела вас увидеть или что-то в этом роде, – она увидела, как исказились лица родителей, и голос ее задрожал. – Я просто... попала в ДТП. Было уже поздно. А возвращаться далеко и... – девушка одернула себя, когда поняла, что начинает оправдываться. – И это не имеет значения. И тут Антуанетта поняла, что соврала. Нет, конечно, в ее словах была доля правды. Ей некомфортно с ними? Да, это так. Но говорить, что ей безразлично?.. Нет, это было неправильно. Для нее самой. Потому что ей было так чертовски небезразлично, что она так долго боялась сюда приехать. Она боялась того, что не сможет ничего толком объяснить. Вновь случайно заденет других, что она, собственно, уже успела сделать. И она боялась, что, в конце концов, не выдержит, эмоции обрушатся на нее сильным ливнем, как тот, под который она попала вчера, и она разрыдается у всех на глазах. И она была права. Потому что именно это и произошло. Антуанетта тихо всхлипнула. Ей вдруг захотелось сбежать на край света, но она лишь присела на ступеньки и продолжила плакать, зарываясь лицом в ладони и прикрываясь волосами. – Ох, милая моя, мне так жаль, – Витторио опустился рядом с дочерью. – Я знаю, что это эгоистично, но, пожалуйста, поговори с нами. Просто скажи, как мы можем это, – он развел руками в абстрактном жесте, – исправить... – Может, уже поздно пытаться что-то сделать, – вкрадчиво начала Джулия. – Может, ты никогда нас и не простишь. Но нам бы хотелось, чтобы ты знала, что мы не пытаемся избавиться от этой вины. Она всегда будет с нами. Я просто хочу, чтобы ты стала чуточку счастливее. – Если тебе будет легче без нас... Хорошо, мы тебя отпустим. Если ты ненавидишь нас, не страшно. Мы это заслужили и... – Я ненавижу себя, пап, – поправила Антуанетта. – Ненавижу за то, что я не могу перестать любить вас. Несмотря на всю ту боль, что вы мне причинили, все это время я боялась задеть вас. Я так редко думаю о себе. И знаете, вы – этому причина. Неидеальная Антуанетта, которая так и не смогла стать великой скрипачкой. Той, кем вы хотели меня видеть. Я всегда думала лишь о том, чтобы не разочаровать вас. А что в итоге? Я никто. – Ты не никто, дорогая моя, – начал уверять ее Витторио. – Ты Антуанетта Ринальди. Моя дочь. И ты не должна быть музыкантом, если ты этого не хочешь. Мне стыдно, что мы так поздно это поняли. Это твоя жизнь, дорогая. Ты – это ты. – И ты – лучшее, что у нас есть, – подтвердила Джулия, вытирая текущие по щекам слезы. – Ты – наше солнце. Антуанетта лишь слабо улыбнулась родителям, словно показывая, что готова простить их. Или, по крайней мере, дать шанс заполучить это прощение. «Дожди зимой в Италии – нередкое явление, но и они ведь когда-то заканчиваются?» – подумала Антуанетта, прежде чем наконец обнять своих родных.