* * *
— Господин, не смею врать, но юный демон проявил себя лучше ваших ожиданий — хоть и сидел на коленях перед Кибудцуджи, но сверлить взглядом короля не постеснялся — А как вам мои старания? Смогла ли моя находка быть для вас полезна, как и всегда? — нагло, ещё и вытягивает ответ от господина. Когда Гёкко дрожаще пялиться на коллегу, завидуя? Нет. Никчему завидовать сумасшедшему. Ведь если Кокушибо-сама это дозволено, то переходить рамки другим считалось самоубийством. Первый высший был единственным, кто мог спрашивать, перечить, интересоваться, выражать мысли открыто рядом с королём. Никто другой не посмел бы даже помечтать на миг. Никто, до последних дней. — Господин — дрожаще, с ужасом в голосе — Если дозволите, я хочу бросить вызов третьей высшей луне — завершил Гёкко, всё ещё слегка сомневаясь в намерениях Ничего, никакого ответа. Будто он нуждался не со стороны господина, а самого новоизбранного демона. Господин промолчал, переведя взгляд на татуированного юношу, вопросительно взглянув, дождавшись его ответа, желая узнать хочет ли принять бессмысленную авантюру водяного демона. То, что важности не имеет, указывал усталый взгляд Кибудцуджи. Усталый, хоть и для вида. С непередаваемой тревожностью внутри. Чем он думает когда бросает вызов тому, кто смог уничтожить врага посильнее. Только одно — Гёкко уверен в своём опыте, нежели в силе юного демона. Это многое меняет, сильно повлияв на расположение должностей. Только одно не даёт покоя: Зачем же тогда пятый высший не бросил вызов прошлому демону занимавшего третье место? Когда Иошинори был сильнее, опытнее него. Смысл возлагать надежды на проведённые года поедания людей пред чистым талантом, тем, кто создан занимать своё место с рождения? — Я принимаю, господин — хоть и умом он не отличался, но Аказа был далеко не слеп. Только поступок его величества не дозволял мыслить ясно. Ему было интересно? Король спросил хочет ли его подчинённый того, не решив за него? С ним свёл счёт тот, кто и не взглянул бы на любого другого демона? Противоречиво, как и чувства третьего. Внутрь влилось странное ощущение, тепло, радость, гордость за себя, быстро сменившись тревожностью. Можно ли ему доверять? Чего именно добивается господин? Почему с ним обращаются так…хорошо? Не свойственно, лишено схожести само поведение. Разве чем-то он так отличается? Так ли уверен в нём король? Тишина померкла в крепости, как и сознание Кибудцуджи, быстро создав мысль. Важную. Его юный фаворит однозначно должен знать об умениях конкурента. — Токио, западная часть. — очередное задание не требующее обширного объяснения — Гёкко — следом, обращаясь к пятому — Заметай следы — выпучив глаза, выглядывая в самую душу — Обеих — резко, холодно, с явными нотами угрожения. Пятый высший покорно склоняет голову в разы ниже в знак принятия приказа. До того как вклинивается надоедливый приятель. — Мудзан-сама, вы это про меня? Какая честь! Будет приятно провести время с близким приятелем, искренне благодарен! Обещаю, не позволю ни Гёкко, ни себе ошибок. Вы же знаете, какой же я… — лишь одно движение от Накиме, что господин даже вслух не произнёс. И голова блондина уже лежит на ладони Кибудцуджи, в отличие от тела, что осталось на коленях. Через чур слащавая улыбка демона не сходит с лица, когда глаза начинают выражать удивлённость. Это бесит. Ужасно злит! В них не страх, а желание узнать причину поступка. Так не должно быть, несвойственно для существа, чья голова, да сама жизнь находится в руках его величества! — Свободны — сквозь зубы проговаривает, часто дыша, не отпуская голову с рук. И Накиме не действует. Знает, уверена чем закончится. Наказание, что бессмысленно против того, кто удовлетворяется этим.* * *
— Кагая — звучит по другому, теплее когда они наедине — Как с ней поступишь? Поставишь на место сестры? — Хашира никогда не бывает много — спокойно до ужаса, радостно до злости. Мерзко от того, кто готов использовать детей во «благо». — Она ребёнок. Растерянное дитя. — чувства не выражают всё то, что на лице. Максимально равнодушное выражение лица Аманэ создаёт образ человека, кому искренне плевать. Тот, кто спрашивает вежливости ради. Образ холодный, правильный, что постоянно требуется поддерживать при всех. Но такой ненавистный самой женщине, превратившись в привычку, при котором на лице не видны смятения души. Это как ложь. Огромная ложь! Только глаза врут, не врут чувства. — Кочо более умна и способна для своих лет. Таких девушек редко встретишь. Упускать её не следует. — Позволь хоть прийти в себя. Шинобу теперь сирота, одинокий ребёнок. — выдерживает паузу, не нарочно, дышать тяжело становится — Пойду к ней — оборачивается в полпути — Собрание перенесёшь — не спрашивает, больше звучит как приказ. — Поддержи её, пусть явиться в скором времени — Кагая знает, чем надавить — Упустим сейчас будем в огромной опасности. Дорогая, разве тебе не важны наши дети? — смягчив голос. Давит на неё, создавая иллюзию свободу выбора. Выбора, которого и никогда не существовало. Ей суждено оказаться среди хашира — что хвалёные лишь по силе. Как бы Аманэ не тянула, он чертовски прав. И пути назад нет.* * *
Удар. Ещё. И снова. Пустое битьё по чучелу не даёт никаких плодов. Он бездарность. Он слаб. Он ничтожен. Низок по сравнению с братом. Да какое там сравнение, даже и близко не стоит. Сенджуро Ренгоку осталось совсем немного. Пару таких тренировок и он наконец признается, что в душе давно опустил руки. Ведь столько времени терпел, не хотел расстраивать брата, который в отличие от отца искренне верил в его успех. Подбадривал, был уверен, вдохновлял больше чем кто-либо. Но он давно признал свою ничтожность. Младший Ренгоку ничего не умеет, кроме как хозяйничать по дому. — Давай ещё, у тебя получится! — глаза брата сверкают, улыбка блистает ярче солнца, а тон вдохновляет. Всё впустую! — Передохни, снова продолжим — останавливаться, видя тряску рук брата Бережно, даже слегка по-матерински проводит его к дому, гладя по волосам. С такой же нежностью, с тем же взглядом что и она. Хоть и дети в семействе Ренгоку в отца, но взгляд Кеджуро отличается. Особенно когда он в чём-то сильно уверен. К сожалению даже если пустая надежда. — Извини — звучит ломанно, жалко — Я не смогу как ты, не умею. Я слабый. — Не говори так никогда. Ты просто не раскрыл свой дар. Сенджуро, ты талантливее всех нас. Сильнее, лучше. И это точно знаю, ты станешь самый могучим мечником в истории! — Раскрывает глаза будто стреляя языками пламени прямо в сердце. И поражает цель, хоть и на долю секунды. Теплота, такой крохотный лучик начинает согревать грудь младшего Ренгоку. Всего на долю секунд ему кажется, нет, мальчика переполняет уверенность. Он знает что получится? Или как это объяснить? Не понимает, но душа колеблется от безнадёжных мыслей всем своим состоянием указывая на правоту слов брата. Словно его сердце атакует огромный ком эмоций. Непонятных, смешанных, что на лице изображается. — Да. Я попробую они-сан! — голос лишенный дрожи лишь радует — Буду стараться как могу, обещаю! Жестикулируя в доказательство, не осознавая того сам. Сейчас лишних слов не нужно, только тепло и поддержка. Физическая. Кеджуро раскрывает объятия ожидая младшего, сразу же прижав к себе. Радуется как дитя, чувствуя на спине и шее маленькие, но не менее слабые ручки ребёнка. — Я заберу у Кочо книгу отца, ты зайди в дом, наберись сил. Герой! — хлопает по спине с гордостью, будто Сенджуро горы свернул Поворачивается к воротам, направляясь, совершенно не думая о следах на одежде. Ему показалось, однозначно. Да, ведь руки брата во время тренировки были сухими. Только почему такое ощущение, будто что-то к нему прилипло — Кстати, Сенджуро ты же не забыл… — поворачивается, уже замолкнув. Младший Ренгоку в страхе смотрит на ладони. Глаза выпучены, словно о’ни увидел первый раз в жизни, а сам не может дышать, будто заморозили. Бежит к нему, сам же не менее встревоженный. С каждым шагом всё отчётливее видя пугающую картину. Прикасается к кистям, моментально убрав руки Они не горячи, руки словно пылают огнём. Раскалённые до пламени солнечным, но о следов магии и речи быть не может. Капилляры разорваны, ладони изрезаны, с глубоких ран хлещет медленный поток крови, будто охотник-новичёк переборщил с магией дыхания. А ни то, ни другое к Сенджуро не относится. К счастью это или к сожалению, ситуации менее аномальной не становится. — Что это значит? — дрожь возвращается не только в голос, но и тело — Я не смогу стать охотником? — не понятно по интонации. То ли он радуется, то ли печалит, то ли боится до ужаса. Выпученные глаза выражают лишь ужас, когда в тоне слышится доля надежды Кеджуро медленно обхватывает локти брата, всматриваясь тщательнее. — Беги домой, жди меня в комнате — и срывается с места с животной скоростью к западной части дома Выбивая плотно запертые сёдзи с ноги, яростно пытаясь найти бинты и прочие медикаменты для первой помощи среди личных охотничьих штучек. Торопиться, волнуется. Казалось бы, обычные царапины, да и братик мальчик крепкий, повреждения в тренировках не мало получал, а никогда нытьём не кончалось. Только положение другое, не свойственное даже для них — Ренгоку. — Чёрт! — руки путаются в обрывках не выкинутого старого хаори — Есть! — всё-таки сумев «откопать» нужное. Но радость находки в миг сменяется с ужасом от случившегося — криков младшего брата с другой части поместья и едкого запаха жаренной плоти.* * *
— Сенсей — брюнет клонится чуть ли не до земли, выставляя руки вперёд — Один из охотников, он… Про него говорят кое-что — колеблется, дрожит перед ним Пытается следить за каждым словом сказанным наставнику. Ни задеть, не вмешивать в беседу прошлое, кому соизволил довериться высший. — Говори — произноситься приказным тоном, но без толики гнева Его голос, спокойствие обнадёживает Кайгаку — Юный охотник про которого ходят разные слухи — пытается начать издалека, до усталых вздохов наставника — Говорят, что мальчик — потомок первородных охотников. — сразу же уловив взгляд первой тройки глаз. Не осмеливается произнести точное «ваш», ведь солнечный воин не оставил за собой ни жену, ни детей. — Где — хватает одного вопроса на ответ всей ситуации — Шибуя, господин. В последний раз часа десять назад он был там. До перемещения Накиме-самы — Накиме — представляет палец с уху, чуть склонившись вправо — Перемещай — достаточно лишь представить, и они оказываются в тёмном переулке шумного района — Введи — Кайгаку вскакивает с места, проводя кистью по пути, куда стоит свернуть Час, другой и новоизбранный демон уже теряет надежды на находку юного охотника. Будучи самим же истребителем знает многие уловки, места где можно залечь на дно, спрятаться, сколько остаться во время, до и после выполненной миссии. Даже по каким чертам поведения можно вычислить начало задания работы охотника. Понимает, что мальчик только начал миссию. Но его нигде нет. Будто слился с облаками, самим лёгким туманом, что окутал город. Нет, он не мог закончить миссию так быстро. В Шибуе живут далеко не глупые демоны. Хитрецы тесных частей страны умеют сливаться с людьми на высшем уровне. Даже если мальчуган и хашира, то никаким образом невозможно найти демона за день. Он всё ещё здесь, Кайгаку чует. Мята. Мальчик пах мятой! Тем, что чувствуется вблизи, но никак не проявляется наружу. Возможно он среди толпы, когда они шастают по темным улицам вынюхивая каждый угол. Он не собирается оповестить сенсея о примерном местонахождении наследника. После последнего «лишние слова никчему» что кончилось наказанием, предпочитает умалчивать рядом с ним, не торопясь верить в предположения. — Господин, вы куда? — всё же вздрагивает, видя как демон покидает скрытый округ, за долю секунд оказавшись на крыше здания — Где? — то же самое, но знающее уйму вопросов Кайгаку лезет за ним, присев чуть подальше, не рядом. Ведь не равны они — На северной части запах усилился, сенсей. Кажется посреди толпы. Позволите, пой… — останавливает, медленно подняв кисть, выпучив чуть глаза, указав одно — цель найдена. Он одет в широкую одежду, распустив волосы спокойно гуляет, совсем не привлекая внимания окружающих. Скрытый под большим капюшоном униформы. Но только люди вокруг не видят его истинного. Знак ли это или нет, но с первого раза взгляд Кокушибо притягивает этот паренёк. Чем? Неизвестно. Он чувствует, ощущает это на духовном уровне. Будто душа находит своё порождение, дитя. Смотрит сверху, а его редко промелькнувшие под одеждой глаза. Мятные, такие яркие. В то же время холодные, спокойные. Но и не лишены надежды, чистоты, доброты. Взгляд совсем не схож ни как у него самого — прямого предка. У наследника его глаза. Глаза, что наконец поднимают взгляд, встретившись с такими же тремя. Но никак не ужаснувшись, не выразив неприязнь. Удивлённость такая чистая. Теплота, такая глубокая. И он не отводит взгляд, задерживается, будто зная способы лечения душевных ран, проливая теплые ощущения в груди демона. Не нападает, не дрожит. Просто чует связь, что с чистой кровью завязана.