Может, я не тот?

      Лёша, сонный, встречает Сашу в аэропорту около часа ночи с субботы на воскресенье. Крепко обнимает и молча доносит его сумку до такси. И никто и слова не произносит, пока они едут домой. «Домой ли?» — спрашивает себя Саша, каждый раз когда сбегает к Донскому после ссор с Мишей. Переплетает пальцы с пальцами Ростова и уверенно решает для себя: «Да, домой».       Домой, потому что с Лёшей не страшно получить новые раны, которые на деле не такие-то новые. Что уж там, греха таить — Миша в Союзе с ума сходить так же начал. Постепенно, неспеша и всё по мелочам. Сегодня вот, например, замахнулся впервые. Извинился, правда, сразу же, как в себя пришел, но Александра коротнуло слишком сильно, и раны вскрылись. Сейчас он только смеётся сквозь слёзы: ещё немного, и товарищ Невский снова предателем станет.       Но Донской его ладонь крепче перехватывает и напоминает безмолвно, что товарищ Невский уже давно не товарищ, а Александр носит гордую фамилию Романов. И как-то спокойнее становится. Один раз пережили человека с красными глазами — и второй переживут смелее намного. «Домой», потому что Лёша умеет эти раны лечить. «Домой», потому что упорно накладывал швы все девяностые годы прошлого века.       Саша, конечно, потом свой пыл поубавляет, оправдывает Мишу невольно. И знает сам, что на одни и те же грабли наступает, а всё-таки ударяться, как будто бы стало приятно. Привык, видимо.       Саша дверь своим ключом открывает и сразу на кухню проходит, думает запоздало, что, наверное, зря Донского среди ночи разбудил своими звонками. Лёша спит наполовину, но покорно шагает следом и сам ставит чайник. Кажется, с девяностых в их отношениях и виде их общей квартиры ничего не изменилось. Сейчас сядут играть в карты, а ближе к утру заснут, перешептываясь. Только вот настенные часы встали ровно на полуночи и стул покосился. —Знаешь, — Саша складывает руки на столе и прячет в них мокрое лицо, глазами ища поддержки в сильной спине. — Мне кажется, я от него точно уйду.       Ростов смеётся беззлобно, но почему-то печально, кудрявой головой мотает и выдаёт хрипло: —Саш, какой раз ты это говоришь?       Но Саше не смешно, и Донской пугается, потому что не слышит даже намёка на улыбку в его голосе. —Сегодня...— Романов тянет гласные, как делает это, когда находится на грани слёз. — Сегодня точно уйду. И навсегда.       Лёша подскакивает к нему и почти падает на колени, отстраняет Александра от стола, в глаза пристально заглядывает и потряхивает несильно. Саша такой несчастный, помятый и потерянный, что у Донского весь сон, как рукой снимает. Что-то здесь не так. —Саш, Саша, что он сделал? — взгляд у Ростова бешеный и испытующий, кажется, что прямо сердце царапает, но Романов судорожно головой трясёт — говорить то ли не хочет, то ли не может. — Скажи мне, прошу тебя. Что он сделал с тобой, Саша?       Лёша пытается солёные дорожки с бледных щёк стирать, но у Александра, кажется, истерика начинается, и Алексею страшно и больно. А ещё очень мучает зуд в кулаках. Он Сашу опускает к себе на пол и обнимает за плечи, укачивая, как ребёнка, целует тёмные волны волос и мечтает никогда в жизни такого больше не видеть. —Скажи мне, скажи, ты же знаешь, — продолжает умолять Лёша и чувствует, что у самого дрожат руки. — Знаешь же, что я всегда за тебя. —Нет, не могу, — выдыхает Романов, цепляясь за чужие плечи. — Не могу сказать тебе. —Почему? — Донской размашисто гладит мягкие кудри, успокаивая уже их обоих. —Потому что ты убьёшь его.       Ростов останавливает мерные покачивания из стороны в сторону и резко вдыхает, переваривая услышанную информацию. Кристальную тишину разрезает свист чайника, и Лёша прикусывает щёку, чтобы не закричать от ярости и раздражения.       Саша перед ним виноватый и ещё более печальный, поэтому Донской берёт себя в руки, пару минут приходит в себя и встаёт, чтобы достать ромашковый чай — Сашин самый любимый. Он наконец выключает надрывающийся чайник и разливает кипяток по кружкам, Саше добавляет холодной воды, потому что знает, что он не любит горячий. —Пойдём спать или хочешь проветриться? Если второе, то на углу бар открыли, можем заглянуть, — ненавязчиво меняет тему Лёша, оставляя эту ситуацию для обоих на потом, когда будут готовы к разговору. — Но, честно, я с ног валюсь. —Я тоже, — кивает Романов, отпивая из своей кружки и незаметно вытирает глаза. — Предлагаю добросовестно пролениться до обеда, а потом уже устроить променад. —Звучит, как гениальный план, мой император, — лукаво улыбается Донской и шутливо кланяется.

***

      Лёша слушает размеренное дыхание Саши и наблюдает за тем, как лучик солнца играется на его лице. Он знает, что ещё очень рано, а ещё он знает, что сегодня четверг — ненавистный день недели. Саша всегда уезжает в четверг. Потому что в пятницу к нему приезжает Миша.       Но крохотная надежда теплится в сердце Донского не просто так — Романов сказал «навсегда», почти дал обещание, и Лёша свято верит, что это правда. Он разглядывает Александра в своей футболке и позволяет себе представить, что просыпается так каждое утро на протяжении всей недели. Представляет, что Саша больше не будит его звонками среди ночи и не плачет на полу кухни.       Ростов целует его мягко, вкладывая всю недосказанную нежность в поцелуй и слепо надеется — может быть, сегодня ему повезёт.       Саша щурит глаза и хитро улыбается в поцелуй, запускает пальцы в кудри и с удовольствием их перебирает. —Доброе утро, значит? — спрашивает он, приподнимаясь на локте и устраиваясь удобнее на груди Лёши. — Который час? —Около восьми? — наугад пробует Донской, оставляя руки на тонкой талии. — А какая разница? —Никакой, — соглашается Саша, и Алексей уже с размахом празднует победу.       Вечером Романов надевает пальто и первый тянется обнять Донского. Тот крепко хватается за него, не желая отпускать, утыкается в тонкое плечо и чувствует руку в своих волосах, ласково поглаживающую кудряшки. —Я люблю тебя, — сдавленно выдыхает Лёша и прикрывает глаза, напоследок наслаждаясь полюбившимся запахом. —И я тебя, — зачем-то возвращает ответ Саша, тушуясь от того, как отчаянно звучит голос Ростова. — Ну что ты, Лёшенька, что ты...       Спустя пару минут они выпускают друг друга из объятий, и Романов оставляет на губах Донского осторожный, целомудренный поцелуй. Лёша закрывает за ним дверь и прислоняется головой к её поверхности, вздыхая.       Ростов знает: всё повторится снова.